Точка отсчёта

Часть 9       Когда ушёл Малфой, Герми уставилась на меня во все глаза, а я просто не знал, что ей сказать. Понятия не имел. Я и сам-то толком не соображал, что со мной происходит. Почему меня так тянет к этому человеку. К тому, кого я до недавнего времени, умел бояться и ненавидеть, с кем я привык перекидываться незначительными фразами в школе,вечно ожидать подвоха. Герми, дорогая, как мне тебе это объяснить? Как рассказать? Что меня пробивает словно током только от одного его взгляда. Как у меня дрожат руки, когда я трогаю его волосы, как меня обдаёт горячей волной, когда касаюсь губами… — Гарри? — она вывела меня из задумчивости, — послушай, тебе не обязательно рассказывать мне что-то, чего ты не хочешь.       Я улыбнулся: — Я просто не знаю, как об этом рассказать. И прости, что не стал при Драко, для меня это слишком быстро. — Ничего страшного, — она понимающе кивнула, — я же не обманываюсь, да? Твой тот самый «парень из аврората» — это профессор Снейп?       Я кивнул и тут же спросил: — Ты считаешь, что я ненормальный, да?       Она снова накрыла своей ладошкой мою руку: — Конечно, ты ненормальный, но вовсе не поэтому. Помнишь, как я и говорила, что хорошо для тебя, то сгодится и для меня. Мы же с тобой друзья. Ты, вон, с Драко ужинаешь и ничего!       Пришёл мой черёд улыбаться своей подруге: — Ужинаю я всё же не с Драко, а с вами обоими. И, Герми, я рад, что ты всё понимаешь, что ты на моей стороне. — Я всегда буду на твоей стороне, — она пожала плечами, словно речь шла о чём-то, само собой разумеющемся, — а как иначе? Я не знаю, что такого должно случиться, чтобы я перестала быть на твоей стороне!       И тут же лукаво хихикнула:  — Гарри, но Снейп! — и пихнула меня в бок. — Да, ну тебя, — я от неё отмахнулся, — ну… да, Снейп.       Мы с ней оба расхохотались. — В том, что с нами произошло, — когда я увидел глаза Нагайны, — я рассказал тебе не всё. Постеснялся говорить при твоём верном рыцаре, — сказал я, успокоившись.- Кстати, знаешь, ведёт он себя совершенно безупречно. А уж как смотрит на тебя!       Она слегка покраснела. — Что, правда? — в голосе её было волнение и радость, — как смотрит? — Правда, правда, — мне нравилось немного над ней подтрунивать, не всё же ей. — Он смотрит на тебя, Герми, как по уши влюбленный человек. С немым восхищением. И я нисколько не преувеличиваю. Вот уж не думал, что младший Малфой способен на такие чувства! — Я тоже не думала, — вдруг посерьёзнела она, — а оно, видишь, как оказалось. Он очень изменился, Гарри. Кто-то мне когда-то говорил, что Азкабан меняет людей. Я и не предполагала, что настолько. Хотя, я думаю, у Драко уже было все это в душе — Азкабан только сделал его честнее с самим собой, сорвал все напускное и фальшивое. А настоящий Драко оказался не так уж плох. И ты мне тут зубы не заговаривай! Давай, рассказывай, что было на самом деле про вас со Снейпом. Это же важно, Гарри! Как я смогу найти хоть какую-то информацию про это неведомое заклинание, если не знаю всего.       Я запинаясь, краснея от смущения, рассказал про свои слёзы и про то, как целовал его окровавленные пальцы, ощущая этот солоноватый вкус на своих губах, как неожиданно запомнил этот миг, как он растянулся в странное воспоминание о Визжащей хижине. — Теперь стало понятнее, — деловито кивнула моя подруга. — Что понятнее? — опешил я. — Я думаю, что именно то, что смешалась его кровь и твои слёзы, сыграло самую важную роль, — она задумчиво накручивала на палец выбившийся из причёски локон. — Да, думаю, что так. Кровь — не простая субстанция, Гарри. Тот же Снейп скажет тебе, что для многих зелий она используется, как ингредиент, особенно если это касается Тёмных Искусств. И то, что смешались твои слёзы и его кровь… В общем, хорошо, что ты мне это рассказал. Можно, я всё-таки расскажу это Драко? Я не буду вдаваться в подробности. Просто без этой информации его поиски будут совершенно напрасными. — Слушай, — я был с ней согласен на все сто, но мне всё равно было неловко, — если нужно, ты расскажи, пожалуй, но мне очень не хочется, чтобы это узнал старший Малфой. — Я подумаю, как это устроить, — она сосредоточенно закусила губу, — я придумаю, как сделать так, чтобы отец Драко выдал нужную информацию, не узнавая всех подробностей, - тогда я пойду? — Герми неопределённо повела плечами и немного виновато потупила взгляд. Я понял, что она хочет сегодня ещё успеть увидеться со своим кавалером. — Конечно, — улыбнулся я, показывая, что всё понимаю, — я посижу ещё немного. Спасибо тебе, Герм, что бы я без тебя делал. — Всё тоже самое, что и со мной, просто не так весело, — смеясь ответила она. — Пока, Гарри, я дам знать, если что-то выясню. И, спасибо тебе! Спасибо за меня и за Драко. Ты же понимаешь, что это для меня значит. — Да, понимаю. И, в общем-то, при ближайшем рассмотрении, твой сероглазый рыцарь оказался вполне вменяемым парнем, — она тут же состроила смешную гримасу, возводя глаза к потолку.  — Ладно, ладно, иди уж. Пока, — я помахал ей, стоящей в дверях, увидел, как она вышла на лондонскую улицу и машет мне через стекло в ответ.       Я сидел, вертел в руках бокал с почти не тронутым элем… Что-то было в сегодняшнем вечере недосказанное, что-то, что я никак не мог уловить, хоть и очень хотел. Какой-то назойливый вопрос так и вертелся на краешке моего сознания, оставаясь неуловимым. Не заданным? Или не отвеченным? Я попробовал мысленно пролистать этот вечер, начиная с того момента, когда встретил Гермиону и Малфоя в Министерстве. Нет, не там, дальше, тут - когда мы разговаривали про… Да, вот оно. Почему Северус оказался на полу? Рядом со мной? Ведь он же лежал на кровати, когда я упал. И одному ему было не спуститься, я всегда помогал ему…        Я идиот! Он же просто пытался помочь мне! Несмотря на то, что он сам практически не мог двигаться, увидев, что я упал, он тоже сполз на пол, чтобы помочь мне. Помочь мне! И, вероятно, просто потерял сознание. Это понимание прошило меня словно электрическим разрядом. Он сделал это ради меня! Он пытался меня спасти, боялся за меня! Он может говорить всё, что угодно, но я знаю, что дорог ему. Я знаю. Я теперь это точно знаю.       Я быстро расплатился и вышел из паба. Дошёл до какого-то укромного уголка, так, чтобы меня никто не видел, и, даже не задумываясь, по силам мне это или нет, аппарировал домой.       Я распахнул дверь в его комнату. Он сидел по-турецки, поджав под себя ноги на кровати, в тех же штанах и футболке, которые я оставил ему днём, когда уходил. Вокруг него лежали книги, по одиночке и небольшими стопочками. В каких-то из них торчали закладки, какие-то, видимо, ещё ожидали своей участи просматривания и прочтения. Его длинные волосы были забраны в хвост, открывая линию скул. Он был весь сосредоточен на процессе и даже, кажется, не очень заметил, как я вошёл. — Привет, — просто сказал я. — Привет, — так же просто произнёс он.       Я стоял и смотрел на него, не двигаясь. Смотрел, как он медленно откладывает книгу с тонкой деревянной закладкой и вложенным синим листком. Смотрел, как двигаются его пальцы, поглаживая позолоту на корешке. Смотрел, как тонкая выбившаяся из хвоста прядь волос ложится ему на щёку, и он медленным отточенным движением убирает её за ухо… Смотрел на то, как он немного наклоняется и автоматически берёт в руки следующую книгу, смотрел на его губы, которых вот сейчас он безотчётно касается рукой - любовался каждым его жестом, и не мог насмотреться. — Иди сюда, — говорит он мне почти шёпотом.       Я плотно закрываю за собой дверь и иду к нему, ног под собой не чуя. Сажусь напротив так же по-турецки, не в силах оторвать от него взгляд. Он придвигается ко мне ближе, улыбаясь, и легонько толкает меня. Я падаю на спину, на эти самые книги, и он оказывается надо мной, я вижу его чёрные глаза. Близко-близко. И я сам, сам тянусь к нему, к его губам, обхватываю за шею, за плечи, стараясь не задеть шрамы. Он наклоняется ниже, ещё ближе ко мне. Я чувствую его запах, я слышу его дыхание. Его губы соприкасаются с моими так легко, так настойчиво, так неотвратимо. А мне хочется ещё, мне кажется, я тону, захлёбываюсь в этом поцелуе. Мне его мало. Я хочу почувствовать тепло его тела, дотронуться до его кожи. Я слегка отстраняю его, он смотрит на меня с недоумением, и я в одно движение стаскиваю с себя толстовку вместе с футболкой.        Начинаю дрожать и не могу остановиться. Не понимаю, отчего, кажется, мне страшно. И стыдно. И сладко. Я снова тянусь к его губам, хочу, чтобы он обнял меня, накрыл собой, хочу почувствовать его. Я совершенно не могу остановиться. Да и не хочу. Он гладит меня по волосам, словно утешая, убаюкивая: — Гарри, Гарри… Послушай, — его голос срывается на хрип, но только потому, что сбивается и его дыхание, — Послушай, ты не должен… Если ты не хочешь… — Я хочу, — я сам не знаю, что говорю. Наверное, единственное, что возможно сейчас, и от смущения получается сумбурно и непонятно, — я хочу, Северус, я хочу с тобой. Твоим. — Глупый, — он гладит меня по голове, — ты правда этого хочешь? — Хочу, — и мне очень просто это говорить, потому что сейчас я думаю, что никогда ничего другого и не хотел.       Он снова целует меня, более настойчиво и жадно. И я поддаюсь, мне хочется ещё. Я подставляюсь под его руки, которые сейчас гладят меня по шее, ключицам, спускаются на грудь.       Теперь он немного отстраняется и шепчет мне почти в ухо: — У тебя… ты…       Я понимаю, о чём он и отвечаю, краснея: — Нет. Никогда. — Не бойся, — он целует меня в висок и снимает с себя футболку, — не бойся.       Наконец я могу чувствовать его своим телом. Это невероятно приятно. Кожа-к-коже. Его такое близкое, такое знакомое тепло. Мы с ним перекатываемся на бок, он попутно сбрасывает на пол книги, те самые, в которых он так старательно делал пометки и вкладывал закладки. Теперь всё это беспорядочно летит вниз, ударяясь с глухим звуком об пол. Я дышу им и не могу надышаться. Мне мало. Мне кажется, что воздух в пространстве между нами звенит напряжением, искрит чистым электричеством. Он проводит ладонями по моей спине, я чувствую жар, исходящий от них. Он кладёт мне руку на затылок, легонько прихватывает волосы, потягивая за них. И я закусываю губы, чтобы не застонать от такой странной ласки. Я тут же выгибаюсь и тянусь за его рукой, откидывая голову, подставляя ему шею для поцелуев. И он медленно проводит языком по коже вдоль сонной артерии, задерживается, чувствуя губами, как бешено несётся кровь по венам, как она близко. Медленно вдыхает мой запах, спускается ниже, ниже, к ключицам, задевая яремную впадину, дальше к соску, плотно обхватывает его губами, от чего я не удерживаюсь и всё-таки вскрикиваю. Тут же он сжимает второй пальцами. Разве я мог подумать, что когда-нибудь мне будет так жарко, что я буду считать вдохи и выдохи, что хоть кого-то буду хотеть так. До невозможно слитного «мы», когда хочется быть ещё теснее и ближе, хотя ближе уже просто некуда, вжиматься в него всем своим существом, впаиваться, врастать. — С-северус — я чувствую, что мне не хватает воздуха, и я хватаю его урывками, большими глотками, — Северус, хочу, хочу тебя…       Его глаза затуманены желанием, я вижу это вожделение, эту жажду в нём сейчас. Жажду, которую могу утолить только я. Я один.       Его руки спускаются ниже, гладят меня по животу, оглаживают бёдра. Когда его ладонь ложится через джинсы мне на член, то я вскрикиваю. Кажется, я могу просто кончить от его прикосновений. Даже через плотную ткань. А когда он расстёгивает ремень, стягивает с меня джинсы и мягко обхватывает его ладонью, то я тут же кончаю. Быстро, почти неожиданно, вскрикивая и чуть ли не складываясь пополам. От чего мне становится безумно неловко, я тут же готов сквозь землю провалиться. — Я… — я бормочу что-то невнятное, — я… Я случайно… — Ш-ш-ш-ш-ш… — он поворачивает меня к себе спиной и обнимает, прижимая, обхватывает руками, — ничего страшного, ты что так разволновался.       И целует куда-то в затылок. И мне так уютно в его руках. Он тихо гладит меня по плечам, по лопаткам, потом тоже снимает с себя джинсы, и я спиной ощущаю его напряжённый член… Слышу его прерывистое дыхание, чувствую, как его тёплые ладони медленно прохаживаются по моему телу. Наугад, вскользь… Как он гладит мне спину, ягодицы, как легонько трогает отверстие ануса — только намёк. И как я мгновенно сжимаюсь.       Пальцами другой руки он дотрагивается до моих губ, я целую их, как тогда, когда слизывал с них его кровь. Целую, прикасаясь к тем же узорам на его подушечках, втрагиваясь, проводя языком, прикусывая, позволяя проникнуть глубже, вбираю в себя. Его пальцы в моём рту начинают ритмичный медленный танец, и я сам постепенно двигаюсь в такт всем телом, ощущая, как снова возбуждаюсь. И почти не замечаю, как пальцы другой руки аккуратно входят в меня. Одновременный ритм этих движений неспешный и завораживающий, и я расслабляюсь, я впускаю его в себя, даю проникнуть глубже. Мне почти не больно, его пальцы двигаются осторожно и мягко. Мне хочется коснуться своего члена, но он тихо говорит: — Подожди, не спеши, я сам.       И я смиряюсь. Я хочу его внутри, я хочу его в себя. Отчего он медлит? Разве он не видит, как я задыхаюсь? Как моё тело горит и сгорает в этой сладкой агонии. Из-за того, что он движется так медленно, мне кажется, что это не закончится никогда, что эта невозможная мука будет терзать меня бесконечно… Что я просто сгорю, исчезну на самом краю этого невозможного наслаждения. — Сев- Северус… Пожалуйста, Северус…       Я так хочу его. Он медленно переворачивает меня на спину и входит, глядя в глаза, наблюдая, как мы постепенно сплавляемся в одно. В его чёрных зрачках безумие и жажда. Моё сердце делает немыслимый скачок, а весь мир становится ярок и горяч, нестерпимо горяч. И я не могу удержаться, я кричу. А он легко закрывает мне рот своей рукой, и я снова хватаю губами его пальцы. Он постепенно начинает двигаться во мне, но я хочу быстрее… Он наклоняется и целует меня… Долго, глубоко, доставая до дна моей души, и мне не хватает воздуха. Я чувствую, как бьюсь под ним, уже не понимая, где он, а где я. Он ускоряет темп, и, наконец, кладёт руку на мой дрожащий член. И легко-легко, почти воздушно двигается вверх-вниз. И откуда он знает, как мне нравится! Ещё немного, ещё две секунды и, кажется, меня не станет. Я просто растворюсь в этом наслаждении, которое сейчас сметает всё внутри меня, все барьеры и грани, оставляет меня невесомой пустотой, солнечной пылью и светом. И слышу, как он хрипло шепчет: — Гарри, мой Гарри…       Я выгибаюсь дугой, и мир разбивается на мириады ярких искр, которые тут же обрушиваются на меня сверху, когда я чувствую его горячую сперму внутри. И он почти падает на меня, распластанного под ним, и снова целует. Благодарно, жадно, горячо. И не отпускает. А через минуту приподнимается на локтях и долго смотрит на меня: — Всё хорошо?       Мне совсем не хочется говорить, и я просто киваю. Он осторожно выходит из моего тела и устраивается рядом. Я кладу голову ему на грудь. Он натягивает на нас клетчатый плед, отводит мне со лба влажную прядь и целует в губы. Легко и нежно. И я понимаю, что счастлив. Абсолютно. Как не был никогда в жизни. Я не знаю, что будет дальше, и как. Я не знаю совершенно ничего. Но сейчас, вот сейчас я знаю главное — знаю, что люблю его. И этим знанием словно бы начинается новое время, такая точка отсчёта, после которой наступит что-то ещё. Не хорошее или плохое, просто другое, совершенно отличное от того, что было раньше. Потому что раньше я не знал — как это любить.       Первое, о чём я подумал, проснувшись утром, так это о том — хоть бы Кричер снова не припёрся к нам в спальню. Ещё не открывая глаз, я пошарил по подушке рядом с собой — никого. Я открыл глаза — один.       Я сел в кровати, растерянно моргая, немного поморщился, гм… Да, исцеляющие чары, пожалуй, будут не лишними сейчас. И… Где Северус? Куда он вообще мог деться? Я прислушался — тишина, в ванной не плещется вода — значит, он не там. Он же за… Да за всё то время, пока живёт тут, ни разу никуда не отлучался из этой комнаты. Просто потому, что не мог. А сейчас? Размышляя и недоумевая на тему внезапного исчезновения профессора Снейпа, я вылез из нагретой постели. Мои футболка, толстовка и джинсы аккуратно висели на спинке стула — значит, после ночного буйства кто-то их поднял с пола и туда положил. Я догадывался, кто именно, и мне почему-то было от этой мысли неловко. Я быстро оделся и, спускаясь по лестнице вниз, услышал престранный разговор: — Нет, мастер Северус, Гарри любит сливочный соус. Я всё время его подаю вместе с запеканкой, — настойчиво говорил мой домовик. — Он просто боится тебя обидеть, Кричер, — так же настойчиво возражал ему профессор, — если ты заметил, он никогда его не ест, и всегда оставляет на тарелке. — Но я готовлю этот соус уже много лет, нельзя менять рецепт! — кажется, эльф изо всех сил старался не выйти из себя. — Ну, и напрасно, — без всякого сожаления парировал Северус.       Я едва не рассмеялся! И даже ущипнул себя. Вот уж не думал, что мне хоть когда-нибудь доведётся услышать такой диалог. Чтобы Северус Снейп, грозный декан Хогвартса, спорил с моим домовиком относительно сливочного соуса! И тут же улыбнулся — а я ведь и правда этот сливочный соус не люблю. Он хотел для меня лучшего, он защищал меня, спорил с Кричером, в этом было столько чего-то личного, важного для меня. И когда он умудрился заметить, что мне действительно не нравится этот дурацкий соус.       Я сделал ещё шаг, половица под моей ногой скрипнула, и они оба — и мой домовик, и Северус — замолчали и обернулись на звук. — Завтрак сейчас будет готов, хозяин Гарри, — чеканно промолвил Кричер и добавил, сделав акцент, — я могу приготовить запеканку БЕЗ сливочного соуса.       Ну, что тут будешь делать! Я не знал, как мне на это реагировать, мне не хотелось его обижать. А Северус стоял и смотрел на это на все, едва сдерживая смех. — Кричер, если ты подашь соус отдельно, я буду просто счастлив! — кажется, я нелепо улыбался, глядя на Северуса, и старался не очень замечать недовольно поджатые губы эльфа. — Хорошо, хозяин Гарри, завтрак подать в вашу спальню? — совершено серьёзно спросил он.       Я вопросительно посмотрел на Северуса — мол, куда нам завтрак-то подавать? — Мы позавтракаем в столовой, Кричер, — вместо меня ответил Северус, — через полчаса.       Но мой домовик всё ещё смотрел на меня. — Да, в столовой, — и едва он двинулся, как я продолжил, — и, Кричер, тебе не обязательно всё переспрашивать у меня, если Северус, гм… Мастер Северус говорит, что в столовую, то так оно и есть, ты должен слушаться его, как меня. — Хорошо, хозяин Гарри. Кричер будет слушаться мастера Северуса, — и он склонил свою голову. Северус, в свою очередь, тоже поклонился.       Мой домовик ушёл готовить нам завтрак, а мы остались одни, я продолжал глупо улыбаться и совершенно не знал как себя вести. Как ведут себя люди, проснувшись утром после такой ночи? Я понятия не имел, потому что со мной просто такого никогда не случалось.       Ни слова не говоря, Северус подошёл ко мне и заключил в свои объятия. Моё сердце дрогнуло и замерло. Снова близость его тела. Я вцепился в него, словно утопающий в спасательный круг. А вдруг эта наша ночь была всего лишь сном? Зыбким миражом… А вдруг для него это всё было совсем не так, как для меня? А вдруг ему не понравилось со мной, я же… Я же не умею ничего. А вдруг? А вдруг?        От его близкого тепла все мои глупые тревоги растаяли, словно зыбкий туман: — Всё хорошо, Гарри, не волнуйся. — Знаешь, я испугался, когда проснулся, а тебя нет. Как ты себя чувствуешь? — я внимательно смотрел на него — он был не так бледен, как всегда, говорил почти своим обычным голосом, шрамы на шее стали тоньше, сглаживаясь. — Я так стремительно выздоравливаю, что самому не верится. Вот, задумал тебе приготовить завтрак, но не успел, пришлось препираться с Кричером из-за всякой ерунды, — он улыбался и выглядел совершенно открытым. Таким спокойным, расслабленным, каким я, кажется, его вообще не видел. Никогда. — Завтрак приготовить? Ты? Мне? — сказать, что я был удивлён — ничего не сказать. Я был просто шокирован. — Да, что тут такого? — он приобнял меня за плечи, и мы добрели до дивана в гостиной, — а ты думал, что я умею варить только зелья? Вы не поверите, мистер Поттер, сколько тайн и секретов хранится в вашем старом и не слишком добром преподавателе зельеварения. Конечно, до Кричера в мастерстве кулинарии мне далеко, просто сегодня мне хотелось приготовить для тебя самому. И я почувствовал, что сил моих на это точно хватит.       Мы сидели на диване в гостиной. Ну, как сидели… Северус сидел, а я лежал головой у него на коленях, он медленно перебирал мои короткие волосы своими длинными пальцами и явно получал от этого удовольствие. Впрочем, как и я. Стеснение и неловкость, которые были между нами несколько минут назад, бесследно пропали. Мне становилось легко и уютно рядом с ним, с этим невероятным человеком, которого я когда-то считал чуть ли не своим врагом.       А потом… Я просто окунулся в счастье. Нырнул в наше с ним время, словно в тёплую морскую воду, в зыбкий омут, весь, целиком. Ни о чём не жалея и ничего не спрашивая. Он настаивал на том, чтобы я учился. И я ходил в Аврорат, при этом игнорируя все предметы, которые только мог. А на остальных просто сидел, не слишком замечая преподавателей или сокурсников. Пару раз Рон, видя мою глуповатую растерянную улыбку, спрашивал у меня, что случилось, но я как-то неуклюже отмалчивался или попросту отмахивался, и мой друг, занятый, по большей части, собственной учёбой, быстро потерял интерес к моему состоянию.        Просиживая на занятиях, я пялился в окно и тупо ждал, когда же смогу вернуться домой. Северус, конечно, об этом знал и смотрел на меня с укоризной, когда я приходил раньше положенного времени, неуклюже аргументируя это тем, что «занятия отменили». Он смеялся и говорил мне: — Гарри, я же твой бывший преподаватель, ну, хоть мне-то не ври.       Я тоже смеялся, целуя его в уголок рта, обвивая его шею своими руками, нетерпеливо снимая с себя форму аврора, жарко шепча ему на ухо: — Не злись. Я соскучился.       А он и не злился. Он проводил своими горячими ладонями по моей спине, от чего мурашки разбегались по всему телу. И одного этого уже было достаточно для того, чтобы я тихо начинал стонать.       Мы узнавали друг друга. Я даже и предположить не мог, что в этом удивительном человеке может быть столько нежности. Столько заботы и любви. Для меня. Я неизменно просыпался в его объятиях. Он не выпускал меня из рук даже во сне. Мне безумно нравилось спать с ним, засыпать и просыпаться рядом. Открывать глаза утром и видеть его любимое лицо. Он смущался: — Гарри, ты так смотришь на меня.       А я смотрел и не мог насмотреться. Его лицо мне казалось самым прекрасным, что я когда-либо видел.       Иногда мы с ним вместе готовили завтрак под беззлобное ворчание Кричера, который неизменно критиковал все наши действия, творимые на кухне. И мы сдавались, вверяя наши завтраки в его заботливые руки.       Мы друг другу читали. Северус пробовал читать мне те самые заумные книги, которые я выбирал для него в бездонной библиотеке Блэков, когда он ещё болел, но, видя, как у меня начинают слипаться глаза буквально на втором абзаце, он, смеясь, прекращал это занятие, тормошил меня, и мы занимались чем-то более интересным. Иногда я читал ему, ничего особенного, ничего заумного — то «Пророка», то свои домашние задания. Он, в отличие от меня, внимательно слушал, иногда задавал наводящие или уточняющие вопросы. Ему было интересно. Иногда он поправлял меня или что-то объяснял, если я не понимал, иногда он просто кивал, предлагая продолжать.       С каждым днём ему становилось всё лучше. Общими усилиями мы трансфигурировали его кровать в более просторную, и теперь «его спальня» стала «нашей». К нему постепенно возвращалась магия. Правда, пока ему были доступны только простые заклинания, но ведь раньше он и этого не мог. Мы оба радовались, как хаффлпаффские первогодки, когда он направил свою палочку на случайно разбившуюся чашку, сказал: «Эванеско» и осколки чашки, повинуясь его заклинанию, исчезли.       Пару раз к нам заглядывал Фрэнк Донован, осматривал Северуса, цокал языком, пожимал плечами, удивлялся и радовался тому, что его пациент так быстро идёт на поправку. При этом он по-прежнему совершенно не понимал причин такого скорого выздоровления. Мы тоже не понимали. Да, кажется, старались и не думать об этом. Как и Фрэнк, мы просто радовались тому, что сейчас он практически здоров. И даже потихоньку выходили гулять. Мне удалось, обхватив его за талию, аппарировать с ним в маггловский Лондон. Мы гуляли по парку Сент-Джеймс, любуясь Букингемским дворцом, как самые заправские магглы или туристы. Это был настоящий мир, в котором дул ветер, раскачивая огромные деревья, и шелестела трава, в котором обычные люди говорили о простых вещах и в котором нам с ним тоже было своё место.       Северус был ещё слишком слаб для того, чтобы гулять долго, поэтому мы усаживались на одну из многочисленных скамеек, я покупал нам мороженое, и мы болтали о чём-нибудь простом и незамысловатом, поедая его. Я смотрел, как волосы профессора треплет ветер, как он улыбается, и мне хотелось удержать это мгновение. Или самому задержаться в нём, в этом миге, в котором я был счастлив как никогда раньше.