Рабство все еще в теме
В нашей независимой стране отменили рабство бог знает когда, тогда почему я и еще десяток парней и девчонок продолжают выполнять функцию «подай-принеси» и путаться под ногами Дикого? Не сказать, чтобы я вконец расстроился из-за этого, но... У вас когда-нибудь случалось так, что ваша жизнь начала кардинально зависеть от определенного человека? Ваши родители, дедушки и бабушки тут ни при чем, да даже директор школы или сосед через ограду не имеют к этому никакого отношения. Ваша жизнь зависит от наглого, необузданного придурка, который знает секрет всей вашей гребанной жизни! Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Вот так я стал жить в последнее время. И все бы ничего, если бы я не попытался выкрасть листок с напечатанным текстом у новоиспеченного шантажиста пятнадцатилетней выдержки. Меня раздражал сам факт того, что Дикий Тетсуро знал мой секрет, что он присвоил себе не только дедушкины часы, но и все это. Иногда мне кажется, что он запросто может отнять мое собственное «я», ну, как бывает в фантастических романах или в кино про пришельцев. Одно такое я даже посмотрел, «Похитители тел» называется. Знаете, идея, что пришла в мою пустозвонную голову оказалась провальной и настолько глупой что, думалось мне, я двину, когда Дикий зажал мое лицо в физкультурном шкафчике. Он действительно хотел хлопнуть дверцей. В тот момент я проглотил свое сердце. И с тех пор, даю вам честное слово, в моей голове и мысли не было, чтобы выкрасть листок, по крайней мере так открыто. У Дикого губа не дура, вы бы сами убедились, если бы познакомились с ним. Так что с того момента я целиком и полностью отдался своей легко полученной роли шестерки. И не только. О, да, я забыл вам рассказать, что Дикий меня еще не посвящал в свою банду бунтарей, так что ребята обо мне не знали, как о новой прибывшей единице в его полку. Поэтому я все еще оставался грушей для битья, то есть надо мной все еще потешались, особенно Узкоглазый Дайшо со своими ребятами. Хотя, что это за тавтология, все знают Дайшо лишь потому что он узкоглазый, ха. В общем, моя история выдуманной книги продолжается, как и копание в почве бабушкиных цветов. Как же я устал от такого нудного занятия. Время от времени, чтоб отвлечь себя, я представляю, что ищу пиратский клад на Галапагосских островах, а потом смеюсь над собой, ведь мне не восемь лет.***
Основная часть переводных экзаменов прошла, теперь Кенма мог гордиться своей маленькой свободой, по крайней мере ему не придется таскаться в школу и обратно. Ему выпала возможность взять несколько затянувшихся выходных от банды Дикого. Но не тут-то было. День тому назад его выцепил Куроо по дороге к универмагу. Слова бунтаря Кенма хорошо запомнил, но при этом испытывал лишь какое-то отвращение, скорее угрюмое, похожее на головную боль. Отвращение же бывает таким? Сегодня денек выдался таким же жарким, как и все предыдущие. Солнце царило в одиночестве посреди ультрамаринового неба, градусник наверняка дрожал на отметке под тридцать. За окном доносилось визжание газонокосилки дядьки Верна. В комнате бабушки, всякий раз, когда она переключала каналы пультом, трещал телевизор. Кенма не любил его смотреть, так что, пожалуй, многие бы удивились тому, что у подростка вроде него нет ни одного любимого ток-шоу или программы. Кенма перебирал учебники, их нужно было на днях сдать в библиотеку на лето, а в конце августа получить новую партию. Он надеялся, что в следующем году их объем будет не очень большим, а сами по себе книги окажутся не такими уж тяжелыми и их можно будет за раз притащить в школу и оставить в шкафчике. Он промокнул лоб краем свернутой в кулак футболки, пот нещадно катился по лицу и шее, хоть в трусах ходи. Часы натикали полдень. В такую жару самый раз сидеть где-нибудь в холодном оборудованном подвале и пить ледяной пунш красного, как клубника, цвета, направив впритык на себя вентилятор. Раздался протяжный звонок в дверь. – Я открою, бабушка, – чуть прикрикнул Кенма и, не медля, соскочил со стула, направляясь на первый этаж. Газонокосилка разрывалась, будто Верн там не газон стриг, а свою молодую кукурузу. Открыв дверь, Кенма опешил и ухватился за ручку. На пороге его дома стоял никто иной как Дикий. Сердце пацаненка застучало так, словно к нему заявился посреди дня Фредди Крюгер или сам Джейсон по просьбе своей покойной мамаши. «Какого черта?!» – Ты чего тут забыл?! – вылупившись на парня, Кенма шагнул за порог, прикрывая за собой дверь. – А ты неплохо так устроился, небось есть морозильник с тонной мороженого, – ответил беззаботно Дикий, засунув пальцы в шлевки джинс. На лице ни грамма неловкости. – Да нет у меня никакого морозильника. Как ты вообще нашел мой дом? – Без проблем, я же тут живу, – хотел было сплюнуть Дикий, но потом резко передумал – он же на террасе стоял. Кенма услышал голос бабушки, что спрашивала сверху. – Нет, никто, ошиблись адресом! Куроо растянулся в ухмылке, о да, в той самой, ему чертовски льстило сокрытие всех этих делишек. – У меня из-за тебя могут быть неприятности, – Кенма начал заметно нервничать. Вы и сами наверняка представляете, что скажет Ханна, если увидит с кем водится ее внук. – Ты чего как принцесса? – Замолчи, мы не договаривались встречаться у меня. Нужна нейтральная территория, – выдохнув горячий воздух, Кенма шагнул обратно за порог, ему казалось, что сверху начала спускаться Ханна в поисках случайного прохожего, что ошибся домом. Куроо на удивление Кенмы послушно спустился с террасы, шагая по тенистой аллейке. Эта его манера все делать жестами без слов убивала Кенму. С облегчением выдохнув, Козуме закрыл дверь и тут же рванул наверх, чтобы взять с собой почтальонку и переодеть мокрую футболку. Через несколько минут он шел следом за Диким, пырясь опухшими от жары глазами в его спину. Сегодня Куроо был одет по-другому, видимо жара даже бриолинщиков строит по струнке. На нем по-взрослому сидели синие джинсы, кеды и футболка с укороченными рукавами, ничего лишнего, создавалось впечатление, будто ему все двадцать лет. «Слава богу, что мода на клеш прошла» Кенма был уверен, что если бы на дворе стоял, скажем, 70 год, то его любимая бабуля прикупила бы ему парочку пестрых клеш в клетку. Да ему сполна тут дождевика извращенно-зеленого цвета хватило с резиновыми сапогами для малышни, а вы говорите про экипировку Элвиса Пресли. Ребята прошли несколько кварталов в полной тишине. Потом Дикий вдруг заговорил, обращаясь к Кенме, но не ровняясь с ним. – Все еще думаешь как бы выкрасть листок? – С чего бы? Нет. – Признайся, что это была идиотская затея. – По мне, так идиотская затея это идти делать домашнее задание в самую жару. – У меня потом не будет времени, – ответил небрежно Дикий. – Классно, у меня может сейчас нет времени. – Ты был чем-то так занят? Например? – Не твое дело. – Писал небось свои рассказики? – А что, если и так? Куроо проглотил паузу, пнул банку под ногами и повернулся к Кенме, хватая его резко за шею, отчего пацан съежился. – Надеюсь, ничего не забыл, а? Ты моя шестерка, поэтому ты должен пулей бежать ко мне, а не ждать, пока за тобой зайдут, как за девкой для свидания, долбанный очкарик, – Дикий встряхнул пацана и бросил взгляд, наполненный угрозой. Он постоянно был в напряжении, от которого пальцы на руках покалывало. Все просто – Дикому не хватало драк и мордобоев, поэтому Козуме Кенма со своей непревзойденной несокрушимостью характера сидел в печенках и именно этим выводил из себя. – Окей-окей, я понял, ладно, отпусти, – Кенма от мурашек аж руки приподнял. Язык просто не слушался головы. – Куда мы идем? – спросил Кенма. – На нейтральную территорию. И, господи, эти занятия были бесконечными для Кенмы. Но несмотря на это он хотя бы делал то, что мог и что ему нравилось, не физикой же они занимались. Эссе Дикий писал ужасно, сочинения, пересказ – все туда же. Кенму это забавляло настолько, что у него даже самооценка поднималась. Но не об этом речь. – Боже, мы бьемся с несчастным Шекспиром уже четвертое занятие, напиши уже хоть что-нибудь. Тебе на днях сдавать работу. Взгляд его был обращен на Дикого, что сидел напротив него и грыз карандаш. В такой обстановке он ему и близко не напоминал грозу местной школоты. Нет, от смены одежды Дикий лучше не стал, все тот же гад и засранец, отпускающий довольно гнетущие шуточки. – Да ни черта не укладывается, сколько бы я не перечитывал! Прекрати считать меня идиотом, а то брошу кирпич тебе в морду прямо здесь. – Так давай, в чем дело?! – Шекспир был долбанутым романтиком, который потешался над всеми влюбленными. Ну кто вообще будет хотеть стать Ромео? Ты, вот, например, хотел когда-нибудь? Кенма закатил глаза. – Ты же не серьезно, да? – Что? – Твоя задача – писать эссе по теме, а не придумывать свою теорию о странностях Шекспира, – вобрав побольше воздуха в легкие, Кенма взял книжку по истории литературы и прочел первый абзац рефлексии вслух. Потом сказал: – Видишь, не так уж и сложно. Тетсуро закивал, сам того не понимая, что ненароком заслушался чтением очкарика. Отвратительно и необычайно. Душный запах лета, яркое насыщенное голубым цветом небо. В воздухе пахло отцветшими не так давно яблонями. Они сейчас сидели в частном саду, хотя о частной собственности можно было долго спорить. Сад этот принадлежал какому-то букмекеру, что был в постоянных разъездах. – Прочти еще, – попросил Дикий, подпирая голову кулаком. – Нет, сам читай. – Мне так лучше запоминается. – Ну хорошо, только обещай, что напишешь и сдашь. Послышался глухой вздох. Кенме ничего не оставалось, как затянуть потуже терпение и приглушить визжащее осознание того, как это было абсурдно – заниматься литературой с Диким Тетсуро под яблоневым садом, втайне от Шоё и бунтарской четверки. Вот если бы они травку курили, как вооруженные до зубов любовью хиппи – другое дело. А тут… Что-то было не так.***
Им неоднократно повторяли учителя перед началом каникул: «Помните, зачем празднуют 4 июля. Помните, как его празднуют». Куроо Тетсуро, если говорить на чистоту, было посрать на такие деликатные темы. Все это блеф и нужно для каких-нибудь патриотов или же масонов. Вот если бы его матушка сейчас была при жизни, тогда стоило попотеть и извиниться. Она бы не потерпела такого отношения сына к традициям их современного общества восьмидесятых. Но что есть, то есть. Ему вот-вот стукнет шестнадцатый год, кроссовки и боты уже малы, а по характеру он мог сойти за того парня, про которого говорят, что тот кончит тюрягой или электрическим стулом. Да ладно. У него есть парочка штрафов от местной полиции, и те уже закрыты – он отработал исправительные часы, помогая перетаскивать бочки с удобрениями на томатной ферме в близлежащем городке, что был вдвое меньше Олдхиллз. Ввязываться в драки – вот что было у него в крови. Подчинять себе безвольных молокососов и пользоваться халявными моментами – вот что по-настоящему любил Дикий Тетсуро. И дикое прозвище у него было неспроста. Последним мамкиным сиськососом, что встретился ему на пути, был Козуме Кенма из южной части города, где обычно проживали роскошные и беззаботные жизни преппи-бои. Худой, как шланг, и мелкий, как гном очкарик носил ужасного цвета дождевик, всякий раз, когда размывало тротуары по улицам от ливня. Да находиться рядом с ним вызвало бы у Тетсуро ничто иное как презренную издевательскую усмешку. Нет, Куроо в нем не разглядел зализанного преппи-боя. В этих глазах, через уродские очки, не было ничего знакомого, не было тех взглядов, которыми обычно награждают всех грязеров округа. В глазах Козуме Кенмы был юношеский максимализм, что трубил во все горны, но где-то там, внутри, а не снаружи. Дикий катался как блин в масле, ведь такая книжная моль-замухрышка, вроде Кенмы, отныне стала его шестеркой. Все летние задания лежали у него дома, Куроо об этом позаботился. Да он даже эссе написал на отлично, благодаря которому набрал нужный балл и закрыл учебный год, автоматически получая звание десятиклассника школы «Мидллбери». – Эй, но в истории я не силен, это самый скучный и отвратительный предмет, – возмутился Кенма, отнекиваясь от всученной Диким ему тетради. – Давай-давай, бери, у меня нет времени решать тесты летом, – все еще тыча в нос тетрадкой проговорил Тетсуро. – Что тебе мешает сходить в библиотеку и списать из книжек? Тот осекся, почесав взъерошенный затылок. – Да… у меня там не очень дела обстоят. Кенма от тяжести в сумке, чуть согнулся, а потом решил снять почтальонку. Кипа учебников, что он решил отнести сегодня в школу была как тонна кирпичей. – Только не говори мне, что ты крадешь книги, это так низко. – Я не опускаюсь до такого. Пф. Неважно, я туда просто не пойду. Так что задание мне сделаешь ты. Они стояли в сторонке от главного входа – там, где росли кусты пышного белого жасмина. Кенма держался молодцом, но порой Дикого хотелось послать на кулички к черту и дать ему свободу действий. Отлично, пусть всем расскажет. Проходило время и Кенма понимал, что ему учиться с ним и четырьмя грязилами еще несколько лет, а память у всех не дырявая, кости перемывать будут долго и мучительно. Нет, никто не должен знать, чем занимается Козуме Кенма, ученик десятого класса. Пока эти двое выясняли, кому перепадет честь писать летнее задание по истории, у кустарников резко затормозил Хината. Его внимание привлекли знакомые голоса. Показалось, что это Бокуто с супер восемь, снимал что-то там для своих школьных историй. Но оказалось, что это его друг. И друг был в беде. Кенма слишком часто стал всего пугаться, малейший громкий звук, фальшивая замашка Дикого, сигнал клаксона на улице, и вот, он уже летит на луну, на своей естественной тяге. – А-а-а! В кусты заскакивает Шоё, чуть ли не разрывая на себе футболку. Он видит перед собой Дикого Тетсуро – врага номер один для Кенмы. – Кенма, беги! – А?! – Беги, я его задержу!!! – Шоё кричит так громко, что все птички разлетаются с веток. Он готов, как солдат на фронте, броситься под боевой танк. Дикий лишь кривит губы в некоем подобии усмешки, а потом взрыв хохота заглушает слова рыжего. – Остынь, мелочь, у нас тут дела, – говорит деловито Дикий, подходя к Кенме. – Не подходи к нему! Кенма, он тебя тут мучает что ли?! – на лице Шоё проступает чистой воды беспокойство. Он весь напрягается, встает в стойку, словно боевой воробушек перед нападением на птицу побольше. – Все… в порядке, – отвечает флегматично Кенма, хотя внутри чуть ли не умирает. Как рассказать и объяснить все Шоё, он пока не придумал. – Да, все в порядке, мы же теперь друзья, ты не знал? – Друзья?! Это когда? – Уже довольно давно, – Куроо обнимает Кенму за плечо и прижимает к себе, чувствуя, как пацан весь индевеет, хах, при такой-то нещадной июньской жаре. – Угу, мы… друзья, – подтверждает Кенма, пряча за натянутой дрожащей улыбкой стыд и неловкость. «Вот попали»В этом городке у всех секреты?
Хината Шоё рос в самой заурядной семье. Поправка – в самой заурядной многодетной семье. Почти каждая вторая семья подобного типа имела возможность и желание посещать церковь. Та стояла как неприкосновенный памятник вековой религии посреди кукурузных полей в полном одиночестве. По словам Хинаты, церковь воздвигли на месте разорившегося завода по обработке кукурузы, трубы которого загадили не только реку, но и воздух. Сегодня как раз было воскресенье, настолько жаркое, что ветер, дувший с холмов стал раскаленным. Небольших размеров автобус остановился у обочины, из дверей повалил народ. – Смотри под ноги, ладно? – Угу, смотрю, – ответила Нацу. Шоё покрепче сжал ручку своей младшей сестренки и потопал по накатанной редкими автомобилями дороге, которая вела к самым дверям церквушки. Позади него шла остальная семья – родители и две сестры, одна из которых была самой старшей. Друзья Шоё не спрашивали, как именно он относился ко всему этому, но по его выражению лица было понятно, что он просто делал то, что ему говорили. – Мам, мы сядем вон там, – сказал Шоё, усаживаясь вместе с Нацу на два ряда дальше родителей. Однако сам Шоё не видел ничего дурного в том, что его семья ездила в церковь каждое второе и третье воскресенье месяца, иной раз было даже весело. В конце концов главой семейства являлся его отец, и слушаться его, пожалуй, было самым безошибочным решением. А то мало ли, какой метод воспитания ему раз-другой взбредет в голову… – Смотри-смотри, у той старухи пух в волосах. – И вправду, но говори тише, чтобы тебя не слышали. Нацу посмотрела на брата с хитринкой в глазах и просияла. – Только пальцем не тычь, – добавил Шоё и поерзал на скамье. Запах белой краски, которой выкрасили все деревянные панели и доски, все еще не выветрился из церкви. Скамейки же пахли лаком. Поэтому обычно когда переступаешь порог, то в нос резко бьет довольно едкий запах колера. На воскресную проповедь пришло от силы двадцать-двадцать пять человек, обычно в такую жару еле набиралось и десять. На ровно сколоченных скамьях темно-коричневого цвета сидели старухи и старики, матери с детьми, мужчины средних лет (те наверняка собирались бросать пить, иначе зачем они тут?) и шпана, вроде него самого. Шоё, сам того не замечая, перестал слышать пастыря, он читал на алтаре молитвенник. Он сконцентрировался на запахе краски и соседском веере, тот трепыхался от руки одной женщины, которая была одета в суконное платье цвета пожухлой травы. Голос пастыря плавал где-то на периферии. Шоё продолжил бездумно рассматривать спины и профили сидящих вокруг прихожан, некоторые из них сидели и вовсе с отсутствующим видом. Взглядом он прошелся по фигуре священнослужителя – ничего нового, затем оглядел спины прихожан, что сидели в первых рядах. И тут его внимание привлекла одна семья, доныне неизвестная. И вправду, может они посещали церковь в разное с ним время, но все-таки было что-то знакомое в спине парнишки, на которого он так долго смотрел. Рядом Нацу вытягивала ниточки из юбки своего платья, похоже ей было интересно и забавно. Шоё все хлопал глазами и всматривался в его изгиб шеи, пока паренек слегка не повернул голову, чтобы шепнуть что-то матери на ухо. «Погодите-ка…» Потом парнишка тихо встал с крайней скамьи и направился к выходу. Именно в этот момент у Хинаты возникло довольно смутное чувство, словно он его уже где-то встречал. Только спустя пару секунд его ошарашило – тот парень определено был похож на Кагеяму Тобио, стоило только представить на спине яркий принт… Шоё скользнул следом, слегка стыдливо прикладывая палец к губам, когда проходил мимо родителей. Ну мало ли, может ему в туалет приспичило, не обоссаться же прямо на проповеди. «Только не говорите мне, что это правда!» Солнечный свет ослепил его на мгновение, а когда глаза привыкли, он спустился вприпрыжку со ступенек и огляделся – никого. Несколько брошенных машин и автобус у дороги. Откуда-то со стороны потянуло табачным дымом. Хината, словно натасканный шпион прокрался за угол церкви, стараясь производить минимум шума кроссовками, что скрипели на мелких камешках. И вам виднее, какое же лицо было у него, когда перед ним нарисовался тот самый Кагеяма Тобио. Тобио закашлялся, услышав шаги. Он быстро выплюнул сигарету и резко обернулся на звук. Рот его раскрылся, ноздри надулись. Хината и Кагеяма смотрели друг на друга остолбенев, как истуканы. А потом в голос выдали: «Что ты здесь делаешь?!» – Ты что, антихрист? Почему ты в церкви?! – возмущенно прикрикнул Шоё и всплеснул руками. – Какой к черту антихрист?! – Да посмотри на себя, ты как, как… Как Крестный отец?! – Не ори, услышат, – зашипел Тобио. – Никогда бы не подумал что ты, ТЫ, приезжаешь сюда по воскресеньям! Очевидно Хината сделал такой вывод по виду Кагеямы. Белого цвета рубаха, застегнутая на все пуговицы и заправленная в черные брюки-трубы, аккуратно уложенные волосы и еще очки! Что это за, мать его, кукурузные похороны миссис Бо из текста Кенмы?! – Следишь за мной? Если что, я перехожу дорогу на зеленый свет, – отчеканил честно (или не совсем) Хината. Лицо от удивления у него было натянуто как тент. – Ты головой трахнулся? – деликатно спросил Кагеяма, а затем продолжил говорить негромко, но запальчиво. – Попробуй только кому-нибудь рассказать, что видел меня здесь, – Тобио шагнул в сторону рыжего. Тот же наоборот отступил назад, ему хватило беспрестанной погони, ноги у Тобио были крепкими, так что бежать он сможет долго, если потребуется. – Оказывается у тебя и такие шмотки есть, круто, – беспечно заметил рыжий. – Ты меня вообще слушаешь?! Никто, ни одна живая душа не должна знать, что я был здесь, да еще в таком-то виде! – А что будет? – Я тебе сейчас початок в задницу запихну, спрашивает он ещё. – Тише-тише, я понял, – в сомнительном жесте Шоё кивнул головой. Кагеяма манерно бросил взгляд на пацана, хотелось его прямо тут скрутить и посадить в кукурузное поле, чтобы его никогда не нашли. Это какой-то трындец, его видели здесь и сейчас, в этих дурацких очках, в черных брюках, что носят все зазнайки и пай-мальчики, а еще офисный планктон! Как до такого дойти бунтарю? Точнее… какой он бунтарь после этого? – Скажешь и я тебе голову отвинчу, понял? – То есть… твои друзья не знают, да? – Хината поджал губы, бросая попытки сдержать смех. – Нет, – как-то удручающе ответил Тобио. И тут тишину разорвал смех. Шоё так заливисто смеялся, что ему пришлось давиться воздухом и присесть на выступ подвального окошка, держа свой живот руками. Как же это, черт подери, его веселило! – Прекрати ржать! – вспылил Тобио. Он и вправду был бессилен. – Вот потеха-то будет, когда твоя банда узнает, что ты у пастыря мальчик с иголочки! – у Шоё выступили слезы. Тобио сейчас не внушал и капли страха, скорее наоборот, подобное ощущение испарилось, лопнуло, как шарик. – Поверить не могу, что ты меня увидел. – Не волнуйся, я никому не скажу, – Шоё замолк на мгновение, а затем добавил, – сыночек попа, – и снова давай обхохатываться. – Да... просто заткнись уже… Покачав головой, Кагеяма вздохнул.