Артефактор

Видеть давно почившего человека (а все специалисты в один голос утверждали, что упасть в Арку – это равносильно смерти) для меня оказалось нелёгким испытанием, однако обернувшийся на мой вскрик Люциус разглядел лишь безлюдный проулок и раскачивающийся на ветру фонарь. Сириус, если он там и был, исчез, растворился в густых вечерних тенях, подобно призраку. Мои уверения, что в проулке находился крёстный, вызвали у Люциуса только скепсис. Он был готов поверить в галлюциногенные свойства лака, в мою впечатлительность и желание обрести семью – в любую ерунду, лишь бы не признавать, что каким-то непостижимым образом Сириусу Блэку удалось выбраться из недр самого пугающего артефакта Отдела Тайн. Я на Люциуса не обижался – моя правда мне лично казалась настолько фантастической, что я готов согласиться с ним – Сириус привиделся. Но… Да, прорезалось небольшое «но»! Разве чудесное воскрешение крёстного не объясняло изувеченный гобелен, до которого другим не было дела? Как и проникновение в родовое гнездо Блэков и уничтожение портрета Вальбурги Блэк? Сириус ненавидел и сам особняк, и мать, и гобелен, который, как считал, принёс немало бед кузине Андромеде и ему лично. С другой стороны – некоторое время он мирился со своим наследством. Значит, скрытое от нас могло стать толчком, чтобы его ненависть прорвалась наружу. К тому же крёстный наверняка с радостью показался бы мне на глаза и вернулся в особняк жить: другой недвижимости у него, насколько известно, не осталось. Последний аргумент словно переключил что-то в моём сознании: а ведь правда – до каких пор я сам буду скитаться по друзьям, любовникам и отелям? Не скажу, что в сейфе обретались несметные сокровища, но на домик с камином, подключённым к сети, хватило бы. Люциус уговаривал меня снова занять ту же комнату в особняке Малфоев, его доводы были, как всегда, разумны, а щедро предлагаемые авансы – украдкой сорванные поцелуи – в отеле мы находились на виду, уже не отговориться, если заметят, что почудилось – заманчивы, но я не мог переступить через себя – слишком памятной оказалась сцена прощания, если её так можно назвать. Новая недомолвка, и опять собирать вещи? Я же не перекати-поле, а человек, и мне хочется иметь свой угол, независимо от моих знакомств и привязанностей. Так что, формулируя точнее, я твёрдо отказался возвращаться в малфоевский особняк, а Люциуса, намеревавшегося провести ночь в моей комнате, выставил за порог, смягчив собственную категоричность обещанием встретиться в самое ближайшее время. Малфой вёл свой род от охотников – как пить дать, потому что моя строптивость заставила его ноздри трепетать, а взгляд гореть азартом. Последний поцелуй на пороге был полон такой бешеной страсти, что я засомневался, стоит ли отправлять Люциуса вон, но потом решил: всё делается к лучшему – и он не сразу охладеет к «добыче», и я обдумаю на трезвую голову, нужно ли это мне. Сны были продолжением наших внезапно вспыхнувших отношений, словно Люциус поцелуями раздразнил спавших демонов похоти в моей душе, и они стремились поглотить больше эмоций, показывая мне все возможности нашей пары в сексе. Утром я не мог смотреть на собственное отражение: каким я увидел себя в мире сновидений, быть мне не доводилось никогда и ни с кем. Но вместо того, чтобы бежать сломя голову к предмету моих ночных грёз, я отправился в банк. Конечно, покупка магазина Олливандера немного истощила мои активы, но не настолько, чтобы коротать свою жизнь по съёмным комнатам. Список продаваемых участков мог удовлетворить лишь самого непритязательного покупателя. Это так кажется, что после войны полно домов и особняков без хозяев – как подсказывал мне мой, пока небольшой опыт, деньги никогда не оказываются ничейными – ничейными бывают долги или больные родственники. Поэтому понадеявшись на богатый выбор, я несколько разочаровался – среди участков по соседству с магглами в списках продаваемой недвижимости числились дома с поганой репутацией или проклятиями, за ликвидацию которых бесплатно никто не брался. А это означало, что мне снова придётся раскошелиться, и мелочью я не обойдусь. Рядом с магглами я селиться не мог: род моих занятий числился условно опасным, и по технике безопасности – документ, ознакомивший с этим параграфом, был подписан в Министерстве – мне полагалось либо соседство с магами, либо дом, вокруг которого ничего не построено – и это верный способ свихнуться от одиночества. Рапкир, глядя на мои танталовы муки, наверное, в глубине души посмеивался над незадачливым клиентом – и список немаленький, а остановиться на чём-то конкретном не было никакой возможности. Наконец, когда моё отчаянье уже грозилось захлестнуть меня с головой, я спросил его: – А других списков нет? Рапкир, даже если внутри хохотал над моей глупостью, не повёл и бровью. – К сожаленью, список один, но я могу посоветовать мистеру Поттеру обратить внимание… Это было единственное предложение, которое не соседствовало ни с магглами и не имело никаких проклятий, но… Я вытаращился на Рапкира – домик, выставленный Министерством на продажу, был не просто мал – хижинка для гнома, не больше. В планировке значилась одна комната, которая служила и кухней, и крошечный санузел, причём на миниатюре я не заметил ни ванной, ни душевой. Да, список – не просто пергамент, кроме адресов и данных о предлагаемом товаре можно посмотреть его крошечную модель, что, без сомнения, очень удобно, если только приглядываешься. Но затолкав своё удивление подальше, я уже внимательней присмотрелся к лоту. К конурке прилагалась просто огромнейшая территория леса и прекрасный, но совершенно запущенный розовый сад. Он пребывал в таком плачевном состоянии, что никто не мог пробраться вглубь его и разведать, есть ли в нём ещё какие-то беседки и фонтаны. – Я бы хотел лично осмотреть дом, – на мою фразу Рапкир оскалился, но еле заметное одобрение всё же проскользнуло по его застывшим чертам. – Прошу, мистер Поттер, немного подождать – мне нужно взять порт-ключ. Работники Министерства не заинтересованы в продаже, поэтому сопровождать вас буду лишь я… Знаете, люди никогда не смогут превзойти гоблинов в прагматизме и коварстве. Маленький домик, внесённый в перечень недвижимости, оказался простой сторожкой, поэтому он и стоял одиноким строением среди воистину буйства диких роз. Надо сказать, Рапкир и не подумал продираться сквозь заросли, что ещё раз подтверждало: он уже был здесь и зашёл дальше министерских работников. Он нырнул куда-то в сторону, я поторопился за ним. Сплошная стена колючего кустарника вдруг оказалась не такой уже и непроходимой – еле заметная, но отнюдь не узкая тропка уверенно петляла и в конце концов упёрлась в небольшой двухэтажный особнячок, облицованный диким камнем, бугристую поверхность которого щедро покрывал мох, отчего дом сливался с растительностью и рассмотреть его можно было, лишь приблизившись вплотную. Рапкир дал мне несколько минут, чтобы я полюбовался крепким крыльцом, вырубленном из камня, и балконом с двумя кровожадными на вид горгульями. Я присвистнул: сеть заклинаний, уже немного выдохшихся, но всё же действующих, оплетала статуи, как бы намекая, что это не просто украшения. Внутри было пыльно, тихо и пусто. И вот странность: мебели в доме не оказалось, но отделка стен, включая старинные венецианские зеркала, осталась на месте. Рапкир повёл себя не менее странно: он старался передвигаться так, чтобы не отражаться в зеркалах, а я шёл за ним. Пусть проверочные чары не выявили ничего зловредного или пугающего, но кто может гарантировать, что это украшение безобидно? Моё мнение подтвердил и гоблин: – Я понимаю, антикварные венецианские зеркала нынче не дешевы, но я бы посоветовал вам, мистер Поттер, заменить их на современные, если приглянутся рамы… Да, рамы казались произведением искусства, но я твёрдо вознамерился избавиться от зеркал целиком. – Банк может помочь вам в этом, – словно прочитав мои мысли, сказал Рапкир. – После окончания войны реализация предметов старины стала лёгким делом. Если вы думаете, что Рапкир отвесил комплимент роду человеческому, то ошибаетесь: невежественные люди, часто не имевшие особняков предков, полукровки или магглорожденные, гребли всё подряд, не разбираясь, а уже затем попадали в госпиталь с редкими проклятиями или вовсе тихо умирали. Но эти случаи никого не учили, наверное, ещё и потому что причиной смерти указывались отсроченные проклятия, полученные за время войны, или естественные, и мало кто задумывался, так ли это на самом деле. И торговля антиквариатом, которого после победы было много, процветала. Я трансфигурировал из сухих листьев несколько громадных покрывал и накрыл зеркала, как бы говоря, что на них я претендовать не буду. Воздух словно потеплел. Рапкир кивнул и повёл меня дальше осматривать дом. Больше ничего примечательного в обстановке не оказалось: второй этаж был подчищен основательней, чем холл – ни картин, ни зеркал, местами ободраны и обои, словно кто-то пытался найти в доме тайник, но не преуспел в этом. В общем, дом был небольшим: внизу кухня, столовая, гостиная и библиотека, которая захватывала два этажа, и ванная комната. Наверху притаились четыре спальни и два санузла. И что странно – капитальная лестница на чердак. Рапкир не горел желанием показывать мне его, но вот тут уж я проявил своё упрямство. Чердак, сквозь разбитые окна обласканный солнцем, оказался большой комнатой и, более того, выглядел так, словно его жилец (вернее, судя по брошенным на кушетке пяльцам с пожелтевшей вышивкой, обитательница) спустился на одну минутку вниз. Все вещи, даже траченная молью шаль, лежали нетронутыми; распахнутую шкатулку, из которой на столик трюмо вывалилась нитка отборного розового жемчуга. – Эту комнату не мешало бы проверить ликвидатору… – Я впервые видел, чтобы Рапкир неуверенно мялся на пороге. Но был с ним полностью согласен, просто так никто и никогда не оставляет своих вещей. – Наверное, мистеру Поттеру стоит поискать другие предложения. – Всё будет зависеть от того, что найдёт тут ликвидатор… Кстати, ликвидатором проклятий оказался не человек, а гоблин. Моложе Рапкира, но с таким же цепким взглядом и предрассудками: он сторонился зеркал и работал со всем лишь в перчатках из драконьей кожи и накладками, парализующими атакующие чары. Из проклятого в комнате гоблин-ликвидатор обнаружил всего два предмета: ту самую нитку жемчуга, которая душила надевшего её, и небольшую книжицу в кожаном переплёте – на ней были чары похитрее, но оправданные: личный дневник стоило защитить проклятием забывчивости. Жемчуг я отдал гоблинам без разговоров: использовать его, не навредив человеку, слишком тяжело, а дневник припрятал, надеясь позже прочесть, кому принадлежал этот дом и почему он оказался покинут. Рапкир ещё несколько раз пробовал отговорить меня от покупки дома – ненавязчиво, в своей собственной манере, – но я, облазив сад и найдя в нём роскошный пруд, твёрдо решил купить усадьбу. В конце концов, всегда можно запереть чердак и не пользоваться им – места в доме для меня одного было достаточно. Конечно, не обошлось и без отрицательных сторон: на первом этаже, как я не старался, втиснуть мастерскую мне не удалось. В результате, на одну гостевую спальню в моём доме стало меньше – своё решение я не отменил. Чердак не просто был запечатан снова – я наказал строительной бригаде убрать даже лестницу. И всё-таки мне не давало покоя – иногда мучило ощущение, что на меня кто-то смотрит. Не злобно, а так – изучающе. Два ремонта одновременно – это ад, в котором я не желаю побывать никому. Пока мы с Ронни облагораживали магазин, бригада из магов и свободных домовиков приводила в порядок мой новый дом, а сам я жил по-прежнему в «Дырявом котле», радуя этим фактом Тома, бармена и по совместительству владельца. В особняке Малфоев я больше не появлялся, собственно, было незачем. Со Снейпом мы периодически виделись в книжном, в лавочках с ингредиентами или завтракали вместе, когда он выбирался из особняка. Драко я через день навещал в госпитале Святого Мунго: несмотря на все усилия целителей, голос к нему не возвращался, как и некоторые воспоминания, а сам он сильно сдал и выглядел больным и измождённым. Его пичкали укрепляющими составами, изобретали новые, но всё было тщетно: Драко таял. Люциус рыскал по стране в поисках рецептов исцеления сына, однако появлялся время от времени в «Дырявом котле», не давая о себе забыть. Мы даже успели немного поспорить, когда он, заскочив однажды в гости и осмотрев фронт работ в магазине, заявил, что всем должны заниматься профессионалы. Я возразил. Слово за слово, аргумент за аргумент – и Ронни глядел круглыми глазами, как мы с жаром доказываем свою правоту друг другу. Люциус под шумок умыкнул меня из магазина, а я в пылу диалога даже не заметил этого, продолжая отвечать на его доводы. Спор наш закончился, когда подали десерт, а я с удивлением разглядывал мягкие, обитые винным бархатом сиденья отдельной кабинки ресторана, не понимая, как оказался в ней. Можно представить, насколько наш обед затянулся. Немного дезориентированный после такого времяпрепровождения, я вернулся в магазин уже под вечер. Конечно, магия не преминула показать, что за творением волшбы следует думать не о нежных губах Люциуса Малфоя, а о стоящей перед тобой задаче – стеллаж, который мы устанавливали в торговом зале, накренился, его стойка не выдержала нагрузки и лопнула. Вся конструкция со скрежетом прочертила на свежеокрашенных стенах глубокую борозду и только чудом не рухнула мне на голову. Ронни, подстраховавший меня, впервые за долгое время посоветовал идти домой. Я кивнул, стараясь скрыть от него, как горели щёки от стыда. Скомкано попрощавшись, я напомнил ему, чтобы он тоже не задерживался, отдал зарплату и поторопился исчезнуть. Отель и толпы людей, прознавших, что в нём живёт Гарри Поттер, допекли до печёнок. Я даже готов был перебраться в новый дом и жить среди запахов краски, коммунальных неудобств и постоянно суетящихся эльфов. В особняке к этому времени стало тихо. Неудивительно, вечер уверенно сдавал свои позиции ночи: в саду надрывно пиликали цикады, под крышей ухала сова, а россыпь ярких звёзд украсила низкий небосвод. Луна, спрятавшись за дубами в конце аллеи, которая вела от главных ворот к крыльцу, изредка поглядывала в просветы между ветками. Я шёл по похрустывающему гравию свеженасыпанной дорожки и дивился, насколько быстро произошли метаморфозы. Ещё вчера кроме клубка колючих ветвей на этом месте ничего не было, а сегодня уже можно въехать в ворота на карете. У входной двери горели газовые рожки, и от этого дом выглядел жилым и уютным. Я проверил артефакты, на которых держалась защита. Всё было в порядке. Внутри дом ещё пустовал: холл без мебели и зеркал создавал впечатление одиночества и заброшенности, невзирая на стены, уже заново оббитые светло-бежевой тканью. Я поёжился словно от холода. А дальше вздрогнул: настроенные на защиту артефакты взвыли, будто кто-то пытался вломиться в дом. Но у порога никого не было, округа тоже пустовала. Я вернулся в холл и намеревался подняться на второй этаж, как мой взгляд наткнулся на это… Посередине холла лежала отрезанная человеческая голова. *** Я подавил желание заорать. На меня смотрела, моргая, моя собственная голова! На чистом полу, без пятнышка крови! Я попятился, выскочил наружу, кое-как запер дверь. Сердце колотилось где-то в горле. В состоянии прострации я добрался до комнаты в отеле. Однако вместо того, чтобы успокоиться, я ощутил себя в ловушке: стены будто бы надвигались на меня, а из каждого угла пустыми глазницами пялились мои потаённые страхи. Я и не думал, что настолько боюсь смерти. В комнате, где не с кем было перекинуться и парой слов, я пробыл недолго. Понимая: ни заснуть, ни успокоиться мне не удастся, я натянул мантию и аппарировал к госпиталю в надежде, что Драко ещё не спит. Госпиталь был погружён в темноту и тишину, и в реке неоновой рекламы выглядел большим, затянутым мраком островом. Где-то вдалеке орали коты, и надрывалась сигнализация. Я, затравленно озираясь, подобрался ко входу. Конечно, целительница у стойки пыталась заступить мне дорогу, но быстро поняла, что я войду любыми путями, и посторонилась, строго предупредив не волновать пациента. Драко не спал – он отрешённо смотрел в окно, за которым уже ничего не было видно. На его коленях забыто лежала книга – ветерок еле слышно шуршал её страницами. Завидев меня, Драко просиял, отбросил ненужный том и похлопал по постели рядом с собой. Мне показалось, что он ещё больше похудел и осунулся: скулы, и без того заметные, заострились, светлая кожа под веками истончилась, а всегда яркие губы посерели. Но он улыбался, и это утешало меня – значит, всё не так уж и плохо. Я сел рядом с ним, взял его ладони в свои, и вдруг… Иногда случается: вроде не можешь вспомнить, где ты видел что-либо, а потом какая-то мелочь, и нужная информация всплывает сама собой. Нечто подобное случилось и со мной: я не успел сжать пальцы Драко в ладонях, как перед внутренним взором мелькнула старинная гравюра: тонкий, похожий на скелет мужчина лежал в гробу, и на его груди покоился медальон с замысловатой пентаграммой. И текст возник в памяти так точно, будто я читал прямо сейчас со страницы: «… и тогда упадёт отрок в сон зачарованный, со смертью схожий, и будет он по ту сторону жития ровно три дня и три ночи. Узреть сей сон способен тот, кто кровию отличен, но истинно скорбит. Один нефрит покажет чары, но станет он, аки ночь безлунная…» И последнее предложение на странице, исхудавшей от времени: «… и не будет повиноваться ему голос, а после таять он станет подобно воску и хиреть от хвори неведомой, пока не истлеет…». Драко ещё улыбался, но в его взгляде читался испуг – наверное, я так поменялся в лице, что это было заметно. Солгать у меня не поворачивался язык, но из всех свалившихся на нас бед я выбрал живую голову в собственном холле. Драко внимал, затаив дыхание, но, кажется, вместо того, чтобы ужаснуться, он едва сдерживал улыбку и нетерпение пойти и посмотреть всё своими глазами. А потом он дотянулся до пера с пергаментом и нацарапал одно лишь слово: «Полтергейст». Вмиг у меня отлегло от сердца. Я почувствовал себя обескураженным, потому что надумал такого, где наименьшей напастью были порталы с инферналами. Да, в школе нам про полтергейстов не рассказывали (наши преподаватели по Защите От Тёмных Искусств вряд ли заслуживали лестного звания учителя) – о них я уже узнал куда позже, когда начал изучать охранные амулеты. Полтергейсты бывают трёх видов, если коротко. Относившиеся к первому виду проявляли себя в местах, где людей обуревали сильные эмоции, будь то радость или горе: в парках развлечений, в тюрьмах – они чаще всего шумят: стонут, кричат или лязгают, как падающие решётки. Вторые отличались лишь тем, что вместо звуков транслируют образы – вероятно, такой завёлся в моём новом доме. Третьи обитали в тех местах, где человек принимал мучительную и долгую смерть, – они обладали зачатками разума, хотя и оставались довольно примитивными существами, подобно Пивзу в Хогвартсе. Мы ещё немного поболтали с Драко. Как, спросите вы, можно разговаривать с немым? Всё проще, чем кажется. Надо формулировать вопросы так, чтобы отвечать на них односложно. Конечно, если Драко возражал, то он тянулся за пером, и тогда я читал послания на пергаменте. Но чаще я понимал его мысли, и мы обходились без ненужной писанины. И, уже окончательно успокоившись, я пожелал ему доброй ночи и аппарировал к малфоевскому особняку в надежде, что меня примут, не глядя на поздний час и заранее не обговоренный визит. Минуты ожидания казались если и не вечностью, то близко к ней. Они мне стоили нескольких седых волос, но вот из темноты, придерживая тяжёлый подсвечник, выступил Люциус, а за ним, больше похожий на тень от живого пламени, скользнул Снейп. – Проходите, Гарри, хотя мы вас так поздно не ожидали, – Люциус взмахом руки пригласил меня пройти в гостиную, а сам наказал домовику принести мне порцию коньяка – наверное, ему тоже не понравился мой вид. Коньяк ожёг горло, но я действительно почувствовал, что оживаю, и напряжение последних часов медленно сходит на нет. Мой рассказ был похож на фантастический, но на этот раз меня слушали так внимательно, будто я очаровал их. Люциус поник, как марионетка, у которой жестокий мальчишка оборвал поддерживающие её жизнь нити. Снейп, в полумраке комнаты больше походивший на призрак, лихорадочно шарил взглядом по стенам, словно пытаясь на них отыскать способ победить проклятье Драко. Новости оказались настолько тяжёлыми, что, произнося: «Это излечимо», я уже предполагал бурную реакцию обоих отцов: биологического и крёстного. Люциус в мгновение ока очутился рядом со мной, он рухнул на пол и прижался лицом к моим коленям, обняв их трясущимися руками, Снейп выкрикнул что-то на редкость бессвязное, но опомнился и потребовал: – Мне нужна информация, насколько быстротечно проклятие, и чем его снять. После моего заверения, что до завтра с Драко ничего не случится, он с нажимом произнёс: – Сейчас мы утомлены, но с утра я предлагаю собраться здесь и обсудить сложившуюся ситуацию. На том мы и расстались. Люциус несколько раз порывался что-то сказать, но осекался, глядя на воинственно настроенного Снейпа. Я попрощался и вернулся в отель, отговорился от намечающейся в баре вечеринки крайней степенью усталости и правда – только моя голова коснулась подушки, как меня словно выключили. *** Утро не задалось с самого начала. Первым делом окно моей комнаты атаковали совы. Не стая, конечно, но полдюжины этих пернатых изо всех сил пыталась попасть внутрь. Мне некогда было заниматься корреспонденцией, поэтому я сделал, что смог: освободил птиц от конвертов, но так и оставил письма на тумбочке у кровати. Мы не собирали свой импровизированный военный совет на определённое время, но мне было некогда валяться в постели до полудня. К тому же заветный рецепт, неизвестный широкой публике (как-никак его изобрёл один из моих наставников, считавших, что печатать достижения в периодической прессе – это популистские штучки, а книгу он по-прежнему дописывал, боясь упустить важное, и поэтому постоянно редактировал рукопись), ещё предстояло найти в своих записях, а это не настолько просто, как звучит. Потом, когда я уже намеревался покинуть гостиницу, перевернув мою комнату чуть ли не верх дном, меня окликнул Том. Какой-то молодой человек приятной наружности и исключительно вежливый интересовался моей персоной. Том пытался описать его как можно точнее, забывая об Оборотном зелье и целой плеяде чар, меняющей внешность не кардинально, но существенно. По всему выходило, что с заинтересованным парнем я был незнаком. Я сердечно поблагодарил Тома, сунул ему галлеон за бдительность и только после этого (Том утирал скупую слезу, растрогавшись от широты границ моей щедрости) улизнул из гостиницы. На моё счастье, местечко для перемещения находилось совсем рядом, а то неизвестно, сколько мне пришлось бы выслушать приветствий и пожеланий. К слову, практически каждый день меня или Ронни спрашивали, когда открытие магазина и просили пособить с палочкой, не дожидаясь оного. И по доброте душевной мы помогали. Скажу честно, запасы Олливандера пришлись к месту и ко времени. На часах было около восьми, когда я пересёк сад Малфой-менора по дорожке, мощёной гранитными плитками, и постучал в дубовые резные двери. Меня ждали. Домовик пригласил в столовую, где завтракали домочадцы. Завтракали – это громко сказано: Люциус крошил тост, за каменным выражением лица скрывая беспокойство, а Снейп буравил взглядом чашку белоснежного фарфора, словно она провинилась в том, что запорола простейшее зелье. Завидев меня, они оба оживились, постарались придать нашей беседе светский лоск, но всё равно их нервозность проскальзывала в тщательно выверенных фразах. Ничего не попишешь: за завтраком о серьёзных вещах не говорят – не положено. Впрочем, заслышав, что я не голоден, Люциус и Снейп дружно поднялись из-за стола, и разговор из пустого очень быстро перетёк в содержательный. Никто из нас не собирался отлынивать, когда речь шла о жизни Драко. Снейп перечитывал рецепт снова и снова, хмурился и делал пометки на полях. – У меня нет нескольких ингредиентов. Лепестков лунного лотоса, аметрина, крови Китайского Огненного Шара и яда Акромантула. С двумя компонентами мог помочь я: аметрин – жёлто-фиолетовый кварц из единственного месторождения в Боливии у меня был, его часто заказывали для украшений, говоривших об искренней любви, а простейший отвар из лепестков лотоса придавал некоторым камням, вроде опала, поистине завораживающий блеск, и, что греха таить, я тоже его использовал, если надо облагородить тусклый самоцвет. А вот с другими двумя дело обстояло похуже. И если с кровью дракона мне могли помочь гоблины, да и в аптеках она появлялась, то яд нужно было искать долго и только на чёрном рынке. Где-то в глубине души я надеялся, что в закромах у Снейпа всё же хранится заветный флакончик с вожделенным ингредиентом. В конце концов, Акромантулы водятся в Запретном Лесу рядом с Хогвартсом. Однако глядя на растерянность Снейпа, я понял, насколько зря надеялся. Сложно не упасть духом, когда новости не радовали. Снейп брался заменить редчайший яд, но мы все прекрасно знали, что эксперименты могли затянуться, а жизнь Драко и так висела на волоске. – Я думаю, стоит начать поиски хотя бы с крови... – мы переглянулись с Люциусом, Снейп оставался готовить основу для зелья. – Я отправляюсь на Косую Аллею, а затем в Гринготтс. Снейп кивнул и добавил: – Я напишу прошение в Союз Зельеваров. Возможно, нам удастся получить яд… Чтобы не привлекать их внимания, в причинах я укажу эксперименты по модификации Ликантропного зелья. Люциус мрачно усмехнулся: – А я нанесу парочку визитов старым знакомым по клубу… – мы недоумённо уставились на него, а он безмятежно продолжил: – по клубу Пожирателей Смерти. Если честно, меня передёрнуло от такой перспективы. Но, выбирая между жизнью Драко и моей щепетильностью, второе я был готов пустить в расход. Попрощавшись, мы разделились: для меня оставили Косую Аллею, Гринготтс и магические кварталы Мадрида и Флоренции – порт-ключи в эти города пылились в моём сундуке. Но начать поиски я решил с Англии. Косая Аллея встретила меня, одинокого путника, весёлым детским гомоном и редкими лучами солнца, настойчиво пробивающимися из-за неплотных тучек. Вера в то, что в результате всё будет хорошо, грела сердце, и я бодро шагал к аптеке, находящейся почти возле входа в «Дырявый котёл». Я и не надеялся, что первая же фармация продаст мне пинту драконьей крови. Однако дело обстояло плохо. Да, кровь шведского тупорылого или валлийского зелёного в наличии была, но вот та, в которой я нуждался, отсутствовала, а хуже всего – продавец не знал, появится ли она снова. Когда пятый аптекарь растерянно развёл руками, я переместился в Мадрид. Удушливая жара накинулась на меня со всей жестокостью оголодавшего хищника. Увы, время для посещения я выбрал не самое лучшее: в разгаре была сиеста. Магический квартал будто вымер, окна плотно прикрывали ставни. Даже поливаемые волшебством цветы в вазонах у дверей сонно поникли. Борясь с горячим ветром, который то и дело засыпал мне глаза пылью, я обошёл все аптеки, стучал в запертые двери и на ломанном испанском требовал кровь Китайского Огненного Шара. Меня пытались убедить, что кровь русского малахитового лучше, к тому же со скидкой, но я отрицательно качал головой и шёл дальше. Когда аптеки закончились, я, сомневаясь и опасаясь, аппарировал в Леганес, больше походивший на спальный маггловский район европейского города. От Мадрида, где один парк Буэн-Ретиро мог поразить любое воображение, в Леганесе не было ничего примечательного: панельные дома-коробки, пыльные магистрали и чахлая растительность, не дававшая тени. Оглядевшись (к сожалению, мне довелось побывать здесь единожды), я зашагал к типовому дому, рядом с которым пестрел яркой рекламой супермаркет, и молил про себя Мерлина, чтобы «Альваритто» не отправился куда-нибудь к чёрту на кулички. Альвар Джонсон, персона приметная со всех сторон, был местной достопримечательностью. Он мог помериться с Хагридом и ростом, и объёмами, обладал блондинистой кучерявой шевелюрой и желтоватыми глазами, злой прищур которых обещал конкурентам большие неприятности. Отец его был американским священником-расстригой, растратившим деньги церкви, а мать – ведьмой, влачившей жалкое нищенское существование. Занималась ли она проституцией, не понятно, но Альвар был единственным плодом их короткого романа, после которого священник отправился к своему патрону на небеса. От матери Альвар унаследовал магический дар, от отца – крошечную квартирку, однако я направлялся в гости к «Альваритто» не за подробностями жизни его родителей: Альвар Джонсон был лучшим охотником за ингредиентами. Взобравшись на последний этаж, – лифт оказался сломан – я утёр лоб рукавом и позвонил, но не в дверь. На обшарпанной лестничной клетке к стене был прислонён старый велосипед без колёс и с погнутой рамой. На ручке поблёскивал новенький звонок. И посигналить им, активизируя наложенные Оповещающие Чары, значит, подать знак, что требуется нелегальный товар. За кровью дракона, пусть и редкой, к Джонсону не обращаются. Дверь открылась сразу, глаза Альвара смерили меня от носков туфель до макушки, и он посторонился, пробурчав на английском с американским гнусавым акцентом: – Входи, Поттер. Прежде чем запереть дверь, он показал средний палец в «глазок» квартиры напротив, и оттуда донеслись сдавленные ругательства на испанском. Внутри его жилища пахло табаком и паприкой, в комнате, в которую меня провёл Альвар, были плотно занавешены окна, но под ногами не хрустел мусор, следовательно, в своей берлоге он иногда убирал. На столике перед телевизором громоздилась горка бумажных пакетиков, словно он только что закончил фасовать товар. Альвар указал мне на табурет. – Выкладывай, – буркнул он, достал из низенького холодильника бутылку ледяной воды и подал мне, потом вынул вторую и, плюхнувшись в продавленное кресло, со стоном удовольствия отпил из своей. Я приложил холодный бок бутылки ко лбу, а затем тоже припал к ней. После пары часов в этом аду пить хотелось неимоверно. – Нужен яд Акромантула, – сформулировал я цель визита, когда жажда была утолена. Альвар присвистнул. – Задачка! У меня сейчас нет, но дорогой товар. Потянешь? Сколько надо? – Пять унций. – Унция – пятьдесят галлеонов, мальчик. – Сказал, потяну, – отозвался я. – Добавлю сто за срочность. – Оживляешь папочку? – осклабился Джонсон. – Ладно, расслабься. Мне пофигу, для чего. Попробую достать. Завтра вечером буду знать точно. Я кивнул и поднялся. Он с кряхтением выбрался из кресла. – Воду возьми, чтобы потом не сказали, что у старого Альвара нет сервиса. Поскольку мне ещё предстояло помотаться по Флоренции, предложение было не лишено смысла. Я поблагодарил, пожал протянутую руку и вышел, успев заметить, как из двери напротив выглянула старуха с лицом, похожим на печеное яблоко. Выглянула и пропала, облив и меня, и Джонсона отборной бранью. *** Флоренция, в отличие от сонного Мадрида, кипела, как забытый котёл – в самом разгаре был торговый день. Магглы мешались в одной толпе с магами, и лишь по нашивке в виде голубой гвоздики – личного знака погибшего больше двухсот лет назад за свободу героя-волшебника – можно было отличить одних от других. Магические товары лежали на прилавках, но магглы видели только рекламные брошюры и, собственно, сторонились подобных местечек. Я наколдовал себе такую же гвоздику, как у всех волшебников, и, выпив последний глоток воды, ринулся на поиски крови дракона. Яд искать было бесполезно: Италия до сих пор зализывала раны после владычества некроманта, таких ингредиентов чурались даже самые бесшабашные продавцы. Пьяцца-дель-Дуомо, осенённая колокольней и католическим собором, в торговый день напоминала муравейник. Я то и дело натыкался на кого-то, бормотал извинения то на английском, то на итальянском (надо сказать, что знал я его не так уже и плохо) и петлял дальше, разглядывая выставленное на продажу. Пару раз на глаза попадались лотки с вполне приличными самоцветами, как огранёнными, так и кристаллами, тогда во мне просыпался коллекционер, и я ковырялся уже основательней, разыскивая идеальный камень. В результате я купил несколько кабошонов опала, из тех, что называют бордер-короитами, по всей вероятности, австралийского происхождения. А вот аптекари и торговцы ингредиентами меня порадовать ничем не могли. Уже отчаявшийся и порядком уставший от суеты и многоголосного шума, я свернул к кампаниле Джотто – старинной колокольне, надеясь у её подножия найти тихий уголок и присесть хотя бы ненадолго. И наткнулся на согбенного гоблина, нечаянно выбив из его руки бумажный стакан с холодным кофе – кафе фреддо. Он резко высказался, пожелав родителям прикупить ребёнку лишние глаза, но потом его взгляд остановился на моём шраме, и он неожиданно улыбнулся, показав мелкие треугольные зубы, достойные стать предметом гордости небольшой акулы. На его лысой голове красовалась шапочка аптекаря, а на поясе висели перчатки из драконьей кожи. – Чего желает дорогой гость? – Он выбросил в ближайшую урну смятый стаканчик и махнул рукой на мои сбивчивые извинения. Но я купил ему кофе взамен разлитого, да и себе взял порцию, признавая, что кроме жажды он отлично утихомиривает голод – как-никак уже перевалило за полдень. Мы сели с гоблином на парапете старинного здания, которые сплошным кольцом ограничивали площадь, и молча потягивали свои напитки. Когда в стаканчиках оставалась примерно половина содержимого, гоблин потянулся и совершенно будничным тоном спросил: – Так что мистер Поттер искал, если судьба занесла его аж на континент, да ещё и в Италию? Наверное, я просто устал от тайн, потому что вряд ли на пьяцце продавали кофе с Веритасерумом, но я рассказал ему о проклятии, постигшем Драко, и о своих поисках. Гоблин почесал лысую голову, допил напиток одним глотком и поднялся с нагретого солнцем камня. – Ну пойдём, налью крови, если тебе дорог твой дружок. Я подскочил с места, опрокинув кофе второй раз за день, и рассыпался в благодарностях. Гоблин снова махнул рукой: – А толку от той помощи, коли яда у меня всё равно нет... И не предвидится. Он и правда продал мне пинтовую бутыль за померную цену, выслушал мои восторги молча и показал ближайшую, подходящую для перемещения подворотню. Косая Аллея пусть и уступала в красоте Флоренции, к тому же успела промокнуть от внезапно пролившегося дождя, была самой родной лично для меня. Изрядно проголодавшись, я решил перекусить в чайной, в которой когда-то разговаривал со Снейпом. Однако, если бы я знал, что спокойно поесть мне не дадут, то, конечно, выбрал бы место подальше от популярных троп. Я не успел упасть за столик, как меня окликнули. – Поттер, ты? – Я долго силился вспомнить, откуда мне знакома эта блондинка с роскошными формами, и не мог. До тех пор, пока она не поморщилась на замечание какого-то посетителя, что мы загораживаем единственный выход. – Панси Паркинсон? – Кислая мина на её лице сменилась широкой радушной улыбкой. – Узнал! А муж говорит, что светлые волосы изменили меня до невозможности. Только я теперь леди Эверетт! – Она пошевелила перед моим носом пальчиками, на которых кроме обручального кольца с бриллиантами было ещё много интересных украшений. – Присядем? Мы заняли столик у окна, немного поболтали, хотя скорее говорила она, вспомнили учёбу и уроки зельеварения (а как же без них!). Оказалось, что слизеринцы делали ставки, с кого больше баллов слетит за урок. Меня это даже не обидело: стоило ли злиться на дела давно минувших дней?.. Но дней хороших, вызывающих приятную ностальгию. Тут Панси взглянула на свои золотые часики и всплеснула руками: – Прости, мне пора. Я так была рада тебя встретить, будто бы снова в Хогвартс вернулась. Надеюсь, ещё увидимся! – Она помахала мне на прощание рукой, затянутой в светлую замшу перчатки, и растворилась в толпе за окном. – Ваш заказ, сэр. На стол передо мной опустилась тарелка с яичницей-болтуньей и ветчиной, издававшей соблазнительный аромат, но я только взялся за вилку, как... – Гарри! Дружище! Я сглотнул слюну и с усилием оторвал взгляд от вожделенной еды. Вспоминать лица окликнувших было не нужно – передо мной стояли братья Криви. Колин отрастил волосы до плеч, и всё в нём от загара и выбеленной солнцем макушки до мантии (не старьё, но крой максимально удобный) выдавало человека, работавшего на свежем воздухе. Деннис, в отличие от брата, приобрёл некую лощеность, свойственную больше чистокровным. Мантия, кружевной воротник, гладко зачёсанные волосы, аристократическая бледность, кольцо на пальце – ни дать ни взять наследник славного и древнего рода. Они сели за мой столик без приглашения, на правах хороших друзей. Колин заказал себе кофе, Деннис же ограничился стаканом воды. – Мы просто проходили мимо и вдруг увидели тебя, – Колин не мог решить придвинуть или отодвинуть от себя салфетницу, и складывалось впечатление, что кафе для него не естественная среда. – Надеюсь, мы тебе не помешали? – Нет, конечно! – улыбнулся я. – Я очень рад вас видеть. Больше вставить мне ничего не удалось: Колин болтал без умолку. Казалось, что если он сейчас не выговорится, то просто лопнет от переполняющих его новостей. Я слушал вполуха, кивал и поддакивал, при этом успевал разделывать и понемногу уничтожать свой нехитрый завтрак. Деннис молчал и смотрел в окно. На его губах змеилась еле заметная улыбка, он изредка кивал, но больше, наверное, всё же своим мыслям. Иногда он проводил рукой по лицу, как бы отбрасывая волосы, и в кольце на его пальце вспыхивал огоньками камень. Поближе рассмотреть украшение я смог, когда Деннис положил ладони на стол, распрямляя салфетку. Поначалу я подивился: надо же, какой уникальной чистоты изумруд, но скоро понял свою ошибку, когда официантка поставила перед нами зажжённую свечу – за окном хмурилось. Тёмно-зелёный камень на косой свет отозвался кровавыми всполохами. Я пристальней стал изучать кольцо – ни один чистокровный никогда не наденет на себя александрит. Наверное, единственный самоцвет, которому приписывали способность к порабощению. Хотя почему приписывали – амулеты, подчиняющие сознание человека, сплошь и рядом усиливались александритами. Только одно сдерживало охотников за чужой душой – цена. Хороший александрит – такой, как я наблюдал на пальце Денниса – стоил дороже бриллианта ювелирной чистоты одного с ним размером. Младший Криви сидел, обхватив ладонью стакан, и слушал старшего брата, который заливался соловьём, хвастаясь работой фотографа в журнале о магической природе. С такого положения обод кольца был прекрасно виден: камень удерживался с помощью шести зубчиков-крапанов по коротким сторонам прямоугольной вставки, центральный крапан представлял собой стилизованный язык огня. А выпускала его голова грифона, искусно чеканенная на ободе. Работа была просто изумительная, о чём я не преминул сообщить Деннису, когда Колин сделал перерыв на глоток кофе. – О, это подарок коллеги, – бросил он, любовно провёл пальцем по серебру, но спрятал руку под стол и вдруг переспросил: – Ты давно был в Хогвартсе? – Давно, но очень хотел бы побывать, – признался я. – Соскучился… Братья переглянулись и рассмеялись: – Ничего, встретишь Снейпа и сразу скучать перестанешь! Наш «неистовый девственник» быстро тебе объяснит, почему после окончания школы не стоит приходить в замок. – Неистовый девственник? – недоумённо переспросил я. Ну, как уж мы не обзывали Снейпа, но все прозвища миновали сексуальную жизнь профессора. – А ты же не знаешь этой истории! – спохватился Колин. – Всё время забываю, что ты учился не на нашем курсе. Помнишь Мелинду Спиннерс с Пуффендуя? – Нет, прости. Я почти никого не помню, кто младше. Особенно с других факультетов. – Ой, да ладно – это неважно! Так вот, слушай… – Колин заговорщицки понизил голос и подался вперёд, а взгляд Денниса наконец-то приобрёл былую живость. – Спиннерс на шестом курсе воспылала неземной страстью к Снейпу. Не знаю, чем он её покорил, но смотрела она на него, как на святого. Внимала каждому слову. Поскольку зельеварение у нас было совместным с её факультетом, то, сам понимаешь, мы наблюдали регулярно сценки с их участием. Поверь, смотрелась эта влюблённость дико и смешно: он ругает её, а она блаженно улыбается. Но магия женских чар, как и улыбка не к месту, оставили Снейпа равнодушным. Тогда Спиннерс решила действовать напористей, и на пороге Большого зала, да ещё и во время ужина она призналась Снейпу в любви. Надо было видеть физиономию нашего зельевара – его чуть не перекосило. Но Снейп с обычным пренебрежением ответил, что глупые девчонки не представляют для него никакого интереса. Надо сказать, Спиннерс вцепилась в профессора, как клещ в коровью ляжку, и стала срывать его одежду, вереща о своей неземной любви. И вот тогда у Снейпа сдали нервы, и он так припустил, что пылкая воздыхательница не смогла его догнать. Ты не представляешь, какой стоял гвалт в зале. МакГонагалл тогда сняла с факультетов баллов пятьсот, не меньше. Именно с тех пор Снейп и носит это прозвище – «неистовый девственник». Рассказ Колина подхватил Деннис: – Спустя кое-какое время мы подумали, что наш зельевар – игрок по мужской части. Блэкберри с моего курса решил проверить это. Да ему и деваться было некуда: он проиграл желание в карты. Но только Снейп его выставил за дверь, снял с полсотни баллов и отправил на отработки к Филчу… – Ну, знаешь, я на месте Снейпа тоже бы выставил, даже невзирая на ориентацию – ученики – народ неприкасаемый. Между собой они могут делать, что хотят, но не с учителем. Честно говоря, я не совсем понимал веселья братьев: профессор повёл себя вполне этично. – А ты что, тоже к Снейпу неравнодушен? – проказливо сощурился Колин. Я немного стушевался от такого прямолинейного вопроса и промямлил: – Нет, просто смотрю на всё беспристрастно, со стороны. А теперь извините, мне пора. Я положил на блюдце деньги, и они тотчас же исчезли, поднялся, пожал руки братьям и поторопился к выходу. Разговор с Криви, смотревших мне вслед слегка обескураженно, оставил горькое послевкусие. *** К особняку Малфоев я добрался засветло. Кроме зелья, ингредиенты к которому мы разыскивали, для спасения Драко нужно было провести ритуал и создать амулет, а, значит, мне ещё предстояло найти подходящий самоцвет. Для ювелирных украшений камни с фантомами не использовали, но это не означает, что артефакторы обходили их стороной. Вообще, артефакторику обыватели понимают как-то кособоко. Спроси любого, и он ответит, что основная часть предметов – ювелирные украшения. На самом деле, это не так. Вы уж простите, но не думаю, что кто-либо из магов для возведения защиты дома или фермы прикапывает по углам кольца или подвески. М-м-м, вообще-то можно, но зачем такое расточительство, если обычные кристаллы вполне справляются с задачей? Мне же предстояло пойти дальше: из природного кварца с фантомом внутри создать украшение-подвеску, при этом не меняя структуру минерала. Задачка, я скажу вам, непростая. Мы же говорим о Драко Малфое, о завидном холостяке, вкус которого уже давно воспет всеми печатными изданиями страны, а он лишь бы что не наденет. Например, украшение в стиле «а ля натюрель», когда кристалл вставляют в грубо сделанную оправу без полировки. Весь во власти противоречий, я заглянул в лабораторию к Снейпу, чтобы отдать ему купленную кровь. Профессор тоже не терял даром времени: его модификация зелья предполагала введение в состав яда только на самой последней стадии. Фора в два дня не была для нас лишней. Чем он и похвастался. Снейп ухватил бутыль с кровью так, словно я предложил ему напиток вечной жизни и молодости, провёл ряд тестов и одобрительно поцокал языком. – Превосходно, Гарри, просто превосходно! – заключил он. – А мне тоже есть, чем вас порадовать. Люциусу удалось найти унцию яда. Я не стал обнадёживать Северуса, что также нашёл поставщика, который может достать яд – пока компонента нет у меня в руках, обещать что-либо было бы опрометчиво. Но даже одна унция яда пусть и не излечила бы Драко, но отсрочила его смерть на неопределённый срок (по крайней мере, я надеялся на это). И в момент, когда я поздравлял Снейпа с маленькой победой, он склонился над котлом, и из-за ворота его рубашки выскользнула подвеска: серебряная сумочка с секретом. Я едва не хлопнул себя по лбу: а ведь в таком украшении совершенно непонятно, что внутри. Скомкано попрощавшись, я вылетел из особняка, стремясь побыстрее добраться до Гринготтса – у меня в сундуке фантомных камней не было.