Ледяная Ольсара

Новый день выдался пасмурным. Сыпал мелкий снег, больше напоминающий заморскую крупу. Он тихо падал на землю, выбеливая волосы и шубы собравшихся на охоту воинов. Их оказалось около пяти дюжин смельчаков, вызвавшихся идти за марамонтом. Все молодые, крепкие, с начищенными до блеска гарпунами, копьями и мечами, воинственно разукрашенные они вселяли в сердце подсознательный страх. И среди них, вооруженных до зубов воинов, я выделялась особенно остро, в своих блестящих одеждах, с нитями жемчуга в волосах, располагавшая только небольшим кинжалом, не столько острым, сколько красивым. Как сказал отец: «богине не пристало марать руки кровью. Ее оружием должна быть магия севера и могущественный зверь-защитник» Я задумчиво рассматривала снег под ногами, слушая торжественный гимн Враждю. Исполнял его ансамбль под руководством верховного шамана. И по своей помпезности он разительно отличался от принятых в нашем селении. Голоса шаманов лились подобно тихому течению реки по весне. Когда снег еще не до конца сошел и не успел наполнить небольшие ручейки, робко прокладывая себе дорожку среди бескрайних снегов: — А что Враждь, бог наш великий! А что, солнцеподобный! Споем для тебя, славим! Марамонта великого добудем, дабы смог ты испить его горячей крови! Дабы дал нам сил в грядущей битве, дабы смогли мы одолеть врага своего… Славься, отец наш! — вели они напевную, спокойную мелодию. Слушать их пришли все, не только охотники. Выстроились позади нас, внимая каждому слову. И ветер доносил до меня бессвязные отрывки их монологов: — Диива проклятого… — Крови богу войны…- шептали они на разные голоса, волнуясь подобно грозному морю в непогожий день. И вроде, не было ничего такого в спокойной мелодии гимна, чтобы разъярить толпу. А она все равно распалялась. Выкрики становились все громче и громче. Народ призывал охотников поскорее уходить и возвратиться с добычей. Я слушала их удивленно, пытаясь понять, отчего же не распаляется в моем сердце огня, подобного этому. Отчего меня и вовсе не прельщает предстоящая охота. И почему меня не отпускает чувство предстоящей беды… Ответов на свои вопросы я не получила. Поглощенная в свои невеселые думы я и вовсе забылась. Вывел меня из ступора только взорвавшийся гулом многоликой толпы народный глас. Покуда я размышлял, ансамбль допел гимн, смолкла цитра, а народ начал высказывать свое почтение Враждю и его слугам. Перекрикивая друг друга в желании быть услышанными богами, вражичи и склавары создавали невыносимую какофонию звуков, от которой не только у меня заложило уши. Недовольно зашипел и стоящий подле меня Анвин, прикладывая ладони к ушам. Я осторожно подошла к нему ближе, касаясь ладонью его спутанных волос. Мужчина мгновенно отвлекается от шума, оглядываясь на меня. Его настороженный взгляд теплеет, губ касается легкая усмешка. — Не волнуйся, Ольсара. Со мной все в порядке, — шепчет он одними губами. Я киваю, убирая руку, и перевожу взгляд на капище. Музыканты уже покидали свои места, а верховный шаман призывал выйти к народу моего отца. Тарс не заставил себя долго ждать решительно выйдя с первых рядов. Суровый и могучий, облаченный в свой лучший доспех, и вооруженный своей легендарной секирой он и сам мог показаться земным воплощением бога войны. Его властные черты лица осветила торжествующая усмешка, в темных глазах заплясал азартный огонь. Тряхнув густой гривой непокорных волос, он молвил, обернувшись к застывшим в ожидании его слов племенам: — Братья и сестры, сегодня состоится великая охота! Наши разведчики доложили, что стадо мармонтов находится недалеко от наших владений, всего в паре часов ходьбы на север! Молитесь Враждю за наш успех, и пусть сегодня прольется кровь! Ответом ему стал многоголосный гул восторженных вражичей и склаваров. — Славься, Враждь! — кричали они, громко хлопая в ладоши и топча ногами грязный снег. Повеяло столь знакомым мне с детства запахом безумия толпы. Анвин страдальчески прикрыл глаза, я успокаивающе коснулась его ладони. К нашему обоюдному облегчению Тарс не стал долго шуметь, зная о том, что все надо делать в меру. Вскочив на своего айка, он жестом велел открывать ворота. Загрохотали барабаны, выступил вперед верховный шаман Враждя, сопровождаемый лишь одним своим помощником. Приняв из рук младшего шамана пиалу и отпив из нее, верховный осенил ритуальной кровью весь наш отряд, дабы сбить с охотников человеческий запах. — В путь, братья! — не свои голосом взревел Тарс, пришпоривая айка. Зверь загудел, поднимаясь на ноги, махнул пушистым хвостом стрелой уносясь прочь из лагеря. — За север! — За Враждя! — За нашу победу! — доносились со всех сторон залихватские охотничьи возгласы. Оседлав своих зверей, воині веселой гурьбой помчались к воротам, размахивая копьями и мечами. Наступает и мой черед выступать. Прикрыв глаза, призываю верного мадвана, стараясь заглушить голос собственного подсознания, кричащего об опасности. Мои панические мысли прерывает появление второй ипостаси Анвина. Змей обвивает меня кольцами, приглашая садиться. Подле него меня более не беспокоят плохие предчувствия, забывается страх. Я седлаю ледяного змея, прижимаясь всем телом к его чешуе, держась крепко за выступающие острые рога. Анвин же стрелой вылетает прочь, под веселое улюлюканье толпы, скрываясь в снегах бескрайней ледяной пустыни. Немилосердно хлещет в лицо ветер, запорашивает глаза валящий со всех сторон снег, проносятся мимо безжизненные виды родных просторов. На фоне безрадостного сизого неба они кажутся грязно-серыми, какими-то блеклыми. Их не в силах оживить даже танцующие в воздухе мелкие снежные крупицы. Южанин бы сказал — гиблое место, а я скажу: родной сердцу дом. Мне в радость и это низко нависшее над головой небо, и величественная, раскинувшаяся до самого горизонта ледяная панорама. Она зовет меня в свои заоблачные дали, туда, где нет ни Тарса, ни его честолюбивых планов. В земли свободные от хода времени, где нет места простому человеку. Кажется — только протяни руку, и порывы ветра послушно унесут тебя туда, в запредельные земли, к истокам. Огромного труда мне стоит отогнать это наваждение, замотав отчаянно головой. Не мои это мысли, не мне и воплощать их в жизнь. Дабы сменить ход своих мыслей я решаюсь перевести взгляд на бегущих впереди охотников. В передних рядах я без удивления подмечаю своего отца и Сансатора. Как и положено ритуалом, оба вождя приняли участие в охоте, красуясь перед отрядом. Тарс, верхом на своем Буране выглядит достойно, но не уступает ему в молодцеватости и старик Сансатор. На своем некрупном айке он все равно выделяется своим внушительным ростом. Чуть поодаль от них я замечаю и Вальха. Мой братец уверенно едет в седле, крепко сдавливая ногами тело гибкого айка. И хотя пока было рано делать какие-то выводы, мне начало казаться, что самочувствие брата после моей мази заметно улучшилось. Улыбнувшись, я перевожу взгляд на других, смутно знакомых мне охотников. Среди них, я узнаю Ахора. Юный старейшина храбриться, как только может: хмурится, важно смотрит вперед, не убирая руки с эфеса короткого меча. А переведя взгляд чуть правее, я неверяще замираю, признавая в одном из замыкающих отряда Ирриса Фальхе. Южанин держится легко и уверенно в самодельном седле, придерживая рукой тонкую, но прочную сбрую, кидая косые, неприязненный взгляды на остальных охотников. От северян его отличает только более смуглый оттенок кожи и аккуратно уложенные в причудливую косу густые темные волосы. Словно бы почувствовав мой взгляд, он оборачивается, недовольно хмурясь. Я же не спешу отворачиваться. Моим вниманием вновь овладевает его «паук». Его черные лапки-щупальца уверенно оплетают тело южанина, а острые клыки впиваются прямо в сердце Фальхе. Противно пульсирует его черное, мощное брюхо, вызывая только отвращение. — Как думаешь, Анвин, что эта за проклятие на нем лежит? — тихо спрашиваю я слугу. Анин нехотя переводит взгляд на Ирриса. «Не знаю, Ольсара. Тьма его незнакома мне — последовал незамедлительный ответ змея. — И загодя хочу предупредить тебя, госпожа - не приближайся к нему. Проклятия чем-то схожи с болезнями. Ими вполне можно заразиться» — Спасибо за совет, Анвин, — усмехнувшись, отвечаю я. — Ты прав, проклятья южан севера не касаются. Удивительно, но такие правильные слова дались мне с трудом. Словно бы проблема Ирриса Фальхе была мне действительно важна. От таких мыслей я почувствовала, что краснею. И спасибо Хурте, что моего румянца не был в состоянии заметить никто из нашего отряда. От размышлений о южанах меня прервал предупреждающий оклик Тарса. Отец притормозил на небольшом пригорке, пальцем указав вперед, на расстилающуюся прямо перед нашим взором полянку. Когда-то летом на ней явно росла колючая древовидная канра, напоминая о своем существовании и осенью, заботливо вытягивая к небу голые, обмороженные ветви. Среди ее померзлых игольчатых зарослей, надежно скрытые от пытливого ока, отдыхали марамонты. Обладавшие длинной и густой грязно-серой шерстью они неплохо маскировались под общий пейзаж. Не будь я охотницей, вовсе бы не заметила их на фоне снега. Враждь явно благоволил нам в тот день не смотря на мои дурные предчувствия. Стадо как раз расположилось на отдых, не подозревая о скорой атаке. Играл нам на руку и задувающий со стороны марамонтов ветер. Пока что зверюги нас не могли учуять и не проявляли признаков беспокойства. — Вот он, красавец, — прошептал тихо Тарс, переглянувшись с Сансатором. — Надо брать. — А потянем ли? — сомневаясь, спросил Сансатор, оглянувшись на замерших чуть поодаль бравых охотников. — Нам нужна богатая жертва. Враждь заждался крови, — отказал Тарс, упрямо мотнув головой. Отведя зверя чуть вперед, он обернулся к охотникам: — Наша цель с краю. Это громадный самец, со шрамом на всю морду и сломанными бивнями. Отряд загонщиков — за мной! Нужно отсечь его от стада! Народ согласно загудел. Распределенные в передовой отряд загонщиков мужики подошли ближе к Тарсу. — Ловцы же ждут сигнала, ясно? — спросил отец, обернувшись к Сансатору, взявшему руководство над отрядом ловцов. Старый вождь кивнул согласно, вытаскивая свой меч. — Что ж, тогда вперед, братья! — не своим голосом заголосил Тарс, пришпоривая айка. Зверь заворчал недовольно, стремительно бросившись вниз.  — Враждя верим, Враждя славим! — отозвались загонщики дружно, бросившись вдогонку за Тарсом. Выскочивший внезапно из-за пригорка отряд мгновенно посеял в стаде марамонтов панику. Громадные, неповоротливые звери с громким фырканьем и утробным гулом подскакивали со своих мест, поднимая за собой целые снежные тучи. Они были отнюдь не глупыми тварями, немедля принявшись окружать свое испуганное потомство. Самый старый и опытный самец, тот, которого выделил мой отец, немедля атаковал бесстрашных охотников. Это был воистину жуткий монстр! С огромными, позеленевшими от старости бивнями, с длинной, серой шерстью и бездонно-черными глазами. Только завидев людей, он не колеблясь и секунды, побежал навстречу, пригнув голову и выставив вперед свои бивни. Загонщики не стали вступать с ним в бой, кинувшись врассыпную, норовя увести разъяренного самца прочь от стаи. Зверь утробно зарычал, оскалив угрожающе короткие, стесанные резцы. Замотав башкой, он бросился вдогонку за отрядом, оставляя далеко позади свое стадо. — Пора бы уже выступать… — пробормотал Сансатор, поглаживая по холке своего айка. Айк недовольно ворчал, обмахиваясь хвостом. Он явно не желал вступать в бой с марамонтом. Словно бы читая мысли Сансатора, мой отец засвистел, призывая ловцов выдвигаться. — Айда, бартцы! И пусть Враждь нам благоволит! — заорал Сансатор, трогаясь. За ним с победным ревом поскакали остальные ловцы, подобно снежной лавине взметнувшись с пригорка и устремившись в сторону марамонта. Я тоже не желаю сидеть в стороне. Эта охота — шанс доказать силу земного божества и укрепить народную веру. — Идем, Анвин! — приказываю я, вздыхая глубоко. Прикрыв глаза, я стараюсь сконцентрироваться и призвать помощников-духов. «Может, тебе стоит остаться?» — взволнованно спрашивает мадван. — Я не могу вечно прятаться за чужими спинами, Анвин, — отвечаю тихо, склоняя голову к его шее. Руками же нащупываю ставший чуть плотноватым воздух. — Только рискуя я смогу пробудить магию. И к тому же: народ ждет моей помощи. Так что пойдем. «Что ж, видит север и все снежные духи, я хотел как лучше» С этой мыслью змей кинулся вперед, быстрой стрелой скользя по пригорку вниз, где уже кипело ожесточенное побоище. Людей было много, они были хорошо организованны и натренированны. На стороне марамонта же была слепая ярость и сила, превосходящая людскую. Не убоявшись ни копий, ни гарпунов, зверь протаранил отряд ловцов, раскидав народ по сторонам. С его свалявшегося меха гроздьями свисали поломанные копья, болтались плохо заброшенные гарпуны. Они не причинили марамонту вреда, зато хорошенько разъярили его. Взмахнув длинным хоботом, чудище атаковало разрозненных людей, норовя попросту растоптать смельчаков, рискнувших бросить ему вызов. Взметнулся снег, завыли раненные айки, окрасилась первой кровью безликая степь. И кровь эта была людская. Однако не долго праздновал победу старый самец. Отвлекшись на ловцов, он совсем забыл про загонщиков и про моего отца. Тарс же, воспользовавшись снежным прикрытием, подъехал непозволительно близко к громадному монстру и, замахнувшись, метнул в тварь свою секиру. Лезвие ее вошло аккурат в правую глазницу громадного зверя. Запнувшись, гигант рухнул на колени, взвыв во всю силу своей бездонной глотки. От раздавшегося утробного воя у меня заложило уши, схватились за головы остальные охотники, скривившись от боли, зарычал мадван. Казалось, сам воздух застонал от полного боли и злобы воя чудища. Отец же усмехнулся радостно, повернувшись к нам. Он ликовал, гордо выпрямившись в седле. Однако его радость длилась не долго. Ослепленный гневом и болью марамонт резко подскочил на ноги. Он зарычал, оскалив короткие, сточенные клыки, понесшись прямо на Тарса. Отец, побледнев, пристегнул айка, пустившись в позорное для истинного склавара бегство. Его испуганный зверь бежал во весь опор, но спятивший от боли и гнева марамонт все равно стремительно нагонял его.  — Духи, прошу, помогите, — шепчу я, чувствуя, как болезненно сжалось в груди сердце, предчувствуя беду. Духи приходят с ветрами, со снегом, подтверждая мою силу. Они летят, настигая марамонта со снежным вихрем, замораживая гиганта заживо. Зверь останавливается в недоумении. Ему уже не до Тарса. Он воет от боли и бессилия, молотя воздух. Его шерсть и бивни обрастают льдом, снег запорашивает здоровый глаз, вынуждая монстра клониться к земле. «Слезай, Ольсара. Дальше я сам справлюсь» — шипит змей, останавливаясь. — Но… «Это может быть опасно. Я добью его сам, госпожа» — он опускается в снег. — Возможно, ты и прав… — отвечаю я разочарованно. Памятуя о словах Тарса, я решаю отпустить Анвина. Богине не пристало марать руки в крови, она должна лишь наблюдать и вдохновлять. Мадван, избавившись от ноши, стремительно уползает прочь, заходя к марамонту сзади. За ним с победным кличем бегут охотники. Каждый знает, что в ритуальной охоте именно тот, кто первым уложит монстра, удостаивается всеобщего почета и права забрать себе ценную шкуру. В последний момент марамонту удается как-то почувствовать мадвана, а потому вместо мягкого шерсти моему слуге приходиться напороться на острые бивни монстра. Я вскрикиваю испуганно, задрожав всем телом. Опытный самец с первого удара порвал Анвину шею, вынуждая змея отскочить. По белоснежной чешуе моего слуги потекла бледно-розовая кровь. — Анвин! — не своим голосом заорала я, побежав вперед. — Анвин! Мадван меня не услышал. Отдышавшись и зашипев, раздув широкий капюшон он стремительно атаковал. И на этот раз марамонт не успел отбиться. Мой слуга отомстил за ранение, впившись монстру в шею, оплетая кольцами своего гибкого тела его ноги и тело. Тут уже настал черед действовать охотникам. С заливистым гоготом и криками они принялись добивать марамонта. — Анвин… — шепчу я, не зная, то ли радоваться мне, то ли плакать. Остановившись, я устало опустилась в снег. Страх за своего слугу, и за охотников измотал меня душевно. Вокруг меня веет ветер, тихо падает снег. И стучит взволнованно сердце, словно бы намекая на скорую беду. Его стук не дает мне расслабиться, вынуждает встать, обеспокоено вглядываясь в бескрайние, опустевшие дали. Я невольно касаюсь рукой груди, до боли в глазах всматриваясь в округу не видя ничего, кроме злополучных остовов померзшей канры. И откуда этот страх, удушающей волной сковывающий тело? Почему так беспокойно колотится сердце? — Так вот какая ты, земное воплощение злейшей врагини, — раздается тихий свист ветра у моего уха. — Кто здесь? — шепчу я испуганно. Предательскую дрожь в голосе не скрыть даже за шепотом. — Твой злейший кошмар, полук-кровка, — отвечает охотно ветер. — Покажись! Немедленно! — невероятной силой воли вынуждаю себя выпрямиться, гордо вскинув голову. Почему я так боюсь? Кого? Бесплотного духа? — Храбрись, пока можешь, красавица, — хохочет ветер в ответ. — В бездне с тебя эту спесь быстро собьют! Незнакомец показывается внезапно, попросту выходя из-за близ растущего деревца канры. Облаченный в плотный плащ, с надвинутым на лицо капюшоном он кажется мне смутно знакомым. Внезапное осознание заставляет меня похолодеть от ужаса, забывая обо всем. — Узнала, да? — ухмыляется тот, скидывая плащ. — Мы уже встречались, верно? Теперь я могу рассмотреть его лучше. Невысокий, горбатый, с длинными руками и короткими ногами, а так же жутким, исполосованным шрамами лицом он кажется мне хириэ — порождением Макшара, его верным слугой. Его глаза — багровые бездонные омуты, а усмешка холодит душу, вселяя в сердце страх. — Ты — прислужник Макшара? Хириэ? — спрашиваю я, стараясь подавить предательскую дрожь в голосе. — Верно. Мой бог все еще помнит Хурту, а ты так на нее похожа…- отвечает задумчиво он. — Такая маленькая и беззащитная… Макшар обещал за твою голову поделиться Хаосом, представляешь? О да, я представляла, медленно отступая от хириэ. По легенде у мелких прислужников Падшего была лишь одна возможность возвыситься — поглотить искру первородного Хаоса. Тогда новорожденный хириэ-нха получал от Макшара свободу и вечную жизнь.  — Боишься, да? — хириэ замечает мое отступление, оскалившись ехидно. Мой ужас явно льстит ему. А я дрожу не в силах преодолеть страха, рассматривая его длинные, звериные клыки. — Нет! — отчаянно мотаю головой, стараясь прогнать болезненный страх. Он всего лишь жалкий прислужник Макшара. Его тень, его темное дыханье. — Вреш-ш-шь, — шипит он, исчезая из поля моего зрения. — Вреш-ш-шь… Его тихий шепот доносился до меня со всех сторон. Хириэ невозможно было увидеть, и от него нельзя было убежать. — Бедняжка, ты так слаба без своего слышащего, — притворно плаксивым тоном шепчет хириэ, появляясь прямо передо мной. — Моя задача упрощается до безобразия! Не успеваю я возразить, как он атакует. Стремительно, подобно порыву ветра, вынуждая меня отскочить прочь. Его когти рассекают воздух. Лишь небольшая царапина остается на моей шее. — Дергаешься? — спрашивает он задумчиво. — Это хорошо. Ведь убивать безоружного зазорно даже для хириэ. Его слова не мешают ему атаковать. На сей раз я уворачиваюсь не так успешно. Когти хириэ разрезают мою одежду вместе с кожей на груди и плече. Боль пронзает тело, проносясь судорогой по телу. Еле удержавшись на ногах, я достаю ножичек, пытаясь призвать духов. Между нами пропасть в силе, но я не намерена более убегать. Если я умру, то только с оружием в руках. Хириэ усмехается, глядя на меня. Мгновение и он вновь возникает предо мной, нанося очередной удар. Однако на его пути возникает преграда. Духи вновь откликаются на мой призыв, взрываясь вокруг него снежным вихрем. — А ты все же кое-чего умеешь, — насмешливо восклицает макшаров прислужник. Снежные вихри сплетаются вокруг него, не пуская ко мне. Однако одного взгляда на него мне достаточно, чтобы признать свое поражение. — Но в нашем мире духи — всего лишь мелкие сошки. По сравнению со мной их сила ничтожна. С этими словами он резко вспарывает воздух вокруг себя. Его когти проходят через самое сердце снежного вихря, убивая всех, пришедших мне на помощь духов. Их кровь видна даже в материальном мире. Она застывает небесно-голубыми разводами на теле и руках хириэ. Я выхватываю из ножен свой ножичек, дрожащей рукой наставляя его на хириэ. Он смеется, прищуривая глаза. Подняв когтистую лапу, нарочито медленно слизывает кровь, вызывая у меня приступ дурноты. — Ты проиграла, — заявляет он неожиданно, вновь растворяясь в воздухе. Возникнув внезапно, он одним ударом лапы выбивает нож из моих рук, а вторым — отправляет меня в долгий полет. Упав на спину я не чувствую боли, только слышу хруст поломанных костей. Раскинув руки, я лежу, слегка склонив голову на бок, глядя на неумолимое приближение моего соперника не в силах даже встать. Он нависает надо мной подобно тени злого ока. Его рука стремительно тянется ко мне, к моему сердцу норовя отнести в самые недра огненной бездны, к ногам Падшего Макшара. Но моя смерть вновь отступает. Имперская нянька появляется вовремя, вставая между мной и хириэ. Я смотрю на южанина с благодарностью, подмечая, насколько он вымотан и ранен. Его лицо вымазано в крови, руки с трудом держат меч, а ноги подрагивают, то и дело грозя попросту не удержать его вес. — Ты еще кто? — обиженно шипит хириэ. Он смотрит на него раздосадовано, а затем усмехается: — А, ясно, ясно. Собрат по крови, значит? Интересно… Не успеваю я и глазом моргнуть, как хириэ нападает, скрестив когти с Ирисом. Фальхе тяжело дается эта схватка. На его висках вздуваются вены, кожа белеет. Он отбивает атаку, хватаясь за свою татуированную щеку. Руна начинает светиться, от нее исходит пар. — Окольцованный, — смеется над ним хириэ, вновь нападая. Фальхе отбивается, атакуя в ответ. Кажется, слова прислужника Макшара задевают его за живое. Он словно бы вновь набирается сил, буквально наседая на хириэ. И теперь уже не макшаров прислужник, но южанин атакует. Он зол, он в ярости, и его меч звенит от предвкушения. Хириэ пропускает удар, и черный меч южанина вгрызается в его тело. — Зря ты решил бередить мои старые раны, — рычит ему Фальхе, очищая клинок от крови. Вложив очищенный меч в ножны, он склоняется надо мной. Не говоря ни слова берет меня на руки, уходя прочь с места побоища. — З-зачем с-спасли? — спрашиваю еле слышно, рассматривая его. Руна не его лице вновь потемнела, оставив на коже уродливые ожоги, гармонично дополняющие засохшие кровоподтеки на лбу и висках. Теперь он и сам больше походил на кровавого хириэ, нежели на человека. Отвечать Фальхе счел ниже своего достоинства, опалив меня злым, цепким взглядом. Мне и вовсе почудилось, словно бы проблеснул в его глазах огонь из макшарова подземелья. Вздрогнув, пытаюсь вырваться из его цепких объятий. Больше всего мне не хотелось обременять собой именно его, опасного и непонятного мне человека. Он ведь не обязан был спасть меня, не должен был помогать мне и сейчас. Тогда почему уже во второй раз он спасает меня? Какую цель преследует? — Помолчи лучше. Я спас тебя не для того, чтобы ты попыталась самоубиться, — тихо приказывает он, крепче прижимая меня к себе. Его тело буквально горит, даже сквозь одежду оно обжигает меня. Словно бы и вовсе по его венам течёт не кровь, но клокочет лава. — Теперь я верный слуга севера. Хочешь ты того или нет, но ты важна северу, и маэстро Дориусу, а потому я не могу позволить тебе умереть. И пока ты не овладеешь своей магией, я стану твоей тенью, твоей личной имперской нянькой. Я невольно краснею, вспоминая, как обозвала его ранее. Да, хоть южанин и не подал виду, но его гордость тогда я все-таки задела. И теперь он не упустит момента, дабы напомнить мне о своей несдержанности. И все же, не смотря на высокопарные речи о верности, я не поверила ему. Иррис не казался мне человеком, способным положить душу и тело на защиту чуждого ему севера. Так какую тайну ты все-таки скрываешь, проклятый южанин?