Артефактор

У обеда тет-а-тет есть отличное преимущество: не надо растрачивать своё внимание на других людей и следовать большинству заповедей этикета. Нет, конечно, никто не говорит, что нужно забыть о приборах и есть руками, утираясь манжетами, но всё же я не зацикливался на банальных вещах, вроде: какую вилку использовать для того или иного блюда. Люциус, у которого все манеры были словно выгравированы на подкорке его мозга, расслабился, он чаще баловал меня своей улыбкой и тихим, действующим гипнотически смехом. На целый вечер я забыл обо всех проблемах, ожидавших моего участия где-то в большом мире, за границами особняка Малфоев. И лишь флакон с мыслями Драко, который я совершенно бездумно сунул в карман брюк и периодически ощупывал, жёг мне пальцы. Я чувствовал, что в нём скрыта разгадка событий или часть её, опутывающих нас акромантульской паутиной. Да, и я боялся этого и одновременно желал, наконец-то, разобраться что к чему. Боялся узнать наверняка: Рон Уизли – убийца. Возможно, кто-то возразил бы мне: мол, что за друг такой, если вы не общались пять лет и не собираетесь? Да, но это не отменяло тёплых воспоминаний детства, Хогвартса и общих приключений, а, значит, Рон всё ещё оставался частью их. Я вряд ли припомню, о чём мы говорили за обедом. Точно не о погоде и не ценах на бирже. Но и серьёзные темы Люциус с опытом бывалого политика обходил, я тоже не горел желанием их обсуждать: усталость целого дня давила на плечи и горбила спину. Я наслаждался его обществом, вкусной едой и редким за последние дни спокойствием. Оленина мне показалась блюдом, доставленным из самого Рая, кислый соус – приятным дополнением к мясу. Вино, как правильно заметил Драко, выбрали лично под мой вкус: сладкое, немного пряное, немного фруктовое – я приготовился пить его вместо десерта. Люциус наблюдал за моим лицом то ли всем довольного человека, то ли просто блаженного, с улыбкой: я подметил, что ему нравилось меня баловать, исполнять мои маленькие прихоти, причём большинство из них невысказанные – он угадывал их. Час обеда так и остался в моей памяти островком радости и ничем не замутнённого счастья. Я вернулся к себе и уже в тишине собственной комнаты припомнил весь ужас проблем, навалившихся и словно получающих удовольствия от моей беспомощности. Я рухнул на постель, долго вертел в пальцах злополучный флакон, отбрасывал его, потом снова принимался рассматривать и никак не мог успокоиться. В голове крутилось: Драко не отдавал бы мне воспоминания, если бы не хотел, чтобы я посмотрел. Но он уверен, что обязан открыть душу. Фрагменты его памяти могут стать стеной между нами. Если бы он спросил меня об этом, то мой ответ был бы: «нет». Никакие поступки не могли вычеркнуть его из круга близких людей. Хотя всё же я поторопился сказать, что никакие. Убийства или предательства я бы не простил, но, немного зная реалии, уверен: ничего подобного он и не совершал. Драко в моей памяти бывал разным: печальным и ироничным, весёлым и обиженным. Но, перекатывая его мысли во флаконе, я видел перед внутренним взором гроб, лилии и умиротворённое лицо, подобное ликам дорогих фарфоровых кукол: немного румянца на щеках, скульптурные черты, тени от длинных ресниц… И вера в то, что он мог убить кого-нибудь или предать, рассыпалась стеклянными осколками. Нет, человек, прошедший сквозь проклятие и смерть, никогда не причинит другому намеренного вреда! Омута Памяти у меня не было, поэтому я доплёлся до комнаты Люциуса и еле слышно поскрёбся в дверь. Я всё ещё сомневался, поймёт ли он наших с Драко отношений и не захочет сам полюбопытствовать, в чём покаялся сын. Я зря накручивал себя: Люциус выслушал мои сбивчивые объяснения, потом положил руки мне на плечи и проникновенно сказал: – Если тебе нужен Омут Памяти, то достаточно того, что он НУЖЕН. Не стоит оправдываться… Я пролепетал: – Спасибо, – и через несколько минут домовик принёс мне старинную и громоздкую чашу. Вот так я отрезал себе пути для отступления – уже не скажешь, что не было необходимого реквизита. Я зачем-то всколыхнул мысли, выдернул пробку и вылил легчайшие нити в Омут. Они заволновались, лизнули призрачными протуберанцами воздух и успокоились, вихрясь внутри Омута и свиваясь в прихотливые узоры. Я задержал дыхание и погрузил лицо в мысли. Их прикосновение напоминало скольжение мягчайшего меха, но потом и оно стёрлось: в голове роились образы, органы чувств обожгло иной действительностью. Что-то в этом воспоминании было не так. Вначале едва затеплившаяся уверенность окрепла и росла всё больше по мере того, как события чужой жизни развёртывались передо мной. Место было незнакомым, но, несомненно, респектабельным. Всё вокруг дышало роскошью: бархатные занавеси, наборные кессонные потолки, мебель, тяжёлая и резная. Я шёл той дорогой, что когда-то Драко, и вертел головой всласть, рассматривая обстановку, подобно ребёнку, попавшему в мир чудес. Швейцар в алой, под цвет дорогих обоев на стенах, ливрее распахнул передо мной дверь. Почему-то померещилась брезгливость в его непроницаемом взгляде. Зал, открывшийся мне, походил на сказочный: люстры и многочисленные бра на стенах сверкали хрустальными подвесками в пламени дорогущих свечей, свет которых не мерцал, а горел ровно, как электрический. Обои переливались золотом, паркет начистили до зеркального блеска. Но то, что происходило в зале, мало напоминало сказку: в креслах сидели или полулежали молодые скучающие «сливки общества», на их коленях извивались полураздетые или уже полностью нагие представители древнейшей профессии – большей частью девушки, но попадались и тонкие, раскрашенные на женский манер юноши. Я огляделся, выискивая знакомые лица. Их было много. Насколько я понимал, Драко решил посетить одно из сборищ выпускников Слизерина, периодически случавшихся и имевших исключительно дурную славу. Скорее всего, огромный и роскошный зал принадлежал гостинице. Большие окна, в которые заискивающе всматривались огни мегаполиса, напоминающего Лондон, доказывали мою догадку. Судя по лицу Драко, он знал, что увидит, поэтому и не таращился (в отличие от меня) на шлюх, мастерски развлекающих своих клиентов, похоже, постоянных. Я же никак не мог отвести взгляда от танцевавшего на столе юноши, из одежды на котором были лишь громко звякающие браслеты, густо украшавшие его тонкие руки, пояс клинышком, приоткрывающий наполовину возбуждённый член и аккуратную, наголо выбритую мошонку, и цепочки, охватывающие изящно вылепленные щиколотки. Под улюлюканье и свист, заглушающие тоскливые звуки оркестра, юноша лихо отплясывал что-то невообразимое, изгибаясь всем тренированным телом и поднимая безволосые ноги. Прыжки и извивания чередовались с наклонами, и тогда крики становились звонче – между ягодиц блестело смазкой вожделенное многими в зале отверстие. В какой-то момент музыка оборвалась, танцор легко, словно охотившаяся птица, упал на руки могучего Маркуса Флинта, сразу же приникая к его приоткрытому рту жадным поцелуем. Вой дюжины глоток смешался с разочарованными выкриками – вероятно, юноша пользовался успехом и мог сам выбирать себе клиента. Флинт, не выпуская приз из рук, утащил его в тёмный закуток, который, впрочем, был слишком на виду – я с возбуждением, в изрядной доле смешанным с омерзением, наблюдал, как могучую шею Флинта охватывают щиколотки с многочисленными цепочками. Драко смотрел на всю картину разгула бесстрастно, он, похоже, искал кого-то в довольно плотной толпе и не находил – между бровей засела тонкая морщинка. Я тоже пробовал найти знакомого, но не учившегося в Слизерине, и был уверен, что мне это не удастся. Пока в группе танцующих я не увидел Джинни. Вначале я решил – обознался: Джинни Уизли вряд ли могла оказаться на вечеринке слизеринцев, но чем больше приглядывался, тем более убеждался в обратном: в короткой мантии, из-под которой изредка показывалась узорчатая кромка чулка, она неторопливо раскачивалась, обеими руками растрёпывая гриву огненных волос. Таким волосам не требовались ни украшения, ни краска – лениво топтавшаяся рядом Паркинсон терялась на фоне яркой соседки. Я перевёл взгляд на Драко, уже догадываясь, воспоминаниями о каком дне меня осчастливил мой друг. Но Малфой даже не посмотрел на девушек: его путь петлял между группками расставленной мебелью к софе в дальнем углу. На ней, закинув ногу на ногу, сидел ещё один знакомец – Блейз Забини. Даже, невзирая на то, что он ни капельки не изменился со времён школы, только слегка возмужал, я всё равно его бы узнал – такой скучающей физиономии не было ни у кого из моих знакомых: ни до, ни после Хогвартса. Он вертел в руке бокал с вином и поглядывал на блондинку, которая заливисто хохотала в обществе ещё одного выпускника моего года – Теодора Нотта. В кои веки вместо скуки на лице Забини застыла досада. Видимо, блондинка предпочла признанному красавцу заурядного парня, но я понимал её – через минуту после общения с Забини хотелось его придушить. Я следовал за Драко, снова и снова поражаясь распущенности, царившей вокруг. Даже девушки, которые по старым традициям должны достаться мужу невинными, не чурались общества жиголо, парни же, не задумываясь, какой компромат создают на самих себя, путались со всеми подряд. В очередной раз оглянувшись, я едва не свалился на пол от развернувшейся картины: парочка респектабельных господ возраста Снейпа целовались, зажав между собой довольно потрёпанную даму. Если меня не обманывали мои глаза, они пользовали её в соседние отверстия, не особенно таясь. Шлюха охала и вскрикивала, чем привлекала дополнительное внимание, которое ей, по-видимому, льстило. И так в каждом углу, на любой поверхности. Был бы шанс, я покинул бы шокирующее воспоминание, наплевав на правду. Можно ли меня назвать ханжой? Пожалуй, такой, как Флинт, и мог бы: я повернулся туда, где он «радовался» своему «призу» – танцор уже стоял на четвереньках на пуфике, подставив свой тыл неугомонному Маркусу. И это вызывало чувство гадливости – сокровенное показали всем, обесценили близость, как побывавший в общем пользовании товар. Драко же плюхнулся на софу рядом с Забини и спросил, перекрикивая скрипки, плачущие над цветом британской волшебной аристократии: – Зачем ты назначил мне встречу здесь? Разве у меня или у тебя не было бы удобнее? Забини поднялся и, налив в бокал вина, протянул его Драко. – Потому что дела навевают на меня сон. Так интересней, не правда ли? Драко указал рукой на особо живописную группку, с моего места (а встал я за плечом Малфоя) невозможно было понять, сколько в этой куче людей и где чьи конечности: сосущие, лижущие рты, гениталии и покрытые потом тела переплетались в причудливый орнамент, колышущийся размеренно в одном ритме. – Что в этом интересного? – ответил Драко, но от Забини не укрылось обуревающее его омерзение. – Наше общество так прогнило, что даже справлять нужду не стесняется у всех на виду. Ты гордишься, выставив их пороки на обозрение? Или я как-то не так понял твои намерения? Я прыснул: из всего разгулья пороков, начиная от неуёмного чревоугодия до неконтролируемой похоти, Драко отыскал самый «лакомый» – действительно, одному из гостей надоел «заурядный» секс, и он его разнообразил, принимая на себя переработанный здоровым организмом обильный обед и размазывая его по своей голой груди и дальше – по животу и члену. Со стороны это выглядело настолько отвратительно, что меня едва не стошнило. На фоне разгула неразлучные, как попугайчики, Крэбб и Гойл, обсуждающие очередной квиддичный матч и шансы любимой команды на победу, выглядели чуждо и невинно, что невольно вызывали симпатию, если не любовь. Забини стиснул челюсти так, будто стремился раскрошить собственные зубы. – Нет, не это, – по его небрежному жесту откуда-то из-за занавесей вынырнули люди в неприметном одеянии и уволокли и испражнявшегося, и наслаждающегося процессом. Запах быстро разогнали заклинаниями. – Я просто хотел вытащить тебя из особняка и вспомнить старые времена. Тогда не нужно было уговаривать пошалить… – Мои шалости, Блейз, до публичного секса не простирались. Никогда. Кому как не тебе знать, что я консервативен в отношениях. – Поэтому мы и расстались, – Забини обнял Драко за плечи. – Мы с тобой слишком испорчены воспитанием. А они беззаботны и бесхитростны в своих желаниях. Выпивка, дармовая жратва и потрахушки – всё, что их занимает. Правда, ненадолго. Потом их начнут занимать другие вопросы: где взять денег, чтобы откупиться от желающих разнести их секреты по всему волшебному миру. – Ты тоже в числе желающих? – глухо спросил Драко. В раскосых глазах Забини промелькнула тень триумфа. – Почему бы и нет? Здорово иметь управу на всех этих «вершителей судеб». – А я тебе потребовался, как свидетель? – Драко залпом осушил бокал вина и намеревался подняться. – Нет, свидетелей здесь предостаточно, – голос Забини зашелестел еле слышно, – я рассчитывал… Я нагнулся пониже, потому что делиться своими планами Забини предпочитал шепотом, иногда касаясь мочки уха Малфоя кончиком языка. – … подняться наверх и хоть на часок воскресить наше влечение друг к другу… Помнишь, как ты связывал меня, шлёпал и заставлял ублажать себя ртом? Ты любил моё горло… Драко не показал ни жестом, ни гримасой, нравилось или нет ему предложение – я обошёл его и посмотрел в остекленевшие глаза. И вот тут началась первая странность: мой угол зрения вдруг поменялся – я видел лишь то, что и Драко, ощущал его эмоции и не мог повернуть головы, чтобы рассмотреть происходящее в зале. – Это было бы замечательно, – механически, словно робот, ответил Драко и поднялся, повинуясь мягкому и настойчивому жесту Забини. – Но не здесь… – Конечно! – заверил Забини его с пылом, странным для такого равнодушного типа. – Наверху нас дожидается мягкая постелька. А пока выпей – я стерёг для тебя этот графин вина. Твоё любимое, между прочим. Налить? – Налей! – В ушах нарастал непонятный гул. Драко, и невольно я, выпили бокал, потом второй… Картинка перед глазами поплыла, люди понемногу сливались с фоном, вскрики и звуки оркестра мешались в далёкий и ненавязчивый шум. Забини обнял Драко, призывно улыбаясь. От него пахло мускусом и чем-то конфетным. – Идём? Меня утомила эта вечеринка, – он потёрся щекой о плечо Малфоя. – Пусть они развлекаются здесь, а мы уединимся в другом месте. Я пропустил, когда рядом с нами оказалась Джинни. Возможно, из-за трезвого восприятия я заметил, что её глаза заполняют бессмысленность и пустота. «Она одурманена, – констатировал я, но почему-то вырваться из плена воспоминания не получалось. – Как и Драко…» Малфой едва переставлял ноги, Забини тёрся о него, распалившись достаточно, чтобы начать раздавать авансы уже в коридоре. Джинни не отставала, плелась за ними – её омертвевшее лицо не выражало ничего: ни интереса, ни отвращения. – Пошла отсюда, – махнул рукой Забини. – Наглая девка! Чего привязалась? В отличие от зала, комната была типичной для отеля экстра-класса: в меру безликой, с неожиданными безделушками и прекрасным видом из окна. То есть я так подумал: зрение выхватило немного подробностей интерьера. Огромная кровать – единственное, что я запомнил наверняка. Я хотел бы не видеть интимные моменты жизни Драко, но зажмуриться, увы, не получалось. Абстрагироваться тоже не выходило: то, как Блейз Забини, смотря снизу голодными глазами, расстёгивал брюки Драко, как раздевался сам, требуя не только голосом, но и движениями тела, и взглядами, способными разжечь не один лесной пожар, большего, смотрелось чувственно. Да, я предпочитал не замечать, что Драко повинуется, но не проявляет никакой инициативы: требовали связать – связал, требовали изнасиловать горло – насиловал без сомнения и препирательств. Ни стона, ни вскрика, ни тяжёлого дыхания – Драко следовал инструкциям, но не чувствовал удовольствия – простой механический акт. – Это было великолепно! – хрипло прошептал Забини, спаивая Драко какое-то зелье. – Иногда я сожалею, что не смог растопить твоё ледяное сердце – мы были бы прекрасной парой. Хотя это мечты, и от реальности они слишком далеко. Ни ты, ни я не созданы для верности – таблоиды бы лихорадило: изменять тихо мы с тобой не умеем… Тебе нужно отдохнуть… Малфой послушно лёг на кровать, и воспоминание померкло. Ненадолго. Драко открыл глаза, но обзор плыл ещё больше, чем до свидания с Забини. В комнате он был не один: три смутных силуэта возвышались над ним. Я пытался всмотреться, узнать людей, обступивших его, и пару раз мне казалось, что мы встречались, но неизвестные чары спутывали наше общее с Драко сознание. – Не ошибка ли это? – Голос напоминал кваканье человекообразной лягушки, но слова всё равно узнавались. – Думаешь, старший Малфой спустит нам такое унижение своего выблядка? – Мне плевать, спустит или нет, – пробулькал второй силуэт, размахивая руками. – Пусть поймёт, что на его интриги всегда найдутся методы посерьёзней. – Это уже не метод, а прямой билет в Азкабан. В соседнюю камеру к Малфою, – снова квакнул первый. – Даже на Того-Кого-Нельзя-Называть нашлась управа, а нам до него далеко… – Не скули, слушать противно! Зачем ввязывался, если трясешься, как зайчишкин хвост, от любого шороха? – Второй отвесил первому силуэту затрещину и скомандовал: – Тащи сюда рыжую дуру. Он ещё чересчур послушен, чтобы упускать момент. Да и она… – Драко! Эй, Драко! – Третий тоже обладал экзотическим голосом, но я мог поспорить на собственную голову: в реальности он разговаривал звонко, как девочка. – Она хочет, чтобы ты её трахнул. – Ага, аж течёт, – четвёртый силуэт даже сквозь мглу чар отличался роскошной огненной шевелюрой. Схвативший рвал на ней мантию, потом швырнул рядом с Драко. Её локоть болезненно ткнулся под рёбра младшему Малфою. – Трахни её жёстко, а мы посмотрим. – Как скажешь, – равнодушно ответил Драко, потянувшись к лежащей рядом девушке… – Не забудь потом попотчевать его «Обливиэйтом», – напомнил первый голос. – Сюрприз хорош к сроку… И даже марево неизвестного снадобья не заглушило мерзкого хихиканья. Драко сжалился надо мной, когда решил показать этот отрывок из собственной жизни, и момента изнасилования я не видел. Впрочем, ни за какие коврижки я не хотел бы его рассматривать. Мне достаточно знать, что он решил исправить собственную ошибку, хоть и не был виновен так уж. Оставался последний вопрос: зачем Драко пришёл туда и что забыла Джинни на подобной вечеринке? К сожалению, ни один, ни другой не мог ответить. Я мерил шагами свою комнату, бессильный остановиться и отбросить эмоции – картины перед глазами были слишком откровенны. Чтобы занять себя, я запаковал мысли обратно во флакончик и спрятал его в рабочий саквояж, намереваясь отдать, как только молодожёны вернутся из свадебного путешествия. Никаких ответов я не нашёл, а потому мучился, кто были неизвестные, организовавшие подобное. Меня не отпускала мысль, что мы, если и не одногодки, то недалеко ушли по возрасту. Размахивание руками и затрещина – это всё признаки вчерашних учеников, взрослые обычно сдержанней выражают эмоции. Тревожился Драко напрасно: я ни на йоту не изменил своего отношения к нему – ни за шашни с Забини, ни за изнасилование Джинни, которого, по сути, не было. Да, я понимал, что должен рассказать новую информацию Люциусу – он главный в семье, но почему-то в груди противно ныло, когда я только думал об этом. Да, если рассматривать ситуацию, держа подмышкой кодекс чистокровного рода, то я потакал преступлению: за недобровольные связи Забини мог поплатиться не только свободой, но и головой, но что-то мне подсказывало: Люциус отдал право решать свою судьбу Драко, и тот ею уже распорядился. Плохо ли, хорошо ли, но он поступил так, как велела ему его совесть. Конечно, не мне мириться с несправедливостью: я собирался поговорить со своим другом и высказаться по вскрывшимся новым фактам, но и к его отцу не сунулся. Вместо этого я напился успокоительных снадобий и лёг спать. Заснуть мне так и не удалось: мысли отгоняли благодать Морфея, подобно сторожевым псам, отпугивающим воров. Протаращившись в полог балдахина половину ночи, я всё же выбрался из постели, зажёг свечи и читал позаимствованную в библиотеке особняка книгу, периодически отрываясь от на редкость интересного романа и наблюдая, как менялось небо за окном, как гасли звёзды и мертвенно-серый горизонт наливался живыми красками надвигающегося рассвета. Утро, порадовавшее ясной погодой, могло бы стать добрым, если бы не заботы. Начать я решил с ритуальной службы. На удивление, проблем не возникло: приятный мужчина, всем видом олицетворяющий скорбь, начиная от торжественного костюма и заканчивая приличествующим событию выражением лица, выспросил, кем мне являлся умерший и чего бы я хотел для него, и заверил: их служба побеспокоится обо всём. Цены тоже не вызывали отторжения. Погребение назначили на следующий день. Я внёс задаток и оговорил час панихиды, стремясь уйти поскорее – похороны, даже такие устроенные, не вызывали радости. С посещением Мракоборческого центра я, если и хотел повременить, то повестка, присланная с совой, такого шанса мне не предоставила. Я шёл, представляя себе более цивильную версию азкабанских казематов, вонищу и перебегающих дорогу крыс, но на деле центр напоминал офисное здание с большим столом полукруглой формы на входе для секретаря и двумя гигантского размера аспидистрами по бокам от него. Холл был запружен народом, основная часть которого приходилась на пострадавших и свидетелей. Для набедокуривших, скорее всего, существовал иной вход. Секретарь, царствовавший в холле, отличался излишней смазливостью среди шастающих туда-сюда брутальных мракоборцев: этакое золотоволосое и голубоглазое воплощение нетрадиционного соблазна. Впрочем, моё мнение изменилось практически сразу. Я только подошёл к стойке и открыл рот, чтобы спросить дорогу, как он, легонько стукнув по большому хрустальному шару палочкой, прямо-таки угрожающе потребовал просроченный отчёт. Нежная внешность никак не вязалась в моём сознании с этим металлически звенящим голосом. – Чем могу помочь? – Он мило улыбнулся и снова стал напоминать красивое, но пустоголовое создание, на деле – очевидно, не такое уж и глупое. – Меня вызывали на беседу, – промямлил я. Едва совладав с собой, я достал измятый пергамент. – Мистер Шиндлер… – Следователь Шиндлер, – поправил меня красавчик елейным голосом. Улыбка словно срослась с его лицом. – Кабинет номер двенадцать, но господин следователь, к сожалению, ещё не освободился. Присядьте, я позову, когда он сможет вас принять. Мракоборческий центр при более пристальном внимании заряжал своей деловитостью: десять минут ожидания растянулись будто бы на года. Меня раздражала необходимость ждать непонятно чего: обычно терпеливый, я не знал, как прожить побыстрее эти минуты. Я присел на стул, указанный секретарём, потом поднялся и прошёлся к единственному окну – поглазеть на проходящих магглов. Рядом с ним начиналась лестница, стёртые ступени которой вели вниз, в темноту. Я подумал, что это запасной выход в случае пожара, как оттуда, пугая всех, кто находился поблизости, выскочил человек, повадкой смахивающий на хорька, заметался по холлу, толкнул меня корпусом и попытался улизнуть через главный вход. Однако секретарь, жесты которого были плавны и изящны, молниеносно заколдовал двери, и человек-хорёк с размаху впечатался в их неподатливое полотно. Потом подоспели и мракоборцы, скрутили, надели наручники и повели мимо меня – обратно вниз. Ожидающие люди загудели, делясь своими соображениями, засновали по холлу. Какой-то старичок наступил мне на ногу, не соизволив даже заметить этого – он что-то шамкал, потрясая ручками, похожими на птичьи лапки. Чтобы на меня не натыкались, я вернулся в свой угол и только тогда заметил – в кармане моей куртки появилось нечто плоское. Понятное дело, этот предмет мне подбросили. Но кто? Конечно, мы – волшебники, но касались меня за весь день двое: человек-хорёк и старичок. Поскольку старичок в момент столкновения воздевал свои ручки-лапки к небу, не его вещь лежала в моём кармане. Одно не вызывало никаких сомнений: любоваться приобретением прямо в холле центра было бы глупостью из глупостей. – Мистер Гарри Поттер! – внезапно окликнул секретарь. – Вас ждут. Его любезность простиралась так далеко, что он без наводящих вопросов повторил для меня номер кабинета и даже махнул рукой, в каком крыле искать следователя Шиндлера. Коридор напоминал пищеварительный тракт дракона. Не то чтобы я имел обыкновение гулять по его кишкам, но всё эти внезапные повороты, тупички и крохотные, устланные коврами пятачки неумолимо напоминали древнюю ящерицу изнутри. Я с надеждой вглядывался в бронзовые таблички: путешествия в сплошных коридорах мало кому приносили удовольствие, мне – точно, но заветный кабинет номер двенадцать (проскакивала такая мысль) напоминал Выручай-комнату: вроде бы есть, но надо знать, как в него попасть. Впереди маячил очередной тупик, светящий единственным на весь этаж окном, и неожиданно я увидел заветную цифру. Я неверяще протёр глаза и уже с изрядной долей радости поторопился постучать: мало ли – вдруг номер растает, и ищи потом следователя Шиндлера в иных мирах. – Войдите! – рявкнули из-за двери, и моя надежда, что разговаривать со мной будет похожий на красавчика-секретаря мракоборец, развеялась извечным коридорным сквозняком. Но я повернул ручку и смело вошёл внутрь. Кабинет безлико таращился на меня открытыми полками с рядами одинаковых серых папок, за столом сидел нужный мне человек и кропал в пергаменте какие-то закорючки ощипанным пером, признать эту мелкокалиберную крупу почерком было выше моих сил. Следователь Шиндлер выглядел под стать своему кабинету: кроме насыщенного цвета его форменной мантии и вспомнить нечего – серенькие прилизанные волосы обрамляли вытянутое лицо, за мелкие и невыразительные черты он наверняка носил в школьном прошлом какое-то грызунское прозвище. Однако я бы поостерёгся его обзывать – цепкий взгляд не обещал ничего хорошего. Я сел на предложенный стул и поёжился: всё вместе – массивный стол, шкафы и решётки на окне – заставляли почувствовать себя неуютно. Следователь, вперивший в меня немигающий взгляд, лишь добавлял неприятное впечатление. – Рад видеть вас, мистер Поттер, – Шиндлер сделал попытку улыбнуться, но, вероятно, ему мало приходилось в жизни кого-то очаровывать, потому что вышла его гримаса отнюдь не милой и не располагающей. Наоборот: я подобрался, словно перед боем. – Не надеялся, если честно. Слышал, вчера вы почтили вниманием некое торжество… – Ронни не был для меня чужим, чтобы отбросить его смерть, как мало интересующий факт, – ответил я, отлично понимая, к чему он клонит. И правда, сразу же, незамедлительно последовал вопрос: – А какие у вас были отношения? – Прекрасные, – немного жёстче, чем надо, ответил я. – Настолько, что я свободно оставлял его в магазине одного. – Без контракта? – уточнил Шиндлер, отмечая на пергаменте ход нашей беседы. Но знаки, выходившие из-под его пера, ни о чём мне не говорили. – С контрактом, почему же? – не покривил душой я, хотя понимал, что проверить этот факт невозможно. – Он остался с тех времён, когда я ему не доверял. – Неужели собирались его расторгнуть? – Шиндлер сверкал глазами из-под тонких, будто выщипанных бровей. – Скорее заменить другим, – я глянул в окно: пристальное внимание следователя тяготило. – Не было и речи расстаться с таким работником. – У вас были личные отношения с убитым? Я посмотрел на Шиндлера с очевидным удивлением: – Да, мы общались. Можно сказать, что дружили. По скептической гримасе я понял, под личным Шиндлер подразумевал иное. – А нет, мы не встречались, – и я почувствовал, что покраснел. Казалось бы, и повода не было, но мои щёки, уши и шея стремительно наливались жаром, а я прятал взгляд, уставившись в неприметное пресс-папье в виде рыбацкой лодки, заполненной щедрым уловом. То ли это что-то обозначало, то ли просто талисман без капли магии, но по суевериям приманивающий богатства. Безликий при первом впечатлении кабинет немного преобразился. Практически незаметные вещи показывали: Шиндлер старался не выставлять напоказ свои слабые места, но печать его присутствия всё же ощущалась в окружающем. – Дочь подарила, – упоминание о ней смягчило резкие черты шиндлеровского лица, а взгляд перестал излучать холод. – Считает, что приманит мне удачу. – Горя точно не принесёт, – попытался улыбнуться я, с содроганием ожидая новых вопросов. И они не заставили себя долго ждать. – Вы составили опись пропавшего? Я замотал головой: – Могу перечислить по памяти. – Напишите и приходите ко мне в понедельник. И я буду очень благодарен, если к перечню вы присовокупите рассказ о вашем знакомстве и последней встрече. К сожалению, у меня мало времени для беседы сегодня. Но в понедельник я уделю его побольше. Я торопливо поднялся, невольно поёжившись от угрозы, почудившейся в последней фразе следователя. – Непременно, – обнадёжил я. – До свидания. Шиндлер не ответил, он смотрел на меня и о чём-то думал. Но, судя по выражению лица, мысли его не радовали. Ничего такого в нашей беседе не было: следователь задавал, в общем-то, нормальные и нужные вопросы, но меня не покидало впечатление, что главный подозреваемый у него – я. Неизвестным предметом в кармане оказался блокнот, если можно назвать так несколько вырванных страниц из рукописной книги, сшитых грубой нитью. Я долго разбирал мелкий витиеватый почерк, потом отбросил блокнот в сторону, решив, что история с его подбрасыванием – чья-то дурная шутка. *** Несколько дней в особняке царила тишина. Не знаю, чем занимался Люциус, но я оккупировал библиотеку и пытался разобраться, что за зелье подлили Драко. Конечно, в этом случае мог помочь Снейп, но он занимался делами Хогвартса и не появлялся, а написать письмо с намёками – первый шаг к тому, что потом придётся отвечать на неудобные вопросы, которые Северус, без всяких сомнений, задаст. Вряд ли он станет миндальничать с «национальным героем», как это делал Шиндлер, – он припрёт к стенке так, что сам расскажешь, лишь бы вырваться из крепких пальцев директора Хогвартса. Мои поиски были тщетными: снадобий, влияющих на сознание, нашлось пруд пруди, но в описании их действия всегда оказывалось что-то, говорившее – не то! Воспоминания Драко поглотили всё моё время: я узнал о зельях неожиданно много. Правда, мои новоприобретённые знания имели узкую направленность: работа с сознанием; но всё равно я чувствовал, что моё исследование полезно, не в этой ситуации, так в иной. Те несколько дней, проведённых в библиотеке, позволили продержаться до возвращения моего друга без ненужных нервных напряжений. Я не заметил бы течения времени вовсе, если бы не правило семейства Малфоев: Люциус считал, что домочадцы должны собираться хотя бы раз в день и общаться, и придерживался этой традиции, имеющей длинную историю, неукоснительно. Обычно это был обед. Каждый вечер я принимал душ, смывая пыль и паутину, переодевался и окунался в проблемы и достижения своей маленькой семьи. Северус считал правило замшелым анахронизмом и всячески игнорировал общие обеды. Люциус вздыхал и объяснял это тем, что Снейп не очень-то жаловал принуждение в любом виде. К сожалению, мои попытки перевести застольную беседу в нужное мне русло превращались усилиями Люциуса в шутки или притчи в тему. Мы так и не поговорили о нас, что меня неизменно печалило. Люциус избегал выяснения отношений, как бы я ни настаивал. С приездом Драко дом ожил. Казалось, даже позолота на канделябрах стала сиять особенно, празднично. Будто Драко – персонаж йольской мистерии, приносившей в дом торжество. Снейп, опоздавший на полдня, напоминал Крампуса, почему-то лишённого хвоста и рогов. Возвращения Джинни никто, на мой взгляд, не заметил. Впрочем, её это не опечалило: едва закинув вещи в свои комнаты, она поторопилась в гости к родителям. Мы же остались сугубо мужской компанией, что сказалось на разговоре за столом – он перестал быть светским. С самой первой фразы, сорвавшейся с губ Северуса, я понял, насколько привык доверять лишь себе. Драко и без моего вмешательства поделился всплывшими воспоминаниями, и почему-то я был уверен, что и Снейп, и Люциус досмотрели их до самого «Обливиэйта». Поисками снадобья занимался и Снейп, но его постигла неудача, как и меня. – Я думаю, что это авторская модификация известного зелья. Понять бы, какого, а дальше дело за малым… – говорил Снейп, нарезая мясо тонкими полосками. – Однако на поиски уходит слишком много времени, – парировал Люциус. – След преступников остынет. Для нас недопустимо… Я подал робкий голос: – А не может искажаться симптоматика одного зелья другим? Драко кивнул, не поднимая взгляда. Его лицо пылало под цвет мака в петлице. – Но кое-что в наших силах, – Снейп мрачно усмехнулся. – Например, узнать, каким зельем опоил Драко Блейз Забини. – Поздно, – Люциус отбросил вилку с отвращением, которое только наивный бы отнёс к еде. – Драко и мисс Уизли поженились. – Но осталось вмешательство в память наследника… – парировал Северус. – Да мало ли причин?! Нанесение умышленного вреда Драко, опасение за жизнь его сына, вероятность осложнений во время родов новой миссис Малфой… – Надо попробовать, отец, – тихо, что совсем было не в его характере, сказал Драко. – Ты смотришь с позиции главы – всё официально, задокументировано. Но ты не принимаешь во внимание другого. Забини труслив. Это знаешь ты, это знают все слизеринцы. Он не вступал ни в одно общество в стенах школы, ни после неё. – Можно списать на дальновидность, – ответил Люциус. – Пап, давай ты не станешь мне рассказывать о характере моего бывшего?! Надеюсь, я никого не шокировал?.. Снейп хмыкнул, я покраснел, но упрямо покачал головой. Люциус не отвечал на риторические вопросы. – Никакая это не дальновидность! Во время проверок в Хогвартсе, когда искали пособников Тёмного Лорда, напомнить, куда он слинял? Он напился отравы, сваренной им же в камине факультета по семейному рецепту, и две недели валялся в госпитале Святого Мунго! – Он так и сказал? – Нет, но приготовление успокоительного в камине и его каникулы в госпитале связали многие. К тому же, времени для действий оставалось немного… Он даже шантажирует некоторых исключительно через подставных лиц, а посредников связывает клятвой по рукам и ногам… – Что ты конкретно предлагаешь? – отрезал Люциус. – Шантажировать его? – Нет, пап, – отмахнулся Драко, и я удивился, насколько легко и свободно выглядел его жест. – Нельзя крысу загонять в угол, ты сам учил, она начинает обороняться и становится непредсказуемой. А вот надавить мы с Гарри вполне можем. Меня бы он не испугался, а с группой поддержки должен заговорить. – Если он изворотливый трус, то вы получите массу проблем, – Люциус хмурился, но мне почему-то казалось, что ему пришлась по душе мысль Драко. – Каким бы он ни был изворотливым, но Кингсли скорее поверит Гарри Поттеру, чем Забини, – вступился Снейп. – С Гарри эта идея имеет шанс. Если вы, конечно, согласны участвовать в столь сомнительном предприятии. – Я собирался предложить что-то такое, – признался я. – Хотя и не делал бы ставку на своё имя. – Скромность украшает героя? – Я ожёг Снейпа недовольным взглядом, но понимал, что без ядовитых реплик он обойтись не мог. Характер такой. – И ещё одна новость, которая, надеюсь, всех порадует: мисс Грейнджер написала мне и попросилась в ученики… – Есть что отметить, Северус! – Люциус хлопнул в ладоши, и через минуту в наших бокалах пенилось шампанское. Мы с Драко непонимающе переглянулись. – Эх, молодёжь, всё вас учить! – Снейп усмехнулся, показывая крепкие, но кривоватые зубы. – Мне не хватало одного ученика, чтобы в следующем году баллотироваться на пост главы гильдии. Место не важно, но приятно, что право имею. И он басовито рассмеялся. – И вы согласились? – с замиранием сердца спросил я. – Предположим, мисс Грейнджер достойна стать ученицей и без других причин. Так что не пытайтесь, мистер Поттер, сразить меня взглядом – я бы ей не отказал в любом случае. К слову, вы с ней помирились? – Да, и решили забыть все обиды. – Значит, её появление в доме не станет тяжёлым испытанием, – Снейп поднялся, бросил на стол салфетку и сказал Драко: – Не откладывай на потом задуманное – ходят слухи, что Забини собираются посетить Италию. Вероятно, они могут остаться там навсегда. – Спасибо за информацию, крёстный. Я напишу ему сегодня же.