Половинка нашей души (рабочее)

Бертран

Поначалу гнев затуманил мне разум. Но брат и Фредерик правы — надо подождать, а не решать все дела на скаку. Остановиться, оглянуться, подумать. А думать о ней было приятно. Девушка действительно особенная. Не только своей красотой, но и тем, что невозможно описать словами. Она как-будто светилась изнутри, и этот свет был предназначен только нам с братом. Мы с Бернардом почти не говорили. Все было ясно и без слов. Фредерик посоветовал нам заняться расследованием, отвлечься. И это действительно отвлекло. Имена, названные маркизом, проверяли по очереди. Чтобы не привлекать внимания общественности к подозреваемым, приходилось выезжать к ним на дом. Кто-то приезжал просто по приглашению. Беседы проводили наедине, чтобы как можно меньше людей знало о расследовании. С отравления прошло время, дворяне расслабились от сытой и спокойной жизни. Ворошить старые события, которые угрожали тюрьмой, никому не хотелось. Подыскивали ключ к каждому, кого-то удалось разговорить шантажом, кого-то — угрозами. Вечером, усталые и злые, мы возвращались домой. Дома мы встретили отца и Мишель, которые приехали на светский сезон из герцогства. С ними приехала и наша младшая сестра Луиза. Наш отец-омега умер в родах, произведя на свет девочку-бету. Наверное, поэтому мы ее не любили. Да и отец в глубине души тоже винил ее в смерти папы. Сейчас ей двадцать, отец никак не может выдать ее замуж. Может, от нашей нелюбви она выросла на редкость злобной и завистливой особой. Отец жаловался, что не раз выдергивал ее из чужих постелей. Причем предпочтение она отдавала именно омегам. Для нашего пожилого и архаичного отца это было пределом извращенности. Нас она особо не интересовала. Только иногда мучила совесть, и за нее, и за отца. *** Прошел месяц. Наше расследование зашло в тупик. Конкретных доказательств причастности дворян не было. Лишь один виконт как-то проболтался о письмах, которые заговорщики доставляли голубиной почтой. Кто организовал, кто исполнил так и остается тайной. Сезон заканчивался. И как-то вечером отец попросил нас прийти пораньше на семейный ужин перед их отъездом. Мы с Бернардом спустились в столовую в точно назначенный час. Ужин проходил в спокойной молчаливой обстановке. — У вас все в порядке? Может что-то с делами? Какие-то вы задумчивые слишком, — прокашлявшись начал отец. Тогда я и решил все рассказать ему. — Мы встретили свою пару, — сказал я опуская глаза. Отец выдохнул улыбаясь. Он обрадовался этому. — А что же у вас такие лица. Это же прекрасно. Кто это? — с минуту помолчав произнес он. — Тебя не обрадует ее имя, — Сказал Бернард, внимательно глядя на отца. — Ну, не томите же. Кто эта за загадочная особа? — казалось, ничто теперь не испортит отцу настроения. — Виконтесса Адалина Де ла Кур. Дочь герцога Савойского, — произнес я оглядывая родственников. Реакция была совершенно противоположной ожиданиям. Отец рассмеялся, Мишель, дожевывая телятину, равнодушно пожал плечом, а Луиза вскрикнула, закрыв рот ладошкой. — Судьба злодейка, —отец продолжал веселиться. — Породниться с этим скандалистом и заговорщиком — не предел моих мечтаний. Но не смертельно, сыновья, не смертельно. Только что же вы не рады? И когда вы познакомите нас с ней? — Отец вопросительно смотрел на нас, улыбаясь. Мое же цепкое сознание вырвало одну важную фразу из его громкой и радостной речи. Пока я формулировал все у себя в голове, ответил Бернард. — Мы сами с ней толком не знакомы. Почувствовали мы ее случайно. Понимаешь, она… кажется, больна чем-то. И ведет закрытый образ жизни. Из поместья только первый раз приехала. Она боится нас. Отец слушал внимательно. Луиза после последних слов Бернарда закашлялась, извинилась, глотнула вина. — Нет, я помню, когда-то Савойский привозил ее в столицу. Еще при Безумном короле. Карл настаивал, чтобы мы при дворе жили, помните? Она тогда еще не доросла до возраста дебютантки, сам я ее не видел, но, кажется, Луиза с ней общалась тогда. Мне докладывала гувернантка, и ни о какой болезни речи не было. — Отец, напрягая память, сосредоточенно свел брови. — О, это было лет… шесть назад. Я даже порадовался за Луизу, наконец-то с кем-то сблизилась, какие-то увлечения у них там были. Ты не помнишь ее? – Он поднял глаза на сестру. Мы все перевели взгляд на нее. Луиза бледной тенью сидела не шелохнувшись. Отмерла, и не дожидаясь слугу сама налила в свой бокал вина, и залпом его осушила. Отец возмутился. — Ты, я смотрю, больше всех за братьев рада. Помнишь ее? — отец сердито вздохнул. Луиза помолчала, потом как то не уверенно произнесла. — Да, помню. Мы подружились. А потом она уехала. — Луиза замолчала, посчитав, что рассказ закончен. — Ну, что же. Дерзайте. И обязательно держите меня в курсе дела. — Отец, не заметив в ее поведении ничего подозрительного, решил завершить ужин. Он поблагодарил прислугу, и направился в гостиную выкурить вечернюю трубку перед сном. Я посмотрел на Бернарда, и показав глазами на Луизу отправился следом за отцом. Бернард же еле заметно кивнул мне, направился в сторону двери, за которой исчезла сестрица. Мы сидели у камина, я вытянул усталые ноги, отец дымил дорогим табаком. — Почему ты назвал Савойского заговорщиком? — спросил я, стараясь придать своему тону небрежность. Отец улыбнулся. — А то, что я назвал его еще и скандалистом не привлекло твоего внимания, уважаемый советник? Не хитри. Ты мой сын, и я знаю, когда ты юлишь. — Хорошо, что только ты, а то грош мне цена как советнику. — рассмеялся я. — Шесть лет назад я совершенно случайно прочел одно письмо, которое было адресовано не мне. Это была переписка Савойского и маркиза Де Жанье. Да, тот самый, который потом пьяный выпал из седла и умер. Маркиз был редким неряхой и пьяницей. Он оставил письмо на моем столе случайно. Оно было без подписи, и я начал читать его как свое. Там Савойский выражал крайнее недовольство политикой Карла, и призывал дворянство к принятию мер, что-то вроде «остановить безумство». Также он писал о том, что уже разослал такие же письма другим, и они полностью поддерживают его в этой идее. О чем речь там не указывалось. Но как показала история своего он добился. И если даже мне многое стало понятно, у меня возникла новая партия вопросов. — Если ты знал о заговоре, почему не принял меры? — признаться, я был очень возмущен бездействием отца. В этот раз отец молчал еще дольше. Смотрел на огонь, и размышлял. — Сынок, ты знаешь почему Карла прозвали Безумным? — Еле слышно произнес он. — За жестокость, за неоправданные убийства, пытки в застенках тюрем. А почему он таким стал не знаешь. Его Истинный умер от тяжелой болезни. В адских муках. Тогда и умерла половинка души Карла, и стал он безумен. Такой человек не может управлять страной. Вы не знали и половины того, что происходило во дворце. Какие решения он принимал, как рисковал нашей безопасностью, скольких отправлял на смерть. Единственное, что я мог сделать — это отправить Фредерика с вами путешествовать. Чтобы он не видел всего этого. Когда я прочел письмо я долго и много думал, и решил не вмешиваться. Понаблюдать за действиями Савойского. Через год Карла убили. До сих пор я терзаюсь сомнениями о правильности своего решения. Отец больше не смотрел на меня, мыслями он был далеко. А я задумался о том, как бы я поступил на его месте. Ведь речь идет не о десятке людей. — Фредерик прекрасный король. Сильный, смелый, мудрый. Вы молоды, полны сил и энергии. Не надо оглядываться на нас, мы уже пережиток прошлого. Я попрощался с отцом и пошел на поиски Бернарда и Луизы. Кто бы знал, что разгадки тайн лежат у нас перед носом. И сейчас, если повезет, мы узнаем еще одну. *** Я нашел их в библиотеке. Они пили вино. Времени прошло много, выпито немало. В комнате был полумрак, свечи догорали, но я увидел, что Луиза была пьяна. Бернард был трезв. — О, наконец-то явился. А то мы уже устали тебя ждать. — Луиза пьяно растягивала слова. Рассмеялась. — Я сказала Бернарду, что расскажу все, только когда вас будет двое. Чтобы не повторяться. Луиза с громким стуком поставила пустой бокал на край стола. Подняв глаза верх, где по ее пьяному представлению наверное должен быть не потолок из деревянных балок, а голубое небо с облаками, она медленно с паузами произнесла. — О, Всевышний, ты жесток, равно как и справедлив, — иронично усмехнулась она нам. — Ну, что же, вы действительно хотите это услышать? — Я здесь, можешь начинать. — Я начал злится. Она, плаксиво скуксилась. Как-то трагично посмотрела на нас. Кивнула своим мыслям. — Не думала, что придется рассказывать эту историю кому-то. Тем более вам. Я думала, она умрет со мной, и никто не узнает, какое я дерьмо. — Она коснулась своей груди, из глаз ее покатились слезинки, но лицо было гладким, она не осознавала что плачет. — Отец все правильно вспомнил, шесть лет назад это было. Вы с Фредериком только с путешествия вернулись, и в главном дворце по этому поводу Карл праздник на несколько дней устроил. Помните? Когда я увидела ее впервые, я подумала, что она ангел. У нее тоже не было папы-омеги, и она не пахла совсем. Как бета. Как я. Только разница все равно была огромной. Красивая, умная, и все у нее получается, а главное все ее любят. И я влюбилась. Проводила с ней время постоянно. У нее папаша чудаковатый, все-все ей разрешал. Подарил ей коня породистого. Конь этот королевских конюхов к себе не подпускал. Только ее. Одевалась она специально как конюх, и никто на нее внимания не обращал. На мальчишку-омегу похожа. Днем мы с ней и с гувернантками ездили на этюды. Она меня рисовать учила. Ездила она верхом, а вечерами сама же кормила и поила коня. Я не понимала этой забавы, воняло в конюшне сильно. Благородные леди не должны этого делать. Она смеялась надо мной. Ей все нравилось. Она с конем этим разговаривала, гладила его, в нос целовала. Через какое-то время я поняла, что это единственное место, где мы с ней вдвоем можем побыть целых полчаса. Конюхи на улице, гувернантки уходят с этюдниками во дворец. В тот день я решила ей признаться. Как только мы вошли туда, я сказала ей о любви, она удивленно молчала, и я потянулась поцеловать ее, но она оттолкнула меня. Я упала и разбила коленку. Разозлившись я выбежала из конюшни с мыслями о мести. Никто ее больше любить не будет! Вас я увидела издалека. Пока бежала, составила план. Вы были сильно пьяны, оба, и мне это было на руку. Я разрыдалась, и сказала вам, что меня пыталась изнасиловать в конюшне. Показала вам коленку. Давила на жалость, что никакой защиты от вас не вижу, словно и нет у меня братьев, каждый обидеть может. Мы с братом уже знали, чем кончится этот ужасный рассказ. Обрывки воспоминаний того случая иногда всплывали в памяти уродливыми черными дырами. Я стал дышать через раз, а Бернард опустил голову, и запустил пальцы в короткие волосы. Ни я, ни брат не прервали ее. — Вы вдвоем ринулись в конюшню. Дальше я слышала ваши крики. А ее голоса не было. Я вошла, спряталась за угол и наблюдала. Сначала вы кричали на нее и хватали за одежду. Потом стали толкать друг к другу, она падала, вы поднимали и снова. А потом ты, Бернард, смахнул с нее шапку, и ее золотые волосы рассыпались по плечам. Вас охватила похоть. Бертран первый начал рвать с нее одежду. Она сопротивлялась, плакала, что-то говорила вам. А потом Бернард перевернул ее на живот, а ты пристроился между ее ног, вынул член, и попытался войти в ее тело, но у тебя не получалось, она сопротивлялась, ты злился, кричал, и с размаха ударил ее по ягодицам, она замерла, а ты вошел. Она закричала. Бернард зажал ей рот рукой, и после вынул свой член и стал бить им по ее губам. Она не открывала рта. Тогда ты зажал ей нос, рот открылся. Вы менялись местами. А я стояла, и смотрела, как моего ангела рвут на части два демона.