Половинка нашей души (рабочее)

Адалина. Все, что происходило со мной в последние время было похоже на дурной сон. Все мои тайные страхи повылезали наружу. Абсурдная Истинность, вокруг которой теперь крутилась моя жизнь меня начала меня злить. Когда отец все рассказал нам с братом, сначала я испугалась за него, но потом, когда он плавно подвел разговор к тому, что лучшим решением для нас стал бы брак с Истинной парой, и назвал ряд причин для этого, мне стало плохо. Я стала пленницей своего собственного вранья. То, о чем я умолчала в прошлом, теперь словно насмехалось надо мной обрекая страдать всю оставшуюся жизнь. Да, союз Истинной пары был бы идеальным решением. Во-первых — наша связь должна значить взаимную привязанность и любовь. Во-вторых — они благородного происхождения, и уже являются носителями герцогского титула, достаточно богаты, а это значит, что они не заинтересованы ни в титуле брата, ни в его наследстве. Можно было бы рассказать все отцу сейчас. Ведь еще не поздно? Но что это даст? Он рассвирепеет, попытается убить кого-нибудь из них. Почему-то это перестало быть важным сейчас. Как только я переборола свой дикий страх перед ними он сменился другим чувством, не менее сильным — ненавистью. Очень хотелось сделать им больно в ответ. Но теперь вся эта ситуация проверяла на прочность мою верность семейным узам. Могу ли я отказаться сейчас? Когда мой пожилой отец и так рвется во все стороны, пытаясь сохранить все то, что осталось ему от предков и передать своему сыну. Стать разменной монетой в этой сделке мне совсем не хочется. Цель их визита была ясна с самого начала. Официально присвоить то, что и так принадлежит им. Во мне бурлила злость. Ненавижу их. Сидят, ужинают. Два напыщенных индюка. Как лениво и равнодушно этот тощий осматривает нас с братом. Словно придирчивый покупатель на рынке. Второй — здоровенный, спокойный, как африканский слон, а силища чувствуется за милю, и тоже смотрит так, что мурашки по коже. Красивые, как древние боги на картинках — Аполлон и Арес. Но к сожалению, я уже знаю, что прячется за этим фасадом — желание издеваться, унижать, наслаждаясь болью слабого. От этих мыслей снова вернулся страх, но приправленный ненавистью к ним. Я представлялась себе не загнанным кроликом, а уже разделанным, без шкурки и потрохов. Так захотелось вскочить из-за стола и закричать. Но нельзя. Пока я играла на рояле, а эти двое сверлили мою спину взглядами, я думала. А может, все это было подстроено? О том, что они дружны с Его Величеством знают все. Состроили план как вынудить отца отдать меня им и привели его в действие. Наверняка знали, что отец отказывал предыдущим «женихам», и просто так меня не отдаст. Я бы просто отказала, и все. Но они нашли способ воздействия на меня. Какая низость. Хотя, чего еще от них ожидать? Особенно страшно стало когда они приблизились оба. Уши заложило, сердце приготовилось к прыжку где-то в горле. Я не слышала что они говорили, только смотрела как движения их стали неловкими, даже робкими. И как красиво очерченные губы говорившего тощего задали мне вопрос. Вот он, выбор. Пойти у них на поводу, и стать заложницей их больных пороков? Или же отказаться, что наверняка сведет отца в могилу и пустит прахом герцогство? Все! Все сказано. Я сделала так, как должна. Назад пути нет. *** Кажется, я уже забыла, как это — просыпаться с отсутствием желания жить. Завтракали мы все в столовой. Отец был в прекрасном расположении духа. Обсуждал с гостями оформление документов. Мне стало смешно — договор купли-продажи. Что же, господа. Вы сами это предложили, а теперь, пожалуйста, столкнитесь с тем, что натворили. Меня сопровождала горничная Мари. Догнали мы их быстро. Когда они сошли с лошадей я сказала им то, что должна. Я получила какое-то моральное удовлетворение. Я уже давно свыклась с фактом бесплодия. Поначалу это вызывало во мне неоднозначные чувства. Иногда я думала о сложившейся ситуации, и это приводило меня в состояние огромной скорби, словно я впадала в траур по нерожденным детям. Но чаще я относилось к этому с каким-то обреченным смирением, ведь, наверное, так и должно быть с оскверненным телом? Поговорить об этом я ни с кем не могла. Только лекарь. Тогда он пытался поддержать мой ускользающий разум, и говорил, что это совсем не важно. Что я смогу заполнить свою жизнь другим, не менее важным смыслом. Хотя, сейчас я испытала какое-то извращенное удовольствие. Все правильно. Я такая же как они, не стоит самонадеянно думать, что я лучше и чище их. Наверное, мы достойны друг друга в своем душевном уродстве. Бертран. По пути в столицу мы с Бернардом говорили очень мало. Подсознательно я винил его во всем этом, а он меня. Никто из нас не остановил друг друга в тот день. И вот итог. Объяснимое наказание для нас. Ее слова не шли с моей головы. Глупенькая, думает, что мы откажемся от нее из-за этого. Нет. Мы разделим это несчастье на троих. И понесем его вместе. А проблему с наследниками решим как-нибудь иначе и позже. Не сейчас. В столице нас ждало письмо от отца, в котором он выражал восторг по поводу этого знаменательного события. Вызвался помочь с организацией. И его нисколько не смущает, а даже радует то, что все случится раньше положенного времени. Фредерик тоже был рад, что все прошло хорошо. Посмеялся над нашими постными лицами. Выспросил по всем остальным вопросам. Он также предложил провести торжественное мероприятие в летнем дворце, поскольку позволяет погода. Мне не совсем понравилась эта идея, близость столицы подразумевала много гостей, а значит пристальное внимание сплетников-стервятников к нам троим. Я бы даже наплевал на наш статус, и мы бы сбежали в Кастилью к Бернарду, провели бы тихую скромную церемонию. Но это также значило бы остаться с ней там наедине, а этого, если признаться честно, я боялся. Боялся сам себя. Не знал как себя с ней вести, что говорить, даже куда деть руки. Вся моя сущность тянулась к ней, болезненно хотелось прикасаться, чувствовать, дышать, брать и отдавать все, что есть. Но я понимал, что еще не время. -