Возвращение Кровавого Короля...

      — Акура, я ведь не игрушка.       Нанами искоса поглядывает на него. Девушка хмурит лоб, складывает брови гармошкой. А Акура ей отчего-то все улыбается. Глаза его блестят непередаваемым теплом и светом. И все же они у него необычные, просто удивительные глаза. Такого яркого, янтарного цвета. Чисто демонические. Словно алое пламя смешалось с расплавленным золотом, рождая на свет непередаваемый оттенок. И как многие мечтали о том, чтобы они смотрели с такой же заботой и нежностью?       — Верно, не игрушка.       Нанами видит линию его рта и едва раздувающиеся ноздри. Она конечно старается спрятать ответную улыбку меж губ, но выходит откровенно с трудом. Это все её слабость перед ним, женская дурость. Ведь ей бы сейчас оттолкнуть его, ощетиниться, отказаться, может даже оскорбиться на такое предложение, но вместо этого она просто стоит в его объятьях, просто ждет чего. А все потому, что у Нанами есть одна маленькая тайна. Тайна, которая известна уже и не только ей. Она хочет чувствовать его близость, когда мужское тело так близко к ней, когда она видит его лицо столь рядом, что дыхание спирает.       А Акура смотрит на нее и лишь знает, что хочет склониться и снова целовать её. И в один момент он просто подался всем телом туда, куда его так сильно тянет. А тянет его к мягкому, светлому, хрупкому, нежному, теплому, нужному. Он приподнял ее за подбородок, заглядывая в большие глаза, застывшие в смятении и нерешительности. Он же смотрел прямо, пронизывая, казалось, до самой глубины души. Пальцы его скользнули по тонкой шее, касаясь еле ощутимо, и вновь вызывая дрожь по всему телу. Его рука такая крепкая и жаркая, даже когда касается так аккуратно.       — Не сопротивляйся мне… — чуть слышно сказал Акура, проведя подушечкой большого пальца по женским губам, слегка надавив на подбородок, вновь втягивая её в поцелуй. И Нанами позволила ему вести, отвечая… робко, не умело, чуть прикусывая, несмело прикрыв глаза. И от этого ей стало так сладко, что даже едва ощутимая горечь в горле от недавних соленых слез уже и не казалась такой отравляющей.       Она еще совсем ничего не умеет, мелькнуло у него в голове. Ничего, со временем он научит её, она сама научится. Женские ладони нерешительно и легко касались его груди, и Акура мягко сжал тонкое запястье, погладив выступающую косточку, после чего медленно поднял её руку себе на плечо. Кажется, Нанами только теперь почувствовала, насколько ватными стали её ноги, и едва не упала, подхваченная крепкими руками за талию. Акура было потянулся к ней вновь и уже почти коснулся ее, но девушка вдруг опустила голову.       — Я не хочу принуждать тебя, Нанами. Но и никогда не отпущу. — тихо и так противоречиво прошептал Акура. Руки его крепче и плотнее сомкнулись за её спиной.       Все же, людские сердца переменчивы, и Акура это знал. И теперь он ждал, забывая обо всем. Ждал, когда она ответит на самый главный для него вопрос. Он был готов раствориться в минутах и часах рядом с ней, захлебнуться этими новыми, доселе неведомыми для себя ощущениями, ожидая её маленького шага навстречу ему.       Нанами напряженно сглотнула, так и не решаясь поднять взгляд и хоть что-то сказать. Она не могла объяснить даже себе, что же сейчас чувствует? Что сейчас она предала. И как она посмотрит в глаза своему хранителю и друзьям, когда вернется, если, конечно вообще вернется. Сейчас вся её жизнь, которую она столь часто вспоминала, так неожиданно стала прошлым, не вызывая ни боли или ноющей тоски. Мелькнуло и исчезло, уступая место настоящему. И сейчас она совершенно не знала что ответить…       — Ты согласишься?       — Я… — но звуки словно застревают в горле, а женские пальцы уже с силой сжимают его плечи. — Я хочу есть, — вдруг неожиданно даже для самой себя выдавила Нанами.       Смысл её слов доходит до него не сразу. Он хмурится. Акура, конечно, ненавидит всю эту человеческую дурость, зовущуюся сентиментальностью и её нерешительность. Но он постарается понять. Ради нее. Банально и глупо. Но так надо. Даст ей еще время. А может, она просто страшится потерять то единственное, что остается сокровенным лишь для нее? Мысль внезапная, но такая отчетливая, яркая.       — Ладно, я принесу.       Почти всю ночь они пили и ели вкусный сыр, свежие фрукты и разные сладости, сидя на его кровати друг напротив друга. Нанами много рассказывала о своей прежней жизни, а он слушал даже очень внимательно и все больше узнавал её.       — …когда я была маленькая, моя мама часто оставляла меня с женщиной, которая жила в том же доме, что и мы, но чуть ниже этажом. Она присматривала за мной и еще несколькими детьми и постоянно устраивала соревнования по иероглифописанию.        Нож поблескивает в неярком свете гаснущих факелов, когда Акура разрезает алое яблоко, протягивая одну из половинок ей.       — Та наша соседка была уже не молода, и потому почти ничего не видела. Она собирала нас всех вместе, а после говорила что писать… — и когда Нанами подносит яблоко ко рту, когда зубы входят в сочную мякоть, когда она пережевывает первый кусок, Акура ловит себя на том, что просто не может от нее оторваться. От губ, рук, пальцев, всего ее образа, простого, но притом какого-то неземного. — Теперь я понимаю почему она так делала, она просто уделяла нам свое внимание, ведь она не могла видеть наши каракули, а мы забывались, даже я, наши мысли во время этого занятия были заняты только тем, как бы покрасивее написать. — Нанами усмехает, а Акура так иронично выгибает бровь.        — Хм, но если она слепа, то как она определяла победителя?       — Никак, она просто хвалила нас, раздавала угощение, а наши творения верно уносила к себе.— Нанами тихонько засмеялась. — Мы были слишком маленькие, чтобы понять всю комичность этой ситуации. — Постепенно воспоминания с детства, такие неожиданные и почти забытые вторглись в сознание Нанами, отдалив девушку на несколько секунд от реальности.        — Вот, выбирай какое? — Спросила женщина, протягивая маленькой девочке со смешными хвостиками две половинки одного яблока покоящихся на её ладонях. — Ну, бери же. — Настаивала она. А девочка всё стояла и смотрела, как солнышко играет на кремовой мякоти фрукта, как отражается от глянцевой алой кожуры, и это завораживало.       — А я хочу оба! — Наконец громко изрекла она, оторвав взгляд от соблазнительных половинок и подняв глаза.       Женщина рассмеялась.       — Нанами, только одну, Айка тоже хочет, выбирай.       Малышка поморщилась и скривившись, стала внимательно разглядывать половинки яблок, пытаясь определить какое же из них лучшее.       —Они совсем одинаковые, как тут можно выбрать, — размышляла девочка. — Вот у этой половинки видны три косточки, а вот у этой только две… на этой есть хвостик, а у этой нет… А какое вкуснее? — Наивно спросила маленькая Нанами выпятив нижнюю губу.       Женщина снова рассмеялась.       — Нанами, это две половинки одного яблока, ты можешь выбрать любую…       — Нанами, что с тобой? — Акура заглянул ей в лицо, пытаясь найти разгадку в ее помутневших глазах и возникшем молчании. — О чем ты задумалась?       — Что? — Нанами так глубоко ушла в себя, что очнулась только от его прикосновения к своей руке. Она так ощутимо вздрогнула, и Акура слабо улыбнулся. Все же есть в ней что-то мутное для него, словно меняется постоянно. В одно мгновение — хрупкая и тонкая, в другое — сильная и смелая, в третье — мудрая и знающая. Хамелеон.        — Тебе уже хватит вина. — Акура улыбнулся, созерцал милые сердцу черты, то всматриваясь ей в глаза, то начиная скользить по женским губам, оранжевые блики от факелов так соблазнительно играли на её светлой коже.       — Нет. Я совершенно не пьяна. — Нанами улыбается и делает глоток из чаши, что держит в своих руках. Сладкое, фруктовое вино течет по горлу, щекочет изнутри, и она, слегка передергивает плечами.       — Да ла-адно? — Растягивает слова Акура, снова развалившись на подушках, смотрит на нее из-под полуприкрытых век.       — Хочешь, докажу?        — Ну, попробуй, — он едва заметно усмехается уголком рта. И всё же, вся его логика бессильна перед её очаровательной нелогичностью, и он никогда не сможет угадать заранее что в следующий момент она вытворит. Иногда это даже пугает, но чаще всё-таки интересно.       Нанами с вызовом ставит чашу на круглый стол с негромким стуком и поворачивается к мужчине.       — Финтикультяпистый кролик.       — Что? - Акура раскрывает глаза широко.       — Финтикультяпистый, — выпаливает она снова; губы двигаются быстро и уверенно; согласные звуки чётко, по порядку, один за другим вылетают из её рта, будто снаряды, и, звеня, повисают в воздухе; гласные покорно теряются между ними, тихонько отступая на задний план.       Акура сдвигает брови, слово звучит так странно и незнакомо для него, кажется, он даже не понял — правильно произнесла она его или нет.       — И… что это значит?..       Нанами смеется пожимая плечами.        — То, что я не пьяна, — и смотрит на него легко и открыто, на губах играет полуулыбка. Ну в самом деле, что же ещё это может значить?       — Убедила. — Акура обезоруженно поднимает обе руки вверх, открывая ладони.       — А я умею убеждать, правда? — Нанами улыбается еще загадочнее. Смеётся уже в открытую, и он не знает даже, что веселит её больше: собственная нелогичность или его недоумение. По меньшей мере, он прекрасно видит и то и другое, и ему все это нравится. И чёрт её разберёт, в самом деле, когда вся его логика становится просто бессильна рядом с ней.       — Правда. Но вернёмся к тебе и моему желанию.— Акура неожиданно улыбнулся и точно почувствовал, как она перед ним словно окаменела. - Хватит этих пустых разговоров. Я хочу получить тебя.       — Что? — И без того большие глаза Нанами округлились, пока Акура все так же насмешливо смотрел на нее. Глупая. О! Этот наивный вопрос веселил его, и он, подперев голову согнутой в локте рукой, самым наглым и жадным взглядом окинул ее хрупкую фигурку. Нанами смутилась, сглотнув предательский комок в горле. Акура всегда был таким разным, и она никак не могла успеть привыкнуть к этим его резким переменам и шуточкам. - Что… что ты собираешься делать? — Выдохнула она быстрее, чем сумела сообразить, что не собиралась задавать этот вопрос.        — Использовать тебя по назначению, разве ты не Богиня Любви? — В глубине его глаз зажглось что-то опасное, главное чтобы не переросло в пожар. Акура лукаво улыбнулся, наблюдая, как девушка вновь начинала краснеть от стыда и возмущения. Ах, как ему это нравилось в ней! — Хотя, согласись, я вполне мог бы тебя и не спрашивать, раз уж ты сама предложила тот обмен, верно? — И взгляд его столь бесстыдный, что ей бы впору захлебнуться вдыхаемым воздухом.       — Акура! — А вот это уже похоже на визг, когда он вдруг поднимается на ноги, обходя кровать и становясь к ней ближе. — Ты с ума сошел? — Тихо, с придыханием, проталкивая слова сквозь горло. Девушка сглатывает и поднимает просто огромные глаза к мужчине. Акура старательно скрывает улыбку.       — Я на такое не согласна, — сейчас её сердце птицей из клетки рвалось на свободу, дико вереща в груди. И она вдруг внезапно понимает, что мужские руки уже на её теле, и чужое лицо так близко, что она различает эту неровную поверхность кожи.        — Правда? — Простое и короткое слово, с которым он легко подхватывает ее на руки, быстрым движением опрокидывая на спину, погребая её тело под собой, и это так неожиданно, что Нанами вмиг затыкается. Акура упирается руками по обе стороны от ее головы, нависая сверху, смотря в ее ошалелые глаза. Такие огромные, такие большие. И испуганные. Чувствуя, как она ерзает под ним, не умея, боясь вести себя по-женски, так, как надо. Просто прильнуть к нему и не дергаться. Елозит, пытается выбраться, испытывая жуткий дискомфорт. — Боишься меня?       — Не боюсь, — отвечает она, а сама так сильно сжимает его плечи, что ногти входят в плоть, а он даже охает.       — Не ври, Нанами. Все чего-то боятся. — Акура смеётся, пока она зыркает на него так недобро. И девушка чувствует, что воздух стынет. Акура слишком хорош. Для любой. Тем более, для нее. Она видит сквозь прозрачную и тонкую ткань рельеф его груди, крепкие руки, широкие плечи и алые волосы, отдающие в полутьме таким странным оттенком. И глаза его так горят.       — Если ты будешь дергаться, я прикую тебя к постели, обещаю, — говорит он и Нанами тут же прячет взгляд в сторону. Смотреть на него дальше смелости совсем не хватает.       — Не смейся надо мной, — тихо, обиженно, так по-детски шипит Нанами и ударяет его в грудь ладонью. Как сущий подросток.       — И не думал, — снова посмеивается Акура, —но прекращай так себя вести. Это ни капли не возбуждает.       — Не смей меня снова целовать, — говорит Нанами, выставляя палец вперед перед самым его носом. — Я предупреждаю.       — Да что ты, — отзывается Акура, склоняясь к девушке ближе. Он крепко прижимает пойманные запястья ее рук к кровати, встречая слабое сопротивление, и давит своим телом на ее.       — Я не шучу. — У Нанами дыхание в конец сбивается.       — Разве ты еще не заметила, я целуюсь весьма неплохо.       — Не красуйся передо мной! — Вдох сквозь сжатую линию рта. Выдох носом. А у самой сердце уже бьется под самым горлом.       Акура тихо смеется.       — Да заткнись уже, — произносит мужчина и прикусывает кожу на тонкой шее. Реакция у нее неожиданная, но такая естественная — тело ее едва изгибается. Девушка было хочет что-то возразить ещё, но чужой рот уже накрывает ее. Губы у него и мягкие, и жесткие одновременно. Сначала Нанами так широко распахивает глаза. Но проходит секунда, другая, и губы ее приоткрываются. Язык скользит внутрь. И она всхлипывает. То ли это еще один ее протест, то ли звук наслаждения, Акура не знает. Но он чувствует, как она слабо дрожит под ним. Сжимается. Пока он все въедается в ее рот. Жарко, мокро, тесно, горячо. Там. Внутри. И этот её запах. Все настойчивее, все безумнее, словно боясь, что она сейчас исчезнет или, что ее вдруг отнимут у него. Едва ли не дурея от мякоти девичьих губ, от ощущений ее юркого язычка и этих рваных полувздохов-полувсхлипов. Просто крышесносящие ощущения. И когда он отпускает её руки, то вместо того, чтобы надавить своими маленькими ладонями на его твердую грудь, Нанами уже сама тянется к нему, сама просит, обнимает его за шею. И губы дрожат под его губами. Сердце вырывается из грудной клетки.       Никто. Никогда. Не. Делал. Такого. С. Ней.        Ее так не целовали. Никто до него. И вряд ли кто-то после него. Такие бредни влюбленной девчонки. Акура кривит рот в ухмылке, целует, целует и целует, проталкивая язык в ее рот еще глубже, кажется, даже мешая ей дышать. Такая сладкая, такая мягкая, такая податливая и только для него. Откликается так естественно, слишком жадно, чуть неумело и бесстыдно откровенно. Незамаранная, чистая. И Томоэ — ничто. Он всего лишь её прошлое, только воспоминание. Ее мягкая грудь вдавливается в его широкую и твердую, Акура заставляет обвить себя ногами, сдавить бедрами его бедра, прижимается к ней так плотно. И тогда она чувствует все еще ярче. Все эти стальные мышцы, взращенные годами тренировок, и горячую кожу, и его член, утыкающийся в ее промежность через брюки. Жаркий, выпуклый. И вот это уже пугает по настоящему. Особенно, когда он хватает ее за лицо обеими руками, вновь превращаясь в такого знакомого Акуру-оу. Властного, жадного, эгоистичного. Если это и была только его шутка, но она зашла слишком далеко. Нанами морщится, ей не хватает воздуха и какой-то бессвязный шепот в его губы. Она хочет сглотнуть, возразить, провести собственным языком по губам, чтобы понять, что они все еще принадлежат ей, что этот черный демон не съел их вместе с ее душой, ее телом, ее мыслями, ее эмоциями. А он все давит на ее хрупкое, маленькое тело, и вдруг бедрами двигает, совершая поступательное движение через ткани. Губы его перемещаются на шею. О! Ему нравится ее лизать. Языком, губами, прихватывать кожу, и еще ниже, на ключицы, зубы о них точить. Мужские руки сжимают до боли её маленькую грудь, скользят ниже, на ягодицы, пробираются под юбку платья и Нанами вдруг так болезненно вздрагивает, понимая, что сейчас последует, когда он накрывает низ ее живота своей горячей ладонью, пробирается за все эти слои ткани к ней. Пальцы его раздвигают складки и Акура чувствует, как его фаланги обхватывает её томительная нега. Такая мокрая, насквозь мокрая. Одуреть. Очуметь. Охуеть. Просто охуеть. Так не бывает. Он ведь даже ещё ничего и не сделал. И его ухмылка, эта наглая, невыносимая ухмылка. В ней — превосходство, в ней — доминирование. Акура смотрит на ее лицо. На эти опухшие губы от его жадных, глубоких поцелуев, на полуоткрытый рот, из которого дыхание толчками, теплое, сбитое, судорожное. И понимает, что у нее в груди бешено стучит сердце, и глаза такие испуганные, практически стеклянные. Уже не страсть. Уже страх от его напора. Слезы. Того и гляди вообще вдруг разрыдается. И руками она в его грудь упирается.       — Нанами… — Он хватает ртом воздух, сцепляет зубы, стараясь взять себя в руки, а у самого жилы на шее вздуваются, вены по рукам, и член на нее колом стоит. Да у него сейчас того и гляди башню сорвет. А все она. Маленькая, пиздец какая сладкая, теплая, мягкая. — Я не хотел пугать тебя. — Акура лицом уткнулся в сгиб её шеи. Нанами чувствовала, как нос демона зарывается в ее распущенные волосы, как неровно вздымается его, словно каменная, грудь, и как гулко там билось сердце, грозясь пробить ребра.       Выдохнув, Акура отстранился от нее рывком, упал на спину рядом. Взгляд его еще оставался замутнен. Невероятными усилиями он старался обуздать свой огонь, ведь она важнее его желаний. Напугай он ее сейчас, причини боль, надави на нее, и Нанами навсегда будет сторониться его. А этого он точно не хочет. Да, с ней он делал все, что было не свойственно его характеру и натуре, забывая и привычки, и устои. Странно как-то все. Нелепо. Опасно. И такое дикое желание все так же гуляющее по венам, которое он так старательно пытается унять.       Нанами молчит, все еще несколько не в себе после того, на что нарвалась. Она облизывает губы и поворачивает голову, чертит взглядом линию его красивого профиля. Следит глазами за тем, как он пальцами зарывается в волосы, как давит фалангами на глазницы гулко выдыхая. Она видит, как вены на мужских руках вздуты, как быстро и часто грудь вздымается и опадает, и вся фигура Акуры точно источает бешеную, дикую опасность. Нанами прижимает к пылающим щекам ладони, унимает этот стрекот собственного сердца, биение фаланг и тремор. И вдруг тихо шепчет: — Спасибо.       Акура чуть качает головой.       Нанами старается считать секунды. Боги, у нее низ живота все еще ведет, схватывает так сладко. Она вспоминает ощущение мужских пальцев меж ног. А если бы там все же был его член? По ее желанию. Это было бы так же хорошо, так же волнительно? Нанами сглатывает. И страшно, и нужно. Неужели вот так вот бывает?       — Хочешь прогуляться? — Начал было Акура, с трудом прочищая свои мысли, чтобы снова не наброситься на нее сию же минуту.        — Да, — тихо шепнула она все еще онемевшими губами.