Дневник заданий

Слава приходит без предупреждения на следующий день, несколько раз глухо стучит в дверь, а позже просто зажимает звонок большим пальцем. Федя растрепан, он только вылез из-под теплого одеяла, на нем лишь белые боксеры и тонкая длинноватая футболка. Ему чуть зябко, поэтому он поджимает пальцы ног, и трет одной ногой о другую в попытке согреться. От двери ужасно сквозит, оно и неудивительно, зима, как-никак. Тем более, одна из самых суровых зим «за последние 100 лет», как кричали совершенно во все СМИ. Даже лояльный к температурам Питер все равно превращается в ебаную морозилку, особенно по утрам. Слава без приглашения вваливается в коридор, на тумбу он кидает записку, вытащенную из кармана пальто, что-то кладет на пол, а после останавливается, оценивающе глядя, и цепляет Федю за локоть. Он припирает его к стенке, болезненно заламывая руку за спину. Букер чувствует горячее дыхание и терпкий запах хмеля, чувствует, как его уха касаются чуть дрожащие губы, а проникновенный полушепот разрезает тишину и напряженную атмосферу, повисшую в комнате. — Хэй, мэн, — Карелин чуть тянет гласные, говорит на выдохе и с придыханием, не торопясь продолжать. Он пробирается холодными руками под футболку, грубо очерчивая худые ребра, тянет кожу, щиплет, вцепляясь ногтями, оставляя следы. Слава ладонью проводит по своему пальто, собирая снег с ткани. Его пальцы, все еще холодные с мороза, а теперь еще и с кусочками острого льда, пробираются в боксеры, и Карелин грубо обхватывает полувставший член Феди, давит на головку, проводит по ней большим пальцем, чуть надавливая, царапая льдом. Федя чуть ли не воет от распирающей и непривычной боли, мокрый снег впивается в кожу, но жар тела вперемешку со льдом приносит восхитительные ощущения, от которых он чуть ли не стонет в голос, вжимаясь щекой в стенку. Слава надрачивает жестко и болезненно, но под эти руки хочется подставляться, и Федя пытается сам толкаться в тесно сжатый кулак Карелина, но тот лишь цепляет его зубами за загривок, оставляя свои метки на коже. Даже ранку он вылизывает не мягко и аккуратно, «извиняясь», а грубо давит, словно стараясь углубить укус. — Привыкай к холоду, — у Славы в глазах ни намека на шутку или жалость, его забавляет сама ситуация, ему нравится такой вид, ему нравится такой Букер — жалкий, извивающийся под его прикосновениями, открытый и честный со своим телом. Карелин крепко перехватывает член у основания, не давая кончить, ведет уже подтаявшим льдом по основанию, спускаясь ниже. Федя сжимается, съеживается и пытается ухватить Славу за руку, но тот лишь давит на спину, заставляя прислонить еще ближе к стене, полностью опереться на нее грудью. Букер поддается, как и всегда. Глушит в себе терпкую обиду, перемешанную с болезненными ощущениями, и поддается. Лед сильно царапает, колет чувствительную кожу, поэтому, когда Карелин толкает его в тесную задницу, Федя практически кричит от боли, цепляясь зубами в ладонь Славы. Он кусает, давит, пытается отрешиться от терзающих ощущений, но чувствует также и тугой комок удовольствия, сматывающийся внизу живота. Непонятно, непривычно и пиздец как приятно. Ладонь исчезает со рта и теперь уже помещение заполняют стоны, вздохи и чуть ли не шипение Феди. Карелин надрачивает себе одной рукой, быстро расстегнув молнию джинс, второй же толкая мокрые холодные пальцы в Букера, скользит, раздвигает и вытаскивает, лишь для того, чтобы сжать еще снега в кулаке и силой пропихнуть пальцы обратно. Кончая, Федя думает лишь о том, что ебал он когда-либо заниматься сексом на холоде, особенно со Славой. Зеленые стены маячат перед глазами, и он все еще упирается грудью о стену, боясь отстраниться, совсем не уверенный в абсолютно ватных ногах. Слава опять прикусывает шею неровными зубами, замирая на мгновение. Кончая, Слава думает лишь о том, что это какая-то наркотическая поебота и заканчивать это — по крайней мере в ближайшее время — он точно не будет.