***
– Блин, Очкарик, у тебя все лучше и лучше получается, – с внезапной улыбкой до ушей проговорил Дикий. – Что именно? – Да все подряд. Вот это я понимаю, прогресс. И все благодаря мне! Кенма поправил очки, не сводя глаз с бриолинщика, что держал охристый потрепанный листок с пробным описанием. А услыхав такое из его уст, он и вовсе готов был втянуть голову в плечи, или еще лучше – заиметь панцирь, чтобы при любом случае, как черепашка, прятаться в свою глубокую раковину. Кенме даже непростительно подумалось, что тот под мухой. Хотя, вероятно, у Дикого было сегодня хорошее настроение. Кенма давно заметил подобные выпады и перепады настроения «вашего благородия». И чхать, что тот рядился, такая у него была натура. Правда, Кенма все еще видел в своих кошмарах разгневанного отца Кейджи, как тот обращается в самого дьявола и засовывает их поочередно в морозильные камеры к остальным трупам… А те открывают глаза и просто смотрят. Ух, жуть. Они околачивались в привычном им месте – в саду, который постепенно тускнел и прощался с последними сравнительно теплыми деньками. Накрапывал скучный мелко моросящий дождик, но на них не попадало из-за густо насаженных деревьев, под которыми прятались мальчишки. – Слушай, а прочти мне весь текст? – после молчания вдруг выпалил Дикий, чуть ли не напирая на пацана. – Что? – Говорю, прочти мне все, что написал до этого. Кенма попятился задом, а потом его ноги подкосились, и он плюхнулся на каменный выступ. Облетевший голый куст заколол ему ноги. «Да что ж это такое» – Это долго. Там много страниц, – как удачно подвернулась фраза. – Я никуда не спешу, – не отставал Куроо. – Он не отредактирован. – Это не причина. – Там надо многое менять местами, – не сдавался Кенма. – Не беси меня, – Дикий утробно зарычал, а потом этот рык перешел в какое-то хитрющее мурлыканье, – мне интересно послушать весь текст. И те куски, которые мы писали вместе. Кенма ощутил жаркий прилив к лицу, на лбу выступила испарина, но ее тут же раздул прохладный октябрьский ветер. Он предвкушал этот сокрушительный стыд, который на него выльет Дикий Тетсуро при первом же шансе. Он подумал, хорошая ли это затея, стоит ли ему сейчас превратиться в Пиноккио и снова наврать? Может сбежать? Он был попросту не готов к такому повороту событий. Ни в какие ворота это не шло. – Ну… я, не уверен, что смогу. Куроо напрягся. Лицо потемнело. Он начинал закипать. А как Кенме известно, воспламенялся Дикий в мгновение ока – одной искры хватало, чтобы разжечь пожар мировых масштабов, хах. Кенма вздрогнул от какого-то ментального сигнала, посланного ему бриолинщиком. – Или смогу… – Читай. Мне скучно. «Ему, блин, скучно, да вы смеетесь?» Отчаянная ситуация. И Кенма приступил. Он достал листки рукописи, скреплённые бельевой зеленой прищепкой, что одолжил на время у бабушки, когда развешивал партию постиранной одежды. Раскрыл ее и помял стопку в руках. Листы бумаги словно дрожали от страха под его пальцами. Кенма покусал губы, потянул немного время, зная, что ему этого не избежать. Лучше не разжигать конфликты, Дикого Тетсуро надо было гладить только по шерсти, ведь, посмотрите, как все складно шло! Дикий извинился за свалку (точнее еле выдавил из себя извинения, которое отныне ассоциируется у Кенмы с теми чипсами из магазина), а теперь по собственному желанию улучшает его текст. И даже не лупит со своей шайкой-лейкой. Кенма прокашлялся, дал легким проветриться. И стал читать. «… Это произошло в забытом Богом месте, на севере страны, где в сентябре уже отцветали все цветы, липы делались голыми и безобразными, а реки наполнялись холодом и становились совсем прозрачными, напоминая течение призраков в загробном Стиксе. Небо в этих краях казалось людям невообразимо высоким, а ветер, что гнал по нему рваные облака, был пронизывающим. Так что произошло, спросите вы. И я отвечу, что сам еще не до конца понял. Но это кошмарное безумие преследует меня по сей день… Я завтракал на углу Салем-стрит. Заказал свое любимое: пончики в пудре, поджаренная яичница с беконом и чашка крепкого какао. Казалось, ничто не могло омрачить мой день, возможно лучший день в моей жизни, когда я и мой друг Джимми собрались идти в трехдневный поход, прихватив с собой наши «сильверы» (велосипеды). Мы с Джимми дружим со второго класса. У него круглое нелепое по-детски лицо, улыбка до ушей, от которой у меня временами то портится, то улучшается настроение (я так и не уяснил), кучерявые каштановые волосы и огромные карие глаза. Вырос он в бедной семье, когда я – в среднестатистической, поэтому мои родители зачастую были против общения с ним, ведь они возомнили себя богатеями. И сегодня был тот самый день, когда нас вдвоём отпустили в независимый поход. День, когда воскресли мертвые…» Кенма читал с расстановкой, соблюдая все знаки препинания, что поставил на печатной машинке. Он не смотрел на Дикого: прикрывался листками, чтобы не дай боже не запечатлеться у того в памяти с кривым лицом и вывороченными губами. Знаете ли, некрасиво, вот совсем. Тот потом, небось, его еще и передразнивать будет, и остальным грязерам расскажет, какой он несуразный, и те дружненько напинают ему. А когда переворачивал страницы, то и дело облизывал пересыхающие губы: то ли от буйного смятения, то ли от жажды. На пятой минуте чтения, Кенма понял, что Дикий по-настоящему заслушался. Он не перебивал, и, кажется, временами не дышал, а лишь изредка усмехался в своей манере. Но Кенма даже не намеревался вникать в причину этих самых усмешек, иначе отвлечется и запнется, а ему хотелось прочитать все разом и не ошибиться. Чтобы текст был идеальным, чтобы этот чертов бриолинщик, дурной грязер, не смог над ним посмеяться и поглумиться. Кенма хотел показать ему, что тоже чего-то стоит. Что он себя не на свалке Безумного Дейла нашел, среди груды унылого мусора. Он – Кенма Козуме, и он тот, кто он есть. «Писатель?» «Чтец?» Когда Куроо неожиданно звонко рассмеялся, то Кенма потерял всякую концентрацию. Брови его нахмурились, он выглянул из-за рукописи, а потом и вовсе убрал ее от лица, впиваясь глазенками в Дикого. – Чего смешного? – Вот слушаю я, слушаю, – заговорил Дикий передразнивающим тоном учителя из школы, – и понимаю, что ты списал персонажей со своего окружения. Кенма обомлел. Чуть очки не потерял. Блин, Дикий скажет – как в лужу пёрнет. – Чего??? – Того. Тот парень, Ник – вылитый я, – начал красоваться Дикий. Судя по лицу, это ему донельзя льстило. – Ни с кого я не списывал, – сам Кенма не верил этим словам. – Ага. Друг главного героя – это Рыжий коротышка. Кенма поежился. – Перестань портить чтение. Дикий послушно закивал. – Продолжай, конечно, – у самого зубы скалились от ухмылки. Ближе к концу Кенма начал путаться, торопиться и проглатывать слова, во всем виня, конечно же, рядом сидящего Дикого Тетсуро. Как же легко он мог его вывести из равновесия. Стоит тому что-то сказать, как у Кенмы в голове начинаются баталии, исторические войны, абордаж посреди моря! Господи, да кто он такой? Откуда у него этот «магнетизм» или власть, или что это такое??? «Грязер» – Все, я больше не могу. Хочу пить. Дикий внимательно глядел на Очкарика, и ему нравилось то, как он читает. Это можно было бы без старания скрыть, но Куроо не видел в этом особого смысла, он просто-напросто упивался тем, что этот Неудачник-Кенма-Козуме, отвратительный и одновременно прекрасный в каком-то роде, неумеха и замухрышка, сейчас был полностью под его изношенной подошвой увесистого ботинка. – Ну что ж, пошли попьем, – сказал Дикий так, будто разрешил, и привстал с каменной кладки. – Я домой. – Не рыпайся, еще рано. – Мне правда надо домой, – протянул Кенма. – Ты не дочитал мне текст. Дочитаешь – тогда пойдешь. Не вынуждай меня, Очкарик, – Дикий прихватил его за шею, чувствуя как под ладонью тот напруживается. «Провались ты».Ярмарка и беспробудное пьянство. Я когда-нибудь научусь пить?
Вы помните, как я клялся и страдал, умирая на койке в лагере после посиделок у костра? Вот, знайте, жизнь меня ничему не учит. Одно дело – говорить, а другое – делать. Попробуй продержись и не соблазнись банками имбирного эля! Все крутые ребята пьют его, потом закуривают, а затем начинают кутить. И вдруг я осознал, что хочу так же. Я понял, что всегда этого хотел, только стеснялся непонятно чего! У вас такое было? Вы смотрите на чужую жизнь: она худая, свободная, беспринципная, в каком-то роде паразитическая, как жизнь Дикого, например, и вы чувствуете, что хотите так же, вы хотите драйва, новых перемен. Да просто что-то попробовать и понять, надо оно вам или нет. Я сдался. И даю слово, что накидаюсь пивом или элем, неважно, закурю сигарету и упаду в листву, таращась на плывущее небо. В каком-то роде это даже романтично. Вы, случаем, не романтики? Я – да. И вот, опять я стесняюсь этого. Стыжусь чьего-то мнения, прозябаю моменты, когда мог бы сто раз заявить о себе… Может я сошел с ума, оттого, что мы с Диким перешли на новый уровень общения? Потерял ум, от захватывающего ощущения, что мы с ним пишем вместе книгу? Если я дурак, скажите мне об этом. Но думаю, что когда эти слова до меня дойдут, пройдет лет десять, а то и больше, и тогда мне точно будет на них плевать. Утро началось не с доброго слова. Кенма кряхтел и пыхтел, как броненосец, ползая по полу и вытирая сырой тряпкой скатавшуюся пыль. Да, а как же независимость, свобода, заявление о себе, как о новой личности?.. «Наверное, я еще не готов показать себя миру» Нынче очередной день уборки, как по расписанию, вот уже на протяжение целого года. С момента его приезда Ханна дала внуку понять, что она убираться не станет, и все «хозяйство» ляжет на Козуме Кенму. Чем он собственно и был занят несколько часов кряду. Кенма терпеть не мог мыть полы, ладно, там, пылесосить и вытирать пыль, это еще куда не шло, но вручную ползать под каждым стулом, закатываться под комоды и кровати, натыкаться на ужасных гигантских пауков и многоножек, думая, что они тебя сожрут, и всякий раз внутренне и в голос визжать, когда стукаешься о какой-нибудь косяк или мебельный выступ. Он себе столько колотушек наставил… Но даром это не пройдет. Кенма знал, что впереди его ожидает вознаграждение. 27 октября – осенняя овощная ярмарка! В прошлом году этого числа он остался сидеть дома, затем что бабушка заболела, и про все веселье он узнал лишь со слов Хинаты Шоё. Тогда Кенма себе многое напредставлял, поэтому сегодня он рассчитывал попасть на ярмарку. «И попаду, уберусь только» – Молодой человек, спустись в подвал и забери белье из прачки, – уведомила Ханна, проходя мимо внука, сидящего на полу враскорячку. – Сейчас, – ответил невесело Кенма. – Когда развесишь белье, потряси входной коврик. – Хорошо. – Не забудь выставить мусор, – не утихала бабушка. – Ладно. – И застели нам постели. У Кенмы кажется по чуть-чуть заканчивалось терпение. Вот же, вредная старушка, таких очень трудно любить, знаете ли. После паузы она негромко провещала. – Я оставлю деньги на полке в прихожей. Кенма резко оторвался от ведра с тряпкой, в которой плавали ошметки намокшей пыли, ворса и прочего мусора и взглянул на бабушку, которая с довольно-таки равнодушным видом прошла туда-сюда, тряся оборкой цветной накидки. Для чего деньги-то? – Мне составить список продуктов? Ханна смерила внука непредвзятым взором. – Это твои карманные деньги на сегодня. Кенма сначала не поверил, а потом почувствовал, как его губы подрагивают от наплывающей улыбки. И что на нее нашло? – Спасибо, конечно… – Не за что. Чтобы домой вернулся до девяти. – Бабушка, это так рано! – Половина десятого. – Ну… – Не позже половины десятого, молодой человек, – Бабушка взяла со стола газету, где первая полоса была посвящена еще одной пропавшей ученице Юи Мичимии. Ох, ну почему бабушка Ханна такая строгая, почему многого не разрешает, ему же не восемь, не десять. Ему вот-вот стукнуло пятнадцать! Кенма припомнил самовольность Дикого. Тот точно будет гулять до поздней ночи, он уже сто тысяч историй слышал от него, как они с ребятами то, это, и вот это, в час ночи, в четыре утра... Гребанные полуночники. Его родители не ругают? Может быть и нет, откуда ему знать. С кислой мордахой Кенма уткнулся в работу. Кстати, День Рождения был самым наискучнейшим, а правильнее сказать – его не было. Ханна не из тех людей, кто позволяет бродить по ее дому каким-то непонятным незнакомцам, и не из тех, кто готовит для внука праздничный торт. Вот так. Поэтому Кенма получил неудобный звонок от родителей, которые как обычно превознесли его «будущее», а днем он купил унылый кекс в пекарне. Даже счастливая мордаха Шоё не спасла его в тот поганый день. А новость о пропавшей девочке лишь привнесла в его голову дурную мысль, что в Олдхиллз очень легко пропасть, и о тебе никто не вспомнит. К пяти часам вечера, когда солнце постепенно начало накреняться к синим холмам Олдхиллз, Кенма освободился от дел и теперь стоял перед комодом в собственной скучной спальне, раздумывая что надеть. Ничего вызывающего. Одни сплошные рубашки, унылые футболки, закатанные свитера и водолазки. Ну, что ж, подумал он, это ведь обыкновенная ярмарка для фермеров и виноделов, для старичков в общем-то, можно одеться и попроще. А у самого в голове уже формировалось в черный лохматый комок чувство стыда и стеснения. Взглянув на себя в зеркальную дверцу комода, он обреченно вздохнул. Выбор пал на красный свитер и темно-синие джинсы. Потом Кенма причесал лохматые волосы, замечая какую форму приобрела отросшая стрижка. Как же уродливо! Не хватало для полной картины прошлых очков с толстыми стеклами. И все, туши свет. Спасибо Дикому за то, что он их разбил. Кенма вдруг ощутил то самое чувство нелепости и одиночества. Одинокие и неказистые всегда остаются в стороне, им можно даже не пытаться влиться в компанию, да?.. Тут в дверь позвонили. У Кенмы внутри все подпрыгнуло. Если это Дикий, то ему труба. Бабушка не должна была увидеть его на пороге своего дома. Нет! Кенма бросился бежать вниз, перегоняя старушку, что как раз вышла из своей спальни.Nevasca – Night Of Museums
– Я открою! Это ко мне, можешь не спускаться! Со скоростью ракеты Кенма подлетел к двери и выскочил за нее, точно ему под жопу дали смачный пендаль. Вдох. – О, привет, – хихикнул Хината. «Шоё» Конечно же это Шоё. А чего еще ожидал Кенма? – Ты… вовремя, – запыхавшись сказал он. А потом вернулся обратно в дом. Надел кеды, взял куртку и деньги с полки, – бабушка, я ушел, – прокричал и вышел на крыльцо. – Куда сначала направимся? – Если честно, я бы что-нибудь съел. У тебя есть деньги? – Есть. – Кто еще с нами пойдет? – поинтересовался Кенма, поправляя ворот свитера. – Бокуто сказал, что будет ждать нас на ярмарке, в центре города, – Рыжий светился невидимой, витающей только вокруг него одного, радостью. – Как дела с рассказом? Ты давненько мне ничего не читал, я уже подумал, что ты его забросил. – Нет, я продолжаю писать. Просто решил переключиться на другие темы, потренировать слог, понимаешь? Хината закивал, будто соображал, о чем шла речь. И Кенма уловил еле заметную плутоватость у того в глазах. На овощную ярмарку в Олдхиллз съезжалось, как правило, уймище людей со всей округи. Здесь проездом останавливались на тройку дней аттракционы и факиры, что не могло не удивлять Кенму. Несомненно, он не раз гулял в парке аттракционов и посещал всевозможные торжества в своем старом городе. Но подобные праздники в провинциальных городках всегда отличались своей уютной незаурядностью, будто бы это делалось по большей части для детей. Центр города гудит, на главной площади у развернутой сцены стоит множество приволоченных тележек с овощами. Лавки, киоски, даже открытые багажники пикапов и машин пестрят пузатыми оранжевыми тыквами, с вывесками: «Успей купить на Хэллоуин! Две тыквы по цене одной!». Кенма ступает по аллее, увешанной светящимися фонариками, и глядит во все глаза. В воздухе пахнет промокшей землей, крутящимся парфюмом, сладкой обожженной ватой и осенью во всем ее разгаре. Шоё и Кенму настигает Супервосемь и наваливается на мальчишек со спины, радостно приветствуя обоих. – Охо-о-о, я думал не дождусь вас и сам все распробую. – Удиви меня какой-нибудь гадостью, – смеется Шоё. – Там, Куроо говорит, разливают смородинное вино! – Нам не продадут. Кенма поджимает пальцы на руках, когда видит знакомую фигуру в косухе. – Все уже сделано, по договоренности, – ухмыляется Бокуто, и одновременно удивляется своим махинациям, в какие последнее время активно впутывается. – Здорова, мелочь, – заводится Дикий, – с вас по доллару за этот чудесный напиток богов. – Ну ты даешь, кто тебе продал? – Шоё без раздумий лезет в карман и достает купюру. Попробовать-то охота. – У меня свои связи, сестренка Рю – наша богиня, – Куроо выхватывает деньги из рук Шоё и дает ему полторашку. А потом подмигивает Кенме. Кенма немного не понимает. Почему Хината такой впечатлительный, и почему он так бесстыже подыгрывает Дикому. Тот же весь пузырится от зримого восторга малявки, который удивляется его «достижениям». Это очевидно. На ярмарке так хорошо, светло и приятно. Артисты шагают на ходулях в немного страшноватых клоунских костюмах, в раскрытых палатках ведущие объявляют заслуженных победителей, вручают награды тем, кто вырастил громадные овощи, и повторяют одно и то же, что-то вроде «гигант-морковка», или «кабачок-колосс». Вокруг вертится ребятня, одетая в костюмах для Хэллоуина, до которого остались считанные дни. Туда-сюда прогуливаются парочки и старички. Торжество идет своим ходом. Мальчишки о чем-то болтают, а сам Кенма погружается во все это, предполагая в мыслях, что жил бы так всегда. Плевать, что бабушка заставляет убираться, плевать, что она такая строгая, и его давно забыли собственные родители. Неважно, что там дома, он здесь, в компании разных людей, которые позволили ему «дружить» с ними. Которые позвали его с собой. «Дружить?» – Ну как, куда попрем? – ухает точно филин Бокуто. – Парни хотели устроить тусовку в гараже, так что можешь прийти. – У кого в гараже? – Ты с ним не знаком, он выпускник. – А вино-то неплохое! – заметил Хината и тут же смачно рыгнул. – Знаешь, с чем оно еще лучше? – С чем? – С твоей мамкой. Бокуто запрокинул голову в хохоте. – Если представить – это так мерзко. – Очкарик, не зевай! – Дикий втащил Кенме между лопаток, отчего тот по инерции наклонился вперед и шагнул, чуть ли не теряя очки с переносицы. – Чего ты такой дохлый? Тебя одним ударом можно сшибить. «Ну зачем ты это сделал?!» – Отвали от меня! – выкрикивает Кенма, не понимая, какая муха его хряпнула. – Эй, я же пошутил. – Твои шутки идиотские! Кенма хватает Шоё, и они уходят в толпу. – Да чего ты взбесился? Э! А ну верните мою бутылку! – Ты просрал вино, – подтверждает хладнокровно Бокуто. Куроо неодобряюще мотает головой. – Пошли тогда за пивом. Кенма тащит Хинату сквозь толпу. К лицу приливает кровь, то ли он злится, то ли еще что-то. Неясно. – Кенма, постой, – зовет его Шоё, – остановись же! – А ну, дай сюда, – Кенма тормозит, как беговая лошадь, и круто поворачивается к другу, выхватывая бутылку. Открыв ее, он присасывается губами к горлышку, начиная хлебать вино, словно скотина на водопое. – Я, между прочим, доллар за нее отдал… Не отрываясь от бутылки, Кенма достает из кармана джинс центы и вручает их другу. Вино течет по горлу, вниз, обжигая нутро приятным теплом. Он хотел напиться – он это сделает! – Полегче, друг, – Шоё с немалым впечатлением глазеет на него. Затем Кенма отлепляется от горлышка с характерным звуком и всучивает обратно Шоё бутылку. – Теперь я готов веселиться, – повторяет фразу Кенма из недавно просмотренного вестерна. Только там она звучала намного пафосней. – Так мог бы просто попробовать, чего убежал? – Меня порой так бесит Куроо Тетсуро. – Зря ты так! Реши дело по-мужски. По-мужски? Хината имеет в виду, набить ему морду? – Ты его не знаешь! Это такая гадость. И сравнил, я и он. Он меня уложит одной правой. – До выпускного много времени, ты можешь начать разрабатывать план, – хохочет с дурости Шоё. – План чего, моих похорон? Из людской шумной текучки выскакивает Бокуто и откуда-то взявшийся Кагеяма с бандитскими воплями. Шоё от этого улетает на Плутон. Так нормальные люди не делают. А Кагеяма, как ему известно, тот еще псих с тараканами в голове. – Кья! – А ну, рассосались! – Вот чего ты орешь? – Идемте жрать, я голодный как Годзилла, – заявляет Бокуто и марширует в сторону киосков. Думать не хочется, когда они успели все перемешаться друг с другом, будто бы дружили с начальной школы. Кенма оглянуться не успел, а его уже расперло от алкоголя. Градусы ударили по мозгам, в теле распространилась мягкая нега и стало как-то посвободней что ли. Он все еще ловил на себе двусмысленные взгляды Хинаты. Тому после алкоголя всегда по барабану на все. Вон, с бриолинщиком на скорость сжирают запечённые яблоки в карамели, запечённую в сахаре тыкву и мясные шарики. Только посмотрите на них. Завидно немного. Кенма сощурился, выискивая глазами Дикого. И нашел. Тот стоял у тира, с замашками победителя. Игрушечная винтовка подходила ему по образу, и тут Кенма начал что-то понимать. В рассказе Ник тоже носил черную кожанку с шипами, за спиной имелся оружейный атрибут – ружье, и гонял он на мотоцикле, спасая выживших ребят по городу от зомби. Вот как такое могло совпасть? Кенма на легкую ногу подошел к нему. Будто бы ничего не было. – Стрелять любишь? Дикий разлепил второй глаз с прицела и обратил внимание на пацана. – Люблю. – Хм-м-м, классно, – Кенма поджал губы. На него это было совсем не похоже, – а я плохо стреляю. Дикий все прочуял. – И как ощущения? – Ни разу не был на таких праздниках. – Так, где моя бутылка? – Я ее выпил, – честно ответил Козуме. И тот громко расхохотался. Кенма рассмеялся следом, не смысля шутки. Но ему было весело. Ему хотелось смеяться вместе с Диким. Время летело быстро и дурманно для Кенмы. Бокуто набирал со всех лавок жратву в пакеты, приговаривая: «И для Акааши тоже!», и запивал хавчик то пивком, то кофе, страшно представить, в какую бурдомагу это превращалось у него в желудке... Дикий, как истинный любитель поживиться, пил только алкоголь, курил и по кусочку отрывал жаренное мясо на шпажке. Шоё без утомления щебетал, точно воробушек, о чем-то с Кагеямой, но в основном это были религиозные глупости, о которых могли спорить только бабки с местного церковного прихода. Например, почему Иисус не брился, или почему все думают, что могут нагадить, а потом быстренько замолить грешки, думая, что в итоге им откроются золотые райские врата. Странные темы, в общем-то. И всё смеялись… смеялись. И говорили. Дикого вообще было сложно чем-то удивить, но Бокуто, его закадычный друг, не сдавался. Выходило у него, честно говоря, не очень. А когда они все просили Кенму что-то рассказать, то тот мотал головой, ссылаясь на творческое изнеможение. Кенма вместе с Диким знали, кто был виноват в этом самом кризисе, бессовестно улыбаясь друг другу, как отбитые. Ближе к девяти часам начался салют. Кенма поразмыслил и уяснил, что хочет выпить еще, пока действие чудо-напитка не закончилось, но вместо того, чтобы пойти и купить алкашку, он с наездом попросил Дикого, ведь они с ним стали как равноправные партнеры по «бизнесу», и ему можно. – У тебя еще осталось вино? – начал Кенма, ворочая языком. За спиной вспыхивали яркие искрящиеся цветы в ночном небе. Фейерверки оглушительно свистели. Бриолинщик хамски ему усмехнулся. – Деньги давай. Кенма вытащил остатки центов. – Понравилась смородинка? – Да. Получше вашего дурацкого пива.The Beatles – Twist & Shout
Затем Кенму будто на пару часов пронесло вперед. И вот он уже сидит на заднем сидении чьей-то машины, придавленный бриолинщиками и девчонками в цветастых куртках, водолазках и штанах. На переднем месте справа от водителя задорно кричит Дикий. Водитель дает по газам, и они мчатся по пустынным сырым улочкам Олдхиллз. Машина стремительно набирает скорость. И весь салон хохочет. Потом раздается верезг шин на повороте. Господи, как же вопят девицы! Кенма хватает губами воздух, высунувшись в окно. Ребята кричат, матерятся и выкрикивают лозунги каких-то пережитых коммуняк. Машина петляет по дороге, с другой стороны Мориске сбивает битой почтовые ящики. Они ловят драйв и холодный ветер, что залетает через опущенные стекла. Кенма краем глаза обнаруживает, что за рулем машины Танака Рю. В салоне грохочет музыка, и они летят дальше и дальше, и кажется у Кенмы под ребрами щекочет от драйва, которого он раньше никогда не испытывал. Где Бокуто? Шоё и Кагеяма? Да какая теперь уже разница? Ему было все равно, каким образом он оказался в одной машине с бриолинщиками Куроо, Рю и Мориске. Насрать, честно. На следующих минутах адреналин перерастает в возбуждение, и Кенма ощущает горячую патоку в груди. Машина резко тормозит на светофоре. Все будто бы приходят в себя и поправляются. Секунда и шины вновь визжат от нажатой педали. Кенма присоединился к остальным, когда понял, что бессмысленно сдерживаться. От рвущего сквозняка и крика стало нещадно саднить горло. А когда Рю на тачке начал выделывать подобие полицейских разворотов на пустой автостоянке магазина, то вся картинка стремительно смазалась и завертелась перед глазами. Кенму начало мутить, и он с ненормальными криками попросил остановиться. На второй минуте он уже блевал в кустах. А Дикий рядом обхохатывался, держась руками за столб, чтобы невзначай не сползти к матушке-земле. – Когда же ты научишься пить, Очкарик? Кенма вновь сблевал все то, что съел несколько часов назад на ярмарке. О боже, дай ему сил. – Не знаю, я… Бве! – Ладно, так и быть, мы довезем тебя до дома, – Куроо похлопал по плечу согнувшегося мальчишку. – Очень… мило с вашей стороны. – Заткнись, льстивый ублюдок. Кенма выпрямился и поморщился, послушно кивнув. Со рта летели паутинки разгорячённого пара. Времени наверно было за полночь. Он вернулся домой поздним часом. Точнее его добросовестно вернул Дикий Тетсуро. На крыльце их встретила бабушка с недоумевающим до небес взглядом. Насколько ясно слышал Кенма, Дикий представился как: «…Я очень хороший приятель вашего внука…». И передал его в руки бабули, ряжено откланиваясь. Кенма дословно не помнил, что говорила бабушка, и как он добрался до кровати. Но от скучных обоев комнаты его затошнило сильнее. Все повторилось, как и в лагере, но здесь Кенма был уверен в одном – он вот так запросто нарушил все ставленые ему ранее правила, сорвал запреты и послал подальше чертову совесть. И в глубине пьяной душонки гордился собой. Это то самое проявление себя. Чертов бунт! Дерите его семеро! Он закрыл глаза и даже не слышал воющую псину дядьки Верна. Кенма проснулся от дробящего дождя за окном. Через приоткрытую форточку залетал сквозняк, оттого он замерз и зарылся с головой в одеяло. Память была светлой и чистой, его окатило событиями прошлого вечера, а потом на толику секунды Кенма подумал, что это ему приснилось, уж слишком все было нереальным. Затем он вновь закрыл глаза и уснул с абсолютно пустой головой. На второе пробуждение в доме запахло жареным фаршем. Бабушка что-то готовила и на этот запах Кенма поспешил спуститься вниз. В доме стало прохладно, самое время доставать обогреватели и расставлять их по комнатам, как это было в прошлом году. Кенма сделал умное лицо, хотя опухшие глаза его выдавали с потрохами, затем решил, что лучше стоит притвориться, будто вчера ничего не было. Сказать, что это не удивило Ханну – значит ничего не сказать. Лицо ее не выражало ничего лишнего. Все по-старому: сонно, строго и холодно. Кенма уселся за стол, скрепив кисти в замок и уставился на бабушку. Ей лучше не знать, с кем именно он вчера гулял, сколько вина выпил, сколько съел яблок и сладостей, и на какой скорости без пристегнутых ремней он катался с бриолинщиками. Разговор все никак не начинался. Ханна переложила жаренный фарш к спагетти в одну кастрюлю и села на стул, напротив Кенмы. Они смотрели друг на друга, думая каждый о своем. Она наверняка ждала извинений от внука или чистосердечного признания, знаете, как это бывает у строгих снобов? А Кенма все еще не мог поверить в произошедшее, но в нем уже до краёв бурлила эта чудная гордость. Если сейчас начнется разбор полетов, то он готов. Готов как никогда. – Не хотите мне ничего объяснить, молодой человек? – Я облажался, признаю. Но ты не поверишь, как было здорово на ярмарке! – У меня нет сил бороться с тобой, поэтому ты сейчас ешь, потом идешь к себе в комнату и не выходишь до ужина, а думаешь о своем поведении. – Погоди, что? – Кенму вдруг захлестывает. – Ты меня услышал. – Бабушка! Я признал свою вину… – Не серди меня, – ее выступающие жилы на обтягивающей шее напряглись. – Это был имбирный эль, совсем некрепкий, к тому же меня угостили. Я не тратил на это денег. Ханна готова была на него обрушиться всем своим старческим негодованием. – И я запрещаю тебе общаться с тем юношей, что приходил на мое крыльцо. С каких это пор ты водишься с отбросами? И тут Кенма не выдержал. Подразумевая Куроо Тетсуро, она говорила и про всех остальных. Рано или поздно – это должно было случиться. – Какие отбросы? Это мои друзья. И ты не можешь запретить мне общаться с ними. – О, еще как могу. И Кенма не смог себя остановить. – Ты и родители совершенно меня не слушаете, а только и знаете, как мной командовать, попрекать и запрещать мне все. Ты не разрешаешь мне вешать на стены плакаты, не разрешаешь слушать музыку, брать пластинки, завести собаку на заднем дворе. Может запретите мне дышать?! И я наконец-то облегчу вашу жизнь? У Ханны дернулся глаз, она раскрыла рот, чтобы сказать слово. Кенма не позволил, срываясь на крик. – Думаешь, я хотел приезжать сюда? Думаешь, я хотел сваливаться на твою голову, горел желанием оказаться в доме собственной бабушки, которой я даже не сдался? Если бы я только знал, что все так будет – никогда бы сюда не приехал! – Марш в свою комнату! – Меня заставили! – Иди! – Вот и отлично!!! Кенма бросился на лестницу, а потом с разбегу залетел в комнату, оглушительно хлопнув дверью. Сначала подошел к окну, которое разводами заляпал дождь. Он был в глубоком смятении. Затем бухнулся на кровать, ощущая, как глаза застилает мутная пленка от слез. Как же глупо плакать! В глотке скрутился ком от обиды, он отказывался сгорать от амбиций, поэтому позволил себе заплакать. Ведь так уже было, надо только постараться. И Ханна постаралась. Почему этих чертовых взрослых всегда волнует, с кем дружит их ребенок. Разве этот капитальный контроль к чему-то приведет, кроме как к разочарованиям? Кенма душил себя мыслями, а что, если у него на самом деле нет друзей, и он, как наивный дурачок, защищает «ярлыки». Вот это, конечно, идея. На Хэллоуин Кенма так и не пошёл.Раз, два, три, Демон – ты!
Кто бы подумал, что взрослые такие оригинальные. Они только и могут, что сажать под арест, что-то запрещать и вообще ущемлять права своих детей. Кенма не исключение. И он, к слову, ни капли не расстроился, что не попал на Хэллоуин. Изначально Кенма планировал улизнуть через окно, однако предыдущий неудачный опыт с крутой крышей и разодранным локтем остановили его, а еще остановило нежелание обострять отношения с бабушкой. Прошлый Хэллоуин он плохо помнил, вроде бы они с Шоё слонялись по городку, и тот показывал ему районы в округе. Честно признаться – это было скучнейшим занятием. Ведь вместо того, чтобы бездумно ходить по тротуарам и обсуждать гадов из старших классов, мальчишки могли пойти в кинотеатр, посмотреть тематический фильм, и все в таком духе. В одиночку Кенма бы не пошел, а предлагать малознакомому человеку идти с ним на ужастики – такое себе занятие. Сегодня 25 ноября, и с неба впервые сорвались прозрачные снежинки. Они долетали до земли и сразу же таяли, не успевая пожить денек-другой. Как долго длился арест, спросите вы. Недолго. Как-то сам по себе закончился. За месяц Кенма заврался, иногда он возвращался домой в неположенное время, потому что ребята звали его с собой на гульки и игрища. Например, на стычки банд или в центральный в кафе-бар с автоматами, что забивался по выходным школярами и шайками, или же они ходили в ближайший перелесок, чтобы поиграть в «демона» (это ему нравилось больше всего). У Кенмы обязательно находились отмазки перед бабушкой, и неопровержимые доказательства о том, что он действительно оставался после уроков и писал научные статьи на заданные темы. А потом он щупал свой нос и удивлялся, как же так, он ни на миллиметр не вырос. Значит, это только сказки. – Синяки хуже, чем в прошлом месяце, – отметил Шоё, запихивая учебники в шкафчик. На сегодня занятия окончены. – Сосед завел себе шавку, я ночами не могу уснуть, – ответил удрученно Кенма. – Знаешь историю, про Краучеров? – Кто такие? – спросил Кенма. Оно и логично, ведь он тут мало чего знал. У Хинаты получилось его заинтересовать. – Одна нездоровая семейка. Жена больше всех была «того» и отравила соседских котов, которые якобы мешали ей спать ночами. Она говорила, что слышит шипение прямо у себя над ухом. Ну и все. Однажды насыпала им в миски крысиного яду. Кенма мотнул головой, поправляя очки. Глаза под стеклами будто плавились. – Полагаешь, мне мерещится лай? – Не-а. – У моей бабушки скоро будет нервный срыв, и она пойдет на Верна с вилами. – Я бы на это посмотрел, – выдал неожиданно вынырнувший из толпы Бокуто. Он будто был в плаще-невидимке, – и заснял! – Ты что, подслушиваешь? – сделал круглые глаза Кенма. – Когда вы уже запомните, что мой шкафчик рядом с вашими? – обратился он к ребятам, прищуривая презрительно один глаз. – Супервосемь в центре событий, – выдал он лозунг и прочертил в воздухе ладонью воображаемую бегущую строку. – Жену, кстати, посадили на несколько лет. – Лучше скажи, Центр Событий, как там с девчонками, – спросил Шоё, то ли из вежливости, то ли ему было не все равно. – Честно говоря, по-старому. Волонтеры иногда прочесывают территории. У полиции ни улик, ни зацепок. Но говорят, что одна из них хотела уехать из города. Поэтому заявление о пропаже, скорее всего, поспешное. «Как можно поспешить в деле о пропаже???» – Мичимия? – Я интересовался у некоторых девушек, они говорили, что Мичимия планировала уехать до ярмарки из Олдхиллз. Но суть в том, что ее парня тоже не могут найти. Кенма закрыл дверцу шкафчика и уставился на Супервосемь, концентрируясь на его словах, а не на коридорном шуме, который окутал их со всех сторон. – Подожди, а ее парень с нашей школы? – Нет, в этом и дело. Он из соседнего города. И по слухам, парень не возвращался домой с конца октября. – Как раз в то время, когда пропала Юи. – Именно. – И… – И? – И я не знаю. Они сбежали вдвоем, не сказав никому ни слова? Так делают многие подростки. – Моя сестра как-то хотела уехать, – влез со своими копейками Хината. – По причине? – Ее бывший отморозок, – пожал плечами Рыжий. – Видеть того не хотела. Кенма хмыкнул. – Банально. Бокуто вернул разговор к началу. – Давайте не забывать, что прошел почти месяц. Если бы девчонка где-нибудь обустроилась, то наверняка бы сообщила предкам. – Не обязательно. У них точно были причины уехать тайком. Бокуто встряхнул головой, локоны, что плохо закрепились лаком, полезли ему на лицо, и это напомнило Кенме собаку породы бобтейл. Большую и добрую. Потом он резко поднял волосы ладонью и вытаращил глазища: – Так что, идем сегодня играть в демона? – Идем-идем, только давайте по пути заглянем в магазин, – протянул Хината, взваливая на плечи джинсовый рюкзак. – Кенма? – Сегодня холодно, может, без меня? – С каких это пор ты отказываешься от игры?! С тех самых, как он не поладил с Диким на прошлых выходных. Кенма неосознанно избегал с ним стычек. – Ладно. Но после первой игры я уйду. Бокуто обменялся взглядами с Хинатой. – Кто еще там будет? – Я пригласил поиграть Акааши Кейджи. – О, и Лев тоже подойдет, – радостно взмахнул руками Шоё. – Чем больше людей, тем лучше! – прогорланил Супервосемь. И они двинулись за стены школы, на окраину северного района, к лесу, в котором стояла заброшенная дряхлая хижина лесничего. Там Кенма впервые прочитал Шоё отрывок из своих сочинений. Ноябрь злился на снег. Было видно, что ему не по нраву вторжение зимы, хотя давно пора. Солнце то выглядывало, то тут же скрывалось за дырявыми синими тучами, то ли снежными, то ли дождевыми. Ветер клокотал по низам тротуаров, поднимая кверху ворох отмершей листвы, бумажки и какие-то сухоцветы. Птицы метались по небу, сворачиваясь в странные темные завихрения над головой. Прошлогодняя осень и ее наступление не нашли отклика в Кенме, все его мысли были посвящены предательству родителей и отторжению к новому месту. Сегодня же он был в состоянии заприметить малейшие детали: настроение своих однокашников, новую заплатку на куртке Шоё, цвет проезжающей машины, чужой дом, который с виду наверняка таил в себе какие-то секреты. Ребятня галдела, как и всегда. Кагеяма, Яку и Дикий шли впереди, за бриолинщиками в черных мундирах шагал Бокуто в болоньевой куртке, из его сумки показывалась ручка камеры. Хината и Лев делали ставки на то, что команда по баскетболу не прорвется в полуфинал после зимних каникул. Ну и какая разница? Вы же помните, что Козуме Кенма далек от спорта? Кенма глянул вправо, рядом шел Акааши в горчичном плаще. Теперь Кенма увидел, как сам он выглядел со стороны все это время. Староста не понимал, что он тут забыл, и ему явно было неудобно среди бриолинщиков, один из которых его, вроде как, люто ненавидел, и решил испоганить велосипед. – Хочешь, я объясню правила игры? – предложил Кенма, думая, что это хороший ход отвлечь его, пока они идут до пункта назначения. – Было бы кстати, потому что из слов Бокуто я понял только одно: убегай. Есть особые указания? – Сыграешь один раз и все поймешь, – ответил Кенма, отмечая в глазах старосты тень сомнения. – Наверное, это будет единственный раз. Кенма ступил на мост, что пролег над рекой, течение ее ускорилось и она раздулась из-за пролитых дождей. Взглянув за перила моста, Кенма придвинулся обратно к старосте. – В общем… они выбирают, кто будет демоном. И пока демон считает до двадцати, то все остальные прячутся на отведенной территории. Но перед этим водящий говорит, какой по счету пойманный игрок будет следующим демоном. – Почему «они» выбирают? – Ну, такие правила… Меня обычно не слушают, когда я предлагаю тянуть жребий. – Ладно, я понял, а что потом? Демон ищет остальных? – Да. И когда кого-то находит и ловит, то тот становится приспешником демона, и они уже вдвоем ищут игроков. Акааши затянул пояс потуже от порыва ветра. Тут на голос Кенмы обернулся Шоё: – Самое интересное, что последнего игрока ищут все приспешники. И ты никогда не узнаешь, кто тебе друг, а кто враг. Я могу подбежать к тебе и сказать, что выискиваю другое укрытие, а на самом деле я приспешник. Так что убегай ото всех как можно быстрее. «Звучит жутковато» – Кто придумал название этой игры? Это больше походит на игру в зомби, – ответил староста. Кенма задумался. Он в чем-то прав. Но почему именно демон? – Чего вы тащитесь, сморчки? – взревел Дикий. – Да, поторапливайтесь там, – подначил Кагеяма, оглядываясь назад. – Может, потому что ты не знаешь, в кого вселится демон? А зомби видно сразу… – Тоже верно. Мальчишки обогнули северный район и вышли к железной дороге, ускользавшей в лес. Кенма еще не ходил по этому пути. Обычно они с Хинатой заходили с противоположной стороны, там, где стояла хижина и довоенный мост. Издали лес казался неприветливым, синие висящие тучи над ним придавали ему особенный злой вид. Запретный. Да и на улице было уже не так светло, как в полдень. День близился к концу, оно и понятно, зачем играть в таком месте, если ты трус?Le Matos – No Answer (summer of 84)
В полураздетом лесу стало еще мрачнее. Ребята сошли с рельс, углубляясь в серую чащу. Кенме эта дорога навеяла воспоминания летнего лагеря, когда они намерились похрабриться друг перед другом, а вышло все совсем наоборот. Чем глубже они заходили, тем больше на Кенму накатывало волнение. Лес стоял на возвышенности, в нем были пологие спуски и подъемы, неровности в виде бугорков с кустами, поваленные гнилые бревна и коряги, покрытые мхом. В принципе мест спрятаться – полным-полно. Но отчего-то в нем дрожало беспокойство. – Так-так, мелкие, – заговорил Дикий приподнятым голосом, – играем до трех раз, пока не стемнеет. Посмотрим, кто из вас дрейфло, трухало и пердило. – Я уже знаю, кто, – усмехнулся Кагеяма, давая подзатыльник Рыжему. – Не лезь ко мне, святоша, – запарился отмахиваться Хината. – Хэй-хэй, оставим вещи на базе, то есть здесь, – предложил Бокуто, сбрасывая с себя увесистую сумку. – Никто не заберет наши вещи? – Да кому они нужны? Остальные последовали его примеру (с рюкзаком далеко не убежишь), складывая манатки под толстой березой. Затем мальчишки встали в круг, а Дикий ступил в центр, чтобы выбрать демона. На следующих секундах Кенма встретился с ним взглядами и разглядел лукавую ухмылку. – Раз, два, три, – Дикий подмигнул ему, и тут же толкнул в грудь Кагеяму, грозно обозначая выбранную цель, – Демон – ты! – Мы так не договаривались! – Играем честно. Назови число от одного до восьми, – прикрикнул Яку Мориске, затягиваясь последний раз сигаретой. Тобио надменно фыркнул, затем произнес: – Четыре. Отворачивайся, закрывай глаза и считай. Будешь мухлевать – за падлу сойдешь. Кагеяма отвернулся к березе, прижимаясь лбом к щербатому стволу. – Раз, два, три, четыре, пять… Ребятня стартовала с места. Ноги Кенмы несли его все дальше от голоса Кагеямы. Нет, Демона. Игра ведь началась. Под подошвой осенних ботинок шуршала листва цвета ржавчины, на ветках каркали вороны, то и дело перелетая с дерева на дерево. Кенма не заметил, как оказался один, вроде бы только бежал рядом со Львом и старостой, а теперь он абсолютно один. Он остановился, оценил пространство вокруг, и, заприметив толстое дерево, у подножья которого росли кусты, Кенма подбежал к нему и заныкался за широким стволом. Эхо от счета Демона прекратилось, и наступила внезапная тишина. «Демон ночью встает, На охоту идет, Клыками стучит, Страшно рычит. Сиди тихо, не дыши, Тише мыши, не шурши… Демон рядом, Берегись! Убегай, поторопись!!!» Кенма повторял про себя детский стишок, прислушиваясь к лесным звукам. На мгновенье раздались вопли. Господи, как это было внезапно и жутко. По крикам это был Супервосемь, только он один из их компании вопит, как умирающий актер театра. С боку, у подъема, послышались шаги, кто-то убегал. А потом они резко затихли. У Кенмы забарабанило сердце, и так сильно, что ему показалось, что его услышат сейчас. Это приспешник? Это Демон? Кто сюда прибежал? Кенма столько раз играл в эту игру, но бояться не прекращал. Никогда не узнаешь, кто к тебе подберется. Нужно было вырабатывать стратегию, выбирать укромные места и стелсить, как боженька. «А если это ни тот и ни другой?..» Кенма напрягся, выглядывая боязно из кустов. Одинокие стволы деревьев, сливающаяся рябая местами листва, клочки вывороченной земли, пригорки и ямы. Никого. Почему тогда ему стало так страшно? Игрок, который решил сменить место укрытия? Но обращенный ли он… «Раз-два-три, Демон – ты!» Крики раздались с новой силой, но уже с другой стороны – итого два приспешника, если не больше. От взвизгов Кенма подпрыгнул и уткнулся в толстую кору дерева. Шелест и скрип веток повторился, и совсем рядом. Боже, как у него стучал пульс. Может в этом лесу что-то бродило? И тут Кенму пронзило мыслью: А что, если он на один шаг приблизился к случайной разгадке? Что, если это монстр, который похищает детей? Поэтому их никто не может найти. «Стой-стой, ты себя накручиваешь» Если он сейчас выйдет из укрытия – то сдаст себя и станет приспешником или пердило-дрейфило-трухалом, а если останется, то, возможно его никто не найдет, и он выиграет партию, получив уважение от Дикого, или что там еще. Гору жвачек и мягкую нугу в арахисовой присыпке! «Если останешься, то тебя Он тоже заберет…» «Нет!» Кенма вновь выглянул из-за черного мшистого ствола, меж столбов что-то промелькнуло, или ему это показалось? Но по лбу уже начал катиться пот, а в свитере и куртке стало невыносимо жарко. «Беги. Оно идет сюда» Кенма залег и не дышал. «Это Демон или приспешник?» Наверняка Кагеяма нашел всех мальчишек. Шорох листвы и чьи-то шаги прожгли трепетом Кенму и тот чуть не закричал в голосину, когда из-за ствола резко показалась морда Дикого. Кенма вытаращил и без того большие мигалки, отчетливо глядя через очки на бриолинщика, который бесстыдно занял его укрытие. Он в немом жесте приказал ему подвинуться, и Кенма сделал это. Как же у него колотилось сердце, Дикий еще не обратился. Но идея о монстре, забирающим детей, не оставила ему шанса. Кенма устремил взгляд на пологий спуск, там, в ложбинке торчали камни из земли, густые кусты и поваленные деревья.Le Matos – Mackey's Theme (summer of 84)
Это будет его новым укрытием. Он собрался двинуться, но воздух разрезал новой силы крик. Демон уже близко! Дикий схватил Очкарика за предплечье и придержал палец у своего рта. «Отпусти меня» – Пусти. – Заткнись. Побежишь, и он тебя увидит, – прошипел Дикий. – Останусь тут, и поймает. Дикий без всякого пренебрежения во взгляде отпустил его, будто бы они обменялись честью друг с другом, как в кино. Каждый сделал свой выбор. И Кенма побежал. Листва зашебаршила под ним, он на кортах сбежал со склона, поднимая за собой клоки черной почвы. В ложбине пахло сыростью и увядшими растениями. Кенма оглядывался на верхний склон, но никого не видел. Перебежками от коряги до коряги он искал себе самое надежное убежище, а из головы все никак не исчезал образ монстра, на территорию которого они забрели. На какое-то мгновение ему показалось, что это больше не игра. Воздух внизу был совершенно другим. Пахло какой-то затхлой органикой, будто сюда практически никогда не проникали лучи солнца. Запнувшись о спрятанный сук под листвой, Кенма полетел на землю и шваркнулся плашмя. От падения ему перехватило дыхание, а потом он заполз за зеленоватые от мха камни. По спине проползли мурашки. Сверху раздались выкрики: – Раз-два-три. Демон – ты! – вскричал Кагеяма. «Он нашел Дикого… Но почему он не убежал?» – Кенма поджал ноги, замирая на месте. Неужели Куроо отвлек внимание на себя и дал ему спрятаться? На очки попали крошки влажной почвы, Кенма снял их и протер. Краем глаза он зацепился за что-то весьма отличительное по цвету, что-то сверкнувшее на тусклом фоне. Затем надел обратно и обратил внимание на торчащие ближние камни и кусты. Кенма нерешительно пополз к блёсточке, мелькавшей средь тонких веток. Это «что-то» его поманило к себе. В лесу выли приспешники, от этого становилось еще страшнее, но Кенма не останавливался. Он дополз до кустов и обнаружил болтающуюся на веточке цепочку. Наверное, кто-то ее обронил, не одни они здесь играют, верно? Он хотел ее было снять, но по инерции заглянул за камень и увидел некрупную выемку в земли, засыпанную листьями. Во рту все иссохло, стало труднее сглатывать слюни, потому что это было похоже на чью-то могилу. Он сообразил лишь на последующих минутах. «Или это логово монстра?» «В Олдхиллз пропал ребенок!» Это место, где они играли, находилось в самой чаще, за городом. Что, если Он спит там? Кенма подступил ближе, в нем будто все безобразно заскрежетало. В серо-красной листве он разглядел чей-то кроссовок или что это было? Вьющиеся корни от деревьев, плавно уходившей вглубь ямы, высовывались по краям точно чьи-то рожки. Кенму окутала непривычная ему муть ужаса, все шло точно по книге какого-нибудь писателя. Когда кто-то обнаруживает в лесу странные вещи или ямы, в окружении булыжников, это сводится только к одному – к трупу. Кенму больше не заботила игра, хотелось встать и бежать отсюда, крича всем, что он здесь нашел. Но так ли это было на самом деле? «Пропадают дети, разве это нормально?» Собрав остатки смелости, Кенма заполз за камень и ткнул, первой попавшейся под руки, веткой в выступающий кроссовок. Твердый. Определенно, там кто-то лежал. Живой или мертвый. Уже неважно. Кенма готов был расплакаться, но тошнота от отчаянного волнения ему не позволила. Тогда он, как завороженный, ковырнул листву чуть подальше, а после отпрянул от ямы, обнаруживая торчащие волосы и кусок сгнившей части тела, он так и не понял какой именно. Последним в этом лесу кричал Кенма. Город наводнили сирены. Вечером, когда стемнело, их всех собрали в полицейском участке. Кенма еще не встречался лицом к лицу с блюстителями порядка, и хорошо, ведь он ничего не пропустил. Полицейские ему не очень понравились. Слишком много задавали ненужных вопросов. Но больше всего, ему не понравилось то, что все как один говорили о плохой репутации Куроо Тетсуро и тех, с кем он водился в Олдхиллз. Кенма сразу догадался, что они хотели донести до него. Только вот зачем? Стоя в лесу, они не могли поверить своим глазам. Из-за общей паники и страха, что так легко завладевает детьми, они не могли сразу решить, что делать с находкой. Первым идти в полицию предложил Акааши. Потому что это было единственным правильным решением, как думал Кенма. А Дикий же наоборот пытался всех заткнуть, из-за чего в итоге подрался с Бокуто. Найденный труп рассорил их всех в тот день. И это казалось чем-то нереальным. Тело принадлежало первой пропавшей девушке – Лили Роквуд. Предположительно она погибла от сильного удара о камни, остальное им вряд ли расскажут. Кенма не так давно видел труп вживую, но тело Лили произвело на него большее впечатление. Было в этом что-то очень жуткое и невыносимое, безнадежное что ли... Это была старшеклассница, которую он не знал, но которая наверняка умерла в муках. И ее кто-то убил. И этот кто-то до сих пор может быть в округе. Среди них. В участке стояла вечерняя тишина. Сине-серые стены давили со всех сторон. Кенма переглядывался с остальными парнями, но не видел в их взглядах спокойствия. Они все чего-то боялись. – Отпускайте их по домам, а то родители еще взбунтуются, – сообщил старший заместитель шерифа надсмотрщику. – Как скажешь, шеф. Кенма запомнил его в лицо. Он был уверен, это не последняя их встреча. Потом он наконец посмотрел на Дикого, тот отстранённо и задумчиво глядел в одну точку, пока его не толкнул в плечо поднявшийся с места Яку. – Ваши родители ждут вас в холле. Завтра придете сдавать отпечатки, вам сообщат куда обратиться. Дверь в холл открылась. Первым ушел Лев и Шоё. – Поиграли, так поиграли, – промямлил Бокуто, надевая сумку через плечо. – Я и говорил про первый и последний раз, – ответил ему староста. – Вероятно, меня ждет новый арест. Перед тем как выйти, Кенма оглянулся. На стуле сидел Дикий, ему что-то говорил Кагеяма. Потом они кивнули друг другу, и тот вышел. Что бы почувствовал на его месте сам Кенма? Разве это справедливо, поступать так с ним? Кенма не нашел, что сказать напоследок Дикому, все это было неправильным. Но он задался целью обязательно с ним потом поговорить. В холле его встретила Ханна. Выглядела она очень расстроенной и уставшей, будто не спала несколько ночей подряд или вовсе лишилась дома. Кенма видел и остальных родителей в участке. Но вот родителей Куроо Тетсуро здесь не было. Он подошел к бабушке, и она крепко обняла его, чего почти не делала, а точнее – никогда. До сегодняшнего дня. Кенма почувствовал, как в груди у него что-то предательски трескается.