Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. И от лености или со скуки Все поверили, так и живут: Ждут свиданий, боятся разлуки И любовные песни поют. Но иным открывается тайна, И почиет на них тишина… Я на это наткнулась случайно И с тех пор все как будто больна.
Чертова химия, идиотские таблетки… Стоило закончить их применение, как мир перестал быть радостным и солнечным, вмиг окрасившись в черный и серый цвета. То, что еще несколько дней назад казалось сказкой и волшебством, стало личным адом — с котлами, зноем и даже личными демонами, которые не дают вырваться из мира девяти кругов. Я словно в клетке — кричу, стучусь, бьюсь о решетку, но никто не может мне помочь, ведь внешне я как всегда спокойна и уравновешенна. Никто и не подозревает, какой вулкан кипит внутри — то ли всем все равно, то ли за несколько лет я прекрасно научилась скрывать внутренние недуги. А ведь я взрослый человек, который должен бы много знать о себе и жизни. Но нет — я для себя такая же загадка, как Сфинкс для греков. Порой мне кажется, что-то, что я говорю и делаю, совершает иной, неизвестный мне человек, случайно оказавшийся в моем теле. Мои желания, мои мысли окутаны туманом — кажется, что ты уже нашел точку равновесия, так нет, все вновь срывается, падает. Так и с жизнью — вроде живешь на этом свете уже тридцать с чем-то лет — а не выучил элементарного урока. «Не надейся, что все позади». Мир словно перевернулся, не предупредив меня о произошедших изменениях. Друзья превратились в насмешников — я не могу спокойно поговорить с Настей или Мариной; все, что они говорят, доносится до мозга запоздало, кажется бесполезным шумом; любовник превратился в палача — каждый поступок, каждое предложение раздается сначала в голове, вызывая трудно скрываемое раздражение, даже ненависть, а лишь потом проходит в сердце, пытаясь заглушить пламя неудовлетворенности и горя, а работа утомляет больше пробок и асимметрии, мимо которой я снова не могу пройти. Все, что последние три года снилось лишь в кошмарах, не встречалось в реальности — все претворилось в жизнь, развернув мощную антикампанию против моего спокойствия и счастья. Хочется бросить Москву, убежать отсюда, зажав уши ладонями — лишь бы прекратилась эта каждодневная пытка, еженедельная казнь. Но опять же — куда бежать? Я вышла замуж, выбрав того человека, в которого, как мне казалось, была влюблена. Я заглушила разум, который твердил о ненадежности Павла, ослушалась сердца, которое иногда вспоминало о чувствах к Михаилу Джековичу. Сказка, которую я сама себе нарисовала невидимыми кистями, рушилась — краска бледнела, тускнела, отваливалась, словно не могла прижиться к материалу. За картинкой оказался совершенно другой человек — со своими недостатками, со своими проблемами, раньше прятавшиеся за ширмой. Я не видела их из-за розовых очков. «Все это — признаки так называемого эффекта „розовых очков“, когда мир кажется не таким плохим, какой он есть на самом деле», — сказал мне Игорь Олегович, вновь протягивая таблетки, которыми я улучшала мир на протяжении трех лет. Оказывается, мои решения — не мои решения, мои чувства были навязаны химией. Может, и я — не я? Что же, эксперимент не удался — надежды на счастье с Павлом рухнули, как карточный домик. Я приехала в ЗАГС, но, увидев его верность, поняв, что не смогу сделать его счастливой, пришлось сделать непоправимое. Отказ последовал почти сразу. В конце концов, мой опыт уже кончился — успеха не было — а его я не хочу втягивать в свои бесполезные игры и погони за призрачным благополучием. Пусть живет правильно, вернется к любящей его Даше, от которой я его крайне эгоистично отвадила. И мы попытаемся построить все заново — но уже не вместе, врозь. Мне почти не больно — даже странно, как легко прошли первые дни! Легко в плане терзаний — их просто не было. Непривычно, пусто, одиноко — да, но стремлений вернуть его даже не возникало. О нем — никаких мыслей, суждений, вопросов. Так, короткие обрывки воспоминаний о двух месяцах, что мы были вместе. Любила ли я его? С розовыми очками не возможна любовь. У меня была потребность в человеке, что поддержит, отвлечет меня — тогда, когда Миша предал и обманул. Павел действительно стал мне другом — с ним легко можно было поговорить обо всем волнующем и тревожащем. После нужен был человек страстно влюбленный — и тут он справился на «Ура». Снова в теле, в душе, в сердце проснулась женщина, которая до этого была забита и заперта в тайном чулане. Дружеские разговоры за упаковкой мороженого сменились милыми и глупыми разговорами в ресторане, медленными танцами, во время которых я чувствовала себя желанной, но никак не любимой, страстными ночами в одном из номеров отеля. Это то, что нужно было Софии, но всегда чего-то не хватало. После Пашиного отъезда я поняла, кого ищу — любящего мужчину, что сотворит мое счастье. Что же, под шаблон снова попал вернувшийся из Таиланда серб, уверяющий в своих светлых чувствах, а потому я согласилась выйти за него. Навязанная обстоятельствами любовь у нас получилась… Правильно ли я поступила? Наконец осознав, что между нами была не любовь, а лишь ее видимость, стало понятно, что мы правильно сделали, что не расписались. Видимо, сама судьба нас отвращала от этого, подстраивая всяческие каверзы и проблемы, лишь бы отдалить этот момент. Но после проблем с таблетками я поняла окончательно — как бы я жила с тобой? С вечными придирками, ссорами, недовольством? Проклятиями в сторону друг друга, попреками из-за привычек. Мы слишком разные, убили бы друг друга, свели бы с ума. А мне, с моей болезнью, нужно спокойствие. Да и ты, Паша, согласился бы жить с больной женою, зная о ее недуге? Увидев истерику или приступ? Нет, определенно. Возможно ли мое счастье? Об этом совершенно не хотелось думать. Разобраться бы в себе, понять, чего я хочу от жизни, от себя, от окружающих, а потом отвечать на такие вопросы. Но почему имя «Михаил» так много раз появилось в мыслях? Почему перед глазами всплывают моменты годовалой давности? С чего вдруг внутренний голос говорит о его попытках, о его прощении? Какого черта я понимаю, что была счастлива тогда? Там же тоже были те же самые таблетки… Выходит, и к нему чувство было химическим? Но я не могла быть поддельно счастливой в тот момент, когда после падения он все-таки довез меня до дома на мотоцикле, предварительно кружа по ночной Москве. Я чувствовала свободу: внутреннюю и внешнюю. Неужели и она была побочным продуктом розовых очков? Меня обманули… Или я сама хотела быть обманутой?***
«Нам бы только до взморья добраться, Дорогая моя!» — «Молчи…» И по лестнице стали спускаться, Задыхаясь, искали ключи. Мимо зданий, где мы когда-то Танцевали, пили вино, Мимо белых колонн Сената, Туда, где темно, темно. «Что ты делаешь, ты, безумный!» — «Нет, я только тебя люблю! Этот вечер — широкий и шумный, Будет весело кораблю!» Горло тесно ужасом сжато, Нас в потемках принял челнок… Крепкий запах морского каната Задрожавшие ноздри обжег. «Скажи, ты знаешь наверно: Я не сплю? Так бывает во сне…» Только весла плескались мерно По тяжелой невской волне. А черное небо светало, Нас окликнул кто-то с моста, Я руками обеими сжала На груди цепочку креста. Обессиленную, на руках ты, Словно девочку, внес меня, Чтоб на палубе белой яхты Встретить свет нетленного дня. Подошла. А волненья не выдал… Подошла. А волненья не выдал, Равнодушно глядя в окно. Села, словно фарфоровый идол, В позе, выбранной ею давно. Быть веселой — привычное дело, Быть внимательной — это трудней… Или томная лень одолела После мартовских пряных ночей? Утомительный гул разговоров, Желтой люстры безжизненный зной, И мельканье искусных проборов Над приподнятой легкой рукой. Улыбнулся опять собеседник И с надеждой глядит на нее… Мой счастливый, богатый наследник, Ты прочти завещанье мое.
Вот и проявилась моя болезнь. Снова поднялся занавес, обрушив на меня шквал воспоминаний о прошлом. Я снова сорвалась. Вы знаете, что такое истерика? Их показывают иногда в фильмах, описывают в книгах, но нет, поверьте, в жизни все в разы больнее, страшнее и ужаснее. Ты перестаешь контролировать тело — оно бьется в агонии, угрожая причинить себе вред, в то время как разум будет в отключке. Сердце бьется с сумасшедшим ритмом, поэтому начинаешь поневоле бояться его внезапной остановки. Дышать становится тяжело — всхлипы, подкатившиеся слезы, крики и вопли мешают кислороду попасть в легкие, отчего паника лишь усиливается. Запомните, паника — ваш главный враг. Впадете хоть раз — не отпустит, пока не кончатся силы, или пока вам кто-то не придет на помощь с лекарством от истерии. Ты перестаешь контролировать разум — он отключается, или говорит то, что обыкновенно замалчивалось. Так, ненароком, выливаются наружу все скрытые мысли, все накипевшее за несколько лет деланного спокойствия. На первое место выходят эмоции — ярость, злость, обида, отчаяние, страх. Все вместе составляет коктейль, от которого начисто сносит крышу. Ты уже не человек — его подобие, утерявшее даже остатки самообладания. Нет ничего хуже истерики — ты одновременно испытываешь стыд за собственный срыв, злость на себя и собственные обиды и недостатки, слабость, ведь вся твоя энергия была израсходована на бесполезные крики и метания. Но порой находится помощь. Находится человек, который знает способ все это прекратить, даже если ты сам против этого. Спасибо, Миша, за то, что позвал его, испугавшись за меня. Спасибо, Вадим, за то, что остановил этот кошмар, творившийся со мной. Снова таблетки, снова химия. Снова на мир будет действовать эффект «розовых очков». Что же, придется привыкнуть. Переживу?