Возвращение Кровавого Короля...

      Нанами словно чем-то тяжелым огрели по голове. Она так и застывает. Зрачки ее мгновенно расширяются, закрывают радужку. Воздух застревает в горле.       — Но почему? — И это все, на что ее хватает.       Нанами открывает рот, чувствуя себя точно рыбой, выброшенной на берег. Словно лишилась живительной силы, словно воздух создает ватную подушку, забивает все горло, становится отравой. Глаза ее широко распахнуты. Такие огромные, такие большие. И его голос. Такой знакомый, спокойный голос, звучащий в ее ушах, кажется, он царапает черепную коробку. И девушке хочется передернуть плечами, сбросить с себя наваждение.       — Ты останешься со мной. Здесь.       — Ты не умеешь быть благодарным, да? — Нанами смаргивает и чувствует, как её чуть потряхивает. Слова его словно вырезают в ней что-то там, между ребер. Это жестоко. Он всегда был жесток. А она забыла. Женские плечи вздрагивают под одеждой, руки сжимаются в кулаки. Она даже не смотрит на Акуру. Просто стоит, просто еще ждет чего-то.       — А я ни о чем и не просил тебя.       Нанами резко поднимает голову. Кажется, он обидел ее, вогнал одним ударом острие ножа в плоть, провернул несколько раз. Кажется, кромку ее карих глаз очерчивает влажный блеск. Я тебе ничего не должен, не смотри так на меня. Словно побитая шавка.       — Какая же ты тварь, — давит Нанами. — Ублюдок! — она повышает голос. — Какой ты грязный, какой отвратительный. Что ты за зверье то такое?! — Нанами вспыхивает, подлетая к нему смазанной тенью, с летящими по воздуху волосами, длинными, хлестко бьющими по лицу, и оставляет горящий след на мужской щеке. Акура от неожиданности аж делает шаг назад, потирает подбородок. Девчонка ударила сильно, вложила в простое движение столько злости, агрессии, ярости, даже боли. Кожа зудит от ее пальцев. А перед его лицом ее горящие глаза. — Я все равно уйду от сюда. Томоэ никогда не откажется от меня. Он придет за мной, он сможет! Он не такой, как ты! Он лучше. Он во всем лучше. Он любит меня! — И слышится звук удара. Нанами ответно обжигает лицо. Книга падает из женских рук на пол.       Акура не из тех, кто позволит играть с собой. Девушка даже не успевает сообразить, как голова её уже мотнулась в сторону, как кожа пылает от его удара. Нанами распахивает глаза, раскрывает до такой степени, что глазные яблоки вот-вот выкатятся. Женская рука сразу накрывает горящую щеку. У нее трясется нижняя губа, дрожат руки. Она делает глубокий вдох и даже не замечает, как странно смотрит на нее мужчина. Как необъяснимое чувство в миг вспыхнувшей вины перед ней уже с головой захлестывает его. Словно ему важно, чтобы она не думала о нем, как о совсем конченом человеке. И Акура не сдерживается.       Мрачно сверкая глазами, почти ласково он прикоснулся пальцами к её щеке, убирая женскую ладонь, машинально приложенную к месту удара. Нанами стояла молча, не поднимая больше на него глаз. Внутри нее всё сжалось от ненависти и унижения, она пыталась скрыть слезы, но те предательски сами потекли по лицу.       — Не надо. Мне. Перечить… — шепнул Акура ей на ухо вместо извинения, прижимая девушку к себе, обхватив за талию, тёмные губы мягко прикоснулись к красному следу.       Больно, непонятно, тошно, дико. Нанами делает судорожный вдох и толкает мужчину в грудь, уворачиваясь от его рук.       — Скотина.       Еще сохранившееся тепло, ускользнувшего от него женского тела импульсами ударяет в мужские ладони. И Акура сцепляет зубы сдерживаясь. Сжать бы Лисью шею руками, выбить весь дух из него, лишь бы не слышать всего того, что она готова петь о нем часами. Он вдруг со злостью вгоняет кулак в камень стены, что была за девушкой. Раздается хруст костей. Нанами вздрагивает. И поворачивает голову.       — Ненавижу… — срывается с ее губ, и снова — ненавижу тебя… — А затем дверь за ней быстро захлопывается.       И искривить бы губы в злой усмешке, но девушка знает, что виновата сама. Это же Акура-оу! Акура, мать вашу! В нем нет добра и милосердия. Все, что он делает, делается ради чего-то. Каждый поступок, каждый шаг. И больно. Ей действительно больно, будто лезвие ножа загнали под кожу и давят на самое сердце. Она ведь знала, знала, знала какой он. Так почему теперь так тянет рыдать? Зачем вообще помогала ему, он ведь не откликнется к ней тем же. Девушку колотит. Она прислоняется спиной к холодной стене мрачного коридора, зажимает рот ладонью и силится перебороть эмоции, бьющие в самое основание горла. Она ведь понимала, что он не скажет спасибо, что лишь презрительно искривит губы и может даже пошлет ее. А она, дура такая, поверила, что будет иначе. Сидела с ним, каждый раз вздрагивая, когда он ворочался на кровати, поднимая голову, когда слабые, хриплые вздохи срывались с его темных губ.       Нанами идет неровно, запинается, как-то слабо волочит ноги. Поворот, и ее тело чуть не врезается в чужое. Глаза натыкаются на достаточно широкий разворот плеч и меховую накидку светлого цвета.       — Твою мать, — произносят у нее над ухом. Нанами щурится, но голову все же поднимает. — О, смотрите-ка, кто у нас тут появился, — тянет режущий голос. И до того противно, что хочется заткнуть уши. — Акура-оу очнулся, и тебя наконец то вышвырнули? — Ехидничает, ерничает. Нанами стоит, держится пальцами за стену, смотрит, как на лице Ятори расползается гаденькая улыбочка.       — Заткнись. — Это первое, что слетает с ее губ, когда Нанами окончательно приходит в себя осмысливая услышанное, когда лишние мысли схлынивают, уступая место иным чувствам, когда в душе ее ворочаются отвращение и брезгливость к существу, стоящему напротив.       — А разве хорошие девочки так говорят? — Какой же у него противный, мерзкий голос. Нанами передергивает. И она даже едва заметно ведет плечами. Но старается держать себя в руках. Отвратный демон. И как только так вышло, что именно он стал едва ли не правой рукой Акуры? Ятори всегда был настолько лживым, продажным существом, сущей тварью. Нанами морщится. Она конечно тоже не ангел. Всегда могла и сдерзить, гордо задрать свой нос, презрительно вскинуть брови и колко ответить. Быть слегка надменной. Есть в ней такой грех, что уж таить. Вот только она совсем не лицемерна, не так эгоцентрична и не столь тщеславна, как Ятори.       — Что это у тебя? — Ятори хватает ее за руку, отрывая ладонь от пылающей жаром щеки, — Неужто Акура-оу шкурку тебе попортил? — И снова его рот расползается в такой знакомой ухмылке. На глаза девушки набегает злая влага, и Нанами часто моргает. В душе вновь рождается лютая ненависть.       — Отпусти, — рычит она с такой злостью, что пальцы демона разжимаются. — Мразью был, мразью и сдохнешь. — Она с силой толкает его в плечо, и Ятори даже делает шаг назад, недоумевая, откуда в этой хрупкой, тощей и измученной девчонке столько силы. Ну и к черту. Нанами его всегда раздражала, вызывала вяжущее неудовольствие.       — Не зарывайся! — Кричит он в спину удаляющейся девушке.       — Отъебись. — Вот и весь ответ. Дурная она стала. Ломаная. И его глаза это прекрасно замечают.       Акура сидит на широкой кровати, отстранено вертит свой сапог в руке, а потом все же натягивает его на ногу, надевает второй и встает в полный рост. Хмурится, проводит пальцами по глазам. Ему стоило сдержаться. Не распускать руки. Мужчина накидывает на свои плечи привычный чёрный плащ, и как всегда не спешит застегивать его. Он спускается на первый этаж по ступеням, стуча о них своими сапогами. Полы его плаща хлопают по воздуху, подобно черным крыльям ворона. Мужчина проходит длинными коридорами, и оказывается в просторной зале. Стоит, наблюдает, как слуги в спешке копошатся вокруг него. Накрывают столы различными яствами, несут вино кувшинами.       — Мой Король. Я позволил себе заняться подготовкой вашего вечера.       Это голос его приспешника Ятори, и Акура оборачивается на его звук. Меховой шар выглядит вполне отдохнувшим, а довольная улыбка так и растягивает его рот.       — Никто из ёкаев не осмелился усомниться в вашей силе, или воспротивиться вашему решению, этой ночь лучшие бойцы прибудут, чтобы принести вам клятву верности, и последуют за вами без колебаний выполняя любой ваш приказ.       —А что там насчет Томоэ?        Ятори поднял на Акуру свои огромные глаза.       — Господин Томоэ по своей воле разорвал контракт хранителя Бога земли, но по прежнему остается приближенным к совету богов собирающемуся в Идзумо.       — Решил драться в полную силу, значит, — с ироничной усмешкой подметил Король, подхватывая с подноса проходящей рядом служки сахарную булочку, тут же отправляя ее в свой рот.       — И все равно меня тревожит Господин, что есть и те ёкаи, кто решил воздержаться от возможности последовать за вами, они могут предать вас.        — Не зацикливайся на этом, — Акура лишь равнодушно пожал плечами и презрительно хмыкнул. — Это такая мелочь, Ятори. Эти мелкие ёкаи не являются для меня угрозой, глупо волноваться по этому поводу. Я их не буду трогать до тех пор, — он кровожадно улыбнулся, проглатывая разжеванный кусок, — пока не будут трогать меня. — Акура уселся на свое кресло. — Есть что-то еще?       — Да, девчонка. — И даже нет никакой надобности объяснять, о ком говорит он. — Хочу заметить, Вы приняли правильное решение выставив её. — Акура видит в его глазах хитринку, гуляющую по кромке зрачка. Едва морщится от этого его последнего слова, закидывает руки за голову, обнимая ладонями шею, и чуть наклоняется назад, креня ножки кресла. Весь вальяжный, как сытый хищник. И лишь глаза с пристальным прищуром. — Девка совсем зазналась, — эмоции так и кипят, так и бурлят в Ятори. Такие тягучие, столь обнаженные. — Она такая самодовольная. Я говорил ей не вмешивать, но эта дрянь меня не послушалась и…       — Хватит. — Ятори так и замирает на полуслове. — У нее есть имя, — цедит сквозь зубы огненный демон, и глаза его полыхают лютым пламенем. Однажды Ятори видел, как Акура-оу вышел из себя, ничем хорошим это не закончилось. — И зовут её Нанами. Она заслуживает достойного обращения к себе.       Повисает пауза. Меховой шар хмурится. Смотрит на своего Короля долго и пристально. Выражение лица Акуры меняется, когда он говорит о ней, линия рта становится напряженнее, как и линия плеч, глаза чуть сужаются — постороннему не будут видны эти изменения. Но Ятори видит. Да что с ними творится?       — Купи ей новое платье, — мешок монет с характерным звоном падает перед демоном на стол, и веки Ятори широко распахиваются. — Свое она испортила, и пусть подадут ей завтрак в ближайшее время, а после более не беспокоят. Ей нужно отдохнуть. — Меховой шар молчит. Не двигается. Внутри клубится ядовитое возмущение. Бой взглядов длится мгновение. И приспешник покорно преклоняет колено. — Как прикажите, мой Господин, — Уже тактичнее, но что-то такое есть в голосе, что Акура чувствует, как желваки перекатываются под его кожей, а кадык чуть тянет вверх.