Возвращение Кровавого Короля...

      — Ну и для чего ты полезла за мной?       Факелы горели за спиной демона, отбрасывая на Нанами огромную тень. Её белая кожа казалась лишь ещё более светлой в этой всепоглощающей ночной тьме. Но ответа от девушки так и не приходило. Нанами вновь сидела на своей кровати, в своей уже привычной глазу комнате. Щека её все еще саднила от яростного удара. Девушка силилась придумать ответ на вопрос демона, но, так и не смогла найти подходящих слов. Ее аккуратные губы сжались в тонкую нить, и Акура лишь недовольно вздохнул.       Все те минуты, пока она брела за ним обратно, Нанами думала лишь о том, что с ней что-то не так? Что-то повредилось внутри нее, если ей становится так важен Акура-оу. Становится необходимым знать, что с ним все в порядке. Становятся интересны его мысли. Это так или нет? Может она просто запуталась? Нанами никогда не любила жестокость. Нет. И здесь, в этом ином мире демонов, даже слишком много крови и боли. Кто-то явно просчитался, создавая это место обители нечисти. Кто-то там, наверху, ошибся в своих расчетах. Создал не верный бастион, где правит жестокость и насилие. Но, вот только Акура не оказался тем самым вселенским злом, коим крестят его все в округе. И это странно. Так нелепо и просто, что аж хочется замотать головой. А ведь все и началось именно с него. С его едких, бьющих, словно сталь в сонную артерию слов, с колючего взгляда исподлобья и звуков жесткого голоса, безучастного к страданиям других. И теперь Нанами все больше пугает странная мысль о том, что она хочет знать больше. О нем и о всем том, что его окружает. Что происходит. Зачем? Понятия не имеет. Просто ей надо, столь необходимо, что приходится до боли сжимать кулаки, ногтями входя в собственную плоть, оставляя следы-полумесяцы с краснеющей по их кромке кожей.       Наверное, здесь замешано что-то еще. Девушка стала все чаще допускать эту мысль, не отправлять ее так далеко и глубоко в сознание, оставляя гулять где-то по краю. Нанами помнит, как сердце вздрогнуло в ее груди, когда он вдруг оказался так легко поваленным на спину, и как возликовало что-то внутри нее, такое чисто женское, природой заложенное — то ли ощущение слабости, то ли ощущение силы, как только Акура вновь оказался с ней рядом. А еще все, что он сделал, он сделал ради нее. Из-за нее. Нанами знает, видела это по его глазами. Практически благородный рыцарь, которых воспевают менестрели. Она-то думала, что все это враки и уж точно не о нем. Ошиблась.       — Постарайся впредь не портить лица.       Нанами лишь тихо кивнула, она слышала, как открывается стеклянная бутылка, как крышка медленно соскальзывает с резьбы, пока все так же сидела уставившись глазами в пол, считая редкие трещины в камне. Их почти не было… В её жизни здесь практически вообще не было изъянов. Её кормили, одевали, предоставили место для сна. Акура дал ей все самое лучшее. Все, за исключением свободы.       Зачем ты это делаешь? Зачем ты тянешься к нему? Зачем волнуешься за него? Зачем?       Нанами не понимала сама себя. Это из-за того, что в своем положении она стала зависима от него? Лучше бы она никогда не видела всей этой картины с его местью за нее, что режет ей сознание до сих пор и заставляет невольно задаваться вопросом о том, кто такой Акура-оу на самом деле.       Нет. Нельзя.       Нанами распахнула большие глаза лишь тогда, когда почувствовала, как теплые пальцы осторожно коснулись ее щеки. Акура опустился на одно колено перед девушкой, ощупывая пылающую огнем рану. Ссадина оказалась достаточно большой, почти с две его фаланги пальца. К разбитой же губе Нанами сразу приложила какую-то подвернувшуюся холодную склянку, и опухоль почти спала.       — Ай, — Нанами сдавленно шикнула, почувствовав боль.       — Сиди и не дергайся. — Почти беззлобно, но все равно с шипением по губам.       — Больно же. — Нанами хмурится, сводит брови так, что волны морщин стелют ее лоб.       — Тогда отвлекись от боли. — Голос у него все же еще злой, а взгляд сосредоточенный. Акура пальцами скользит по ее щеке, щупает место удара, давит на кожу кругом. И девушка чувствует, как ссадина под его рукой горит. Нанами сцепляет зубы, вдыхает воздух через нос, и крылья его резко и широко расходятся в разные стороны.       — Как?.. Как отвлечься? — Болезненные эмоции отражаются на её лице, застывают, в острых чертах. Нанами делает глубокий вдох и снова тихо шикает дергаясь от мужчины в сторону.       — Подумай о чем-то, — Он сидит перед ней на корточках, промывает салфеткой с каким-то раствором рану. И снова сцепить зубы, сжать руки в кулаки так, что ногти оставят следы-полумесяцы на коже, прибавят ветвистых линий к тем, что чертят ладонь. И Нанами чувствует, как по щекам уже опять струятся слезы. Теплые, соленые, горячие, живые. Судорожный вдох. Еще чуть-чуть, и она точно заскулит.       — Не надо больше. — Акура бросил на нее колючий взгляд, пальцы с зажатой салфеткой снова коснулись ссадины, и Нанами едва не взвыла от боли. — Мне правда больно.       Акура скривил губы, чувствуя, как вновь начинает заводиться. Непослушная девчонка. Он конечно мог бы вручить ей это лекарство и заставить самой возиться. Но… не хотел. А потом Акура вдруг сделал то, чего Нанами точно ожидает меньше всего. Он берет ее лицо в свои ладони, чуть приподнимается и просто прижимается своим ртом к ее губам. Нанами кажется, что уши ее в миг закупоривает пробками. В душе её все мешается. Сердце пропускает один удар от неожиданности и такое звенящее напряжение во всем теле. Его горячий язык проходится по нижней губе и рот Нанами сам приоткрывается ему навстречу. И Акуре хватает этих едва разомкнутых губ. Целительная сила жизни вливается в её тело, кружит голову, заставляя терять ориентиры мира и пространства. И горящая ссадина на лице её становится столь незначительной вещью.       Сейчас она может лишь осознавать то, насколько Акура горячий, как бешено кровь циркулирует в его артериях. Нанами кажется, что поцелуй длится уже бесконечно долго, но проходит лишь несколько секунд, и Акура уже сам отрывается от ее губ. Его большой и указательный пальцы задерживаются на женском подбородке, ноготь чуть оттягивает ее нижнюю губу, и Нанами сглатывает, все так же оставаясь сидеть в удивлении и смятении, не смея отвести широко распахнутых глаз. Она различает его лицо столь близко, что видит, как и у него рассечена щека. Тонкая карминовая струйка крови засыхает спешно и быстро. Нанами конечно догадывается, когда он получил эту царапину, и ловит себя на мысли, что хотела бы провести по ней пальцем, удостовериться, что это всего лишь ерунда и наверное даже не его кровь. И хочется улыбнуться себе. Грустно, обреченно. Кажется, она все-таки нащупывает ответ на свой вопрос.       — Ну что, успокоилась? — и лицо девушки обдает его дыханием. Рука мужчины аккуратно прошлась по женской щеке, размазывая остатки мази, ощущая, как медленно и плавно уже спадает воспаление. И взгляд его такой пристальный, внимательный, цепкий. Словно ест ее кожу. Нанами становится так жарко. Ладони стремительно потеют. — Впредь не будь такой пустоголовой дурой, — его губы почти касаются ее уха, изгибаются в легкой полуулыбке. А Нанами сидит и действительно чувствует себя какой-то пустоголовой дурой, ощущая, как вся кровь приливает к низу живота. Он прекрасен. И она всегда это знала. Акура, что ты сделал со мной? Что ты сделал? Потому что сейчас, в данный момент, она только и может лишь осознавать то, насколько широки его плечи и какая у него мощная шея. — Раздевайся, — ах, он, оказывается, что-то еще говорит. Девушка трясет головой, старается сосредоточиться и понять услышанное. Подумать о том, что она, в сущности, испытывает к этому мужчине, чего от него хочет, она сможет и потом. — Снимай юкату.       — А? — А вот на этом моменте она, кажется, уже едва не давится воздухом.       — Раздевайся, — повторяет Акура.       И глаза ее расширяются от удивления. У Нанами чуть ли не открывается рот. Он серьезно? Звуки возмущения застывают в горле. А Акуре забавно над ней. Он действительно улыбается. Практически широко и так лукаво. Заставляя её лишь еще больше теряться в услышанном. Нет, вы только посмотрите на него?!       — Я хочу осмотреть твою спину. — Все же уточняет Акура и Нанами тихо выдыхает.        Она облизывает губы. Быстро и юрко. Стараясь успокоить сердце и мысли хаотично бьющие в голове. Наверное, зрелое зерно во всем этом есть, ведь двигаться ей действительно ещё трудно. Девушка передергивает плечами, сбрасывая с себя морок ощущений. Она встает на ноги, разворачиваясь спиной к мужчине, берется подрагивающими пальцами за пояс. Намереваясь лишь немного приспустить с плеч свою юкату. Все же, с головой у нее еще все в порядке, чтобы настолько слепо доверять этому ёкаю.       — Я уже видел тебя, — шепнул Акура ей чуть улыбнувшись, и Нанами снова застыла. Голову она повернула к мужчине медленно. И нет, ей не кажется. Он действительно над ней ухмыляется! А тон его словно сам собой добавлял: «И смотреть там не на что».       — Видел?       — Да — И кивок головой в сторону зеркала. Соображала Нанами откровенно медленно, она поворачивает голову и встречает в отражении взгляд наглых, золотистых глаз в ответ.        — Сегодня ты уже была обнажена при мне.       — Да ты подглядывал!       И Акура смеется громко. Засранец! А по спине Нанами уже ползут мурашки. Она вдруг осознает, что у него глубокий мужской голос. С лица его все не сходит это по-доброму насмешливое выражение над ней, по темным губам бродит улыбка.       — А знаешь, иди уже давай отсюда.— В груди Нанами все так и бурлит праведными эмоциями. На лице застыло выражение, граничащее с возмущением. Пока Акура все смотрит на нее так внимательно, с легкой насмешкой изгибающей темные губы.       Быстрым движением Нанами выхватила из его руки склянку с лекарственным содержимым. Большие глаза сверкали на женском лице, и Акура встречает ее негодование улыбкой бесстыдной, столь наглой, и самоуверенной. Пока девушка под его грудной смех, практически выталкивает мужчину в спину за порог своей комнаты, кидает ему в руки его плащ и незамедлительно захлопывает дверь прямо перед его носом. Не давая больше возможности ему и слова вставить. Наверное, никто другой не осмелился бы так поступить, так повести себя с ним, но ей Акура это определенно позволяет. Он даже не упирается. Такой послушный рядом с ней. И почти сразу становятся слышны его удаляющиеся шаги.       Акура доходит до своей спальни меньше, чем за минуту, а уголки его губ все так же тянет улыбка. Он валится спиной на широкую кровать, чувствуя усталость во всем теле. Мужчина вытягивает руку, елозит ей, подцепляет пальцами свой скинутый рядом плащ и подносит его к носу. Он пропах Нанами. И этот запах не вызывает раздражение, он будит внутри что-то иное. Акура садится, упирается локтями в колени, проводит пальцами по переносице, жмуря глаза.       Он не понимает.       Не понимает, какого хера так себя повел, почему грудь сдавило такой яростью, столь тягучей и страшной, что казалось, что он потонет в ней. Он не понимает, что произошло, почему ему доставила такое удовольствие мысль о том, что это месть за нее. За Нанами. Какой абсурд. Люди его раздражают. Все. И еще ни одна женщина в его жизни не вызывала в душе ту бурю, что поселилась глубоко за грудиной при виде разбитой, рыдающей Человеческой Богини Земли.       А у Нанами сердце заходится быстрым ритмом, когда она лопатками прислоняется к резной поверхности двери за своей спиной. Взгляд ее задумчивый, отстраненный. Девушка водит мизинцем по нижней губе. Перед ее глазами все еще стоит лицо Акуры, вкус его поцелуя тревожит женское сознание. И девушка смущенно хмыкает. Так по-девичьи, почти стыдливо. Он ей приятен. Он ей нравится. А еще она впервые за столь длительный срок забыла о Томоэ. Лис хранитель словно ушел из ее мыслей на этот короткий промежуток, на эти пару дней что она провела бок о бок с Акурой. И сердце делает странный удар. Куда-то мимо.