Линия первая. Любопытный

Сны заняли очень важное место в моей жизни. Подсказки во снах, видения во снах, вся жизнь во снах… Если бы я обратил на это внимание вовремя, возможно, мне удалось бы избежать одной неприятной истории, которая приключилась со мной по возвращении в Коноху. Впрочем, началось всё гораздо раньше. Но я постарался об этом забыть. И мне помогли… Мягкий солнечный свет струится сквозь больничное окно. Тишина тонкой взвесью клубилась в воздухе. В кровати у окна лежал темноволосый юноша и умиротворённо спал. Иногда он дёргался. Иногда его лицо приобретало удивлённый вид. Казалось, что он вот-вот проснётся, но этого не происходило, и уже давно.  — Как он, Тсунаде-чан? Седой старик спрашивал спокойно, но его бывшая ученица хорошо слышала болезненное ожидание, скрытое в его голосе. Медик качнула головой, и светлые локоны её волос всколыхнулись в такт движению. Она это уже рассказывала семье юноши. Повторять это… не хотелось.  — Он стабилен. Организм полностью здоров. Можно сказать, он просто спит. Только не просыпается.  — Прогноз? Причина? Тсунаде устало потёрла себе переносицу.  — Такое ощущение, будто несколько лет назад он поймал какую-то коварную технику, которая всё это время была с ним. Далее… Такое иногда происходит при неудачной трансплантации. В органах остаётся чужая чакра, которую организм постепенно начинает считать своей и перестаёт её отторгать. А потом сенсорный шок и тяжёлое состояние после боя дали технике выйти из спящего режима и сковать разум Саске Учиха. Иронично, оказывается, Учихи очень подвержены гендзюцу, если их организм сочтёт чакру своей. Сарутоби кивнул, задумчиво глядя на своего ученика.  — Я не могу его вылечить. Из-за принятия техники организмом, она стала частью его. Мед.техники просто не различают болезнь.  — Что смогли увидеть менталисты?  — Мешанина картин. Полный хаос. Но одно имя мелькает чаще других.  — Какое? — Хирузен аж потянулся к Тсунаде, услышав это.  — Угурбадо. — Вздохнув, ответила Тсунаде. — Мы так и не смогли выяснить, кто это. Лицо главы клана Сарутоби потемнело, но промолчал. Это дело было опечатано тремя грифами секретности. Госпиталь не то место, где об этом стоит говорить. Вместо это, он спросил скрипучим голосом:  — Что нам остаётся?  — Ждать? Надеяться? — Грустно улыбнулась Тсунаде. Возвращение Угурбадо. Миссия, которую Саске получил ещё в бытность Устранителем. Да, это может быть проблемой… Нет, не так. Это точно ей является. Сарутоби покачал головой и подумал о том, что, пожалуй, не стоит говорит об этой миссии своей ученице сейчас. Будет хорошо, если этого вообще не придётся делать. Может, Саске ещё сможет оклематься самостоятельно… В конце концов, его дух довольно силён. Потому что чем меньше людей будет знать об этой истории с Угурбадо, тем лучше. Какие интересные… облака. Грудь прожигает смесью восторга и усталости, и как я довёл себя до такого состояния? Мир качается в такт каждому шагу. Я пил? Ничего не помню. О… Из пустоты передо мной вынырнул Ичираку-рамен. Или я шёл меж домов? Подойдя к двери, я толкнул её и вошёл внутрь. Никогда здесь не было, но просторное помещение с отдельно стоящими столиками из лакированного дерева производят впечатление… экзотическое. Неужели такое и правда есть в самом центре Конохи? Или это мне просто чудится?  — Здравствуйте-здравствуйте! Столик для вас уже забронирован! Пройдёмте! Меня зовут Аяме Ичираку, прошу, чувствуйте себя как дома! — Говорит мне улыбчивая девушка. Дома? Это где? Чёртов туман… Я заторможено киваю и иду за весело щебечущей девушкой, рассказывающей мне про их акции.  — В честь мероприятия «Вечер для своих» шеф-повар предлагает отведать настоящей мамалыги! — Выхватываю из общего потока слов.  — Да, давайте эту… Мамалыгу. — Киваю ей и присаживаюсь за четырёхместный столик. — Кто-то ещё подойдёт?  — Ой! — Воскликнула девушка и покраснела. — Это сюрприз! Заказ принят! И убежала. Я кивнул ей и устроился на неожиданно удобном стуле. Тут началась музыка, раздались аккорды пианино и виолончели. И начала петь крупная чёрная женщина. Джаз? Неплохо. Вскоре, подволакивая ногу и мыча, ко мне подошёл отчётливо пахнущий мертвечиной официант и неловко опустил на стол похлёбку непонятного серого цвета, в которой плавали куски плоти и, кажется, чьи-то глаза…  — Ы-ы-ы… Мамма… лыыыга. — Произнёс, едва не роняя челюсть, официант и, размеренно хромая, удалился. Вооружившись ножом и вилкой, я выловил глаз, смотревший на меня, аккуратно его разрезал и закинул кусочек в рот. Ммм, вкусно. Похоже немного на… курицу?  — Наслаждаетесь вечером? Меня зовут Теучи. Но вы можете звать меня Ичираку-доно. — Поприветствовал меня приятной внешности мужчина.  — А могу и не звать? — Я лениво приподнял бровь.  — Всё зависит от экспозиции. — Улыбнулся мужчина. — Пока отдыхайте. Остальные скоро подойдут. И мы начнём наш небольшой концерт. Через некоторое время он покинул меня, а я увлекся подслушиванием забавнейшей беседы, что неожиданно донеслась до меня.  — …Но Илия-сан, это другой сеттинг!  — А я хочу! Пусть будет кроссовер! Хочу увидеть Саске! — Замотала головой меленькая девочка с какими-то ненормально белыми, но не седыми, волосами, и в какой-то пёстрой и нелепой (для шиноби) одежде, с жезлом, оканчивающимся звездой.  — Пусти, охальник, не видишь, волшебница перед тобой! — Заявил мерзким писклявым голосом… её жезл? Шевельнувшаяся память прошлой жизни шепнула мне: Сейлор-мун, несущая возмездие во имя луны… Я помотал головой, прогоняя наваждение и сосредоточился на поедании посеревшего от времени мяса, что я выловил из мамалыги. Вку-у-усно…  — Йо. — Раздалось над моим ухом, и рядом со мной села моя копия, принявшаяся сверлить сцену перед нами мрачным взглядом. Ого! Да он в бешенстве! В глазах крутится аж по три томоэ.  — Саске. — Киваю ему, озвучивая своё имя. Он в ответ только хмыкнул, продолжая смотреть на сцену. А он не очень тактичен, да? Тут от входа раздался девичий писк, и, обернувшись, я увидел высокую более взрослую версию себя, от которой так и несло силой. Он был одет в шикарный халат, по которому пробегали огоньки аматерасу, а в глазах у него был… ого! Риннешаринган, да ещё и с какими-то странными крестами по центру.  — Йо, малышня! — Приветливо махнул он нам и, вежливо раздвигая толпу набежавших к нему восторженных официанток (и откуда их тут столько? Стоп, Ино?!), устремился к нам. — Чего грустим? Я всех угощаю! Мы с Саске фыркнули почти одновременно.  — Двухмерный. — Сказал я.  — Плоский. — Коротко взглянув на меня, поправил Саске, ну, пусть будет Номер Один. А я? А я номер Ноль, конечно же.  — Простите… Нии-сан? — Раздался смутно знакомый детский голос. — Мне здесь заказали место… Ах, ну да, конечно. И чему я удивляюсь в таком месте? Этот голос был мне знаком, потому что в детстве я его слышал каждый раз, когда что-то говорил. Перед нами стоял маленький Саске, который, насупившись, разглядывал нас.  — Итак, все в сборе, кхе-кхе-кхе! — Вскоре объявил, тут же закашлявшись, впрочем, какой-то чунин со спицей во рту, выйдя на сцену. — Начнём же представление! Тут я обратил внимание на бархатный занавес, находившийся за спиной чунина. Он медленно раздвигался.  — В одном селе прямо на границе Страны огня и моровой пустоши было предание. Диковинное поверье о возвращении Угурбадо… Это произнёс какой-то мужик с длинными седыми волосами. Джирайя что ли? Угурбадо… Да, я что-то припоминаю. Висок тут же прострелило страшной болью!  — Онэ-сан, с тобой всё в порядке? — Раздался мой детский голос.  — Хн. — Фыркнул мой нынешний голос. Но я их не слушал. Угурбадо… Как я мог об этом забыть? О своей самой безумной сделке в жизни?  — Подойди, сын. — Произнёс мне Фугаку, стоя ко мне спиной. Перед ним была очень подробная карта мира Шиноби, которую он, нахмурившись, изучал. Я послушно подошёл к нему. Мне ещё пять лет.  — Что ты здесь видишь, сын? — Спросил он меня, показав на карту.  — Я не знаю… Наш мир, отец? Он коротко взглянул на меня и перевёл взгляд обратно.  — Стагнация. Загнивание. Упадок. — Через некоторое время он ответил мне. — Всего в двух местах в мире производились рации, хотя раньше их производство было тривиальной задачей. И одно из них — в стране Дождя. Там, где мы устроили Вторую войну шиноби. Он замолчал, а я задумался. К чему он ведёт?  — Телевидение? Только потому что оно под даймё нашей страны, оно ещё живо. Впрочем, уверен, стоит кому-то придумать дзюцу Телевидения, и оно тоже канет в небытие.  — Есть дзюцу радио? — Ухватившись за мысль, спросил я.  — Есть замены. — С кривой улыбкой ответил Фугаку. — Мы, шиноби, заинтересованы в уничтожении технологического прогресса. Старые заводы, древние технологии… Это конкуренция. Мы не можем её допустить. Мы должны быть частью этого мира. Мы заинтересованы в этой стагнации. Как наследник Великой семьи ты должен это понимать. Вот как? Ухватившись за эту мысль, внезапно я понял. Мы, шиноби… Ирьёнины уничтожили отрасль диагностической и продвинутой медтехники. Двигатель прогресса — военная отрасль -, полностью уничтожена и возвращена к тому, что было в средневековье… Мир взаимных секретов, личного мастерства и полного отрицания тотального прогресса. И самое главное, те, кто попытался объединить науку и мастерство шиноби, Узумаки, уничтожены совместно всем миром. Тотальный геноцид.  — Итог нашего мира, как я вижу, лишь один — шиноби должны быть уничтожены. В противном случае погибнет весь мир. — Холодно продолжил Фугаку. — Наш хрупкий баланс — единственная гарантия мира, но и он не просуществует вечно. Эта безумная гонка вооружения шиноби и разоружения остального мира не может иметь победителей. Я перевёл взгляд на карту перед ним. Кунай был воткнут в нашу часть Конохи. Я перевёл взгляд на отца, выгнув бровь в немом вопросе.  — Нынешний Хокаге, Сарутоби Хирузен, проводит популярную среди мировых элит политику сглаживания острых углов. Гении приравниваются к серой массе. Личное мастерство отходит на второй план. Школы шиноби… — Сказал, будто сплюнув, отец. — Эту концепцию придумал ещё второй Хокаге, Тобираму Сенджу. Она гласит, что если мир шиноби привести к единому стандарту, стандарту посредственностей, шанс, что кто-то нарушит равновесие, начав гибель мира шиноби, снизится. Этой же концепции придерживаются в Иве и Суне, в менее радикальной форме, правда. Спонтанно к этой же доктрине пришли и в Кири, в результате гражданской войны. Лидер Кумо — поклонник личной силы, поэтому его этот подход не устраивает, но, я слышал, на него постоянно давит Даймё. Пока отец говорил, я переводил взгляд на места, о которых шла речь. Ива, Суна, Кири, Коноха… Кумо. Весь мир? Весь мир шиноби стремится к этому?  — Но отец… Мы против всех? Так получается? Фугаку чуть улыбнулся. Впервые за весь разговор.  — Саске, ты прав. Клан Учиха — элита мира шиноби. Каждое поколение наших детей одаривает мир минимум несколькими гениями. В нас сильна кровь Рикудо, мы мастера в личной силе и многократно превосходим в мастерстве шиноби из не знатных родов. И наш путь в том, что искусство шиноби — его сила — облагораживает. Мы помним наставления Мадары Учихи, хоть в Конохе его имя и предали забвению, и он говорил, что лишь сила в конце концов обладает способностью изменить этот мир. Мадара Учиха? Я изумлённо посмотрел на отца. Пусть и во внутренних покоях главы Клана, в центре нашей клановой территории, но так откровенно превозносить того, кем сейчас даже детей пугают очень неожиданно. Фугаку ещё раз чуть улыбнулся.  — Удивлён, да? Но такова парадигма, которую наш род, Учиха, противопоставляет идее Тобирамы. Мастерство шиноби — это шедевр, высшее творение его ума, духа и тела. И истинное мастерство облагораживает душу. Виски продолжило простреливать болью, но я теперь знал. Это ключ-воспоминание. Именно оно было мной выбрано, чтобы отпереть самую тёмную дверь моей души и увидеть Угурбадо. Тем временем, вокруг начиналось представление…