Ruelle - Secrets And Lies
— Почему бы Вам не рассказать мне что-нибудь о себе? Она соблазнительно улыбнулась ему, украдкой делая небольшой глоток джина. — Это не очень интересно, — коротко ответил он, отводя от неё взгляд и делая жест рукой, чтобы бармен наполнил его стакан чем-то покрепче. — Но я хотел бы узнать Ваше имя. Её щёки вдруг вспыхнули румянцем, позволяя разглядеть в ней весьма очаровательную девушку, которая лишь скрывалась за маской цинизма и самодовольства, стараясь защитить себя от жестокости окружающего мира. — Моё имя Катерина, мистер Шелби, — сказала она и внимательно посмотрела на него, словно пытаясь понять, что же таилось в его мыслях. Находясь под воздействием необъяснимой силы тяготения, он прекрасно понимал, что всё больше терял себя в её пленительных чертах, о которых ему уже не забыть.***
Откинувшись на спинку кресла, Томас задумчиво, неотрывно смотрел куда-то в пространство комнаты, которая утопала в полумраке позднего вечера. Каждый раз, когда он вот так оставался наедине с самим собой, назойливые мысли настойчиво лезли в голову, бесцеремонно овладевая его воспалённым разумом. Из-за чего нервно потирал висок фалангами пальцев, тщетно пытаясь унять нарастающую боль, что вынуждала почти до скрипа стиснуть зубы. Не сдерживая тяжёлый вздох, он неосознанно потянулся к столу и достал сигарету из портсигара. Нетерпеливо прикуривая и, наконец, наполняя лёгкие дурманом, почувствовал подобие облегчения. В который раз за последний месяц он подумал о том, что никотиновая смоль убьёт его не раньше, чем чувства к ней. К той единственной, которой удалось забраться ему под кожу. Он встретил её в один из вечеров в заведении, что находилось под его контролем, когда решил хотя бы ненадолго забыться, отвлечься, привычно упиваясь табачным дымом. Она была спутницей одного из посетителей. Изящная, манящая, с чувством собственного достоинства. Но не для него. Кто мог бы погубить её, являясь человеком, который жил в полном отсутствии каких-либо обманчивых иллюзий, окружённый суровой действительностью и немалым количеством врагов, доверяя только близким. Казалось, ей вовсе не место здесь... Неужели эта притягательная незнакомка не знала, в чьём логове находилась? Она взглянула на него мельком, лишь на миг сцепившись с ним взглядом, но при этом оставив по себе неизгладимый след. Её чуть пухлые губы подкрашены алым. Длинные и густые ресницы, плавная линия бровей. Нежный изгиб шеи обвивала нить жемчуга, а чёрное и, на первый взгляд, строгое платье струилось по телу, столь удачно подчёркивая все достоинства её фигуры. Хрупкие руки были скрыты в элегантных перчатках, в то время как она своими тонкими пальцами сжимала мундштук. Но как только отвернулась, вежливо уделяя внимание мужчине рядом, его взгляду предстал глубокий, даже вызывающий вырез на неё спине, по которой хотелось провести ладонью, следом срывая шёлковую ткань. Даже сейчас, в подступающем к горлу комке, Томас ощущал всю силу того чувства, что охватило его тогда наравне с жаждой обладания... Девушка, которую его старший брат посоветовал остерегаться, в действительности представляла для него опасность, хоть и пробуждала желание. Она завладела его разумом, помыслами, телом. Что не удавалось ни одной из женщин, побывавших в его постели. Они оба стали противниками, которые вновь и вновь бросали друг другу вызов, не желая уступать... Он пробовал быть счастливым с ней, насколько это возможно, но его удерживали уже устоявшиеся убеждения, в которых не было места для чувства, которое всё же не мог назвать любовью. В нём прочно укоренилась суровость, и ему хорошо была знакома защитная реакция, которая не допускала такого понятия, как привязанность, страдания. Но стоило лишь устало закрыть глаза — и он тут же вспоминал о том, как касался губами её шелковистых волос, прижимая к себе её разгорячённое тело в столь интимном, жарком объятии собственника. И однажды всё же прогнал её, давая понять, каким жестоким может быть. Тогда он впервые увидел, как на глазах этой храброй и сильной девушки выступили слёзы, пробуждая в нём мимолётный порыв подойти к ней, крепче обнять, объяснить всё. Но упрямо промолчал, застыв неподвижно на месте, лишь играя желваками и наблюдая за тем, как она, точно так же не проронив ни слова, поджала губы, превращая их в тонкую полоску от усердия, и с неизменным вызовом посмотрела на него. Казалось, прошла не минута, а целая мучительная вечность после того, как она исчезла за дверью. И приглушенный стук её каблуков ещё долго отзывался далёким отголоском в его сознании. Томас и сам не знал, откуда взялась ностальгия и тоска, что без остатка заполнила его чёрное сердце. Снова появилась эта тщательно скрытая, до побелевших костяшек ненавистная неуверенность в том, что ему удастся жить без неё, которая могла бы стать его настоящей погибелью. Она была для него словно опиум. Если бы кто знал, как ему осточертело выражение затравленного зверя на собственном лице в отражении зеркала... Всегда сдержанный, сейчас он хмурил брови и сжимал кулаки, вновь мысленно возвращаясь к тому, как этими же руками изо дня в день вырывал из лап своей непростой судьбы, по сути уличного бродяги, возможность на достойное существование, желая сполна получить своё. Томас сделал глоток крепкого ирландского виски и бросил взгляд на часы, отмечая, что до полуночи оставалось меньше получаса. Он услышал совсем тихий щелчок ручки, совершенно не приветствуя мысль о незваных гостях, при этом невольно потянувшись к одному из ящиков стола, куда швырнул револьвер. Но замер на полпути, улавливая аромат знакомых духов. — Кажется, я сказал тебе не появляться здесь... Больше никогда, — выдохнул он с подчёркнутым равнодушием. Его светлые глаза оставались непроницаемыми и холодными, а лицо не выражало никаких особых эмоций, даже когда он смотрел на неё. Испытующе, пронзительно. Не мог позволить себе роскошь признаться в том, что она многое значила для него. Слишком многое. Став неотъемлемой частью его огрубевшей души. А она просто стояла перед ним, гордо расправив плечи. По-прежнему уверенная в себе, элегантная. Только вот... Он знал, что это всего лишь видимость, которую эта девушка создала для посторонних. И чтобы он сам не стал свидетелем её слабости. Но глаза, в которых сейчас ясно читалась раздирающая изнутри боль и даже мольба, всегда были зеркалом её души, вглубь которой заглянуть мог только он. — Зачем ты пришла, Катерина? Чтобы я опять указал тебе на дверь? — в ответ на её молчание проговорил Томас, при этом неторопливо подходя к ней. — Это что-то изменит, если я скажу, что не могу без тебя? — пристально глядя на него, безучастно сказала она. — Думаешь, этим сможешь чего-то добиться? Он с силой сжал её запястье, из-за чего она едва не вскрикнула от боли. — Я просто хотела увидеть тебя, — искренне призналась Кэтрин, не сводя с него сверкающих глаз. Она даже не представляла, что являлась тем, что делает его непростительно уязвимым. — Уходи... И советую навсегда забыть дорогу сюда, — хрипло произнёс он, отпуская её. — Я не могу этого сделать, — с трудом сглатывая, решительно заявила она. — Просто не хочу... — Я сказал — убирайся. Возьми билет на поезд и уезжай из Бирмингема, — процедил Томас сквозь зубы, повышая голос и не скрывая раздражения, злости на самого же себя. За то, что позволил этой молодой женщине обрести такую власть над ним. Повернувшись к ней спиной, он шагнул назад к столу, усаживаясь в кресло и по привычке закуривая. Её грудь прерывисто вздымалась от гнева, невозможности достучаться до него, который теперь даже не смотрел на неё, зажимая между зубов очередную сигарету. В ответ на что, она в дерзком непослушании, нарочито вздёрнула подбородок и твёрдой поступью направилась к нему. — Я не какая-нибудь собачонка, Томми, которую можно с лёгкостью прогнать, как только вздумается, — нахмурившись, довольно сухо проговорила Кэтрин. — Я остаюсь, хочешь ты этого или нет. Тебе не избавиться от меня так просто. Разве только... Если ты пустишь пулю мне в лоб. Не раздумывая, она села на край стола, раздвигая его колени изящной туфелькой и принимаясь неспешно снимать чулки, при этом почти физически ощущая, что его в этот момент переполняет напряжение, хотя прекрасно знала, что он никогда не признает себя побеждённым. Раздеваясь, она с той же вызывающей дерзостью наблюдала за ним. За тем, как зарождалась буря в его небесной синевы омутах, рискуя уничтожить их обоих, в тот миг как платье скользнуло к её ногам, которое после небрежно отбросила прочь. — А что, если я захочу придушить тебя собственными руками? Мм? — глухо прошипел Томас и резко поднялся, едва касаясь её раскрытых губ своими. Обхватив прохладными, цепкими пальцами её шею, он склонился к её лицу, пытаясь найти в карих, теперь почти чёрных глазах хотя бы намёк на страх, отвращение или же ненависть. Но увидел в них только решительность, неизвестного происхождения пламя. И этот лихорадочный блеск в её пристальном, непреклонном взгляде чертовски сильно будоражил, чем-то неизведанным пробираясь в самые тёмные закоулки его сердца, которое предательски ускоряет ритм в её присутствии. — Тогда... Сделай это. Если я правда не нужна тебе, — сипло прошептала Кэтрин, судорожно глотая недостающий воздух. — Глупая девчонка... Это я не тот, кто нужен тебе, — выдохнул он с привкусом противной горечи на языке, с которого слетели правдивые слова. И они оба это понимали. Томас ослабил хватку, обречённо прислонившись своим лбом к её, и прикрыл отяжелевшие веки. Но всего миг, тихий вздох — и он отстранился от неё, держа на расстоянии вытянутой руки. Как вдруг отвернулся и вскинул голову, нервно потирая затылок. Она осторожно скользнула руками по его напряжённой спине, плечам, на которые был возложен непосильный груз ответственности, и в немом отчаянии прижалась к нему всем телом, сминая в ком приятную на ощупь ткань его рубашки, словно цепляясь за последнюю надежду подобно утопающему. В её глазах, как и тогда, вновь стояли слёзы. Она оставляла на нём следы от помады, пачкая светлые нити. Желала яростно вцепиться в него зубами, чтобы больше не дать ему ускользнуть из её рук. — Разве ты не понимаешь? Вся моя жизнь в тебе, Томми... У меня больше никого нет. — Её срывающийся шёпот оглушал его, когда она обжигала теплом своего дыхания его спину. — Ты считаешь это глупым — любить человека таким, каким он есть на самом деле? Даже не глядя на неё, он всем нутром чувствовал её состояние, ощущая то же самое. Как в те часы их уединений во тьме ночей, когда они оба находили освобождение от оков, спасение в их слиянии, становясь одним целым. — Глупо жертвовать собой ради кого-то, когда можно найти вариант получше, — с презрительной усмешкой бросил Томас в ответ. Его слова были для неё, как удары хлыста — резкие и беспощадные... Подавляя рвущееся наружу возмущение и вспыхнувшую злость, она почувствовала, как в ней с новой силой пробудилась воля к борьбе. За него. Кто считал себя недостойным её. И впервые в полной мере осознала, какие двойственные чувства он вызывал в ней, вынуждая её испытывать болезненную потребность в том, чтобы отдавать ему всю себя без остатка, и в то же время настойчивое требование обладать им самим. В этом она была поистине эгоистичной, властной, не собираясь идти на уступки. — Ты неисправим, Шелби... — произнесла Кэтрин, без тени сожаления впиваясь ногтями в его предплечья. — Но, знай, в твоих попытках оттолкнуть меня — нет никакого смысла. И да, я настолько глупа, что полюбила человека, который так просто, в любой момент может вышвырнуть меня за дверь без каких-либо объяснений. Обернувшись, Томас снова сжал её в своих объятиях, грубо зарываясь пальцами в волосы и заставляя смотреть прямо в его глаза. Он тоже вёл ожесточённую борьбу, но с самим собой. Рычал от своей беспомощности перед ней, а она заглушала его протесты жадными, на грани сумасшествия поцелуями, вцепившись в его расстёгнутый воротник, отрывая пуговицы одна за другой и чувствуя, что наконец одержала верх. Он нуждался в ней. До дикой ломоты в теле, истерзанном душевными муками, которые не привык выставлять на всеобщее обозрение, скрывая за невидимой, непробиваемой стеной холодности. — Ты очень хорошо знаешь, кто я, Катерина. Опасность и риск следуют за мной словно собственная тень. — Его голос был глубоким, отрывистым, даже немного резким, также как и движения, когда он, подхватив её, усадил на гладкую поверхность стола, сметая всё на своём пути. — Поэтому, если ты настолько безумна, что хочешь быть рядом, то будь готова сгореть в огне вместе со мной. — Разве я ещё не доказала это? — отозвалась она, зажав его в тиски между бёдер, нетерпеливо расстёгивая брюки. — Я уверена только в том, что люблю тебя, не говоря при этом о будущем. Но я готова. Лучше так, чем вовсе без тебя. Он смягчился, чувствуя, как она, будто в лихорадке, дрожала в его руках. Горячая, влажная. Из-за чего в нетерпении притягивал её к себе и ловил своими воспалёнными губами протяжный стон, когда наполнял её собой, двигаясь в ней умеренными рывками и оставляя багровые пятна на бархатной коже. Они оба знали, что могли бы с пугающей лёгкостью сломать, разрушить друг друга. Но сейчас... Ничто не имело значения. Кэтрин снова, как когда-то, улыбалась ему, со всей нежностью, на которую только способна, и сбивчиво шептала обрывки жарких фраз ему на ухо. Наслаждаясь этими быстротечными мгновениями их близости, столь необходимой им обоим, и которая его самого лишала прежней стойкости, она ощутила, как он, всё ещё тяжело дыша, вновь становился твёрдым внутри неё. Это взаимное, порой болезненное влечение всегда будет балансировать на грани жизни и смерти. Но в этот миг, скользя ладонью по его вспотевшей шее, а после ласково поглаживая скулы, она наконец увидела взгляд, о котором не могла и мечтать. Он был тёплым и, чёрт возьми, любящим.