Спаситель

Непонимание в глазах обоих. Легкая потерянность. Свят стоял и думал, что говорить. Вчера часами в голове прокручивал все, что должен сказать, а теперь в ступоре, без понятия, как излагать свои мысли. Киоссе стоял и не понимал, радоваться ему или расстраиваться. Радоваться приходу любимого или расстраиваться от того, что прощать любимого после такого нельзя? — Пустишь? — фраза из губ голубоглазого, как мольба, на что шатен лишь отрицательно покачал головой. Пусть тут говорит. Не впустит его к себе, пока внутри все не встанет на свои места. Пропасть на полгода, а потом заявиться? Хотя Никита был рад знать, что у Свята все хорошо. Живой, здоровый. Только очень заметно похудел. — Да ладно, проходи, нефиг на холоде стоять, — сказал кареглазый, пытаясь руками кое-как уложить гнездо на голове. Как бомж, аж неловко перед Святом, который был одет, как на парад. Как только парень отвернулся, по лицу Степанова скользнула довольная улыбка. Так. Сначала надо вести себя по-дружески, чтобы напряга не было. Никита тоже позволил себе улыбнуться, когда пошел на кухню, чтобы поставить чайник. Холодом повеяло с лестничной клетки, как только он открыл дверь светловолосому. Нужно греться. Голубоглазый скинул кроссовки в коридоре, не спеша идти на кухню к Никите. Можно пока расслабленно походить тут и посмотреть, изменилось ли что-то или нет, ведь идти на кухню — значит смотреть на Киоссе и нервничать, подбирать слова. А Степанова терпеть не мог такие моменты, когда ему слишком неловко и неуютно. Повесив пиджак в шкаф на вешалку, Святослав, стараясь делать непринужденный вид, двинулся в сторону кухни. Не знал, о чем можно говорить с шатеном, даже предположить не мог. Он абсолютно был уверен, что интересы «его» Никиты сто раз уже поменялись. На самом деле блондин ожидал разноса, ругани, даже не думал, что его впустят. Но, как оказалось, Киоссе как и был, остался милосердным и добродушным по отношению ко всем. Чайник уже закипал. «Ну где мать его носит?», — не успел подумать кареглазый, как светловолосый зашел на кухню, через мгновение садясь на стул. — Ну что, как жизнь молодая? — усмехнулся голубоглазый, ставя локоть на стол и рукой поправляя свою белесую шевелюру. Ник усмехнулся, посмотрев на Свята. Волосы поправляет. Знал темноволосый, что всегда так делает Степанов, когда нервничает. — О моей жизни вся страна знает, ты не входишь в их число? — Мне не десять лет, чтобы тащиться по смазливым мальчикам, — широко улыбнувшись, Свят, перестав мучить свои волосы, встал и подошел к Никите. Парень уже слышал дыхание за спиной. Жизнь заводит в тупики, и выходы из них нужно находить моментально, чтобы не показаться тормозом. — Эм, кружку в правом верхнем шкафчике возьми, — сказал Киоссе, отходя от Степанова на безопасное расстояние — к холодильнику. Блондин, который уже было решил подойти и обнять Никиту, послушно кивнул, будто хозяин квартиры мог это видеть, и пошел за кружкой. — Жизнь такая же, что и полтора года назад, не поверишь: музыка, хорошие друзья рядом и поклонницы. А твоя как? Никита очень и очень сильно не хотел говорить о том, как сильно ему не хватало голубоглазого все это время. Не хотел углубляться в подробности, не хотел рассказывать темные стороны своей жизни эти полгода. Шесть месяцев ото всех скрывать свою депрессию, страдания, чтобы потом причине этого все выложить? За это время Киоссе стал меньше доверять людям, стал менее открытым и более замкнутым. Зачем людей, которым абсолютно все равно, посвящать в свою жизнь? — Я уезжал в Заинск, Казань. Пожил три месяца с родственниками, а потом в Москву вернулся. «Так какого фига ты тогда три месяца не появлялся?», — чуть не заорал Никита, продолжая сверлить взглядом полки с едой. — Кстати, моих поклонниц в Минске очень сильно волнуют наши с тобой отношения, ты знал? Одна двусмысленная фраза, и щеки шатена чуть порозовели. — Отношений нет уже со времен проекта, о чем ты? — Отношения не в смысле отношения, а отношения в смысле общение, Ники, — Степанов медленно съезжал с манеры общения как друзей, и Никита сразу это заметил, «Ники» его называл Свят только в отношениях. «Неужели пришел все вернуть?», — красной строчкой пронеслось в темной голове. Неожиданно подумал и сам же впал в шок. Собственно, зачем голубоглазый пришел? — Ты долго колбасу рассматривать будешь? — усмехнулся светловолосый, окидывая взглядом ягодицы Киоссе и непроизвольно проходясь языком по губам. Все-таки ноги и ягодицы у кареглазого, что надо. Просто идеальная фигура без граммов преувеличений. Усмехнулся и слегка расслабился, понимая, что если парень так долго стоит у холодильника, то это значит, что он нервничает. Любит Свят наблюдать, как его простые и слегка двусмысленные слова сильно напрягают Никиту. — Да я ее не вижу что-то, — произнес Киоссе и обернулся на блондина, что понесло за собой яркую встречу взглядов. Снова искра. Шатен заметил и ощущал, как совсем не спокойным взглядом его оглядывает бывший парень, после чего он закрыл холодильник и легкими шагами пошел к столу. — Будем без колбасы, потому что я слепой. — Она была на первой полке, — снова ухмыльнулся Святослав, окидывая взглядом покрасневшее лицо Никиты и получая от этого кайф. Правда нравилось, когда Киоссе смущается и краснеет. После поднялся за заваркой. Пока Свят в шкафчиках искал заварку для чая, Киоссе незаметно его оглядывал и нарезал сыр. Какой все-таки красивый был Святослав от природы. Как выгодно сидели на нем облегающие джинсы, подчеркивая ягодицы и чуть кривые ноги, которые самого блондина вообще никак не портили. Рубашка. Рукава были закатаны, открывая бледные руки со взбухшими от холода венами. Они стояли совсем рядом. Локтями иногда касались. Оба были в напряжении. — Блять! — матюгнулся Никита, как только он ощутил, что нож прошелся по пальцу, за чем последовала тупая боль в руке. Киоссе был по натуре человек, который боялся крови. В детстве, при одном взгляде на нее, он терял свое сознание. Рядом был Свят, и показывать свою фобию нельзя было. — Что случилось, Ники? — мягко спросил светловолосый, поворачивая голову в сторону парня. — Я порезался, но…я боюсь крови, поэтому не могу посмотреть, насколько глубокая рана. Блять, голова кружится, — решил, что ничего не остается, как открыть карты. А вообще Киоссе было стыдно. Стыдно за то, что порезался только по той причине, что залип на Свята. К чертям самообладание и холодность. Один порез и шатен превращается в маленького беспомощного ребенка. Стыдно, что в семнадцать лет не может самостоятельно справиться с такой мелочью. Должен быть строгим и ледяным по отношению к голубоглазому, но не мог. Выбило из колеи. — Порез маленький. Сильно больно? Где аптечка? — произнес Степанов, ставя руки в боки, оглядывая руку и, естественно, ягодицы Никиты, пытаясь сделать более серьезный вид. Эта ситуация настолько умилила его, что он еле-еле мог сдержать улыбку. Никак не укладывалось в голове, что взрослый и самостоятельно живущий парень, кумир миллионов не может сам себе забинтовать палец. Смех и только. Но и из этой ситуации Свят видел, как можно красиво вырулить. — Аптечка в ванной. Боже, Свят, быстрее! Я, кажется, скоро литр крови потеряю. Имя светловолосого Никита почти простонал. Именно об этом думал Святослав, предаваясь воспоминаниям и идя в ванную за аптечкой. Ванная. Никогда здесь не был. А был повод? Руки мыл на кухне, на ночь тут не оставался. Открывает шкафчик, и в глаза сразу бросается пачка презервативов. — Что за нахер, блять? — проматерился Степанов, взглядом находя аптечку и вытаскивая ее из шкафчика. Надо сказать, что этот факт очень задел блондина. Есть презервативы — есть отношения. А в светлой голове никак не могло уложиться, что Никита может встречаться с кем-то помимо него. Собственнические и эгоистичные черты характера делали свое дело. — Ну, ты тут не умер? — гоготнул голубоглазый, заходя с аптечкой на кухню. — Ну почти. Ты сам мне собираешься бинтовать? — ошарашено спросил Киоссе, когда увидел, что длинные пальцы Свята отматывают бинт. — Я ж не хочу, чтоб ты тут умер, — улыбнулся парень, после чего взял руку Никиты, чтобы забинтовать ему палец. Средний. Как символично. Такая милая и заботливая манера общения светловолосого напомнила Никите время проекта. Когда они со Святом только начинали встречаться, он тоже был милым, заботился о нем. А после все перевернулось. Рамм… «Так, стоп, это не надо вспоминать», — сказал себе шатен, закрывая глаза и фантазируя, что никакого Влада не было, и что они со Степановым до сих пор пара. Руки соприкасались. Снова искра. Никита не мог сосчитать, какая по счету за сегодня. Но даже когда они ведут себя как друзья, между ними тоже что-то происходит. — Что за презервативы в ванной? — мягко улыбнулся Святослав, завязывая бантик на руке кареглазого. Пофиг, что он парень, мило же. — Ам… Это… — после такого вопроса шатен стремительно краснел. — Да не важно. Блондин отложил аптечку в сторону, всматриваясь в шоколадные глаза Никиты. Как долго он вот так, по-настоящему не смотрел в глаза Киоссе. Что-то во взгляде шатена изменилось. Стал взрослее. Картина без слов. Свят ничего не хотел спрашивать, а кареглазый ничего не хотел отвечать. И наоборот тоже. От такого взгляда у впечатлительного шатена дыхание сперло, и сердце бешено застучало. Как будто во сне это все. Не верит, что сегодня светловолосый сам к нему пришел. Долго ждал этого, и вот оно случилось. Голубоглазый прошелся ладонями по ногам и бёдрам Никиты, сажая того на кухонный стол, около самой плиты. Как хорошо, что чайник отключается автоматически, ведь теперь он совсем не важен. Теперь важно дыхание у губ, руки под футболкой. Степанов вольно гулял руками по телу Киоссе, помня каждый сантиметр этого тела. Кареглазый совсем не сопротивлялся. Тело было будто заморожено. Не мог понять, что такого делает блондин с ним, но это всегда происходило, когда он рядом. Пожар внутри обоих. Сердце, как бешеное. Еле-еле дышится. Свят еще приближается, потом еще. Настолько близки, что чувствуют дыхание друг друга на своих губах, оно сливается в единое. Руки сплетаются крепко, не желая разъединяться и соединяя двух парней в единое целое. Губы сливаются. В груди еще больше лишних ударов. Неимоверно. Какое физическое и душевное удовлетворение. И все это Степанов ощущает от кареглазого мальчика! Воздух понемногу заканчивается, и приходиться отстраниться, поедая друг друга нетерпеливыми взглядами. — Так откуда презервативы? — улыбнулся блондин, ставя руки на стол и напрягая мышцы, наблюдая за Никитой, который сейчас смотрел на вздувающиеся вены светловолосого. — Отношения серьезные завел? Свят так расслабил Киоссе, что тот уже ничего не хотел скрывать. А есть ли смысл? — Это… Они давно лежат уже. Я все ждал, когда ты придешь, — слова произнесены, и кареглазый сразу краснеет. — Видишь, я пришел. Ты не хочешь попробовать все начать заново, Ники? — шепчет Святослав, и от этого мальчик теряется. Слова, которые долго ждал. Слова, на которые так и не придумал ответ.