Лёд для двоих

Я проснулся от лёгкого шороха занавески. Открыв глаза, я увидел Отабека в чёрном костюме. Он стоял перед зеркалом и завязывал галстук. - Уже уходишь? - спросил я, зевнув и растянувшись на кровати. - Я должен, - произнёс Отабек. Он подошёл ко мне и сел рядом. Я положил голову ему на плечо и прикрыл глаза. Он поиграл немного моими волосами и вздохнул. - Волнуешься? - спросил я. - Я боюсь, - признался он. - Боюсь увидеть её в гробу. Я переплел наши пальцы и поцеловал его в щёку. - Я знаю, что это тяжело, но постарайся, пожалуйста, взять себя в руки. Я чувствую, как тебя трясёт, - сказал я, глядя на опустившего голову Отабека. Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза. - Я знаю, как тебе больно, - продолжал я. - Я тоже проходил через это. Поверь, ей уже никак не помочь. - Я виноват во всём, - сказал он. - Я испугался отца! Я испугался перечить ему, поэтому не навещал маму! А она ждала меня, ждала! Я приходил в больницу и всё время останавливался перед дверью её палаты, но, постояв немного, я позорно убегал, боясь, что отец как-то узнает об этом! Он спрятал лицо в ладонях и разрыдался. Я обнял его, поглаживая по спине. - Я могу поехать с тобой, - предложил я. - Не нужно, - ответил он, утирая слёзы кулаком. - Отцу это не понравится. Он резко поднялся и вышел из комнаты, захлопнув дверь. Я вздохнул, оставшись один в доме. Я зевнул и принялся заправлять кровать. Отабек уехал на похороны. Вернётся, очевидно, только к вечеру. Я переживал за его состояние. После смерти бабушки я запирался в своей комнате и не желал никого видеть. Я пропускал тренировки. Просто лежал и плакал в подушку. Это продолжалось, пока я не понял, что не одному мне больно. Дедушка тоже тяжело переносил смерть любимой супруги. Она была для него всем в жизни, а теперь, когда её не стало, дедушка сказал, что у него остался только я. Он также сказал, что теперь важнее заботиться о живых, но и о мёртвых забывать не стоит. Поэтому каждый год в день рождения бабушки мы ездим на кладбище и вспоминаем, какими счастливыми она нас сделала. Тогда-то я и понял, что всегда есть кто-то, кто чувствует себя хуже тебя. Когда я получил травму, больнее было деду, Отабеку, но не мне. Ведь я просто жалел себя, стараясь найти хоть какое-то занятие. А они действительно любят меня и переживают за меня. Спустя столько бессмысленных лет жизни я наконец осознал, что значит любить и быть любимым. Теперь я больше не буду закрывать глаза, когда Виктор целует Юри, и последний краснеет, как в первый раз. Я больше не буду бурчать, когда увижу влюблённые парочки, прогуливающиеся по набережной тёплым воскресным утром, держась за руки. Я больше не буду стыдиться своих чувств. Отабек был прав, говоря, что я уже изменился. Я больше не Юрий Плисецкий, которого все знали как прекрасного фигуриста. Я не знаю, кем я стал. Я доел остатки еды, что были в холодильнике у Отабека, и уселся смотреть фильмы по телевизору. Неожиданно позвонил дедушка. Я поднял трубку, выключая звук телевизора. - Юрочка? Меня выписали из больницы! - радостно сказал дед. - Да? Это же просто чудесно! - ответил я. - Когда ты приедешь домой? Жду не дождусь того момента, когда накормлю тебя пирожками по новому рецепту! - смеялся он, и мне стало немного стыдно за то, что я не буду дома, когда он приедет. - Я не у родителей, - вздохнул я. - А где же тогда? - удивился дед. - Я улетел к Отабеку, - признался я. - Его мама умерла вчера, и я приехал поддержать его. Надеюсь, ты не будешь против, если я приеду только через пару дней? - Нет, конечно, Юрочка, - сказал он. - Ты правильно поступил. Друзья должны помогать друг другу в таких ситуациях. Мы ещё немного поболтали, прежде чем дед сказал, что ему нужно подписать какие-то бумаги. Он рассказал мне, что лежал в одной палате с какой-то милой старушкой, которая тоже очень любит печь пироги своим внукам. Она рассказала ему о новом рецепте приготовления пирожков, благодаря которому тесто получается воздушным, а начинка - сладкой и вкусной. Настроение улучшилось после его звонка. Я решил, что делать нечего, и отправился на прогулку. Я ни разу не бывал в Казахстане. Отабек присылал пару раз открытки с изображением видов Алматы, но я всё равно предпочёл бы увидеть это вживую, хоть и говорил Алтыну, что не хочу бывать в этой стране. На самом деле, я очень хотел приехать к нему, просто подумал, что это было бы слишком смешно, что ли. Отабек как-то неожиданно вошёл в мою жизнь, и я больше не могу выпустить его. Мне хочется знать всё о нём, о его жизни. Это похоже на какую-то болезнь или что-то вроде этого. Мне было приятно и немного волнительно перебирать в памяти все воспоминания, связанные с Бекой. Я могу проследить, как развивались наши отношения с того момента, как мы подружились в Барселоне, и до того дня, когда мы стали парой (это так странно звучит, знаете ли). Юрий Плисецкий влюблён. Бросает в краску от таких слов, особенно, когда это правда. Мне стало нестерпимо жарко, так что я вышел на улицу и направился куда-то, запомнив, как выглядит дом Отабека, чтобы потом найти дорогу назад. Я много думал о наших отношениях, о том, стоит ли делать операцию. Может, нужно просто оставить всё, как есть, и просто жить жизнью обычного семнадцатилетнего парня? "Семнадцатилетнего парня, который является самым популярным в России фигуристом", - подсказывало подсознание. Но меняет ли это что-то? Если я не вернусь на лёд, то вскоре обо мне даже никто не вспомнит. Будет ли от этого польза? Я вспомнил слова Регины, что она сказала, когда мы с Отабеком были в Москве. "Какая-то травма не помешает тебе, верно?". Да, Юрий, какая-то там травма не помешает тебе. Ты любишь, ты любим, у тебя всё хорошо. Но при этом в твоей жизни не хватает смысла, которым и был спорт. С раннего детства меня приучали идти до конца, несмотря ни на что. Вот я и иду, соглашаясь на операцию. Я прекрасно осознаю, что нанесу серьёзный удар по чувствам родных, если всё пройдёт не так гладко, как могло бы. Но я также понимаю, что просто угасну без спорта. И никакая любовь и поддержка не заменят мне волшебное ощущение льда под ногами. Я проходил мимо какой-то кофейни, когда заметил котёнка, который испуганно прижался к кирпичной стене здания. Я опустился на колени рядом с ним и заглянул в стеклянные глазки-бусинки. - Какой ты хорошенький, - приговаривал я, поглаживая его по макушке. Котёнок замурлыкал, прижимаясь ко мне. "А что, если..." - подумал я, поднимаясь на ноги, но не спуская глаз с пушистого комочка. "А почему бы и нет", - ответил я сам себе и, радостно улыбаясь, взял котёнка на руки. Он тыкался носом в моё лицо, оставляя невидимые мокрые следы на коже. Я засмеялся. - Теперь у тебя есть дом, - сказал я ему на ушко. - Радуйся. Я осторожно спрятал его под куртку, чтобы он не замёрз, если что. Котёнок мурлыкал, согревая меня изнутри. Я улыбался, как ребёнок, когда покупал ему в магазине палку колбасы. И вот я, счастливый и с котёнком на руках, решил вернуться домой, пока Отабек не приехал. Я быстро нашёл дорогу назад, так как ушёл недалеко. У меня словно выросли крылья за спиной. Я быстро поднялся по лестнице, открыл тяжёлую дверь и пустил котёнка в его новый дом. Дос немного испуганно подошёл к котенку и обнюхал его. Котёнок мяукнул и принялся карабкаться на взрослого кота, который, похоже, был рад новому соседу по дому. Я накормил котов колбасой и при этом сам съел пару кусочков, так что все, включая меня, остались довольны. Я поднял котёнка на руки и посмотрел, какого он пола. Оказалось, что это мальчик. Я обрадовался и отправился вместе с ним в ванную, чтобы привести его в порядок. Я уже говорил, что общение с котами доставляет мне огромное удовольствие? Если нет, то знайте об этом. Я нашёл в тумбочке, что под раковиной, шампунь для кошачьей шерсти и, включив тёплую воду, осторожно намочил шёрстку котика и нанёс немного шампуня. Котёнку, видимо, нравилось, раз он сам подставлял спинку под струю воды и радовался. После этого я вытер его полотенцем, которое Отабек предназначил для меня, и высушил его феном, который возил с собой в каждую поездку. Котёнок распушился и стал ещё симпатичнее. Я немного поиграл с ним, а потом он улёгся спать на ковре, но я взял его с собой на диван и тоже задремал. Когда проснулся, рядом со мной лежали уже оба кота. Они умиротворённо посапывали. За окном уже стемнело. Сколько же я спал? Взглянув на часы, осознал, что времени уже половина восьмого вечера. Отабека до сих пор нет. Я пытался звонить ему, но он не брал трубку. Я бродил по квартире взад-вперёд, обдумывая, что могло произойти и где он мог находиться сейчас. Через сорок долгих минут в замочную скважину снаружи кто-то вставил ключ и принялся крутить его. Я не стерпел и открыл дверь изнутри. На пороге стоял Отабек. На его лице была странная улыбка (я не понял, радуется он или грустит), в стеклянных глазах застыл ужас, волосы были растрёпаны, верхние пуговки рубашки расстёгнуты, а галстук и вовсе болтался на шее, обмотанный несколько раз. - О, Юрка, - сказал Отабек, икая. - Чё ты тут делаешь? От него ужасно несло спиртом. Мне стало противно, и я зажал ноздри пальцами. - Где ты был? - спросил я, закрывая за ним дверь. - Как где? - удивился он, пьяно размахивая руками. Я не выносил пьяных людей, особенно если это люди были родными. - Тебя не было весь день, - сказал я, сложив руки на груди и стараясь сдерживаться. - Я похоронил мать, Юрий! - крикнул он, пошатнувшись. Он кинул пальто на пол и прошёл к спальне. Я вытянул руку вперёд, не пропуская его. - Спать ты будешь на диване, - сказал я, не глядя на него, потому что было противно видеть его таким. - Ты чё указываешь мне? Я здесь хозяин, а ты мне здесь не нужен! - орал он, пошатываясь. - Я сказал, что ты будешь спать на диване! - крикнул я, и он как-то притих. Через секунду он опустился на диван и принялся снимать ботинки, приговаривая что-то типа: "нахуя он приехал?". - Зачем ты пил? - продолжил орать от бессилия я. - Ты же знаешь, что это не поможет! - Хочу и буду пить, - ответил он, шмыгнув носом. - А ты, сопляк, не смеешь указывать мне! Проваливай отсюда, Плисецкий! Видеть тебя больше не могу! Ты - ничтожество. Ты никому не нужен. Он опустился на подушку и закрыл глаза. На моих глазах выступили капли слёз. Я взял котёнка в руки и стремительно направился в спальню Когда я убедился, что дверь плотно закрыта, я зарыдал. Котёнок тыкался мне в лицо, словно спрашивая, почему я плачу. Я знал, что его слова - это неправда. Знал, что это всё алкоголь в его крови. Но почему он напился? Он сам говорил, что выпивка - это не выход. И тут я осознал, как больно ему было, когда я сообщил об операции. Сейчас мне было больно, потому что он страдает, а не потому, что я услышал эти слова в свой адрес. Мне хотелось кричать в пустой комнате от бессилия, но я только сильнее сжал кулаки и лёг на кровать, накрываясь одеялом и укладывая котёнка рядом. Утром нас ждёт серьёзный разговор. И ему не уйти от моих наставлений. "Вроде бы, уже взрослый, но творит такую фигню, которую даже не делаю я, - думал я, вздыхая. - Петух".