Возвращение Кровавого Короля...

      С первых же секунд на Нанами дыхнуло гадким веянием смерти и разложения, вынуждая девушку скоро склонится над землей, слушая свой сухой рвотный позыв. Томое на это тактично отвернулся, и прошел вперед, делая вид, будто он — слеп в этот неловкий момент, будто слабости ее он не заметил или пропустил мимо ушей. В конце концов, он предполагал, что так оно и будет, когда принимал это непростое решение. А так же прекрасно знает, чем может обернуться её появление здесь. Но даже так будет лучше, чем держать её в неведении.       Кто-то подошел к Акуре, остановившись у огненного демона за спиной. Король не обернулся, до новоприбывшего подлизы дела ему не было. Потому что он плевать хотел на их одинаково подобострастные рожи, на тонкие губы, сложенные в тактичной улыбочке. Плевать на всех их.       — Акура, хватит, — проговорил знакомый голос. — Я ведь предупреждал тебя и… — но договорить Томое не дали.       — Отпусти его! — Раздался звонкий и требовательный женский голос, заставивший мужчину едва пошатнуться, вырвав его из раздумий.       — Нанами?       И в миг удивление в голосе Акуры-оу сменяется едва ли не злостью, стылой ненавистью, когда он оборачивается и видит ее состояние. У Нанами глаза все слезятся, от смрада разлагающихся тел. Она бледна. Стоит пошатываясь, приложив ладонь к лицу. Акура в несколько шагов преодолевает расстояние между ними, чтобы приподнять лицо девушки за подбородок вверх, всматриваясь в любимые глаза, которым совершенно незачем видеть то, что он задумал.       — Ты не должна находиться здесь, — Акура жалит своим взглядом и огнем, не давая возможности отвернуться. А Нанами хмурится, отмечая его волнение, которое он всеми силами пытается скрыть. Волнение за нее. Он не выпускал ее больше за стены замка. А если случалось иначе, то не отходил ни на шаг. И вот она здесь. В самом паскудном месте. Среди десятков разлагающихся тел.        Ее длинные волосы, цвета каштана взметнулись, вихрь спутанных локонов на секунду прикрыл дорогое глазу лицо. Ветер вновь принес с собой запах разлагающейся на земле жизни, и порыв его замер в воздухе.       — Отпусти Оокунинуши, — более чем спокойно ответила она, прожигая не менее гневным взглядом лицо мужчины.       Акура смотрит властно, с толикой гнева и раздражения. Заставляет застывать в жилах кровь. Неосознанно испытывать страх. Но она гонит эти мерзкие чувства от себя прочь. Вновь бросая ему неуместный вызов.       Жестокий и непоколебимый. Огненный. Гордый. Яростно ненавидящий все, что не совпадает с его видением, его интересами. Акура всегда идет по головам. Не топчет, а отрубает. Ухмыляется, когда очередная жертва падает к его ногам, моля о пощаде, которую никогда не получит. Садист до мозга костей. Убийца. Его кровь уже давно почернела от гнили, в которую превратилось его сердце, но только не для нее. Не для той, которая смотрит на него с пламенем, желанием, заботой, гребаной любовью, которую он едва ли заслужил. Не для той, которая спит ночами в его постели. Для нее он никогда не станет чужим. Жестоким. Отстраненным. Для нее он всегда останется тем, кому она доверила самое дорогое, что у нее есть — свою жизнь и свое сердце.       — Какая же ты… — С рокочущими нотками начал было Акура, но девушка перебила его.       — Какая? — С вызовом посмотрев, бросила настырно Нанами, резко дергая рукой в сторону, чтобы он перестал ее касаться.       — Несносная, — фактически выплюнул он ей в лицо, с животным, диким взглядом взирая на прекрасное создание перед собой.       Порыв ветра вновь принес с собой запахи. Запах боли, пролитой крови. Крови, которая уже давно успела свернуться и начать гнить под дождем и солнцем. И чтобы хоть как-то скрыться от этого смрада окружающего её, она невольно вновь прикрывает лицо рукой, глуша еще один рвотный позыв, пошатывается и все хватается за все еще протянутую ей мужскую руку. Стараясь упрямо не сводит глаза с лица демона, стоящего перед ней.        — Забирай её отсюда, — вдруг односложно бросает Акура, стоящему рядом Лису, выдергивая свою руку из теплой девичьей ладони, не дает ей возможности схватить себя снова и больше не смотрит на нее, разворачиваясь. Гонит с этого места.       — Пожалуйста, Акура… — Ее голос дрожит, и куда подевалась вся еще не давняя уверенность? Где она: смелая, непокорная Богиня Земли, которая всегда бросает ему вызов на каждом шагу?       Нет, Нанами не боялась его. Не могла бояться. Но сейчас она впервые ощутила это колющее чувство. Она, конечно, знала о его зверствах, знала, с какой охотой и кровожадностью он убивает. Видела и знала. Знала, что он конченный садист, но не с ней, только не с ней. Она боялась другого. Она боялась, что когда-нибудь он просто закроется от нее. Ведь она снова вмешивается, постоянно вмешивается, вмешивается хоть и не до конца понимая, что именно здесь происходит. Она боялась, что он устанет от этого, и она в какой то миг перестанет быть его Нанами, той, которой он всегда дарил свои эмоции, без которых она теперь не сможет жить.       Нанами делает быстрый шаг вперед, ловит его снова. За руку тянет на себя, но Акура едва ли поддается. Ее едва ли не берет озноб, и она повторяет свою просьбу, только громче, уверенней, всматриваясь в его завораживающие золотые глаза. В этих глазах впору сгореть. Они потрясающие, горячие, столь необычные, что в них хочется смотреть вечность.       — Просто убирайся от сюда, Нанами, — сузив взгляд, сквозь зубы цедит Акура. Отмечая, как она быстро стирает тонкими пальчиками мокрый, соленый след, с бледной щеки, как за миг стекленеют ее глаза от его слов.        Он ненавидит, когда ему перечат, ненавидит, когда его тормозят. А она снова сделала глупость, когда допустила в своем сознании, что он услышит ее, что пойдет навстречу, что оставит эти зверства, что согласится отринуть своей цели. Это же бред, чёрт тебя дери! Он Кровавый Король Акура-оу.       — Хотя, знаешь, мне плевать. На все плевать! Плевать, что ты там собираешься делать. — В миг сменившись в лице и отбросив все предрассудки в сторону, произнесла Нанами.       Кровь внутри нее закипела. Она не просила его о мести, о продолжении этой скрытой от её глаз негласной войны. Догадываясь куда он уходит, так часто оставляя её одну, а потом возвращается с с запахом едкой гари на своей одежде и волосах. Он не говорил ей, не договаривал. Скрывал правду, лишь от нее. Отвлекая различными способами. Но разве она об этом просила? Разве этого всегда ждала от него?       — Мне на все плевать. И на тебя в первую очередь! Не приближайся ко мне, Акура, иначе я лично проткну тебе горло, и я сделаю это, пусть то и не принесет тебе смерть, но я сделаю. И ты сам будешь виноват в этом. — Зашипела Нанами, гордо вскинув голову, разворачиваясь на пятках, собираясь покинуть его, это место, и не возвращаться сюда более никогда.       Что. Это. Было.       Нанами, мать твою?       Нет, это не точка! Он выбьет из нее всю дурь или вытрахает, если она сейчас же не сотрет со своего хорошенького личика это самоуверенное, чертовски злящее его выражение. Куда пошла?! Ты охренела?! Никто не смеет угрожать ему в лицо и после поворачиваться спиной! Никто. Даже она.       — Стоять! — Рыкнул Акура, вынуждая замереть Нанами на месте. — Совсем сдурела? — Вкрадчиво протянул мужчина, делая бесшумные шаги в ее сторону. — А может, мне все же стоит запирать тебя, когда ухожу? Что бы ты не устраивала мне таких вот сюрпризов в компании своего бывшего хранителя, — аккуратно коснувшись кончиком языка мочки ее уха, властно произнес мужчина, прижимаясь грудью к спине вздрогнувшей девушки.        — Не посмеешь, — не оборачиваясь, твердо бросила она, тут же уловив короткий смешок, сорвавшийся с его губ. И напряглась всем телом, быстро вдохнув, ощутив теплые ладони, оглаживающие ее бедра, поднимающиеся выше.       — О-о, еще как посмею, — обжигающим шепотом дополнил Акура, заставляя её крутануться в своих руках, став лицом к лицу. Мужчина бросает предостерегающий взгляд, на его темных губах появляется чуть заметная ухмылка, И она, не выдержав, давит свою улыбку в ответ, а Акура качает головой. — И именно это я сейчас и сделаю, — словно издеваясь, протянул он, едва касаясь проведя по ее позвоночнику подушечками пальцев вниз.       Томоэ, стоящий неподалеку смотрел на все это скептически. Но неодобрения в его темных глазах не было. Наверное, он все же пришел к мысли, что даже Акура — может быть не самым плохим для нее вариантом. Он видит, как Нанами кладет руку на его грудную клетку, ладонью ловя гулкие удары мужского сердца. Как берет Акуру за руку, сдавливает пальцами его запястье, что-то тихо говорит, чуть привстав на носочки, чтобы слышал лишь он. Мужчина склоняется к ней, и какое-то подобие улыбки сразу трогает его темные губы.        — За гостем моим присмотри. — Золотые глаза метнулись в сторону Лиса и он кивнул. В следующую секунду Нанами не успела и глазом моргнуть, как внезапный сноп искр уже закружил их в развратном ярком вихре.       В полумраке его комнаты всегда было немного жутко. Ни одного яркого пятна, за исключением камина, все было черным черно. Что стены, что мебель, все одного цвета, словно его мир состоял из темноты. Именно этот цвет олицетворял Кровавого Короля. Был его частью, которая притягивала и отторгала ее в одночасье.        — Я говорил тебе, чтобы ты не ставила мне условий? — Мгновенно став серьезным, говорит Акура, не отпуская женское запястье.       — Акура. — Голос её немного задрожал. — Акура, но это не может продолжаться вечность. — Уголок его рта слегка дернулся. — Путь прошлое останется в прошлом, а мы продолжим с тобой жить спокойно.        — Я не знаю, Нанами, должен ли я быть тронут твоей заботой или обидеться за недоверие. Но знай, в обоих случаях ты можешь не беспокоиться. Я могу убить их всех. Очень легко. Каждого. — Последние слова он произнес особенно тихо, со злобным удовлетворением.       — Нет, я совсем не то имею в виду, Акура! — Начала было она.       — Нанами, я сделаю все, что сочту необходимым. И больше не повторю своих ошибок. — С присущей холодностью продолжал мужчина, он как будто не слышал её возражений.        — Акура! — Пыталась вновь возразить она.       — Нет. — Он развернулся, и с шумом распахнув дверь, вышел в коридор, прежде, чем она успела остановить его.       Но Нанами, кинувшись за ним, вновь схватила его за руку, закричав:       — Акура! Постой!        К этому часу уже начинало темнеть, на стенах горели факелы и Акура был озарен мягким светом. Он нетерпеливо вырвал свою руку. Мужчина неподвижно стоял перед ней, с порозовевшим, от сдерживаемых эмоций, лицом и горящими глазами. Его огромная тень на стене казалась безликим, грозным гигантом, с которым ей предстояло сразиться.       — Однажды я уже уступал тебе. Ты помнишь, чем все закончилось? Или человеческая память настолько коротка? — Прошептал Акура, неотрывно глядя на девушку, — молча, ради твоих глупостей, шел вразрез со своими принципами, — он сделал шаг к ней — И чем все закончилось? Ты забыла, Нанами? Забыла?       Акура стал расхаживать взад-вперед по коридору. Гигантская тень молча следовала за ним.       — Я прекрасно помню твой взгляд! Твои слезы! Твой голос! Твою кровь! И Твою смерть на моих руках! — Казалось, что воспоминания и ярость полностью поглотили его разум, глаза пылали огнями. Каждый раз, проходя мимо стены, он ударял по ней кулаком. И она бесстрастно принимала его сильные удары.       Тяжело дыша, он повернулся к ней лицом, и Нанами замерла, боясь шелохнуться или заговорить. Акура быстро кивнул раз или два, словно что-то для себя решая. И, сделав над собой немалое усилие, он все же заговорил спокойно:       — Я залечил тогда твое тело так, что не осталось даже и следа. Но я помню, где была та рана. — И, словно подтверждая свои слова, он провел пальцами по ткани её платья, заставив девушку вздрогнуть, чуть отступив назад. — Я мог не успеть. Сердце твое могло остановиться раньше. — У Акуры становится такой темный взгляд. И тот странный огонек, плещущийся в глубине его зрачка, совсем не нравится Нанами.       — Я. — Она сбивается на мгновение, чуть прочищает горло, вытягивается и подбирается, а затем продолжает: — Прости меня, Акура.       — Ты слабая. — Так ядовито, так зло, раздраженно.       — Не говори так. — Нанами открывает и закрывает рот. Жестокая. Страшная фраза. Такая оглушающая. В этот момент ей кажется, что мира вокруг будто не существует, что он замер или исчез. Потому что становится вдруг так тихо. И лишь удары сердца ухают в груди. Девушка быстро облизывает внезапно пересохшие губы, и от взгляда карих глаз не ускользает, как при этом простом движении фигура напротив едва напрягается.       — Нанами, ты пытаешься остановить мою месть тем, кто причинил тебе боль, заставил страдать? Тем, кто непременно повторит все снова, если только получит такую возможность? Не глупи, хватит. — Говорит он, подходя вплотную. — Просто хватит. — Повторяет он, его пальцы скользят по ее спине, пробираются к волосам, тянут заставляя Нанами выгнуть шею, запрокинув голову. Обе ее руки касаются его горячей груди, и девушка чувствует, как под ее ладонями гулко бьется чужое сердце. — Смотреть на тебя, целовать, чувствовать твое дыхание рядом. Прижимать тебя к себе ночью. Все это стало необходимостью для меня, —Мужские губы касаются ее шеи. Мягко, аккуратно, едва прикусывая бьющуюся жилку. — Я не смогу спокойно существовать зная, что твоя жизнь в этом мире может оборваться в любой момент. Это сжигает меня изнутри. Пойми. — Нанами бросает быстрый и осторожный взгляд на Акуру. Он напряжен. Его плечи, стянутые тканью плаща, тверды, пальцы собирают юбку платья на ее бедре. И длинная материя послушно ползет все выше и выше.       — Акура, но я ведь выпила ту кровь, что ты принес тогда, —едва шепчет Нанами, ощущая давление, жар его тела, упиваясь этим накалом эмоций.       — Выпила, — подтвердил Акура, продолжая пристально смотреть в ее глаза. Его пальцы задирают юбку платья так высоко, что подушечки касаются обнаженной кожи бедра. И от этого простого прикосновения по телу бегут импульсы. — Но это не дает тебе бессмертия. А я уже говорил тебе, мне будет слишком мало тех нескольких десятков лет человеческой жизни. — Акура забирается под тонкую материю, обхватывает ягодицу, приподнимая девушку, помогая второй рукой, чтобы крепче обхватить Нанами, заставив обвить его торс ногами. Так, что член упирается ей прямо в промежность. — Если бы я только мог, то сам бы подарил тебе вечность. Но это могут лишь Боги, создания света. А значит, я заставлю главное верховное Божество дать тебе свое благословение. И плевать каким способом. Я не могу тебя вновь потерять, Нанами. —Акура сильнее прижал её тело к стене, рывком подавшись вперед.       Слова вот-вот готовы сорваться с ее губ. Но чужой рот накрывает ее. Губы у Акуры и мягкие, и жесткие. Язык такой же беспардонный, как и его обладатель. Его влажный рот перемещается на ее шею, вылизывает, целует, покусывает. Его тело — сгусток эмоций и сплошного желания. В брюках такой жуткий стояк, что он сцепляет зубы, лишь бы не спугнуть его тонкую птичку, разрешающую ему творить с ее телом все, что ему заблагорассудится. С ее едва приоткрытых, дрожащих губ срывается слабый стон. И этого хватает, чтобы кровь ударила мужчине в самую подкорку головного мозга, добралась до сознания.       — Кричи громче, — шепчет он сквозь поцелуй, забирая губами ее губы, перекатывая на языке ее нижнюю губу, посасывая и впитывая мокроту ее рта.       Пальцы Нанами побелели от напряжения. На ягодицах и спине всенепременно будут синяки. Слишком сладко, слишком много, слишком желанно. Всего слишком. И девушка осознает, что хочет еще. Она жмурится, запускает руку в копну его ярко-алых волос, оттягивает, сильно, заставляя его шипеть. И поцелуй до боли. Грубый, с укусами. Далекими от нежности. Когтистые пальцы впиваются в бедра. Секунда, вторая, шаг, еще шаг. И вот она уже чувствует, как мягкий матрас принимает её в свои объятия. Акура сверху, нависает, смотрит на нее, глаза в глаза. И багрянец покрывает её лицо, от одного его взгляда. Словно ласкающая теплая волна по всему телу. Жгучее желание разгоняет кровь, заставляя её густеть, растекаясь, словно лава.       Акура резко дергает ткань ее платья. Грубо и нетерпеливо. Материя рвется, трещит нещадно и Нанами вздрагивает всем телом. Два пальца тут же ныряют внутрь, в нее, туда, где так жарко и влажно. О да, она потекла. Сочная, сладкая. Акура с рычанием зарывается в ее шею, целует ее, кусает, прикусывает её мочку зубами. Его пальцы впиваются в нее сильнее, двигают внутри, трут, растягивают. Нанами упирается локтями в мягкий матрац, выгибает шею, запрокидывая голову, крепко вцепляется ткань покрывала. И мужчина наклоняется к ней, губами ловит сосок, свободной рукой сжимает грудь. Нанами резко вскрикивает, когда он делает особенно интенсивное движение пальцами.       Сумасшедшая.       Внутренний голос бьется в истерике. Тело же ликует, призывно отзываясь на каждое его движение, просит еще ласки и страсти. Опытные мужские руки доводят до исступления, заставляя гортанно кричать.       — Моя умница. — И Акура целует ее.        Ее зрачки расширяются сильнее, закрывают цветную радужку. Все ее тело напрягается, на шее вздуваются синие прожилки вен, и сердце начинает биться с удвоенным ритмом. А он вдруг как-то странно улыбается и вынимает из нее свои пальцы. Облизывает так демонстративно и так тщательно, не сводя с нее внимательных глаз, что Нанами краснеет.       — Да прекрати ты издеваться, — шипит напряженно девушка. И лишь ухмылка изгибает его темные губы.       Нанами приподнимается, упираясь на руки. Вновь сплетая языки. её цепкие пальчики стягивают с плеч черный плащ, он помогает сделать это как можно быстрее. И прохладные ладони проникают под одежду, скользят по рельефному телу, поднимаются вверх по грудной клетке. И кожа к коже, каждое прикосновение словно обжигает. Всё к чертям. Штаны летят туда же.       Нанами улыбается по хитрому, лукаво. Да, теперь будет её очередь. Она обхватывает руками крепкую шею и подается вперед. Толкает его в грудь, с силой, небрежно. Опрокидывая на спину и садясь на мужчину сверху. Акура молчит, пожирая её взглядом… Мягкими касаниями он скользит по её телу. Вверх по спине от поясницы. Но инициативу не забирает. Позволяя оставаться сверху. Нанами ведет ладонями по его груди, наклоняясь, ближе. Кусает его шею, зализывая и оттягивая. Пальцы снова в его волосах, мягких, длинных, спутанных. Она чувствует его ладони на бедрах. И низ живота вяжет горячим узлом.       На лице Акуры нет уже и тени улыбки, только глаза горят. Он смотрит дико, словно зверь. Нанами закусывает губу, не сдерживает стон, чувствуя, как он проникает в нее, медленно, заполняя, с легким оттенком вяжущей боли. И она подается бедрами ему навстречу, садясь полностью. Закрывает глаза, растворяясь в ощущениях, ногтями впиваясь в его плечи. Прогибается в пояснице, словно кошка. Акура выдыхает громко, чистейшая одурманивающая волна искажает черты его лица. Горячие ладони скользнули по женскому телу, притянули её к себе ближе. Он ласкает поцелуями женскую шею, плечи, ключицы, иногда прикусывая острыми клыками, прикрывает яркие глаза, слыша стоны удовольствия из её рта. Вскидывая бедра, вновь и вновь заполняя ее.       Слишком медленно, слишком нежно…       Рывок вперед, быстрый и она оказывается под ним. Подается навстречу, встречая на полпути. Смыкает ноги за мужской спиной, позволяя проникать глубже. И стон в его приоткрытые губы. Громкий, сводящий с ума обоих. Бедра бьются о бедра с остервенением. Нанами тянется к нему ближе, притягивает к себе. Срывает поцелуй и снова толчок. Она впивается в его рот, до крови прикусывая губу, царапает спину. Впервые пробуя на вкус его кровь, жадно слизывает. Акура слабо шипит и отвечает, новыми ударами выбивая из нее дыхание. Сильно, грубо, требовательно. Прижимает теснее. Лишая возможности вдоха. И сладкая нега наслаждения накатывает на нее волнами. Тяжелое дыхание, сердце, как бешеное, в её груди бьется о ребра. Акура замирает, целует, выпивая её вскрик, весь, без остатка.       И снова толчок, резкий, сильный, вновь выбивающий её из реальности, почти причиняющий боль, на самой грани. Еще один. Глаза звериные, кошачьи, пылают напротив. Еще один. И снова сильно, дико, требовательно. Деля дыхание на двоих. Еще один. Перед глазами темнеет, пульсация внутри разбивает на части. Когти впиваются, и последний вскрик вырывается из её рта. В ушах шумит. Дыхание срывается.        Безоблачный день за окном, еще пару часов назад плескавшийся солнечными лучами, к ночи обернулся налетевшими с востока грязно-серыми спутанными клубами туч и холодным, пронизывающим до костей ветром. Завывая на пустых лестничных пролетах, звеня стеклами в узких оконцах, беспокоя пылающий огонь в камине и заставляя трепетать от сквозняка пламя факелов. Ветер с каким-то кошачьим азартом гонял по каменному полу большой залы резные фигурки черного и белого цветов, так опрометчиво забытые кем-то.       Белый король под когтистой лапой шахматного столика.       Черная пешка около каменной лестницы.       Белый слон у закрытой двери.       Белая ладья под стулом.       И один белый ферзь, унесенный женской рукой в спальню северного крыла.