Возвращение Кровавого Короля...

      Нанами трет глаза. Надавливает пальцами на глазницы так, что пляшут всполохи искр и сумерки приходящего вечера стелят взор. Трет и трет. До жжения и рези. Практически до боли. Тело ее просит сна: каждая мышца чуть ли не вопит об этом, а голова такая тяжелая, словно налитая свинцом, сделанная из чугуна. И сердце режет чем-то болезненным. Девушка просовывает ладонь под подушку, чуть подтягивает ноги цепляя пальцами тонкое одеяло и поворачивается на бок. Но сон все никак не идет к ней. Она думает. Разум против тела. И мыслей слишком много.       Нанами лежит уставившись на свое отражение в огромном зеркале, слушает мерное потрескивание факелов на стенах, и думает о будущем, о доме, о том, что имела, и что так безбожно у нее отняли. Мир — херовая штука. То дает, то забирает. И, зачастую, забирает он гораздо больше. Словно учит чему-то людей — недоносков, озлобленных, лживых, продажных и падших. Хотя какое? Мир безмолвен. Вот люди — это звери. И так было всегда. Кто-то решает, кто-то делает, остальные страдают.       Наверное, она была неоправданно груба с Ятори, на злословила ему лишнего. Но ей тошно. Слишком тошно. Она ошиблась, упустила шанс на попытку побега. И так хочется ударить собственное отражение кулаком. Нанами бы с удовольствием дала выход всем тем эмоциям, что скопились внутри. Но она все так же лежит, сдерживается. Будет кровь, и боль, и осколки. Потом придется объясняться. Надо же, разум в ней все еще властвует над чувствами и эмоциями. Девушка ворочается в постели, все пытается уснуть. А потом облизывает губы и снова вздыхает. Глубоко и гулко. Потому что все в ее жизни не так, неправильно, неверно. И жгучие слезы кипят в уголках глаз. Вдох и выдох. Эмоции, всего лишь эмоции. Ей просто нужно успокоиться.       Нанами так и не засыпает. И через некоторое время она все же свешивает ноги с кровати, что тут же скрипит. От этого звука девушка хмурится и бросает взгляд на дверь. А после встает и просовывает руки в рукава своей школьной блузки и поправляет форменную юбку. Ее киномо с карминовыми разводами так и лежит в кресле смятой тряпкой. Нанами морщится, кажется, словно запах чужой крови, исходящий от него стал такой едкий, он словно пропитывает своей тяжестью воздух. Девушка трясет головой и в одно порывистое движение хватает платье в охапку, скрывается за тяжелыми дверями.       Она выскальзывает из стен знакомой комнаты быстрой тенью, темные волосы её собраны в низкий хвост и перекинуты на плечо, рукава блузки закатаны под самые локти. Как и всегда девушка старается быть тихой и незаметной. Она идет по длинному, плохо освещенному коридору. И вокруг так тихо. Словно все вымерло. Акура, конечно, запретил ей выходить из комнаты, но Нанами необходимо. Просто надо хоть как-то отвлечься. Занять себя хоть какой-то работой. Она идет аккуратно, ступая босыми ногами, так и не удосужившись надеть хотя бы дзори. В руке ее зажато платье, и длинная ткань пояса оби время от времени задевает девушку по икре левой ноги. Добраться по памяти до места горячей купальни на нижнем этаже, для Нанами оказывается достаточно просто. Кажется, она уже едва ли не выучила все эти хитросплетения местного лабиринта.       Девушка отворяет тяжелую дверь знакомой комнаты, делает вперед шаг, цепляясь пальцами за металлическую ручку, и замирает. Наблюдает, как вода отражается от стен, как все помещение будто мерцает неоном и кругом поднимаются клубы пара. Огромная комната похожа на вакуум. Нанами скидывает своё выпачканное платье на пол, оглядывается, выискивая глазами мыло. А после растягивает кимоно по полу комнаты и наклоняется к бассеину зачерпывая воду тазиком. Она трет, выжимает, застирывает рукава и длинную юбку. То же самое девушка делает и с оби. Выжимает и выпрямляется в полный рост. Оглядывается, а после берется и начинает расстегивать свою блузку.       Комната вокруг нее наполнена тихими звуками журчащей воды, и девушка совершенно не чувствует тревоги, не ощущает лишнего присутствия. В конце концов, с чего она взяла, что кто-то может желать ей умышленно причинить боль, ну ей богу, какой в этом толк? Это же глупость. Так, бредни юной, напуганной девицы. Она живет здесь уже три месяца. Наверное, только Акура способен на это, и то исключительно, что бы потешить себя. Поэтому Нанами ловко расстегивает бюстгальтер, стягивает школьную юбку со своих бедер, а потом быстро погружается в горячую воду, не желая оставаться полностью обнаженной слишком долго. Паранойя, не иначе.       Кожа у нее белая, практически бледная. Синие прожилки вен, местами, слишком сильно выделяются, расчерчивая кожный покров замысловатым узором. Кости бедер, плеч и локтей выпирают словно острые пики, а ребра становятся видимыми от ее проворных и гибких движений. Наверное, она по юношески худа и даже костлява. Но ей самой нравится. И что об этом думают темные, чужие глаза, наблюдающие за ней из темной и неясной дымки в дальнем углу комнаты, девушка не знает. Сейчас она даже не осознает, что не одна.       Нанами умывается, плещет водой на свою кожу. Капли застывают маленькими радужными кристаллами на ее щеках, губах, носу, попадают на шею и волосы. Она плавает, греет тело, отпускает лишние, тяжелые мысли. Погружается с головой и выныривает на поверхность. А после трясет волосами, и брызги тревожат пласт воды, каплями прорезая ее поверхность. И вот девушка даже отчего-то тихо улыбается. Она трет свое тело собственными ладонями, и ароматный запах мыла бьет ей в ноздри. Нанами чувствует себя посвежевшей. Взбодрившейся. И понимает, что именно этого ей и не хватало. Вылазит она аккуратно и тут же кутается в одно из плотных полотенец всегда находящихся в этой комнате, а по коже её уже ползут мурашки. Девушка отжимает свои волосы, чуть встряхивает их, запрокидывая голову. А потом шустро одевается в свою привычную школьную форму.       — Уже все? Я, сказать откровенно, рассчитывал на большее.       Нанами так и замирает. Сердце в ее груди подпрыгивает от неожиданности и испуга. Тело поворачивается так быстро, что последние пуговицы на вороте блузки так и остаются не застёгнутыми, и девушка поспешно придерживает края кофты тонкими пальцами. Демон позади нее стоит ровно, несколько даже небрежно. Изучает ее. Взгляд его скучающ, почти равнодушен. Нанами же нервно сглатывает, а глаза ее уже ищут заветные божественные талисманы написанные её рукой. Только вот они остались забытыми в комнате.       — Кто Вы? Что Вам надо?       Она такая напряженная, что этому высокому, широкоплечему ёкаю становится забавно. Он фыркает и делает шаг вперед, позволяя факелам на стенах осветить свою фигуру полностью. Вот теперь Нанами видит, что руки его покрыты густой шерстью, глаза красные, почти на выкате. За спиной демона виднеется змеиный хвост. Морда словно собачья, с клыками торчащими из пасти.       — Я следил за тобой.       — Что? — Нанами поспешно облизывает свои губы, чувствуя, как они становятся все суше и суше с каждой секундой.       — У тебя хорошенькая мордашка. Могу поспорить, ты наверняка припасена для особых случаев.       — Я не понимаю.       И вот на этом моменте ёкай скалится на манер зверя, а Нанами пятится к бассеину. Происходящее ей не нравится. Она не знает этого демона, видит здесь впервые и совсем не хочет знать. Взгляд у него колкий, неприятный, кусающий. Речи его тоже ей неприятны.        — Но вот телом, ты, конечно, не ахти вышла, — ёкай скользит взглядом по женской фигурке, оценивает, словно щупает своими глазами. — Слишком костлявая и худая, да и сисек почти нет. Но чтобы как следует подолбиться, сгодишься.       После таких слов Нанами уже не медлит. Она кидается к двери, как можно быстрее. Но босые ступни поскальзываются на мокром камне пола, и девушка падает. Это паника. Паника никогда ни к чему хорошему не приводит. А если она будет кричать? Но демон уже распластывает худое тело под собой. Взгляд его алчен, вожделеющ. Он улыбается. И в тот момент острая коленка Нанами бьет его прямо в пах. Ёкай шипит, сгибается пополам. Девушка же пытается отползти, но демон ловко хватает ее за пятки. Локти и колени Нанами царапают камни, а чужая рука так стягивает ее локоны, что она морщится. И глаза жгут слезы. От злости, от боли, от острой несправедливости.       — Пожалуйста, отпустите. — Снова шепчет она, морщась от крепкой хватки и колкого колена, давящего ей на бедро.       — Я не убью тебя, нет. Я лишь хочу, чтобы Акура-оу остался уязвлен, когда я попользую то, что он оставил себе. Чтобы он понимал, что далеко не единственный, кто имеет право брать все лучшее и диктовать свои правила. Черт знает, что возомнил о себе! Понимаешь, девка?! Ты станешь моим посланием. — Он так дергает ее волосы, что в шее Нанами что-то хрустит.       — Его боялись Боги, — выдыхает она, ощущая, как горло схватывают спазмы зримой паники, растущей и набухающей где-то глубоко внутри.       — Вот именно, боялись. — Колено так давит на ее бедро, что Нанами вскрикивает. — А действительно ли он все так же силен? Лис Томоэ пронзил его сердце, тело его горело столетиями в огне Ёномори, а сам он едва волочил жалкое существование в теле смертного, — продолжает демон. — И думается мне, что Акура-оу уже далеко не тот, кем был раньше.       Он склоняется к ее шее, слюнявит ее кожу, и Нанами тонко всхлипывает. Его руки давят на ее запястья. Одна мужская ладонь до боли стискивает грудь. И девушка бьется. Под ребра ударяет страшное, лютое чувство. Освободиться, вырваться, бороться до последнего. Она начинает извиваться как змея. Бьется истерично, чуть ли не припадочно. Пытается расцарапать насильнику лицо.       — Вот дрянь, — цедит ёкай сквозь зубы и ударяет ее. Нанами будто чувствует шевеление кости в челюсти, а голова в момент становится такой чугунной, мутной и тяжелой. То, как сегодня утром Акура щелкнул её в лицо, ничто в сравнении с этим. Так, легкое воспитание нашкодившей девчонки. Кровь приливает к рассеченной губе, набухает, расползается отвратительным пятном. Демон переворачивает ее на живот, заставляя лицом уткнуться в мокрые камни пола. — Ты сама торопишь события.       Вся влага моментом отхлынивает от полости рта, оставляет горло высушенным. По лицу Нанами текут слезы злости и боли, а страх плотно липким кольцом стягивает грудь. Она — всего лишь разменный материал, способ досадить тому, кто ему неприятен. Вещь. Нанами тошно. Что-то клубится и булькает в ее высушенной как жерло вулкана глотке.       Тяжелое тело прижимает ее к полу. Вот колени давят на женские ладони. Чтобы не дергалась. Вот Нанами слышит звук расстегиваемой пряжки ремня. И это повергает ее в еще большую панику. Она бьется словно рыба, выброшенная на берег. А чужие колени давят на ее ладони так, что у нее вот-вот захрустят в пальцах кости. И когда чужое горячее дыхание касается её шеи, когда чужие пальцы уже проникают под юбку. Нанами делает последнюю попытку. Собирает все силы и совершает рывок, бьет затылком в мужскую голову и к ее великому счастью, ей удается! Она не чувствует больше веса чужого тела, потные ладони на собственной коже. И лишь внутри колотит. Нанами резко, даже не оглядываясь, подскакивает на ноги и просто бежит не разбирая дороги. Слыша, как тяжелые шаги и грузное дыхание ёкая во всю звучит позади нее.