Возвращение Кровавого Короля...

      Она ему нравится. Он ее хочет. И это точно никогда не была пустая похоть. Это было определенно что-то большее. Нанами всегда была важна для Томоэ. Она сама. И эта мысль очень долго не давала Акуре покоя. Преследовала, травила мозг. И вот появился он — отличный шанс отомстить своему Братцу за все. Ему ведь так нравится эта девчонка. Даже более. Он в нее влюблен. И это факт. Все эти долгие взгляды и завуалированные попытки защитить свою хозяйку. И даже будучи в теле простого мальчишки Акура-оу ухмылялся глядя на все это. Его Братец Томоэ сам натравил хищника на эту девку. Показал своё слабое место. И Нанами просто прекрасно подходила для мести. Да, за свои поступки всегда приходится платить. Смерть за смерть. И Томоэ так же должен был принести свою жертву за предательство. Ей должна была стать Нанами.       Вот только что-то пошло не так.       И наверное в первый раз в жизни Акура совершенно не знает, что следует делать дальше. Он озадачен, подавлен, растерян. И эти эмоции совсем не нравятся мужчине. Они контрастируют с его натурой и его характером, с тем, как он привык жить. Такие, как Акура-оу никогда не сомневаются в своих решениях, такие, как Акура-оу всегда уверены в каждом своем шаге и выборе, такие как Акура-оу не жалеют о сделанном. Но он знает, что если бы все было так просто, то сейчас внутри не сидело бы это странное чувство вины перед ней. Оно щекочет нервы. Давит. И Акура так сильно хочет от него избавиться, да даже просто малодушно сбежать.       Едва заметив краем глаза зарево восходящего солнца, мужчина сразу поднимается с насиженного футона, подходя к раскрытому настежь окну ближе. Его золотистые глаза блестят отражением желтых лучей, яркая радужка играет бликами. Он стоит и смотрит, как просыпается мир демонов, как все выше и выше возносится диск солнца, как громоздятся стены домов, в величии своем бросая длинные тени на уже во всю копошащихся прохожих. Акура закрывает глаза, слушает, впитывает, стараясь забыться и просто отвлечься от всех тех ощущений внутри. Простое дуновение ветра, далекий гомон и гвалт улиц, звон железа и снова говор голосов.       — За всю ночь ты и глаза не сомкнул, Акура. — Рядом с ним появляется Макото, изящно опирается плечом о стену, чуть запрокидывает голову, подставляя солнцу свою изящную шею, и прикрывает глаза.       Мужчина же едва дергается от этого прямого обращения. Акура. Теперь он всегда будет вспоминать большие карие глаза, непослушно распущенные волосы цвета каштана и тихую улыбку на тонких губах. Наверное, это пройдет. Это должно пройти! В конце концов, это всего лишь морок, наваждение, услада и желание. Его жизнь ведь так пестра, разнообразна, разноцветна и ярка, что он совсем скоро затеряется в соцветии других губ, рук, увязнет в жарком лоне и соках женского тела, будет с жадностью целовать, лизать и кусать. К примеру, вот эту Макото.       — Да, мне не спалось. — Мужчина чуть наклоняется к светловолосой женщине. Ее локоны блестят на солнце благородным блеском белого золота. Макото прикладывает ладонь ко лбу, и сомкнутые пальцы тут же отбрасывают тень на ее небесно голубые глаза.       — Тебя беспокоит что-то? — Вдруг спрашивает она оборачиваясь и чуть улыбается.       Да, Макото определенно ему приятна. Она красивая, чувственная, желанная, женственная. Она проста и бесхитростна. Ее желания лежат на поверхности. Иногда она кажется Акуре сущей дурочкой, совершенно лишенной понимания жизни. Блеск золота манит ее, а общество знаменитого Кровавого Короля восхищает. Когда он пришел в бордель, кинул на стол кожаный мешочек с золотыми монетами и потребовал девицу, что согласится провести с ним ночь, то глаза шлюх тут же засияли вожделеющим, алчущим огнем. Молодые руки отчего-то вмиг стали ветками-палками, шишковатыми и искривленными. И Акура понял, что его раздражает каждая здесь. До тех пор, пока случайно он не увидел Макоту.       Она стояла, облокотившись плечом о дверь. Стояла и смотрела на монеты, чьи ребристые бока поблескивали в свете свечей и странном полумраке дорогого борделя. Акура тогда сразу понял, что ее интересуют деньги. Это горело в голубых глазах. А в том мешке было много монет, и той, что их заполучит, явно сулила хорошая жизнь на энные месяцы. Но Макото продолжала просто стоять. И тут Акура наконец осознал. Слишком молодая и юная, еще не умеющая показывать зубы соперницам когда надо, отчасти даже робкая — ее сжатые пальцы говорили об этом. А на него уже вешались, плечи его обхватывали женскими руками, что-то шептали на ухо, терлись своими телами. А ему хотелось чего-то другого. Простого и не столь вычурного, искреннего. В тот момент ему показалось, что Макото может быть искренней, пусть и пытается фальшиво играть. Да не получается. К тому же, она была красивой. Контрастно красивой с той другой. С Нанами. А ему было необходимо отвлечься и прийти в себя.       — Ты! — Голос повелительный, и светловолосая девушка поднимает на него глаза, отрываясь от созерцания заветных момент.       — Я? — Размыкает она губы так неверяще, вскидывает брови.       — Да бросьте, господин, — шепчет рядом с ним шлюха, в уголках глаз которой затерялись морщины возраста, — на что вам эта девочка? Она слишком юна и слишком неопытна.       — Тем только лучше, — отзывается Акура и скидывает чужие руки.       — Короля тянет на невинность, — ядовито говорит женщина и делает шаг назад, понимая, что такого выгодного клиента, увы, упустила.       — Как тебя зовут?       — Макото, — отвечает она, смотря на знаменитого Кровавого Короля во все глаза. О да, она прекрасно знает кто перед ней. Ее привлекают его деньги, его слава и, чего греха таить, он сам. Он ведь хорош. Лишь слепая дура этого не заметит. Но Макото конечно не собиралась тешить себя ложными надеждами, всего лишь ухватится за столь удачный шанс. Быть шлюхой Кровавого Короля на эту ночь — любая бы путана на это согласилась.       — Подойди сюда, — и она послушно выполняет приказ, сказанный глубоким, повелительным голосом. — Ты очень не дурна, — Акура оценивающе смотрит на нее, вертит ее голову, поддевает пальцами волосы, едва склоняется, вдыхая их запах, сжимает грудь сквозь тонкую ткань платья, улыбается. — Сможешь удивить меня?       Шлюхи ведь не краснеют, но эта девочка отчего-то опускает глаза долу.       — Да, господин.       Акура улыбается на такую покорность. За всю жизнь у него конечно было много женщин. С некоторыми он проводил лишь ночи, другими увлекался на несколько месяцев, иных приводил к себе, и они жили рядом с ним какое-то время. Макоту могла бы ждать та же участь. Но шлюха была бы этому лишь рада.       — Деньги твои, — он забирает кожаный мешочек со стола и кидает в раскрытые ладони Макоты, которые его тут же отчаянно и сильно сжимают, — и зови меня просто Акура. Идем.       Позже, уже вскоре, он прекрасно понял, что девушка эта далеко не так невинна и не искушена, как ему сначало показалось. Она знает что надо делать руками и языком с его членом, знает, как заставить его стонать, знает, какой взгляд необходимо бросить из-под пушистых ресниц. И Акура должен был быть более чем доволен своим выбором. Только вот кожа её пахла десятками других мужчин. Их слюной, их потом, их семенем. Странно, но раньше Акуру это никогда не волновало. И, когда шлюха уснула, раскинувшись на постели в своей прекрасной наготе, он смотрел на нее и думал о другой. Как все-таки хорошо, что Макото совсем не похожа на Нанами. Думает, делает, говорит иначе. Такая покладистая, услужливая, совсем не перечит и не спорит. Умница.       — Я хочу побыть в один, — говорит Акура, когда алый диск восходящего солнца уже полностью появляется над горизонтом. — Оставь меня.       — Я совершенно Вам не понравилась, — шепчет светловолосая девица растерянно и несколько расстроено.       — Конечно понравилась, — усмехается Акура. Он приподнимает ее лицо за подбородок и внимательно смотрит в небесно голубые глаза. — Ты красивая и воспитанная, умеешь себя вести и доставлять мне удовольствие.        — Я могу сделать это хоть сейчас, — шепчет светловолосая девица, едва хихикая, и тянется ловкими пальцами к его плоти, скрытой одеждой.       — Нет. Не сейчас, куколка, — усмехается Акура. — У меня сегодня еще есть кое какие дела. Но вечером я вернусь к тебе. — Он берет ее руку и подносит к своим губам, оставляя мокрый след. И девушка улыбается на такие слова, потом звонко, практически ребячески чмокает его в губы, подбирает юбки и быстро и юрко вылетает из комнаты.       Что ж, Акура-оу всегда любил женщин и Макото вела себя с ним трогательно, местами наивно, иногда чересчур старалась, но была милой и забавной девушкой. Ему понравилась эта девушка. Дак пусть порадует его еще, послужит объектом страсти и похоти. Но все эти чувства далеки от тех, что вызывает в нем Нанами. Он не стремится обладать ею, занимать все ее мысли, не ищет ее общества и взгляда больших глаз, не хочет ловить ее улыбки и вызывать интерес. Она — просто шлюха. Доступная всем. Занятная, красивая, милая, очаровательная, но, увы, просто шлюха. Акура знает, что скоро развлечется и сменит одну прихоть на другую.       Это ведь все ради другой. Ради того, чтобы забыть другую.       Нанами.       Мысль непроизвольная, выказанная чувствами, бьющими за грудиной, желаниями и эмоциями, разносящимися по телу. Мужчина снова берет в руки кубок и отпивает из него. Вино щекочет горло, ласкает и разносит тепло где-то внутри. А еще он жалеет, бесконечно жалеет обо всем том, что так бесчеловечно, жестоко бросил ей в лицо. Эмоции — страшная штука. Они лишают рассудка, обрывают разум, заставляют совершать бездумные вещи, которые, зачастую, невозможно исправить. Но в его случае шанс ведь еще есть? Он конечно повел себя как скотина. Как последняя мразь. Он сказал ей такое. Акуру даже самого от себя тошнит. А еще те слова Ятори. Такие простые, брошенные словно совершенно невзначай, но сознание мужчины не хочет их отпускать. Акура зацепился за них. Они горят в его мозгу, бьют и точат подкорку. Он любит её. Подумать только, Ятори так легко прощупал где лежит его камень преткновения. Когда Акура и сам до конца еще это даже не осознавал, боролся, противился, кривился — но эмоции и чувства к ней ели и едят его душу до сих пор. И пусть все летит к черту. Его покой, который нарушила Нанами, его принципы, когда он будет попросить у нее прощения, даже его план мести. Он конечно хорошо пощекотал нервы Томоэ. Но не сделает ему по настоящему больно. Нет. Для этого ведь необходимо будет уничтожить девчонку. А этого он никому и никогда не позволит. Ведь именно Нанами оказалась той единственной, кто с такой невыносимой простотой, почти играючи стала неотъемлемой частью его мира. Просто раз и все. И появилась. Еще тогда, давным — давно.       Дурак. Увяз по самые уши.        Но все же Акура благодарен своему приспешнику. Ведь если бы не Меховой Шар, то он бы наверное еще долго бегал от химер, прятался за суррогатами чувств, жил в иллюзиях собственного разума. В чувствах признаваться всегда сложно, даже самому себе. Принимать их дак и подавно. И наверное, Акура — не трус. Он ведь влюбился. И он это не отрицает. Вот только простит ли она его? Во всяком случае он постарается.       Акура находит Нанами в её же комнате. Несколько минут он покорно стоял у её дверей и прислушивался, боясь вздохнуть лишний раз, пошевелиться. Ах, как нужна она была ему каждую секунду! До случившегося он мог просто придти к ней, заговорить, и это не вызвало бы никаких лишних вопросов. Сейчас же, Акура не мог этого сделать, боясь оттолкнуть ее еще дальше. Хотя, куда еще дальше? Гонимый чувством вины, мужчина все же покинул свое убежище и неслышными шагами зашел за дверь.       Нанами сидела на подоконнике, упираясь взглядом в бескрайние дали иного мира. Уставшая. Бесконечно поникшая. Она наблюдала, как далекий лес шелестел листвой, и очертания деревьев принимали какие-то причудливые, пугающие формы. Казалось, Акура добился своего. Он увидел человеческую Богиню беспомощной, слабой. В один миг в ней померк тот огонёк бьющей, кипучей энергии, который всегда так пленил его. Больше не горели глаза, не кривился рот в улыбке. Не было больше ни гордо вскинутой головы, ни воинственной позы.       — Нанами?        Вздрогнув от неожиданности, она тут же обернулась и увидела его. Несколько мгновений Акура просто вглядывался в неё, очевидно решая как поступить. Казалось, что они остались одни во вселенной — две души, отчаянно стремящиеся и не находящие дороги друг к другу. Но это мгновение теряется и девушка поспешно отводит взгляд, рукавом вытирая соленое лицо. Комната за комнатой она миновала роскошные, и столь чужие ей покои, когда в стыде и слезах убегала от него, задыхаясь от острой боли, ледяными шипами впившиеся ей в сердце. Все еще ощущая на губах его вкус. Помня его прикосновения, чувствуя, как они прожигали сквозь ткань, добираясь до самых глубин её существа. Всегда такой горячий, такой уже родной, такой нужный ей.       — Зачем пришел? — Все же хрипит она.       — Извиниться.       — Бесполезно, — говорит Нанами так и не поворачивая к нему больше голову. — Уходи.       — Прости меня. Я ошибся.       — Уходи.       — Прости меня.       — Уйди.       — Прости меня.       — Уйди!       — Прости меня.       — Оставь меня в покое! — И тогда она все же оборачивается, смотрит на него. У Нанами блестят ее глаза. — Уходи. Пожалуйста, — просит она.       — Нет, — качает Акура головой и слабо улыбается. — Прости меня. Я повел себя как скотина. Прости меня.       И тогда она ударяет его ладонью в грудь, со всего размаху. Бьет его со всей силы, скопившейся в ее маленьких руках, тихо всхлипывает. Акура лишь едва морщится от ее удара.       — Прости меня, — упрямо повторяет он. — Я был не прав.       Удар обжигает его щеку. Звонкий. Режущий. Нанами стоит уже на полу, и ей приходится задрать голову, чтобы видеть его глаза. Щека горит, пылает алым цветом, но мужчина даже не дергается.       — Прости меня.       — Не…       Но звуки так и остаются в ее глотке, застревают, забиваются. Рот у него чуть грубый, шероховатый, но такой теплый и горячий. Он не дает ей возможности дышать. Лишь обхватывает рукой за шею, заставляя поднять голову, прильнуть к чужой груди. И ладонь, отталкивающая сначала, вдруг ложится на твердые мышцы, ведет вверх, чтобы скользнуть пальцами по коже. Акура прижимает Нанами к себе сильно и крепко. Его рука гладит женскую спину, а рот вжимается в ее. Калейдоскоп эмоций, фейерверк ощущений. Она всхлипывает, тянется к нему, обнимая за шею, подаваясь вперед, жмясь всем телом. Как маленький ребенок, получивший обещанную защиту и столь необходимое тепло. Движения губ и языка становятся мягче, аккуратнее. Его большой палец легко ласкает ее щеку, когда они разрывают поцелуй. Нанами сразу опускает голову. Дышит глубоко, шумно и боится поднять глаза. Лишь чувствует его горячее дыхание, щекочущее ее макушку, да все ту же узловатую фалангу, следующую изгибу ее скулы.       — Я все думал как мне поступить, чтобы загладить перед тобой свою вину, — говорит Акура, чем вызывает удивление на ее лице, — и, кажется, понял. — Он поджимает губы, бросая взгляд куда-то поверх ее головы. — Идем. — Мужчина тянет ее за собой. Молча. Просто смотря в глаза. Ладонь у него широкая, теплая. Ее пальцы, тонкие и ломкие, лежат в ней хорошо. Акура едва улыбается, как-то грустно. А затем их обоих охватывает его пламя.       В следующую же секунду перед глазами девушки уже выросло знакомое нагромождение каменных ступеней, и Нанами вышла из оцепенения. Сквозь последние клочья утренней дымки, узнавая и понимая, где они теперь находятся. Ей вдруг стало нехорошо. Акура перенес их в её родной мир. И Нанами знала, что её храм находится на вершине этого холма, не более, чем всего в полумиле от неё, и с трудом сглотнула. Больше полугода она стремилась попасть в это место. Но теперь, когда оказалась здесь, ей хотелось бежать отсюда куда угодно.       Акура снова взял её за руку. Он притянул её поближе к себе и посмотрел так, будто бы хотел запечатлеть в памяти её черты.       — Ты же сказал, что никогда не отпустишь, — начала было девушка, задыхаясь в смятении происходящего, но он не дал ей договорить.        — Нанами, я хочу вернуть тебе твою свободу, — глухо сказал демон. Акура взглянул через плечо на солнце, плоским диском все выше поднимающиеся посреди неба, под прикрытием тонкого просвечивающего облака. — Иди, там наверху твой дом, твой храм. Там все то, к чему ты так привыкла. Куда так хотела вернуться. И… — Он невольно дрогнул, несмотря на старательно шутливый тон. — Там тебя ждет твой хранитель.        За плечи Акура развернул её к лестнице и слегка подтолкнул в спину. Но Нанами снова повернулась к нему и схватила его за руки.       — Ты же сказал, что не отдашь? — Она упорно смотрела ему прямо в глаза.       Акура мягко высвободился от нее, чуть улыбнулся но, ничего не ответив, отступил на шаг назад. Он все так же смотрел на нее, но более не прикасался.        — Я сделаю все так, как ты просила и не стану вторгаться в мир людей… больше мы уже не встретимся снова, — сказал он и уже развернулся, чтобы уходить. Нанами глядела ему вслед оцепенев, пока мужчина спускался вниз со ступеней. Акура не оглядывался, а она все следила за ним, пока он не исчез за поворотом.       Это их прощание?!       Девушка пытается считать секунды чтобы успокоиться, но сбивается, едва подходя к первой сотне. Колени у неё задрожали, Нанами осторожно опустилась на гранитную плиту и присела, поджав ноги и закрыв лицо руками. На нее навалилась тоска по дому, по всему, что было привычно и знакомо. Но как бы она ни любила свой храм, как бы не стремилась к нему всей душой, сейчас она не чувствовала в нем своего места. Оно осталось с ним — черным демоном Акурой-оу, удаляющееся от нее спешными шагами с каждой секундой все дальше.       Поднявшись на ноги и вытерев влажные щеки, Нанами повернулась лицом к своему храму и сделала первый шаг, потом еще и еще. Постояла, развернулась кругом и сделала попытку в противоположном направлении. Шаг, еще шаг и еще… и прежде чем осознала на что решилась, то была уже на полдороги по склону вниз. Так отчаянно спеша, запинаясь о ступени и задыхаясь.       — Акура! — Ах, как же Нанами сейчас жалела, что у нее не было больше ни одного чистого талисмана, что бы отыскать его, написав на нем имя. — Акура, где ты?!       — Не кричи так, — услышала она нужный голос. Демон с удивлением смотрел на нее, казавшийся сейчас едва растерянным. Он словно появился из ниоткуда.        — Никогда, — сбивчиво выговорила девушка, не отрывая от него взгляда и подходя ближе, — никогда больше не смей так поступать со мной. — проталкивает она хрипло через горло. И Акура, чувствует, как материя на его груди собирается — Нанами сдавливает ее пальцами. Женский лоб упирается в сгусток его мышц. Девушка стоит и тяжело дышит пытаясь с собой справиться. — Не бросай меня вот так вот. Я люблю тебя, Акура. — Едва слышно вымолвила девушка, задерживая дыхание от волнения и пряча глаза.       Пусть и признаться себе в том, что он стал ей нужен было сложно. Но Нанами все же это сделала. Кусая губы, заламывая пальцы, почти стыдясь своих чувств, эмоций и желаний. Потому что все это неправильно. Тянуться к этому демону — болезнь. И пусть она совершенно не желала ею болеть, но, увы, вязкая, едкая кислота эмоций и чувств уже была впрыснута в ее кровь. Скользила по венам, будоражила каждую клеточку тела. Так бывает. Это все его обаяние, грудной смех, хитрый прищур красивых глаз, уверенные движения и сила, та самая незримая сила, бьющая из самой груди, идущая от сердца.       — Знаю, — послышалось над её головой. — Но я не скажу тебе того же в ответ. — Сердце её в этот момент упало вниз и едва не перестало биться. — И я совру снова, если скажу, что не смогу без тебя жить. Я смогу… — добивал её Акура дальше.       Нанами точно окаменела от таких слов. Ей хотелось провалиться под землю, умереть, хотелось упасть вниз в самую пучину Ада, потому что она уже была там. Девушка отшатнулась от него в этот миг, и он выпустил её из своих рук.       — Вот как… — прошептала она, задыхаясь, и коря себя за это легкомысленное признание. Но рука его вновь легла ей на талию, увлекая к себе.       — Нанами, посмотри на меня. — промурлыкал Акура рядом с ее ухом и она послушно распахнула пушистые ресницы. — Я ненавижу понятие любви и все слова о ней, — чуть тише произнес демон, охрипшим от напряжения голосом, сильнее сдавив кольцо объятий, не отрывая от нее глаз. — Да, я смогу жить, если ты умрешь, но это будет жалкое существование ёкая, ведь я не забуду тебя, — выдохнул он, обдавая её лицо своим жарким дыханием, обжигающим кожу, которая и так была раскалена. — Меня раздражала твоя улыбка и смех, только я уже не могу без них… Да, я никогда не скажу тебе этой фразы. — чуть помедлив он продолжил. — Лучше я скажу тебе, что ты меня бесишь… — закончил Акура как-то странно улыбнувшись.       — Бесишь? — Растеряно прошептала девушка его слова и все же улыбнулась, жмурясь как кошка, счастливая от этого признания.       А в следующее мгновение Нанами уже практически впечаталась губами в губы демона, вцепившись в его одежду, поднявшись на самые носочки. И пусть её поцелуй получился крайне неудачным, неожиданным, порывистым, да и само это слияние губ вообще сложно было назвать поцелуем, но он ответил, заключая ее в объятья. Счастливо и точно облегченно. Нанами простила его. Наверное иначе и быть не могло. Они ведь оба точно связаны. И каждый теперь это окончательно понимает и признает. Многое изменилось. Изменилось внутри.       Руки его беззастенчиво шарили по ее фигуре, спускаясь ниже к изящным округлым бедрам, прижимая к себе все теснее. Ладонь настойчиво ложится на затылок девушки. Невидимый хрустальный шарик терпения, принципов, привычек, устоев лопается до размера частиц, и языки сплетаются воедино все жарче, едва не кусая, все более страстно. Она же, то ли снова от испуга такого напора, то ли от неожиданности, тонкими пальцами вцепилась в его плечи, боясь упасть. Слишком увлеченные и поглощенные друг другом. Настолько, что никто из них не видел и не замечал, как за ними все это время наблюдали внимательные глаза хранителя, с самой верхней ступени склона. У Томоэ внутри все сворачивает от того, что он видит и начинает понимать. А это сулит лишь одну беду.