Возвращение Кровавого Короля...

      На утро Нанами просыпается с жуткой головной болью. Череп её раскалывается, ноет и зудит. Словно жуки копошатся и ползают изнутри, скребут своими лапками. Мерзкое ощущение. У нее болит все тело. Каждая кость отзывается неприятным дребезжанием внутри. Ей плохо. Нанами еле добредает утром до округлого столика у окна в своей комнате, даже не поднимая глаз на большое зеркало на соседней стене. Сначала она долго вглядывается в емкость со свежей водой, принесенной в её комнату этим утром для умывания, прежде, чем наконец мочит руки. Вода как всегда холодная, даже ледяная. Девушка плещет ее на лицо, шею, руки, а потом просто склоняется вниз и вдруг опускается в нее лицом. Холод прошибает каждую ее клетку, бодрит. И когда Нанами вытирается полотенцем, то лишь тогда наконец поворачивает голову и смотрит на себя в зеркало. Опухшая, осунувшаяся, бледная. Хорошо, что её хоть еще не рвало. У Нанами почему-то дрожат пальцы, душит такая духота. И девушка впервые за все время своего пребывания здесь, решается наконец открыть окно. Пусть если и выходить ей на улицу нельзя, но она хочет хотя бы почувствовать, как ветер обдувает лицо, вдохнуть полной грудью эти живительные молекулы свежести и осознать, что, в сущности, жизнь то её продолжается.       Весь день Нанами ощущает себя странной, вязкой субстанцией. Она плохо чувствует руки и ноги, у нее болит голова, и она ни с кем не хочет говорить. Старается не пересекаться с Ятори и не вспоминать вчерашнего. Ей стыдно. Перед Акурой-оу. Она вообще смутно помнит, что именно наговорила ему и как вела себя, как пялилась на него. Помнит точно лишь то, как вылетела из его комнаты настолько громко хлопнув дверью. Как будто мало ей было вчера разбитой души, так теперь еще и получила ломаное тело. К черту. К черту все… И конечно теперь Нанами всячески старается избегает его. Обходит десятой дорогой, разворачивается в коридорах, если видит Акуру-оу поблизости, прячется за чужими спинами. Ведет себя, как маленький ребенок. Малодушно, стыдно, как-то глупо. Но она просто боится посмотреть ему в глаза и увидеть в них отторжение. Его возможно родившиеся пренебрежение к ней. Боги, она была такой пьяной, заявилась к нему, накричала. Так много выпила, открывала рот невпопад, оскорбила. Нанами хочется провалиться сквозь землю. И что? Разве теперь стало лучше? нет. Она чувствует себя еще гадливее, чем прежде. И совершенно точно не хочет знать, что теперь о ней думает Акура.       Когда уже под вечер Нанами все же решается спуститься вниз до купальни, чтобы освежиться перед сном, то на выходе из комнаты, она уже вполне привычно почти сразу сталкивается с Ятори. И девушка тихо хмыкает себе под нос, конечно, ему же поручено приглядывать за ней. Сначала Меховой шар смеривает её сухим взглядом, и все же молча отворачивается, уступая ей дорогу. Девушка знает, что не нравится ему, иногда ей даже кажется, что она говорит со змеей или даже со зверьем похуже, когда обращается к нему с каким-либо вопросом. Он так улыбается в такие минуты, так смотрит, что неприятное, сосущее чувство непременно завладевает всем существом. И поэтому Нанами лишь морщится и отводит взгляд.       Она берется за перила лестницы, начиная считать ступени подошвой своих дзори. Девушка уже давно заметила, что в этих длинных коридорах, с множеством кажущихся одинаково обезличенных дверей, даже с наступлением сумерек горит всего несколько факелов, несмотря на то, что на стенах их конечно гораздо больше. И порой Нанами даже приходилось ориентироваться в полумраке или же брать с собой свечу.       — Человеческая Богиня, — этот голос Ятори из-за спины приходит к Нанами уже около самой купальни, когда до вожделенной комнаты с горячим источником остается всего лишь пара метров. И девушка призывает себя к благоразумию — просто взять и дойти. — Скажи-ка мне, что ты делала вчера в покоях Господина? — Нанами так и каменеет на месте. Он то откуда все знает?! И она всеми силами сцепляет зубы. Не реагировать, не реагировать, не реагировать. Не отвечать. Этот слизняк не достоин никакой реакции. Она не должна перед ним оправдываться и уж тем более объясняться. — Богиня Земли, мне скучно, когда ты молчишь.       — Заткнись, —все же это вырывается против ее воли. Нанами едва поворачивает голову, и видит кривую и довольную ухмылку Ятори.       — О! Реакция пошла, — усмехается он ядовито и делает к ней шаг вперед. Девушка зло смотрит на приспешника Акуры-оу, кривит губы так брезгливо. Она знает, он ведь только и ждет того, чтобы ее спровоцировать, задеть, сказать что-то колкое и язвительное. Мразь.       — И насколько часто ты теперь вот так начала к нему наведываться?       — А тебе то какая разница? — Умная Нанами Момодзоно разумеется не стала бы так говорить, не стала бы вестись на эту сущую провокацию, направленную лишь на выведение ее из себя. Но умная Нанами уступила место Нанами эмоциональной. И эта Нанами, кажется, и сама не ведает, что творит. С Ятори у нее никогда не получалось вести себя ровно, безразлично, хладнокровно. Он жалил её больнее всего, и всегда так хотелось отчаянно и яро расцарапать ему глаза. Он этого заслуживал. Вот так вот просто.       — Что, сегодня снова торопишься поиграть в подстилку Корол…       Звук пощечины такой громкий в тишине коридора, такой неестественный, он эхом отразился от стен. Ладонь Нанами горит, Ятори лыбится еще шире. Он победил. Девушка знает. Видит это по его глазам, чувствует в пульсации ладони, отдающей жаром удара. На щеке ёкая отчетливо проступает красный след маленькой женской ладони. И тогда на мгновение Нанами чувствует то самое удовлетворение.       — Сучка, — Меховой шар с такой силой врезает тело девушки в стену, что на слепое мгновение весь дух покидает его, лопатки больно бьются о твердый камень, в глазах саднит от резкого удара. Нанами порывисто втягивает носом воздух, а Ятори шипит ей в самое лицо, брызгая слюной, — тварь. Еще раз поднимешь на меня руку, сломаю ее тебе, выверну так, что слезами захлебнешься.       — В чем твоя проблема? — Вдруг спрашивает девушка. — Что ты все цепляешься ко мне? Отсутствие мозга жизни спокойной не дает? — Все таки пребывание здесь изменило ее, сделало более дерзкой, смелой, решительной, даже грубой. Раньше она бы никогда не сказала так. Нанами всегда жила с желанием помогать людям, не держать на них зла, не таить обиды. Сейчас же, в этом месте девушка готова защищать себя и словами, и делом. И пусть Ятори держит ее крепко, вот только Нанами его отчего-то не боится. Она же просто ответила ему его же монетой. Научилась, оскалилась. Но все же не стоило, конечно. Не надо было уподобляться ему, бросаясь такими фразами.       — Смотрите-ка, как заговорила, — тянет Ятори, пока она глубоко вдыхает, а потом медленно выдыхает воздух. — Да если бы ты только знала, с каким нетерпением я жду тот день, когда весь твой мир будет сожжёт дотла и пепла. — Что? — Девушка во все глаза смотрит на своего надзирателя. — А ты не знала? — Вот теперь Ятори над ней откровенно смеется. — Уже очень скоро головы Богов и хранителей Идзумо полетят с плеч. Король демонов вернулся, Нанами. — И слова его обрушиваются на девушку с оглушающей силой. Акура?! Нанами спешно и нервно облизывает свои губы. Неужели он намеренно не сказал ей вчера правды? Держит её здесь в неизвестности и заточении. Она же спрашивала, а он лишь в общих чертах ей все обрисовал, да ещё и сразу отвёл тему разговора. Но она ведь имеет право знать! Знать, что вокруг нее происходит! Обида, горячая и злая, окончательно захлестывает Нанами. И о чем она только думала?! Сидела тут сложа руки, ждала чего-то. И неужели вот она?! Неужели это та самая цель к которой и стремится Акура? Нет! Это едва ли не до рези в глазах. Но больше Нанами не будет плакать. Хватит слез. Просто хватит. И она все же умудряется наступить Ятори на ногу с такой силой и злостью, что Меховой шар чертыхается, матерится, и на мгновение отпускает ее.       Девушка кидается в сторону, бежит в обратном направлении. У Нанами мысли от услышанного со страшной силой пульсируют и бьются в её голове. Дыхание перехватывает. Руки дрожат от напряжения и усталости. Она несется вновь вверх по лестнице, юбка её длинной юкаты путается меж ног, растрепанные волосы лезут в лицо и глаза. Наверное, вот так нестись к Акуре сейчас глупо. Это порыв. Это эмоции. Это слова Ятори. Но, тем не менее, Нанами взбегает по ступеням, проносится мимо комнат и снова выше, огибая угол. Она уже готова толкнуть знакомую дверь, полная намерений и решительности ворваться и остановить огненного демона чего бы то ей не стоило. Но рука Ятори крепко и с силой ловит девушку за локоть, длинные когти до боли в ходят в кожу. Нанами замирает, тонкими пальцами нащупывая заранее заготовленный талисман на подобный случай, спрятанный у нее за поясом. Она достает его быстро, оборачивается и выставляет вперед.       — Не смей ко мне прикасаться! — Глаза ее большие горят, волосы растрепались, грудь подымается и опускается, одежда чуть помята, все мышцы подрагивают, но в ней такой, опасной, решительной и бесстрашной, есть своя особая прелесть. — Отпусти, — повторяет она. Ятори смотрит на талисман с божественным словом в её руках, потом переводит взгляд на девушку и дверь покоев Акуры-оу за её спиной.       — Как пожелаешь, Богиня Земли, — он вдруг усмехается отвешивая ец шутливый поклон, разворачивается на пятках и просто уходит, оставляя ее обескураженную, со сморщенным от удивления лбом, лишенную ориентации и понятия, почему он так быстро сдался, спустил все ее слова, слишком грубые. Нанами поворачивает голову и смотрит в ту сторону, где скрылся Ятори и гулко выдыхает разворачиваясь.       В дверь она даже не стучит. Просто дергает её на себя. Хоть и совершенно точно не знает, что сейчас скажет, как убедит, как остановит, как будет защищаться от возможных колких слов Акуры, от возможного холодного взгляда, как будет не вспоминать о том, что прошлой ночью сидела на его кровати и млела от его слов и взгляда. Да, она совершает дурость. Но дверь едва скрипит, распахивается, и глазам девушки вдруг предстает совершенно пустая комната.       На кровати лежат смятыми несколько пуховых подушек, на столе оставлен не допитый бокал вина, на кресле лежит черный плащ Акуры. И в целом все выглядит так, словно из комнаты буквально только что вышли и вот-вот вернутся. Нанами уже было решает развернуться и выйти, чтобы дождаться снаружи, но что-то ее словно останавливает заставляя задуматься о том, что наверное Ятори потому и опустил её, решив над ней еще больше посмеяться, наблюдая, как она начнет упрашивать Акуру. Девушка медленно берется за ручку двери, но не успевает ее даже обхватить пальцами как следует. Как дерево уже дергается от нее вперед, чуть ли не волоча её за собой — Нанами лишь отдергивает кисть и практически впечатывается носом в грудь мужчины, появившегося в дверном проеме.       Акура молча смеривает ее удивленным взглядом несколько секунд. Внимательно так, вкрадчиво, что Нанами мигом ощущает всю свою неприглядность вида — измятость фигуры, растрепанные волосы, сбитое дыхание, и эту общую её неуместность в этой возникшей ситуации. Она мнется, тупо моргает, а потом зачем-то делает короткий шаг в сторону. Но силуэт Акуры двигается вслед за ней, преграждая путь. Тогда Нанами делает шаг вправо. Мужская фигура туда же. Нанами останавливается, смотрит на широкий пояс поверх черных брюк и думает, что же ей делать дальше.       — Может, наконец поднимешь ко мне глаза? — Интересуется веселый и знакомый голос.       Акуре —оу над ней забавно! Вы только подумайте! Нанами в этот момент почему-то хочется возмутиться. Но она все же подчиняется и с удивлением обнаруживает, что он смотрит на нее тепло, так невероятно тепло, как никогда прежде.       — Закрой рот, тебе не идет, — он веселится дальше.       Нанами вспыхивает. Зубы ее клацают о зубы. Девушка мнется, заламывает фаланги, чешет висок, и все так же не знает, куда себя деть, как ей начать, как сказать саму причину, почему же она вновь пришла сюда. А Акура все улыбается ей. Красиво, обаятельно.       — Акура, — произносит она тихо, все переминаясь с ноги на ногу, — я хотела поговорить с тобой.       — Снова? — И Нанами слышит, как в голосе его так отчетливо скачут смешинки. Хотя, после вчерашнего возможно он действительно имеет полное право над ней посмеяться.       — А еще я хочу извиниться, за то, как вела себя, — запинаясь, выдает Нанами дальше. — Я… — она мотает головой, прижимает ладонь ко лбу так и не смея больше поднять к нему взгляда, — я случайно… выпила, — боже, как по-детски то, как глупо. — Я… — она беспомощно открывает и закрывает рот, понятия не имея, что надо говорить дальше. Нанами не умеет лгать. Она вдруг так резко не понимает, что здесь делает, почему стоит в этой четырехугольной, словно квадрат, комнате, почему Акура теперь все молчит, буравя ее своим внимательным взглядом. — Простишь меня за все? — а вот это уже совсем как ребенок, даже интонация такая. Взгляд ее упирается в пол, скачет по стенам. Нанами хмурит лоб, едва сводит брови, трет череп пальцами. Ей невыносима эта удушающая тишина и та скрупулезная внимательность, с которой ее рассматривает этот мужчина. — Боги, — выдыхает она, чувствуя себя полной дурой, — зачем я вообще говорю все это? — вопрос — себе, не ему. Нанами едва ли не сгорает от стыда, мечтая провалиться сквозь землю, исчезнуть с его золотистых глаз. Видно же. Она конечно повела себя глупо и вот теперь расплачивается. Вот такая штука эта жизнь.       Хотя, кому она врет? Это не жизнь, не мир вокруг и не обстоятельства. Это все она сама. Это было только её решение придти вчера сюда, это ее тяга к этому жестокому и опасному человеку. А Акура оказался даже слишком хорош, чтобы юные женские глаза его не пожирали. Нанами не знает, в чем была причина. То ли в том, что он находится в прекрасной физической форме, которой впору завидовать, то ли потому что он — мужчина, который ей нравится. И не только благодаря своей внешности, но, в первую очередь, тому огню и жару, что идет из его груди, той силе, которой наливаются его глаза и мышцы. И даже возможно… Мысль запинается, наскакивает на стенки черепной коробки, мечется там как загнанный зверь. Нанами едва не задыхается, боясь подумать, даже сложить звуки в слога. Это чувства? Девушка лишь сжимает ноги, чтобы мышцы под кожей не ходили ходуном, и смотрит уже едва грустно. Теперь она, кажется, все понимает. И даже убить себя хочется за это чертово понимание, за знание, что оказалось выше ее сил. Нет, сейчас Нанами не лжет самой себе. Незачем. Возможно даже стоило признаться в этом раньше, но девушка будто чего-то боялась.       — Акура, — голос Нанами становится такой хриплый, надтреснутый. — Я теперь все знаю, Ятори рассказал мне о твоих планах. — Она медленно поворачивает голову и все же встречается с ним взглядом.       Вот теперь Акура смотрит на нее столь пристально, за миг переменившись в лице. Зрачки его кошачьих глаз сужаются практически до черных полосок. И девушке вдруг становится не по себе. Нанами хочет опустить голову, может даже как-то улыбнуться, но вместо этого все так же смотрит на мужское лицо.       — Я уже говорил тебе однажды, мои решения тебя не касаются. — И сказано это настолько серьезным и холодным тоном, что Нанами аж ведет плечами. Неприятно сразу становится, как-то не по себе.       — Значит, все это правда? Ты хочешь мести, да? Не только для Томоэ? — В голосе её все ярче начинают отражаться эмоции, они скачут по актавам хаотично, но сейчас она совершенно не думает об этом. — Почему ты ничего не сказал мне?! Или может я просто недостойна правды? — И слова такой горькой обиды срываются с ее языка.       Акура на это лишь так иронично выгибает бровь, губы его снова тянут улыбку. Она для него так забавна.       — А с чего ты взяла, что я вообще должен тебе хоть что-то говорить, милая моя Нанами? — И повисает тишина. Такая давящая и ужасающая, что девушке кажется, будто по ее позвоночнику ползет что-то липкое. — Более того, тебе следует каждый день благодарить меня за то, что сама еще жива и здорова.       Нанами стоит, дышит тяжелее обычного, но глаз не отводит.       — Акура, пожалуйста, не поступай так. Не надо.       — Не надо?! — И Нанами вздрагивает. Никогда она еще не слышала такой интонации в его голосе направленной на нее. Злой, раздраженной, недовольной, будто едва сдерживаемая ярость рвется из его глотки наружу. — На пять сотен лет Боги Идзумо забрали мое тело, мою жизнь, мои воспоминания и чувства! Бросили в забвение и тьму, а ты вот так просто говоришь мне — не надо?       Нанами молчала, она так низко опустила голову, что он не видел ее глаз, но то, что девушка не возразила, возможно было даже хорошо.       — Акура, пожалуйста — все же тихо и чуть слышно выдавила Нанами из себя, на что Акура лишь фыркнул.       — Меня всегда мечтали извести до состояния пепла и праха. И запомни, Нанами, никогда и никому я больше не позволю запереть себя. — Кажется, что кулаки у него сжимаются.       — А вдруг ты ошибаешься? — Все же обрывает его девушка. — И я могла бы помочь тебе во всем разобраться мирным путем. — Она произносит это практически скороговоркой. Нанами уже знает, с ним всегда так. Колкий, острый, неприветливый, такой, что не подступиться порой.       Акура улыбается на такие слова, но только теперь его улыбка похожа на оскал зверя.       — Ты поможешь мне разобраться? — Он шаг к ней, она делает шаг назад. Туда, дальше, вглубь комнаты. Волнуется. Нервничает.— Нанами, ты и в себе то разобраться не можешь. То ко мне бежишь, то от меня.       — Я? — И нервно сглатывает. К такому повороту в разговоре она явно была готова меньше всего.       — Объясни мне, почему ты вчера ушла? Почему весь день пряталась? — Его взгляд сканирует ее фигуру. Нанами вся точно зажалась, стоит, смотрит на него своими огромными глазищами, лицо румяное. Ей все больше становится неловко. И он это прекрасно понимает. Видит, с какой скоростью меняется выражение её лица: от удивления до паники. — Не можешь ответить? Не получается? Может тогда лучше я помогу тебе разобраться?