Спаситель

Что ни делается, всё к лучшему. Любые перемены ведут к чему-то хорошему. Не сразу, но ведут. Только некоторые личности никак не хотят в это верить. Например, Никита Киоссе, который был сильно расстроен. Что может быть хорошего в том, что произошло? Шатен знал, что такое заявление Свята никак на него не повлияет, ибо его чувства затухают очень-очень медленно. Если быть честным, его привязанности редко когда оставляют. Святослав понял, что многое совершил не так. Пересмотрел своё поведение, как говорится. Не в его пользу, конечно. Неприятно осознавать, что в коем-то веке он поступил неправильно (он часто так поступал, только никогда этого не признавал). Понял, что в сердце загорелся какой-то огонёк, которого не было даже тогда, когда нравилась Маша. Понял, что чувство к девушке — влюблённость…а вот к этому мальчишке что-то такое, что сильнее влюблённости. Только лучше от этих раздумий не стало. Наоборот. Теперь он больше переживал и ломал голову над тем, как извиниться, возобновить хотя бы дружеские отношения. Казалось, что невозможно. Только нужно всегда помнить, что нет ничего невозможно. И да, Степанов не знал, что Никита по доброте душевной всё прощает…абсолютно всё… Спустя несколько туров всё стало ещё хуже. Не наладилось. Внутри группы напряжение. Работается тяжело, что каждый раз отмечает Лазарев. Константин Черкас, Никита Киоссе, Святослав Степанов — лазаревская тройка, которой на проекте считали сильнейшей хотя бы потому что все трое смотрелись гармонично между собой. Как бы вежливее сказать, что один из них был лишний? Никита, живя в одной комнате с Владом, с каждым днём ненавидел его всё больше и больше. Рамм и Степанов много времени проводили вместе, что Никита очень трудно переживал. Почему люди, которых он ненавидит, общаются с теми, кого он любит? Это неправильно, перестаньте. Голубоглазый жил на первом этаже, поэтому какому-то неизвестному поклоннику было проще радовать свой объект обожания. Практически каждое утро Свят видел на своём окне коротенькие записки практически одного и того же содержания: «Свят, доброе утро :)» или «Уже проснулся? Хорошего дня!». По простоте душевной блондин принимал это всё за ухаживания Никиты, от чего сначала злился, а потом искренне радовался. Однажды, перед выступлением «Твой или ничей» состоялся разговор с Раммом. От высокого шатена блондин уже ничего почти не скрывал. Рассказал про разборки с Киоссе, о своей влюблённости. В общем всё, что вообще касалось Никиты, который даже не подозревал, что его соперник в борьбе за Свята знает о нём столько. Теперь же рассказывал об ином. — Через несколько часов репетиция, а я только об одном думаю… Мне может стоит с ним помириться? — спросил Святослав, шаркая ногами по сухому песку. Они с Владом почти каждый день устраивали такие душевные прогулки, которые Киоссе мог наблюдать из окна. У него была сильная антипатия к Рамму, но когда тот находился в комнате с ним и Шалимовым, было спокойнее. — Для чего? Ты уверен, что вообще что-то будет дальше? Это проект. Не то место, где нужно устраивать эти ванильные истории, понимаешь? Если он к тебе даже не тянется, то смысл? — это было чистой правдой. Если узнают ребята, главный режиссёр и продюсер, то им обоим грозит дисквалификация. И Никита…он старался выглядеть на людях спокойным, чтобы не давать повода о нём вообще думать и разговаривать. Он был спокоен при ребятах, но так неспокойно ему было внутри. Он оставил Свята, не общался, как тот и просил, но терпение понемногу изживало себя. Он уже придумал, что будет делать дальше. — Записки утром от него же, — сказал светловолосый и глуповато улыбнулся. Свят и до этого рассказывал, что какой-то неизвестный подкидывал ему записки утром. Иногда даже под подушкой находил. — С чего ты взял, что это от него? — реплика Свята привела Рамма почти в бешенство, ведь записки он так старательно писал и клал на окно или под подушку голубоглазого. — Может какая-нибудь девушка из съёмочной группы? — сказа он уже спокойнее, чтобы снять подозрение. — Сомневаюсь. Я уверен, что это он… Хм, — Святослав задумался. Тогда точно нужно будет почти и поговорить. Спокойно. Без напора, как это было в прошлый раз. Нужно, чтобы решала голова Киоссе, а не его тело и инстинкты. В комнате Никиты кроме него самого никого не было. Тёма съехал, поскольку не прошёл дальше третьего тура, и он жил только с Владом, который гулял со Святом. Никита так думал. По сути так и было, только распрощались Свят и Влад ещё полчаса назад. Теперь же Свят медленно шёл к комнате Никиты, всё же решившись поговорить. Длинный и серьёзный разговор намечается? Посмотрим. Короткий стук в дверь, от которого Никита подпрыгнул прямо на кровати. Он лежал, отдыхал перед репетицией, которая пройдёт через три часа. А завтра выступление, и ему понадобится уйма сил, чтобы быть на сцене просто великолепным.  — Открыто, — отвечает Киоссе и садится. Всё-таки людей принимать стоит принимать достойно. И плевать, что тут все в лагере почти как братья. Даже в трусах перед соперниками не стрёмно выйти. Голубоглазый робко зашёл, что на него совсем не походило. Все уже привыкли, что темперамент у этого парня очень странный и переменчивый. То взрывной и дерзкий, то дружелюбный и спокойный. Его редко, кто мог понять, потому что поведение всегда такое, что никто не ожидает. Шатен посмотрел на вошедшего человека и вздрогнул. Ждал встречи наедине и одновременно её боялся. Не знал, зачем пришёл блондин, но ужасно этому обрадовался, а через несколько секунд огорчился. Чёрт. Как всё неоднозначно. — Издеваться пришёл? — дрогнувший голос с кровати. Страшно сейчас разговаривать. Что же делать? Свят всячески старался прятать глаза. Стыдно сейчас признавать то, над чем так смеялся над кареглазым. Истинные чувства не затаишь. А Степанов и не хотел. Может Никита его простит? Может смогут стать по-настоящему счастливыми? — Нет, — из уст голубоглазого вышел короткий ответ. А дальше не знал, с чего начать. Внутри всё дрожало. Слова не шли. Страшно быть отвергнутым, страшно потом страдать от этого. — Что же тебе надо? — Никита внешне был совсем равнодушным. Хотя бы сейчас должен не казаться слабаком. Хотя бы сейчас быть настоящим мужчиной. А внутри трепетал. Старался изо всех сил сдержать улыбку идиотскую, которую вызвал вошедший парень. — Извиниться могу? Сейчас вообще бред будет, но верь мне, ладно? — и голубые глаза встречаются с карими. Без слов ясно, что голубые глаза не врут и просят о спасении. Не одному Никите живётся трудно, Свят тоже бывает не спит ночами и переживает. — Ты разбудил во мне бурю чувств. Раньше такого не было. Я не знаю, можно ли такое вообще называть любовью, но я верю в любую любовь. Знаешь, сейчас даже не важно, что ты парень. Ахах, развёл ваниль. Я не умею красиво говорить, если ты не понял. Но…веришь? За почти месяц молчания Никита стал совсем красавцем. Повзрослел, одним словом. Чёлка длиннее, черты лица яснее и глаза выразительнее. Свят сидел на кровати Рамма и любовался Киоссе, у которого внутри ураган, цунами, смерч и торнадо. Никита верил и всё прощал. — Боже, Свят, — мальчик бросился в объятия блондина, который тоже сейчас был поражён реакцией любимого. — Значит, теперь у нас всё хорошо? — Да, — тихий шёпот в ухо красивого парня, который так крепко сейчас держался за блондина. Как утопающий за соломинку. Как будто живёт последний день. — Просто прости меня. Никита верил, но до конца не осознавал своего счастья. Не верил, что это с ним происходит. Голову вскружил этот парень с голубыми глазами за две минуты. И теперь счастливый сидит у него на коленях и целует. Не верит в происходящее, но чётко это ощущает. Ощущает, как дрожат тела у обоих. Чувствует, как напрягается тело блондина, когда он проходится языком по его дёснам. Мальчик невинный и всё так ново для него, когда Свят нависает над ним. Глаза в испуге бегают из угла в угол и успокаиваются только тогда, когда они встречаются с глазами цвета неба (или моря), и их обладатель улыбается. Свят заведён. Теперь эту машину ничто не остановит. Остановит только хорошая разрядка… и она в лице кареглазого паренька лежала прямо перед ним. И всё так заманчиво красиво. Никита не хотел. Это прекрасно, что снова мир, но почему так скоро? А вдруг Свят пришёл мириться только ради этого? Эта нудная мысль засела глубоко в голове и никак не хотела так просто отступать. — Свят, репетиция через два часа. Охх… Чёрт… Всё бы хорошо, но пошли готовиться? Вся ночь впереди, — тихий-тихий шёпот вперемежку со вздохами на ухо, от которого сам мальчишка краснеет. Степанов смотрит и умиляется красным щекам Киоссе. Как чертовски соблазнительно краснеет. Сейчас бы просто сорвать одежду с шатена и отжарить. Возможно мягко и нежно, только в голове было совсем иное. Сложилась привычная картинка о том, что всё должно быть бешено и энергично. Упоминание о ночи заставило и блондина краснеть. Слышит и краснеет. О, привет, фантазия, которая далеко никогда и не уходит. — Раз ты так открыто намекаешь, то ладно, — ухмыльнулся блондин и ещё раз рукой прошёлся по бедру Никиты, создавая электрические дорожки, заставляя того трепетать как осиновый лист. Говорит и не делает. Согласился ждать, но не отстраняется. Сейчас бы просто получать удовольствие и восхищаться красотой мальчика, но обстоятельства. — Что мы будем делать целых два часа? Придумывай, или я просто сорвусь. Боже, Никита, что ты делаешь со мной? — многозначительные фразы, от которых и так понятно, что Свят готов к близости. Прямо сейчас бы. Никита от одного его полушёпота возбуждающего завёлся ни на шутку. Хочет, но боится. Вопреки своему разуму и в радость подсознанию хотел бы отдаться в руки, которые хочет считать вечность родными. — Я…Просто… Хочу… Быть… Твоим… Всегда… Рядом… Пожалуйста… — шатен еле-еле дышал, говоря с придыханиями, которые просто бурлили кровь в голубоглазом красавце. Трудно вот так сейчас держаться, упираясь руками в кровать, и не смотреть на кареглазую любовь, которая раздвинула ноги и лежит, полумёртвая. Никита сейчас обворожительный. Просто волшебный. Рука движется к заветному месту, и уже хочется просто наплевать на репетицию. Долгое время обоим не было так хорошо и душевно, и физически. Массирует орган, и мысли просто покидают головы обоих. Свят почти смеётся, когда видит, что Никита от удовольствия закатывает глаза, томно мыча. И почему он не видел, что этот мальчик самый лучший из тех, что тут есть? Нет, неправильно. Самый лучший среди всех. Самый. Лучший. Никите страшно, что это может произойти и сейчас. И страшно приятно от движений блондина. Такое с шатеном впервые. Впервые приятно от всего человека: приятно, как он смотрит, приятно, как он разговаривает, приятно, как он целует всё тело. И хотел бы он сейчас оттолкнуть, но снова слаб. Слаб этими моментами. По своей натуре всегда слаб на ощущения и эмоции. Если ему хорошо, то он не станет от этого отказываться. Пусть потом стыдно…но на это же плевать, он сможет себя потом оправдать перед своей грозной совестью, которая уходить не вовремя. — Свят, если мы это не сделаем, я умру, — зря сказал это мальчик, потому что получилось очень эротично. Настолько, что Степанову голову почти снесло. Настолько красиво и мелодично шепчет Никита, что Святу одного вида его достаточно, чтобы завестись. Обычно блондина заводили очень долго и намеренно, зато сейчас…с пол оборота. — Я предупреждал… И будь я полным похуистом, то всё бы случилось прямо сейчас… Но всё потом, — ответил голубоглазый и, оставив лёгкий поцелуй на ярко-красных губах шатена, ушёл. Успокаиваться. Снова в равновесие. Чтобы правда не натворить дел, за которые потом может стать ужасно стыдно. Даже перед самим собой. За пять минут до ухода голубоглазого Влад хотел войти в комнату, чтобы переодеться перед репетицией, но услышал какие-то тихие звуки, вызывавшие интерес, пробирающие до костей. Маленькая щель, и всё видно. Рамм увидел то, чего боялся увидеть больше всего. Такое ужасное чувство закипело внутри. Ревность. Рад был бы сейчас сломать хребет Никите и оказаться на его месте. — Блять… Ну молодцы… Ещё и на моей кровати… Пиздец! — материл высокий шатен всё, на чём свет стоит, когда вышел обратно на улицу. Сел на скамейку, которая стояла около подъезда корпуса. Через некоторое время вышел угрюмый Свят, смотрящий себе только под ноги. Влад не знал, радоваться ему или огорчаться тому, что его любимый огорчён. Решил, что будет радоваться за себя. «Значит, не поебались», — первая мысль в голове, от чего Влад расплылся в довольной ухмылке. Чёрт, только бы Киоссе слез с его кровати. Бесит. Сука. — Гондоны есть? — вместо лёгкого приветствия или улыбки прозвучал вопрос. Свят хотел хорошо подготовиться к вечеру. — Нет, — соврал Рамм, хотя на самом деле они при нём были всегда. Злится, поэтому вредничает. — Жаль, — ни тени улыбки на красивом лице голубоглазого. — Знал, что нас до пятницы домой отдыхать отпустят? Не знал, поэтому говорю: нас до пятницы домой отдыхать отпустят, — сказал Владислав, засмеявшись. Приятно, когда делится такими радостными новостями. Печален только тот факт, что все эти три дня Степанов проведёт не с ним. — Пиз… Здорово, — голубые глаза сразу запылали радостью. В голове строился чёткий план, как они с Никитой проведут эти дни. Не важно, что сейчас его друг сидит и ипрожигает ревнивым взглядом. Он просто этого не замечает. Пишет двоюродному брату, чтобы свалил с квартиры. Такие планы никто сорвать не должен. — Когда? После репетиции? — Да, — коротко ответил Влад и пошёл гулять по территории в одиночестве. Может быть…тоже найти парня на этот короткий срок выходных? Или девушка по вызову? Странно, но этого всего не хотелось. Хотелось хотя бы просто напросто сидеть и смотреть на голубоглазого парня, любуясь его красотой. Никита еле-еле отошёл. Слишком горячо внутри и снаружи. Встал и перелёг на свою кровать. Теперь лежит и улыбается как дурачок…совсем по-детски. Теперь, кажется, всё и правда будет хорошо. Свят влетел в комнату светящийся как солнце. Хочет обрадовать Никиту планом. — Солнышко, у меня отличные новости. После репетиции нас на три дня отпустят домой, и-и-и-и у меня есть план, — светловолосый коварно улыбнулся, садясь на кровать к Киоссе, который снова улыбался, поскольку объект его мыслей снова был рядом. Снова сказка. Снова безумие. — Просветишь? — на улыбке отвечает кареглазый, заползая рукой под белоснежную рубашку голубоглазого и поглаживая кожу. — Категорически не советую этого делать, Никит. Пошлю свою порядочность и отымею прямо здесь, — блондин наклонился к Никите. Ближе к губам. Ещё ближе. За три недели бездействия всё компенсировать, чтобы было не обидно, что столько времени жили рядом и не чувствовали друг друга. Не грелись теплом, которым сейчас наслаждались. Так уютно в обществе друг друга. — Вот так грубо? Милого и невинного мальчика? За час до репетиции? Свят, ты страшно опасен, — милая улыбка, и позволяет себя поцеловать. Такие небесные ощущения после стольких дней безразличия просто провоцируют на более дерзкие поступки, которые потом могут дойти до вылета из шоу. — Милого и невинного? Это не милый и невинный мальчик меня соблазнял, да? Плевать, сколько до репетиции, время ничего не значит, — тихо выдохнул он, смотря грустным взглядом в окно. Не терпится. Ждёт вечера. Так хочет ведь, но сейчас не может. — Пойду переодеваться, встретимся на репетиции, — тихо заканчивает он, даже не поцеловав меня перед уходом. Дверь захлопывается, и Никита в растерянности. Нужно время, чтобы привыкнуть к такому человеку-настроению. Никогда не любил шатен таких людей, но Святу всё мог простить. Короткий промежуток времени, и они встретились. Репетиция идёт легче, когда они не в ссоре. Лазарев хвалит обоих, говоря, что всё идёт, как надо. Только потом в блондине лень просыпается. — Ребятки, сделай, пожалуйста, номер. Точно так же, как вы это сейчас делали, — психует Лазарев, хлопая в ладоши и высказывая всё Алану. — Это твой коллектив, ты их чувствуешь, — отвечает режиссёр и уходит. Все надеются, что он не за Меладзе пошёл, чтобы жаловаться. Часа через два мы всё же оставили Серёжу довольным и отправились отдыхать. — Ребят, вы сейчас куда? — спросил Костя, когда мы вышли на улицу. Воздух такой свежий и чистый. Прекрасно, что мы в лагере, а не в городе. Сейчас бы гулять ночь напролёт… Но планы, которые намного интереснее, нужно исполнять…дела любят, когда их доводят до конца. Черкас тоже обрадовался тому, что всех отпускают отдохнуть, но сам остаётся здесь. Все уезжают, а он остаётся. Почти в одиночестве. Изо всех сил старался ребят уговорить, чтобы они остались с ним…но у ребят дела. Никита знал, что Косте просто некуда ехать, в Москве у него нет родных, друзей или даже знакомых. — Мы по домам, — ответил Свят и виновато улыбнулся. Ему бы в театральный. Сейчас Никита смотрит на него с детской улыбкой, пожирая глазами, которые в темноте блестят. Хорошо, что сейчас уже вечер, этого никто не заметит. Влад был уже в комнате, когда Никита влетел весь радостный, готовый собирать рюкзак, чтобы поскорее поехать со Святом. Так легко втянуть мальчика в какую-то авантюру. Без лишних мыслей собирался, пока голубоглазый стоял в коридоре, ожидая своего любимого. Сейчас не хотелось идти и разговаривать с Владом, который так бы хотел в этот момент повернуться и взглянуть в этот омут голубого цвета, снова будто утонуть. Но нет. Не его парень. Или всё-таки стоит биться за своё счастье? Рамму часто думалось о жене. Возникает желание уйти от неё. Во-первых, будет мешать карьере. Во-вторых, теперь он любит Степанова. Уверен, что любит. Никто таких чувств не вызывал до него. Таким образом мы понимаем, что перед Святом никто устоять не может. Ни парни, ни девушки. Может быть и к лучшему, что он этого не знает? С таким характером парни обычно пользуются своим превосходством перед другими. Мы блондина немного переоцениваем наверное. Не такая он скотина, каким часто кажется. Одиннадцать вечера. Едут в пустом метро. Только одни в вагоне. Нарочно сидят на разных скамейках напротив друг друга, играя в странную только им известную игру глазами. Контакт огня и воды, который закончится торнадо. Сейчас терпение — самое важное. Снова заведены друг другом. Снова сильно хочется. И что-то тянет внизу живота, в дальнейшем перерастая в сильное возбуждение. Следующая их. Сейчас бы встать около дверей. И сразу прилипнуть к друг другу. На всякий случай делая вид, что просто друзья… Вдруг, кто увидит. В будущем звёзды, а компроматы на них могут и сейчас собрать. В прочем, на всё это обоим далеко плевать. Скорее бы добраться до заветной квартиры, в которую они едут уже около часа. Ещё пешком около получаса. Не хочется ехать в душном автобусе. Хотя…какая духота, когда каждый третий в такое время спит? — Я устал уже, чёрт, — выдохнул Никита, когда они ехали на эскалаторе, запустив руку в густую шевелюру, чем вызвал усмешку на розовых губах блондина. Любил Свят фразы шатена, на которые можно было пошло и дерзко ответить. — Главное, чтобы силы для самого главного остались, — голубоглазый пихнул бедром бедро Никиты, и тот этого не ожидал. Кареглазый встал на две ступени ниже. От греха подальше, чтобы не хотеть сильно прямо здесь. Очень выгодно стоять ниже обладателя офигенной задницы. Что он делает сейчас? Безбожно пялится на костлявую пятую точку Свята, который этого даже не подозревает. Мальчик гуляет карими глазами по всему телу блондина, не находя ни одного изъяна. Просто идеальный. Идеально красив. Всё чётко и органично. «Господи, я прямо здесь его сейчас трахну», — думал Никита и краснел. Совесть ещё не заснула в мальчике, поэтому строго контролировала и отбрасывала все пошлые мысли и те, которые шли к этому. Но всё без толку. Голова была забита лишь фантазиями. Фантазии у девственников всегда хватает, чтобы представить, а совести, чтобы принять реальность — нет. — Значит, тогда на автобусе, раз ты устал? — спросил спокойно Свят, а внутри всё трепетало от ожидания. Ещё полчаса или даже меньше, и всё будет прекрасно. Странно, что внешне сохранял полное спокойствие. Как бы не так. Он всё переживал это внутри. Тайфуном накрывало, и сердце бешено стучать начинало, стоило ему лишь посмотреть на стройные ноги Никиты, когда тот шёл впереди него, спеша как можно быстрее доехать до места, где живёт Свят. Догадывался, не дурак, что едут к нему. Только вот сам блондин упорно молчал и не желал раскрывать тайну. Шатену только оставалось надеяться, что дома кроме них никого не будет и…что стены там крепкие. От одной мысли, что они ехали трахаться, становилось стыдно. Непристойно. Вот так просто? Никита хотел романтики, а тело томилось в желании. Будто отдельно от тела существовал. Казалось, что никогда уже этот чёртов автобус не приедет, и он вечность будет стоять и вглядываться в силуэт парня, которого успел полюбить. Но приехал. И снова почти наедине. Только водитель изредка посматривал на пассажиров, которые сидели почти в конце. Два парня, тесно прижавшиеся друг к другу. Свят водит рукой по ноге Никиты, и мальчишка всё чаще и чаще выдыхает. Бедный. Мучается. Трудно терпеть, когда тебя намеренно изводят. Свят и так понимал, что этот мальчик невинный. По нему видно. Глаза слишком скромно смотрят. И правду тогда говорил в комнате про то, что милый и невинный. Сильно милый и поистине невинный. Если бы Никите рассказали, что можно завестись от одного вида человека и хотеть его на протяжении нескольких часов, то он бы не поверил. Но сейчас это испытывал, от чего было одновременно и приятно, и невыносимо. Ночь, когда они не будут спать. Наслаждаться друг другом. Почти всю дорогу они молчали, только испепеляя взглядами. Около подъезда уже предвкушение приятного. Бегом по лестнице. Секунда. И в лифте всё начинается. Безумие, которое всё становится опаснее. Стараются не сорваться прямо тут. Так сильно это всё, что сейчас происходит. Что-то новое для обоих. Что-то нереальное. Свят просто вжимает мальчишку в стенку лифта. Чувствовать, чтобы только рядом. Губы в губы, и оба стонут в поцелуй. Так приятно прикоснуться к желаемому. Так приятно сделать то, о чём думаешь уже не первый час. Два обычных парня, которые благодаря друг другу стали особенными. И тут разговор о чистых чувствах, изначально скрывавшиеся. С трудом можно описать то, что происходит дальше, но пробуем? Двери открылись, их этаж. Степанов громко рыкнул. Прекратите мешать ему любить! Все факторы сегодня изо всех сил старались ему помешать осуществить то, что он думал сделать так давно. Дрожащими руками, изнемогая от нетерпения, Свят открывает дверь, возясь в замке, а Никита к нему липнет, чем только усугубляет всю нынешнюю ситуацию. Жарко, а когда Свят открывает дверь окончательно, то становится ещё жарче. Быстро одним рывком, не теряя ни минуты, закрывает дверь. Отстраниться от целого мира. Только вдвоём. Целых три дня вдвоём. Голубоглазый всё же проверил квартиру, осматривая и обнаружив, что никого нет. Стены крепкие. Никого нет. Зелёный свет. Вперёд. Киоссе нарочно не снял пальто. Пусть любимый сам его разденет. Тот, который из соседней комнаты идёт слишком медленно. Теперь оба не выпутаются из этого безумия, которое с каждой секундой завлекало всё больше и больше. Шаг за шагом, и мальчишка сгорает. Сейчас наплюёт на всё и станет как последняя проститутка просить… конечно страшно, но сейчас желание сильнее гораздо. И вот этот чёрт со светлыми волосами снова рядом. Прожигает взглядом. А потом захватывает ртом мочку уха кареглазого, опаляя горячим дыханием. Шатен тихо мычит. Как всё красиво происходит. Время будто остановилось. Никита не привык отставать. Нужно ответно отдавать удовольствие. Прелюдии — залог хорошего конца. Скидывает пальто с широких плеч голубоглазого, пока тот сильнее и сильнее прижимает к стене. Чисто физически невозможно, а хочет быть ближе…ещё…ближе. Голубоглазый целует шею, потераясь бёдрами о бёдра мальчишки. Вибрация, мурашки. Короткие спазмы, которые так приятны. Намеренно медлят. Свят не хотел быстро. Поцелуй страстный и развратный, от которого желание в миг ещё больше загорается…как спичка. Просто завести мальчика, который иногда отрывается губ и дышит, а потом как голодный сильнее прижимается. Всё красиво и до жути грязно. Вот так в коридоре. Об этом мальчик вообще не думал. Не думал, что пошло. Нет, истинные желания и чувства не могут быть пошлыми. Ник заводит руки под рубашку Свята, не смея извлекать ни одной пуговицы. Рано. Водит руками по мягкой и горячей коже, мучая соски и заводя Свята ещё больше. — Какой ты великолепный, — шепчет на ухо Свят, сразу же ставя засосы на шее мальчика. Неужели это теперь его мальчик? Такое счастье, если так. — Боже… Ничего не говори… Просто это так…сильно, — говорил Никита, глазами упираясь в потолок, когда Степанов его медленно раздевал. Секунда, и нет пальто. Ещё одна, и кроссовки оба скинули. Ведёт блондин милого в комнату, ни на миг не отстраняясь от него. Целуя так мягко и нежно, а потом покусывая губы. Ах…как жарко вокруг. Ещё жарче, когда Свят включает ночник, а потом снова вжимает мальчишку в стену. Тело, которое прижато, не сопротивляется. Так приятно. Целует шею Свята, всё изнемогая. Готов сейчас просто стонать от удовольствия. Так сейчас приятно. Приятней, чем когда-либо. Голубоглазый шумно выдыхает, руками массируя член Никиты. Снимает с шатена футболку, которая явно лишняя. Вскоре и сам избавляется от рубашки, которая мешала. Укладывает Кису на мягкую кровать, которая вскоре станет свидетелем этой прекрасной ночи. Кареглазый смотрит на Свята, в эти голубые глаза, которые от него совсем не отрываются. Целует грудь и смотрит. Спускается ниже и всё равно не отрывается. Как это запредельно. Никита глаза закатывает и мычит. Сейчас так прекрасно ему. Водит руками по сильному телу блондина и балдеет только от этого. Создаёт дороги на стройном теле, пока Степанов целует соски. Мучает, кусает, а потом извиняется и целует. Сильный контраст, от которого в штанах встаёт перпендикулярно полу. Напряжение внутри, которое так невыносимо. Но не скажет. — Как мешает твоя одежда, чёрт, — шипит Степанов, стягивая мягкую ткань со стройных ног, которые так манят всегда. Готов целовать их. Каждый сантиметр. Шаловливые пальчики шатена бродят по торсу, и опускаясь ниже. Туда. Щелчок молнии, и Святу стало свободнее. Руками Никита творит невероятное. Водит пальцами пианиста туда-сюда через ткань. Будто это предел. Степанов целует шею, ключицы, живот и спускается на бёдра лёгкой дорожкой, будоража всё. Никита трепещет. Ужасно хочется. Когда зубами блондин стягивает боксеры с Киоссе, тот благодарно мычит, почти стонет. У Свята кровь кипит от таких звуков из мальчика, который сейчас закатывает глаза от удовольствия. — Сними уже эти штаны…ррр, — говорит Никита, умоляет, когда голубоглазый губами касается головки. Широкая улыбка счастья. Так приятно и прекрасно. Всю бы жизнь так. — Смешной, — ухмыльнулся Степанов, но послушно стянул джинсы, доставая из них презерватив, который всё-таки нашёл. У Карякина. — Свят, я…ах…не могу больше….АААААААААААА! — кричит он, когда рот Свята снова забирает его орган в плен. «Готов», — думает Степанов и стягивает с себя всё оставшиеся бельё. Ещё раз проходится дорожкой поцелуев по животу Никиты, и тело откликается дрожь. Да. Прекрасно. — Ты точно уверен? Будет больно, — предупреждает Святослав шёпотом, закидывая ноги Киоссе себе на плечи. — Делай, всё, что хочешь, — душевная слабость, говорит еле слышно. Самое главное. Разработать. Надавливает на вход, и Никита жмурится. Больно. Совсем не так, как было в начале. Свят затягивает кареглазого в поцелуй и резко входит. Мальчишка кричит, сжимая одну руку Степанова, а другой беспощадно сжимая простыни. Медленный темп, от которого должен быстрее привыкнуть его Киса. Слёзы из глаз, которые рукой утирает светловолосый, мило улыбаясь Никите, которому сейчас хочется двух вещей: чтобы тяжесть внизу живота куда-то пропала, и чтобы боль исчезла. Толчок на всю длину, задевая простаты, и мальчик вскрикивает. Больно и приятно. Необычно. Такое точно впервые. Святослав двигается энергичнее и энергичнее, и шатен забывает боль. Стонет. Пошло и громко стонет на ухо голубоглазому, от чего у второго просто черти перед глазами. — Ещё! — кричит Никита, и сжимает плечи Свята до боли, которая не чувствуется. — Тише, — орошает поцелуями своего мальчика, который всё ещё плачет. До изнеможения вдалбливает в кровать, от чего затягивается узел внутри у обоих. Мелодичными стонами заполняется комната — стонами Никиты, которые так долго ждал Свят. Вскоре и сам сдаётся, начинается постанывать. Так пошло, что Никита улыбаться лишь может. Ничего не ощущает. Только желание и толчки. Слышит голос приятный и сам стонет. Снова толчок на всю длину, и Свят обхватывает член Никиты. Тот пылает. — ААААААААААА! — кричит Киоссе от эйфории, толкаясь в руку. Пусть это куда-нибудь денется. От одного вида затраханного парня Свят сейчас готов кончить. Прямо тут на него. Задевает простату Степанов, от чего сам скоро сдастся. Руками по стволу мальчишки, ловя от этого бешеное удовольствие. — АААААААААААААА! — снова кричит Никита и расплывается в улыбке. Так тянет там. Так его распирает. Это безумие не прекращается. Шлепки тел, рукой в такт, и обоим мало. Почти близко. — СВЯТ, ПОЖАААААААААААААААААААААЛУЙСТАААААААА, — мальчик почти на грани, совсем себя не контролирует. Свят улыбается, но тоже стонет пошло и громко. Как Никите нравится всё это, и кричит неистово, бьётся в конвульсиях, меча по кровати. — СВЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯТ! — кричит от руки, которая надрачивает всё активнее, и наконец кончает. Сил у Степанова почти не осталось. Совсем измотался. Толкается и стонет. Стонет и толкается. И тоже изливается. Довольная улыбка. Поистине счастье. — Ты меня убил, — шепчет Никита, зажмурившись.