Fog Lake - Oh My God
Не знаю сколько было времени, когда моя нога ступила на порог дома бабушки. Мое сознание было спутанным, но в то же время ясным, и я четко осознавал, что наделал. Была какая-то легкость во всем теле – ни страха, ни мандража. Совершенно ничего, что бы заставило меня чувствовать себя нехорошо. Это была моя первая ночь на улице. Да, я ночевал на крыльце дома бабушки, потому что входная дверь была закрыта, и после пары попыток постучать и позвонить – мне ее не открыли. Ханна решила меня проучить, я ведь наверняка в печенках у нее сидел. Но знаете, мне и дальше хотелось ей отвечать в таком же духе. Что-то внутри подбивало меня на мелкие безобразия, будто я вредный пятилетний ребенок, который не слушает никого вокруг себя и продолжает раскидывать игрушки по дому. После знакомства с Диким я разучился уступать. Я бы назвал это чувство заразным. Что ж, спать на крыльце, подобно бродяге, не так уж и плохо. Позади стена дома, по бокам горшки и коробки, которые послужили опорой для рук и ног. Я дремал под стрекот ночных сверчков, мой сон, в общем-то, никто не тревожил, я даже не слышал шавку дядьки Верна. И все же в глубине себя я был огорчен решением бабушки. По ее мнению, я, видимо, заслужил остаться за дверью. Замок щелкнул, когда улицы и аллеи посветлели, на небе пропали все звезды, и где-то вдалеке уже виднелась поддетая холодным оттенком дымка от восходящего солнца. На пороге стояла бабушка, я тогда сразу проснулся, как только увидел ее разочарованное лицо. Она позволила войти мне в дом без всяких слов. И я пошел досыпать к себе в комнату. Днем во мне выросло раздражение и беспокойство. Я совсем забыл про Шоё. Хоть убейте – голова была пуста до того времени. А потом, как по щелчку – я вижу, как он отлетает от машины. Набрав по памяти номер, я дождался, пока мне ответят. Трубку подняла Нацу, я впервые говорил с ней, а она со мной, но из нас двоих застеснялся лишь я. Нацу сказала, что у ее брата сильно болит нога, и они сейчас собираются в больницу. А их мама чрезвычайно зла, потому просит, чтобы никто не беспокоил ее сына. После короткого разговора я положил трубку, замученный совестью. Перед глазами все еще мелькал черный автомобиль посреди скудно освещённой улицы. Мне хотелось верить, что Шоё не расскажет правду, хотя мы так и договаривались, пока провожали его до дома Кагеямы. Был уговор, что мы лазали по старой заброшке, и он сорвался с балки. Но я все равно чувствовал себя виноватым. Он ведь мой друг. И моей прямой обязанностью было навестить его в больнице. «Вот же черт, я забыл спросить адрес!»***
Кенму завалили домашними делами. Он знал – это она специально. Так что он не выходил из дома все выходные и целый понедельник. Только единственный раз в магазин за продуктами, с котомкой на колесиках, с которой обычно сама Ханна и ходила. У Кенмы в то мгновение возникло еле преодолимое желание не возвращаться домой. Хотелось поступить как Дикий – перекантоваться у Бокуто, дать понять старухе, что она ему тут не надзиратель. Но Кенма вернулся. Он всегда возвращался, потому что ему некуда было идти. Сегодня окна и двери дома были открыты настежь. В холле топтался мастер – полетела проводка и ни один вентилятор не гонял воздух. А бабушка обливалась горячим потом, полы ее летнего длинного пеньюара разлетались при ходьбе, в руках она комкала шелковый платок, которым постоянно промокала взмокший лоб. И все сетовала на треклятую парилку. – Сделайте уже что-нибудь с электричеством. – Мэм, работа займет несколько часов. – Лучше бы вам поторопиться! Кенма подумал – это отличный шанс улизнуть из дома. Что она ему сделает? Посадит снова под домашний арест, а дальше? Лето скоро закончится, и он не собирается отдавать ни малейшего кусочка своей вредной и принципиальной бабке. А с каких пор Кенма стал не почтительно думать о ней в своей голове? Да все с того дня, как завязалась дружба с бриолинщиком Куроо Тетсуро. Одно лишь его присутствие заставляло Кенму сто раз передумать о своем решении и изменить течение мыслей. Сам себе поражался – насколько Дикий умел влиять на людей. На него. А Кенме бы хотелось влиять на Дикого. И было бы вообще замечательно распрощаться с прозвищем шестерки, а то уже что-то не похоже, что он мальчик на побегушках. Это чувствовалось – в Диком что-то поменялось. Кенма понял той ночью, когда они валялись на теплой траве. Интересно, кто-нибудь с ним так делал? С такими непочтительными мыслями, Кенма схватил со стула почтальонку, перевесил через плечо и заправил в шорты голубую рубашку. Выскользнул по-тихому на улицу и побежал от дома, сверкая пятками, пока его не заметила бабушка. В кафетерии он встретил старосту, как и уславливался днем ранее. Акааши сейчас был сам на себя не похож. Его некогда уложенные назад волосы вились мелким бесом, лезли на глаза и уши. Рубашку заменила свободная футболка, заправленная в подпоясанные джинсы. Вместо летних лоферов были надеты кислотные кеды. – Я ничего не путаю, ты староста Кейджи? – На кого я похож? – На… старосту Кейджи? Кенма просек – разговор наитупейший. А Акааши все это время улыбался. – Кагеяма настоял на смене стиля, если хотим тусоваться вместе с Диким. Кенма снял очки, послушал, снова их надел, отчего глаза его стали огроменными от такого заявления. – Чего??? – Мы идем отдавать долги. Надо сделать это так, как делают грязеры. Кенма почти уловил мысль старосты. И ему стало весьма любопытно, что еще наговорил Кагеяма этим двоим (Бокуто и Акааши). – А что Бокуто? – Он лучший друг Куроо Тетсуро, ему можно по-всякому. – А нам нет? – Не хочу выделяться, вдруг меня отлупят. – Как тогда я выгляжу? – Кенма расставил руки, потом резко опустил их вдоль тела, в зоне подмышек на ткани образовались потемневшие влажные пятна от пота. – Я похож на преппи-боя? – Нисколько, – староста отпил из большого пластикового стакана холодный морс. – На зубрилку похож. Будешь что-нибудь заказывать? – У меня есть деньги, только чтобы долг Дикому отдать. – Тогда можешь допить мой напиток. Хочешь? Это морс. Кенма неуверенно кивнул. На самом деле его мучила жажда, и как только он увидел, как Акааши пьет что-то холодное, то у него тотчас скрутило челюсть. Староста протянул красный пластиковый стакан, с бочков которого стекали капельки конденсата. Кенма почувствовал, как рука холодеет. Затем сделал несколько крупных глотков. Мороз спустился в желудок и будто просифонило все кишки. Они вышли на улицу и направились за мост, к трейлеру бриолинщиков. – Тебе ведь тоже не разрешают звонить Хинате? – поинтересовался Акааши. – Последний раз я говорил с его сестрой Нацу три дня назад. Они как раз собирались в больницу. – У Кагеямы он ни на что не жаловался. А на утро тот отвез его на велосипеде, – вспоминал Акааши, поглядывая иногда на свои наручные часы, словно время поджимало. – Бокуто назвал мне адрес больницы, но я понятия не имею, где это, – пожал плечами Кенма. – Нам следует пойти к нему вместе. Мы все свидетели. – Намереваешься рассказать правду? – Думаю, врачи уже и сами догадались. Или сказали родителям, – убеждено заявил староста. «Но, если нет?»Trent Reznor & Atticus Ross – The Start of Things
В траве шелестели кузнечики. То и дело липли мошки, да зараза всякая. В такую жару бы на тарзанку, а не вот это все. Но должником быть не хотелось. По словам старосты, ему дал координаты трейлера Бокуто, и он знал куда им идти. Хитрый Супервосемь, сам-то не пошел. Хотя за компанию мог бы. В Кенме нарастало беспричинное беспокойство. Он прокручивал варианты развития событий. Над ним вновь пошутят и посмеются? Предложат травки? Заставят бежать? По логике, проблем у них быть не должно. Они все знались с Диким. А лично он с ним, ну… вообще… «Целовался» Здесь ему надо было запнуться и упасть. «Писал книгу» У Кенмы была особенная привилегия. Однако он продолжал себя накручивать. Разговор мальчишек прервался, когда они пересекли еще один мостик, на этот раз висячий, в два раза меньше центрального, и вышли на пустыри. Брошенные заколоченные дома, потрескавшиеся тротуары, ржавые разбитые автомобили, иссушенные деревья – все это было на окраине Олдхиллз. Тупик, одним словом. Район хуже некуда. Вдалеке, на таком же пустыре стоял трейлер с проржавевшими панелями темно-каштанового цвета, метра четыре в длину. Вокруг истоптанная трава, следы от костра, разбросанные угли. Разложенные стулья, с продавленными сидениями, банки из-под пива, сдутые шины, пачки из-под сигарет, жвачек, чипсов (кстати вкусных, такие ему однажды закинул в корзину Дикий). Сразу видно – территория каких-то псов. Бриолинщиков. Трейлер стоял под единственным пышным деревом – вязом, – которое откидывало большущую синюю тень. За автодомом звучали музыка, возня и ругань. Оттуда выскочил Яку, дубасивший какого-то шкета. Кенма аж пошатнулся и рефлекторно спрятался за спину старосты. – О, ты еще кто? – удивился Яку Акааши, продолжая тянуть за ухо мелкого пацана. – Никто. И зовут его никак, – следом за ним вышел Сугуру Дайшо. – Мы пришли к Дикому. – Зачем? – прищурился узкоглазый. – Дело есть, – вякнул из-за спины Акааши Кенма. Сугуру показушно ему усмехнулся. Наверняка он был не в праве гнать их отсюда. Не задерживая двух чужаков, он показал пальцем за спину. – Дикий за трейлером. Кенма все никак не мог для себя решить, кого же напоминали ему бриолинщики и все банды города. А тут его осенило, стоило ему зайти за трейлер и увидеть толпу местных хулиганов. «Генералы песчаных карьеров». Фильм режиссера Холла Бартлетта, вышедший в прокат 1971 году. История повествует о клане беспризорников, которые выживают в злосчастном городе. Они ищут себе пропитание на свалках, грабят дома и закусочные, дерутся и устраивают разгон другим бандам. Это конечно не точное попадание в Олдхиллз и бриолинщиков, но что-то общее у них было, так, во всяком случае, казалось Кенме. Ему вдруг захотелось прочесть роман Жоржи Амаду «Капитаны песка», по которому был снят фильм. Если память не изменяла, он видел эту книгу в библиотеке. Но эти мысли пресек Дикий, сидящий на пороге трейлера. Он его окликнул протяжным «хэй». – Мне кажется, или должников было больше? – произнес Дикий. – За остальных не отвечаю. Пришли только мы, – ответил ему Акааши. Кенма заметил, как их взгляды схлестнулись. Дикий и вправду терпел старосту. Терпел изо всех сил. Видимо нынешний прикид Акааши его не так бесил. Наоборот, это льстило их банде. – Мелкий все в девичьих сорочках продолжает ходить, – прошипел Сугуру. «Вот неугомонный» – Это обыкновенные рубашки, – отозвался Кенма. Несложно понять, что узкоглазый обожал к нему придалбываться. – Рыжий там не подох? – перебил их Кагеяма. – Он в больнице. Ты не знал? «Какого черта так говоришь? Сам его на горбу тащил» – Ну, теперь знаю. – Кхм. Возвращаю долг, – староста достал из кармана джинс помятые купюры и вручил их Дикому. Бриолинщик довольно закивал, награждая старосту усмешкой. Потом глянул на Кенму и встал со ступенек. Ссутулившись, он подошел к нему, посмотрев сверху вниз, точно пытался показать железное превосходство. У Кенмы чуть глаза не закатились. Он-то знал, на что этот придурок способен. Подрабатывает у пенсионеров, заборы красит, ящики чинит, подвалы моет, у дядьки Верна вообще огород прибирал. Зато на своей территории весь пузырится от собственной важности. – Хочешь съездить мне по лицу? – Нет. Смотрю на него и думаю, что кожанка тебе бы подошла. – Я не вступаю в банды, – ответил Кенма. Он на мгновение застыл. Вокруг было слишком много незнакомых ему хулиганов. Но все они были заняты своим делом – трясли что-то с четырех «счастливчиков», что стояли в кругу, неподалеку от трейлера. – Ты моя шестерка, у тебя должно быть что-то общее с бриолинщиками. «Одно по одному» Кенма взвесил аргументы. Слова: «я не шестерка» застревали глубоко в глотке и не могли выбраться оттуда. – Вот именно. У меня с вами общего – по горло. Ты нас и объединяешь. Куроо оскалил ряд ровных зубов. Забавляла особенность Очкарика дерзостно постоять за себя. – Пошли, отойдем. Разговор есть. Кенма уловил на себе взгляд Дайшо и Акааши. Те, кажется, были в замешательстве. Кенма поднял брови, типа: «ну, сыграйте пока что в покер». Дикий зашел за крепкий вяз и повернулся к Кенме: – Мои ребята не видели черного мустанга. Прочесали центральные кварталы, сходили за город, но этой машины и след простыл. – Подожди. Ты не шутишь сейчас? – Что? – Ты ищешь машину, которая сбила Шоё? – Кенма поправил очки, грязер его настораживал. – Да-а-а? – В честь чего? – Он твой друг. Хочу помочь. – Друг. А что насчет тебя? – Что? «Хватит чтокать!» – Если найдешь, что дальше? Притворишься полицейским и отберешь у водителя права? Мы курили травку, если завяжутся разборки, то первое, что они начнут делать – это копать под тебя. – Я знаю. Но этого не произойдет. Откуда они вообще узнают, что мы курили травку? – А что если врачи брали анализы у Шоё, и там… Дикий захохотал с малодушия Кенмы и похлопал по его плечу. Все такой же худой и хилый. – Ты меня в могилу загонишь. Успокойся, пацан. Мы скурили пару зубочисток, а не косяк размером с бурито. Очнись. Кенма закусил губу. Стыдно-то как. Но разве не существует никаких тестов? Должны быть, иначе на кой хрен пасут машины на границах той же Мексики, например. «Ты много думаешь о всякой ерунде» – Ладно. Хочешь пойти в полицию? – Сначала мы должны разыскать мустанг, чтобы заглянуть в рожу владельцу. Может быть это чей-нибудь сыночек, например, шерифа. Если так – у нас большие проблемы. – У него другая машина… – Тебе откуда знать? – Поверь, я знаю, – Кенма чуть не подавился слюной, вспомнив прием гостей в доме бабушки, как они долго мусолили жизнь сына шерифа. Ух. – И с чего ты взял, что это сын шерифа? – В этом городе всякое дерьмо случается. Я не удивлюсь, если так. Нам надо заснять подонка, которому принадлежит мустанг. Но сначала мы должны найти машину. – Гениальный план. Я плохо в этом разбираюсь. Дальше-то что? – У нас будет портрет того, кто сбил твоего дружка. Отнесем пленку копам, Рыжий им скажет, как все было, и дело в шляпе! Тот заплатит штраф, или выплатит компенсацию. Хэппи-энд. – Что-то мне подсказывает, что детей никто не станет слушать. Кенма придирчиво взглянул на Дикого. Грязер весь светился от какой-то еле осязаемой эйфории. Наверное… обдолбан? Что ему еще делать летним днем в трейлере. Ну… не может же быть так, что он рад его видеть?.. «Не может быть, что все это ради компенсации» – А вы… когда пойдете в больницу? – спросил с какой-то неловкостью Дикий. – Бокуто сказал, что на днях поведет нас, – Кенма тяжело выдохнул. – Я адрес не запомнил, но она не местная. – Я понял, госпиталь святой Евы, что находится за городом. Там есть травмпункт и приемный покой. Однако зачастую там лежат одни старперы. – Да, точно, он его назвал. – Если соберетесь, то я с вами, – решительно произнес Дикий. Кенма принялся рыться по дну почтальонки. – Стой-стой, ты сюда рукопись принес? Башкой ударился? – Нет. Я ведь не тупоголовый, – огрызнулся он и достал купюры, – отдаю долг, как староста. Дикий осмотрел бумажки с таким видом, словно ими только что задницу подтерли. – Не. Оставь себе. – Ты чего? Хочешь потом с меня в двойном размере взять? – Кенма напыжился. – Я тебя раскусил. – Не буду я с тебя ничего брать. – Это как? – Считай, ты поел на халяву. У Кенмы завертелись схемы в голове. Что замышлял этот бессовестный хитрюга? – Ты так говоришь, потому что настроение хорошее? – Говорю, ты хорошо пишешь, – слово далось Дикому нелегко, это было видно по его гуляющему туда-сюда кадыку. – Мне пора идти, наводить порядки на районе, ха-ха. Скоро увидимся. – Он отмахнулся, взъерошив волосы и вышел из-под кроны вяза, направляясь к кругу разборок с залетными пацанами. Кенма почувствовал более мягкий сигаретный запах, что вильнул по ветру от Дикого. Он позвал старосту, и они ушли с территории бриолинщиков.Если не друзья познаются в беде, тогда кто?
В доме гудели вентиляторы. Ханна ходила по этажу и опрыскивала домашние цветы. Россыпь водяных капелек разлетались во все стороны после каждого щелчка пульверизатора. Кенма накрывал на стол. Последние дни они с бабушкой были не в ладах. Ругались. И он удивлялся, как долго мог не замечать на себе ее осуждающий взгляд. Поразительно, как люди сами для себя все быстро решали. А ведь она могла поговорить с ним. Они могли. Но Ханна ясно давала ему понять, что она им недовольна, по поводу и без. Точно он костью ей в горле встал. Или это уже старческий маразм? Во всяком случае, Кенма терпел, но оставаться паинькой ей на радость не собирался. – Бабушка, ты будешь кофе или чай? – спросил он, отставляя пустую кружку. – В такую жару, по-твоему, пьют кофе? – тон ее был безынтересный. – Моя мама иногда… – Твоя мама может и виски пить в девять часов утра. Знаю я ее. «Она злится, что я ухожу?» Кенма замолчал, налил себе молока в стакан. Затем оглядел стол: на скатерти стояла тарелка с разогретыми панкейками, корзинка с фруктами, в отдельной мисочке кленовый сироп, в чашечке зернистый творог и густая сметана. В масленке лежал большой кусок сливочного масла, он светился от дневного света, словно драгоценная каменная порода. Ханна прошла мимо стола в глубь кухни. – Налей мне лимонада, – попросила бабушка, оставляя пульверизатор на мраморной тумбе. Следом она поправила волосы и удушливо покашляла. – Добавить лед? – Да. На вид бабушка не была болезненной, но этот кашель постоянно вырывался из нее, как маленькое извержение вулкана. Потом она промокала пот платком, обтирала губы водой, пила таблетки и все затихало. Так и раньше было, но теперь гораздо чаще. Это нельзя было не отметить. Кенма поставил высокий стакан у тарелки Ханны и налил напиток. В стекле закружились кусочки лайма и апельсина. Прозрачные кубики льда стукали по дну стакана, когда бабушка подносила его ко рту. Они завтракали в дежурной тишине, которую нарушал лишь скрежет столовых приборов. Кенма живо прожевывал еду, ведь после этого он выдвинется с ребятами в госпиталь Святой Евы, навестить Шоё. Внутри себя он радовался, что еще один летний денек проведет за пределами дома бабушки. С друзьями. Домыв посуду, он отправился собираться. В почтальонку Кенма положил для Шоё фрукты: банан, яблоко и пару апельсинов. Всяко лучше, чем больничная еда. Хотя, зная Хинату, тот навряд ли станет жаловаться на какую-то там кашу с маслом.Molly Drag – Gutsy
На лоб лезла кепка, Кенма шел по аллеям, обливаясь противным липким потом. У школьной остановки стояли знакомые лица. Бокуто и Акааши (все такой же лохматый и небрежно одетый, точно беспризорник), первый сидел на бордюре под тенью высоких кустов отцветшего жасмина. Они следили за Кенмой от самого перекрестка, точно съемочная группа. Не хватало лишь камеры в руках толстопуза. – Йоу, ты вовремя, – приветствует Кенму Бокуто, брови его подпрыгивают. – Привет. Где остальные? – Вон, идут. Кенма не замечает грязеров, что заходят с севера. Те наконец выглядят как самые обычные парни. Все как сговорились – напялили футболки. Будь чья-то случайная воля – все бы ходили без них в такую-то жарищу. Кенме не кажется, сегодня мучительно знойно. А далекие тучи, кружащие подобно хищникам над холмами, дают надежду на бессмертный ливень. – Ну и день ты выбрал для вылазки, в моих штанах скоро будет готова яичница, – сжимает руки в кулаки Дикий и устраивается в тени рядом с Бокуто. – Цитата, что надо. Украду ее для сценария, – Бокуто мазано ударяет в плечо друга. – Снова воду мутишь? Надеюсь, там не будет очередной моей фотографии. – Я снял ее с доски, как ты и хотел. – Признателен. – Просто твоя рожа начала неплохо так бесить моего батю. Еще подумает, что я передергиваю на тебя. – Хо, да? – Чувак! Фу!!! – Кагеяма корежится от шутки. – А что с вашими лицами? Будто на поминки собрались, – обращается Дикий к Очкарику и старосте, словно только что их заметил. Кенма думает, чтобы такого вразумительного ответить. Бесполезно. – Жарко. Бокуто смотрит на Кенму, затем на Акааши и потом на Кагеяму, и говорит тоном дешевого частного детектива: – Полагаю, тачку из вас никто не видел? – Нет. Я вообще не выбирался в город после того случая, – отвечает Кенма, перебрасываясь взглядами с Диким, который со своими парнями из банд искал мустанг, и который простил ему долг. Вот черт, он на ровном месте похвалил его рукопись. Можно сегодня не умереть? – Нам надо придумать общую историю, если решимся идти в полицию. Кто «за»? Дикий цокает, глаза его закатываются: – Мы расскажем так, как на самом деле было. – Здорово. Копы будут в полном восторге, узнав, что мы шатались в угаре по городу, – осмеливается встрять Акааши. – Не мысли так примитивно, – шоркает кроссовкой по тротуару Кагеяма. – Им не надлежит знать, что мы курили травку. Доказательств-то нет. Опустим эту деталь. – Исходя из твоего предложения, ты больше всех очкуешь. – Может быть и да, а может и нет. А может, пошел ты? – ответил Кагеяма старосте. – Вы заставляете меня нервничать, давайте обсудим всё, когда приедем в госпиталь, – Кенма успевает пискнуть, прежде чем позади него нарастает шум мотора. – Хо-хо! Наш экипаж! – поднимается с бордюра Бокуто. Мальчишки заваливаются в небольшой автобус, который движется за город. В кабине малолюдно, ну да, кто станет кататься в пекло? Перед Кенмой все тот же пейзаж: то городские улицы, то охренные поля, зеленоватые пологие и не очень холмы. Гроза идет с запада, впереди горизонт чист и горяч, и навевает отчаяние. Он сидит рядом с Бокуто, от того пахнет мятными конфетами и потом, но никому из сидящих около него это не мешает. Дикий почти не говорит, на него это мало похоже, потому что обычно он старается скоротать время поездки весельем. Иногда они встречаются с ним взглядами, когда Дикий поворачивается к Бокуто, ничего не произносят и отвлекаются на пейзаж за окном. Кенме их «маленькое путешествие» напоминает дорогу из «Бирюзового озера». Тем летом они все договорились молчать о том, что случилось. Но в какой раз?.. Разве их молчание не повлияло на дальнейшее развитие событий? «Точно эффект бабочки» Госпиталь стоит на высоком холме, в роще темно-зеленых вязов и желтых аллей. На уроках истории Кенма неоднократно слышал, что в первую и вторую мировую госпиталь был военной точкой. Олдхиллз был не то чтобы совсем крохотным, просто, по всей видимости, аристократы, что вкладывали деньги, решили, что постройка новой больницы не принесет им прибыли, ведь рядом находится вот такой значительный госпиталь, и в него съезжаются со всей округи. – Ставлю доллар, под госпиталем бомбоубежище или секретная лаборатория, – высказывается с азартом Бокуто, потуже затягивая пояс на хлопковых спадающих бриджах. Он все еще худеет. – Секретная лаборатория. В ней создавали идеальных солдат-оборотней, – накидывает свое Дикий. – Добровольцев забирали из палат и отводили на нижний уровень, – нескромно говорит староста Акааши. Пацанва идет от остановки вверх по холму, к оранжево-ржавым воротам. – Да-да-да. А те, кто были без документов или контуженными, с потерей памяти, например, попадали под эксперименты без всякого разрешения. – Под землей есть еще один уровень, там-то и делали солдат-оборотней. О незаконных экспериментах знал лишь узкий круг почетных членов партии. Или как там говорится. – Да! Это было доступным для «своих». Когда создавались успешные образцы, то их выпускали наружу, для проведения дальнейших тестов. – Поэтому тут такие выжженные поля! Земля помнит кровь. Местные находили тела детей, стариков, мужчин и женщин разорванных в клочья. А местные шерифы бросали все силы на поимку диких собак или койотов. Кенма внимательно слушает сочиненную на ходу байку. Увлекательно. – Хватит дурака валять, – восклицает Кагеяма. – Нет здесь никакой секретной лаборатории. Дикий оборачивается на своего из банды: – Все знают, что ты боишься страшилок. Можешь не стесняться. – А ты на них просто помешан, – Кагеяма не со зла ударяет Дикого в лопатку. – Домашешься кулаками, что ляжешь на соседнюю койку с Рыжим. Они входят на территорию госпиталя, после того, как отворяются ржавые ворота. Издалека здание в окружении вязов мрачное – а вблизи, не такое уж и опустошенное. В окнах мелькают люди, вокруг засажены цветами клумбы. По дорожкам ходит медперсонал, прогуливаются пациенты и ездят колясочники. Никаких следов секретной лаборатории и зверских экспериментов. Но Кенме все равно не уютно в этом месте. До чего много стариков. Б-р-р-р. – Не похоже на засекреченный военный участок, – приобщает ко всему Акааши. – Разве, что эти деды в полночь могут обращаться в волков. Дикий лишь хмыкает. Одергивает мокрую от пота алого цвета майку. Бокуто тяжело дышит, проклиная свою толстую задницу. Они смеются и идут к центральному входу с вытянутыми окнами. Около стойки их встречает охранник и медсестра, ведущая учет посетителей. – Разговор про опыты мы продолжим позже! – успевает сказать Бокуто, прежде чем их облаивает мужик. – Что здесь делает толпа этих бешенных псов? – говорит седой охранник. – Мы пришли навестить друга. – Вы узнали у его лечащего врача день приема? – задает вопрос медсестра в бледно-розовом чепчике. У Кенмы замешательство. Он лично не звонил. Он ведь ничего не знает. Парни переглядываются. Дикий и Кагеяма, вот, не при делах. Тут вступается Акааши. – Да. Нам сказали, что мы можем его проведать и оставить ему немного продуктов. Медсестра озирает мальчишек с мокрыми лицами, попутно отвлекаясь на заполнение бланков. Затем запрашивает имя и фамилию пациента и называет номер палаты. – И чтобы без фокусов, – вслед кричит охранник, – знавал таких, курили в палатах и ломали пожарную систему забавы ради. – Резвее-резвее, – крючится Дикий, подгоняя других. В госпитале тихо и присуще пахнет медикаментами. Кенме не знаком этот запах. Но вот Куроо – да. Всецелое погружение в минувшие тоскливые дни. – Ты в самом деле спрашивал врача Хинаты? – интересуется Бокуто, впопыхах поднимаясь по ступенькам. – Нет, конечно, – улыбается себе под нос Акааши, – сказали бы правду, и нас бы выставили за дверь. – Умно! – показывает большой палец Супервосемь. – Не знал, что ты так умеешь. Кенма отмечает, как в нем все ликует. Да, их староста может себя показать. Один его вид внушает остальным доверие. До палаты считанные номерки. Вот они стоят перед слегка приоткрытой дверью серо-голубого грязного цвета. Первым врывается, само собой, Бокуто, точно спецназовец на первой практике. Вслед за ним Дикий, Кагеяма и Акааши. Кенма заходит последним. Торжественный и волнительный момент… Тут раздается ругательство: – Блин, не та палата. – Б-о-к-у-т-о! – тянет его за шкирку Дикий. На кровати лежит старушка в огромных очках и что-то вяжет спицами. Она не успевает рассмотреть незнакомцев, как те в стесненной спешке уходят. – Сворачиваемся. Извините, миледи. – Простите. Кенма чуть ли не лунной походкой чечёточника Билла Бэйли пятится вон из палаты. Они ошибаются на одну дверь. В соседней палате лежит Шоё. Узенькая комнатка, не то что у бабули за стенкой. Ничем не занятый Хината тут же отрывается от подушки и с горящими глазищами со всеми здоровается, только руку не тянет, как обычно это было. – У-о-о-о! Вы пришли! – Ага, чего тебе тут в одиночку тухнуть? – Бокуто искрометно подлетает к Шоё на больничной койке и кладет ему руку на предплечье, играя бровями. – Хо, говори, что было? Тебе вставляли в… н-у-у-у туда, трубки? Я видел такое в кино. – Туда?! – Фи. Никакие трубки мне не вставляли. Я же не старик. – Бокуто, сбавь обороты. Это не секретная лаборатория. – Кенма! – Шоё не позволяет возразить Бокуто, – я думал, ты меня забыл. – Как я могу так поступить, – Кенма чувствует, как в нем нерестится боязнь. Он чуть медлит, потом раскрывает почтальонку, – я тут принес тебе кое-что. Фрукты. – О, я тоже, – Бокуто выкладывает чипсы и сладкую кукурузу в пачках на прикроватную тумбу. – Блин, ребята, это все мне? Спасибо! – бодро произносит Шоё. Бокуто намерен чуть ли не на Хинату сесть. Крутится, вертится, что-то расспрашивает и смеется. А Кенме наоборот страшно даже подойти вплотную и заглянуть тому в глаза. Что, если Шоё сердится на него? – Скажи, ты тут не замечал чего-нибудь странного? – Что ты имеешь в виду? – Я о больнице… персонале… – прищуривает глаза Бокуто. – У нас есть одна теория, что под этажами находится засекреченная лаборатория. Это правда? Хината щерится, как дурашка. – Детектив Бокуто, – покашливает Акааши, – мы пришли сюда не за этим. – Согласен. Абсолютно с вами согласен. – Ближе к делу! – подгоняет Тобио. – Говорите тише, – Кенма всегда чувствует дискомфорт рядом с громкоговорящими людьми. – Охо, Кагеяма, ты прости меня за разбитую фигурку Иисуса, – Бокуто кладет руки себе на колени, словно послушник. У бриолинщика чуть ли волосы на голове не встают. – Я тебе сказал завалить хлебало и не вспоминать. – Бля, ну я же не знал, что ты чтишь этого бородатого чувака. Хочешь, я куплю на распродаже брелок, в духе «ты нравишься Иисусу»? Он простит тебя. Если я оскорбил твоего папашу своей неловкостью, то еще раз извиняюсь. Шоё подхихикивает. – Толстый, сейчас из окна полетишь. – Куроо, ты знал, что он ходит в церковь? – Ага. Дальше что? – на отвали отвечает грязер. – В смысле?! И мне об этом не сказал?! – предательски возмущается Бокуто. – Но… как? Ты его видел же, да? Дьявольский выродок. – Эй! Полегче с выражениями. – Недалекое горе, это не обязательно знать каждому. – Кто еще не знал? Кенма единственный, кто поднимает руку. Для Бокуто, вероятно, данный опрос чертовски важный. Ну, теперь он в курсе. – Акааши! Ты тоже знал?! – Пару лет назад ненароком увидел. Кагеяма готов рвать на себе волосы. – Отвалите! Я хожу туда, потому что отчим заставляет, – орет он. – Довольно шуток! Говори, как все было, – напрямую спрашивает он у Шоё. Кенма оставляет фрукты в пакете рядом с чипсами. В палате душно, в открытое окно ветер совсем не забредает, он будто топчется у самой рамы и ворочает листья на деревьях. Шоё ерзает на койке и сцепляет руки в замок. – Сказал родителям, что сорвался с балки в сарае и ударился бедром. Друзья помогли добраться до дома. Моя мама чуть с ума не сошла. – Это все? Твои предки вызывали полицию? – Конечно нет! Я ведь ничего не сказал про машину. Ты чем слушаешь, дурак Кагеяма? – А что доктор сказал? Кенма ловит какой-то неудобный взгляд Шоё на себе. Это то самое, чего он боится? – Удар был сильный. И… я не смогу бежать на соревнованиях. – Чего? Чушь! – ругается Кагеяма. – Зачем мне врать? – Шоё откинул простыню с ног. Бокуто присвистнул. Кенма в растерянности уставился на белый гипс, облепивший целиком и полностью правую ногу друга. Это было уже не смешно, но Шоё продолжал вести себя как обычно. – Мне очень жаль, что так вышло, – говорит Кенма. Ему не по себе, он ожидал совсем не такого. – Да не парьтесь так. Не вы же меня сбили. Заживет все, как на собаке. – Прикольно. Мне никогда не накладывали гипс. Друг, а снимки есть? – постукивает по окаменелости Бокуто. – У доктора в кабинете. Смотреть на свои кости так необычно! – Найдем машину – найдем и водилу, – вмешивается Дикий без геройства. – И где ты собрался искать? – По всему Олдхиллз. – Да-да, остальное за моей камерой! – А как же общая история? – Не волнуйся, сыночек попа, – прыскает Шоё, – мы сохраним твою вторую личину в тайне. – Ты сказал личинку? – Нет. Личину. – Личина – это как гигантская личинка, только чуть меньше… – Бокуто… – Шутки у вас сраные, – говорит Кагеяма. – Как вы не понимаете, что одни мы не справимся с этой проблемой, – Кенма прерывает их и бросает взгляд на Дикого. Он убедился в всеобщей беспомощности, когда они занимались делом Лили Роквуд. Конфликт интересов, каждый тянет вожжи в свою сторону. Все это походит на детские игры. Но он-то знал, что на самом деле они играют с огнем. – Нашел в копах друзей? – Дикий отлипает от стенки. – Родителей предлагать больше не стану, – комментирует по ходу Акааши. – Да предкам наплевать. – Полиция – наш единственный шанс. Дикому не нравится пасующий тон Кенмы. Он напирает на него, вытаскивая из шлевок джинс пальцы: – Что ты будешь делать, если один из них был за рулем той ночью? Мальчишки затихают, переглядываются друг с другом. – Что… С чего ты взял? – Я не удивлюсь, окажись оно правдой. Но под удар пойдет Рыжий и все мы. Забыл о Джоне Гейси? Кенма поправляет очки, те от пота съехали на край носа. Не подумал. Не догадался. Нельзя напрочь отрицать, что теория Дикого пуста и нелогична. Как раз такой вариант его пугал больше всего – оборотень в шкуре овцы. Так можно и параноиком стать, если постоянно углубляться в суть дела. Но в словах Дикого не было глупых амбиций. Может быть, это их шанс? Кенма уступает грязеру и отводит взгляд. «Что говорила прабабка Бокуто?» «Волковедьма» Какое-то время держится пауза. – Окей. Мы найдем мустанг, – повторяет Кагеяма, – а ты снова будешь бегать, мелкий придурок. Напряжение спадает. – Зато теперь мне купят костыли, и я обклею их стикерами! – Их еще можно использовать как орудие в драке! – покачивает головой Бокуто. Кенма отворачивается к окну, смотрит вдаль – там черно от близящейся грозы. Маленький Говард сейчас бы шепнул: «смотри, это символ». Символ того, что напролом приближается к ним всем. – Ладно. Я понял. Ваш план неплохой. – Наш план отличный, – переводит дух Бокуто. – Найдем, проследим и заснимем гада, придем к копам и заставим их смотреть. Вдали еле слышатся раскаты грома.Гроза
Автобус довез их до школы. Парни разошлись кто куда, но обещали собраться на днях, чтобы разработать вместе карту поисков. Не составит труда догадаться, кто предложил такую идею. Бокуто, видимо, с рождения был наполнен духом авантюризма. Он заражал им всех вокруг, и никто не скрывал – ребятам это нравилось. А что еще делать мальчишкам в захолустье вроде Олдхиллз? Разве что искать мертвых девчонок и лазать по чужим садам в поисках подозреваемых, хах. Кенма обдумывал ранее сказанное в госпитале и шел рядом с Диким, уговорившим его пойти с ним какими-то огородами (на самом деле, со слов Кагеямы, тот просто не хотел сталкиваться с приятелями). Они двигались вдоль реки, по тропам, что заросли за все лето высокой зеленой травой. Кенма сам не знал, зачем пошел с ним болтаться. Просто захотелось, наверное. Но все же, его ошеломляло то, как быстро он поддавался моменту. Пойти в логово грязеров? Выкурить косяк? Напиться на ярмарке? Вернуться домой в неположенное время? Однозначное – да. Ошеломляла и харизма Дикого. Он поймал себя на мысли, что идти за ним и смотреть ему в спину не так уж и плохо. Может быть, он на какую-то долю понимал грязеров, что следовали за ним. Здесь должно быть слово: «лидер»? Или же: «Друг = Хороший человек?»Ex Confusion – Grass Harp
В голове Кенмы завертелся водоворот из суждений. Все это было чертовски странным. Но ему хотелось и дальше погружаться в эти непредубеждённые чувства. Поднявшийся ветер трепал футболку и волосы из-под кепки, заигрывал с листьями и травой, приносил с собой сырую прохладу – где-то вдалеке уже во всю лило. Гром рокотал над их головами, давая понять, что они не успеют дойти до дома. Незатейливо Дикий расспрашивал Кенму о книжках, о любимых героях со страниц, о тв-шоу, каких-то музыкантах. Но у Кенмы таковых не было. А затем он вспомнил о его бабушке. – Так тебе влетело от бабки? – Мне не десять, чтобы меня порола какая-то старуха. – О, эта старуха твоя родная бабушка. У нее сейчас сердечный приступ не случится? – в своей манере заговаривал Куроо. – Ха. Сердечные приступы ей не страшны. Поверь, она сможет пережить нас всех, – пробубнил Кенма. Он наслаждался этим моментом, когда с Диким можно было говорить на равных и о чем угодно. Поправив кепку, Кенма спросил: – Парни, которых мы видели с Акааши… Ты бил их? Они тоже твои шестерки? Бриолинщик остановился и сообщил с ухмылкой: – Я не всякого подпускаю к себе. И не всякий достоин получить от меня в рожу, – он пошел дальше. Дикий шутил. От слов прям несло сарказмом. Кенма даже подумать не успел, с чего такой вопрос вообще возник в голове. Но хотелось больше говорить с ним. – А сам ты читал «Грозовой перевал»? – Нет. Мне нравилось слушать, как читает мать. – Чем тебе так понравилась история? – Не знаю. В ней есть что-то пугающее и реально-неизбежное. Чего не встретишь в обычных книгах, – сломив веточку, Дикий обошел трухлявый гниющий пень – еду для короедов и домик для прочих насекомых. – Ты читаешь не обычные книги, а фантастику, – Кенма повторил движение за ним. С веток вспорхнули птицы. – Больше не читаю. Осталась только твоя рукопись. Хочу узнать, чем все закончится. – Ты в самом деле думаешь, что она того стоит? – Ага. Она кайфовая. Кенму заклинило. Что происходит? На лицо попали прохладные дождевые капли сквозь верхушки деревьев. – Да что с тобой не так? Дикий обернулся через плечо, но не остановился. – Что? – Что? И дня не проходило без твоих оскорблений в мой адрес. Ты дубасил меня, клялся, что убьешь, постоянно унижал. А теперь заявляешь мне, что моя рукопись вроде ничего и… Над головой знатно громыхнуло. Дождь усилился. Они прибавили шагу, выходя на глинистую дорогу, рдяного цвета, которая уходила вверх, к железнодорожному мостку высотой не более трех метров. – Тебе нравится, когда тебя унижают? – Чего? Нет! Просто, я иногда тебя не понимаю. – Не бери в голову. Не всегда же мне быть говнюком. В хмуром небе сверкнуло. Кенма от этого аж подпрыгнул. Он слышал, как издали стеной надвигался ливень, и буквально через пару минут на них залило как из ведра. Они бежали со всех ног по дороге к тоннелю-арке, выложенной из кирпича, тот был покрыт темно-изумрудным мхом, с торчащими травинками и ростками. В мелких расщелинах сидели улитки и копошащиеся мокрицы. Единственное ближайшее укрытие от молнии и ливняка. Кенма пока добежал – вымок насквозь, футболка липла к телу, точно жвачка. Волосы висели сосульками. Он снял сырую кепку и очки с лица, чтобы вытереть с них размазанные дождевые капли. Перед глазами все тут же помутнело: очертания расплывались. – Вот же дерьмо, – выругался грязер. – Вот-вот. Еще поперся за тобой. – Делай вид, что моя компания тебе отвратительна. – Я не говорил такого. Оба умолкли, будто чего-то застеснялись. В туннеле стояло гудящее шипение от обложного ливня. Кенма надел обратно очки, так стало получше. Четкость вернулась картинке. Стоящий напротив Дикий решил закурить. Щелкнул зажигалкой, вдохнул и выдохнул через ноздри сизое облако дыма. Запахло терпким табаком и сырой грязью. Капли стукали по кирпичам, булькали в лужицах, цокали по металлической ограде наверху моста. Кенме казалось, будто лишь они остались в Олдхиллз с Диким. Примерно так же он себя чувствовал в тот летний жаркий день и недавнюю ночь. – Не знал, что у Кагеямы отчим. – Почему тебя это удивляет? – Не удивляет. Скорее не укладывается в голове, ну, знаешь, проповеди и бунтари… Две разные вещи. Отчим тащит его против воли, а тот в свою очередь скрывает этот факт, ха. – Бинго. Парадокс, правда? Бунтарь, который вынужден притворяться тем, кем он не является. – А как твой отец относится к тому, что ты бриолинщик? Тот задержал дым во рту, оглядел с ног до головы Кенму. Выдохнул. – Ему на меня насрать большую часть времени. Кенма забылся, втыкаясь взглядом в Дикого. – Чего таращишься? – встряхнул словом грязер. – Ничего. – Не верится, что я могу быть нормальным? – Верится. – Ты как-то осуждающе смотришь. Меня это начинает раздражать. – Ну так вломи мне, – ни с чего выпалил Кенма. Дикий поразился такому ответу. Выждал паузу и продолжил говорить: – А если я сделаю что-то другое. Что-то очень плохое. – Плохое? – Ага. Настолько ужасное, что ты будешь ненавидеть меня, – Дикий выдохнул остатки дыма и бросил под ноги сигарету, а затем подошел к Кенме, глядя тому в лицо. – Хочешь сделать меня уродом и постричь налысо за то, что разворошил твое осиное гнездо? – Кенма чуть попятился, надеясь на отступление, но обнаружил что пятки уже вплотную врезались в кирпичную стену. – Хуже. – Ха… Так это ты убийца? – А похож? – спросил тихо Куроо, и взгляд его стал отчаянным. «Что ты такое говоришь?» – Лучше скажи мне, что я не ошибаюсь, и в рукописи были описаны твои собственные чувства в момент поцелуя, – еле слышно произнес Куроо. У Кенмы сердце ухнуло куда-то вниз. Почему он спрашивает это… Почему Куроо неумышленно заставляет его стыдиться ответа. Это ведь он все затеял тогда. Дождь оглушительно шипел по сторонам тоннеля. Казалось, что он слетел с катушек. Кенма сомкнул зубы, слова едва ли могли выбраться из его горла, как бы сильно он того не хотел. Он неотрывно смотрел в темнеющие глаза Куроо, в них разливалось нечто тоскливое и нерешительное, словно он хотел ему что-то сказать, нет, закричать, да так громко, чтобы этот крик утонул в дожде. Ни ярость и ни злость. Кенме это было знакомым и чужим одновременно. Потом он посмотрел себе под ноги, на испачканные грязью кеды. Куроо прав, и из-за него приходилось все время думать об этом. Блеснула молния и покатился рычащий гром, застревая где-то в груди. Тело вдруг пронзила волнующая дрожь, когда к нему наклонился Куроо. Затем почувствовал, как ему на плечо опустилась теплая рука, и как он тронул его лицо, ловким движением забрасывая очки на лоб. Времени оставалось на один лишь глубокий вдох, Кенма от волнения выронил из рук кепку. Сердце билось так сильно, что Куроо непременно должен был услышать это. Дистанция между ними сократилась до предела в мгновение. Приподняв голову, Кенма закрыл глаза, вкушая горькие и влажные губы, меж которых скользнула холодная капелька, слетевшая с волос Куроо. Следом он почувствовал горячий язык у себя во рту, горечь стала невыносимой. Тогда Кенма положил руки на грудь, сжимая в пальцах вырез мокрой футболки. Куроо целовал его с безнадежным желанием, неосторожно и не невинно. Он будто бы знал, на что идет и что делает. А Кенма еле дышал, цеплялся за него, боясь быть преданным своими некрепкими, в данный момент, ногами. Целовался неумело и много торопился, и Куроо это прерывал, всякий раз кусая то его язык, то распухшие губы, будто хотел насладиться тягучим прикосновением. В висках бахала кровь и оголтелый шум дождя, все тело Кенмы объяло незнакомое ощущение, точно его бросили на горящие угли. Это было не как в кино. И не как в книгах. Сокрытые от всего города и целого мира кубовыми тучами и занавесью из разгулявшегося дождя – они целовались так, словно завтрашнее солнце не поднимется из-за горизонта, а день не настанет. Кенма не думал ни о чем другом, кроме как об этом немом крике, который Куроо топил в его губах все это время. Так каким в итоге символом была гроза, что так неумолимо надвигалась на них? Ночью того же дня Кенма вспоминал тоннель и улиток, крошечные ярко-зеленые росточки, вырастающие из кирпичной кладки, тлеющую сигарету в губах Куроо. Губы Куроо. Бледно-персиковые, горькие и влажные. Смешанные запахи в тоннеле: сырая прохлада, смоченная зелень, намокшая глина и пыль. Пахло кремом для бритья (неизменно), потом, и еще присутствовал какой-то сладковатый коньячный аромат, так обычно пахли самые дешевые дезодоранты. Когда дождь закончился, они пошли в ближайшую закусочную с промокшими ногами и навернули жареной картошки с сэндвичами. Дикий еще тогда посмеялся, сказав, что деньги, которые Кенма ему не отдал, удачно пригодились. У магазина с выпечкой их пути разошлись, будто ничего и не было. И вот, Кенма вернулся домой, не зная куда себя деть. Поначалу он послушал плеер – не помогло. Вымыл посуду – не помогло. Почитал газету – не запомнил ни слова. Взял попавшуюся под руки книгу, открыл, полистал. Закрыл. И лежал до глубокой ночи, таращась в потолок. А перед тем, как провалиться в сон, к нему закралась тревожащая все нутро мысль. И только он о ней подумал, как уснул. И мысль эта была: «Он мне нравится».План A, B, C – тоже витамины
Trent Reznor & Atticus Ross – Further Along
Кенма потел. Больше от волнения, чем от уличной температуры. Мандраж можно было списать на ситуацию с планом, но он-то знал. Его трясло так оттого, что Дикий с ним говорил, как ни в чем не бывало, а Кенма охотно поддерживал диалог. Болтать, лишь бы не вспоминать, что произошло на днях. Лишь бы не подавать никакого вида, что с ним что-то не так. Бокуто что-то переклеивал на доске. Набрасывал новые статьи. Акааши подавал ему клеи и листки. Последнее тело, найденное в прошлом месяце принадлежало тринадцатилетней ученице загородной школы. Вскрытие показало, что у жертвы не хватало внутренних органов – единственная информация, которую вывели из тени, настолько длинной, что Кенма даже не представлял себе масштаб всего ужаса. Федералы мотались туда-сюда, Олдхиллз посетило несколько внештатных репортеров. Знали бы вы, какой трагедией для Бокуто стала невозможность дать им интервью. Душу и тело Супервосемь спасла коробка шоколадно-орехового печенья, которую принес Акааши. – Так, ну с картой все понятно. Красные точки – это метки, куда мы отправимся вести наблюдение. Возьмем велики и будем патрулировать окраины, – Супервосемь почесал затылок, какая-то полоска от бумаги приклеилась ему на волосы. – У меня нет велосипеда, – оповестил робко Кенма. – На багажник сядешь. – Ладно… Кенма пересекся взглядами с Диким. И они одновременно заговорили: – На чей багажник? И сразу скорчили недовольные лица, наверняка вспоминая про себя примету: идиоты мыслят одинаково. – На моем велике его нет, – сказал Кагеяма, встряхнув руками. – Хотя, постойте. А если взять тачку? Мальчишки уставились, заинтересованные идеей. – А не сильно заметно будет? – староста присел на стул у доски. – Для кого? Копов? Они мне ничего не сделают, у меня права есть. – Как же мустанг… – Мы даже не знаем, кого из нас он видел, – прервал их Кенма, – на улице было темно, но не настолько, чтобы не запомнить нас. Дикий хмыкнул. – Что? – Напоминает случай из лагеря. – Ага, твоя паранойя нас чуть не рассорила, – пробурчал Супервосемь. – Я бы тебя точно грохнул, скажи ты мне о пленке позже. Кенма отвлекся от беседы (хрен с велосипедами) и взглянул на доску. Нечто внутри него боролось со здравым смыслом. Что-то внутреннее не хотело вмешиваться во все эти дела, точно инстинкт самосохранения издали бил тревогу. Но как тогда они помогут Хинате? Парень отдал половину школьной жизни бегу, а потом его сбивает какой-то мудила и скрывается с места аварии. А они всем врут, прекрасно зная, что не надо было так делать. «Дикий сказал, что никто из ребят машину не видел. А где еще в городе ее можно заметить?» – Вы не проверили одно место, – Кенма встал с дивана и приблизился к доске. – Подожди-подожди. Мы целенаправленно не обыскивали Олдхиллз. Тут столько дыр, жопных и не очень… – Что за место? – не сдержался староста. – Свалка. Разве у нее не дурной авторитет? Супервосемь крякнул, затем вскрыл банку лимонада с апельсиновым вкусом, пена чуть не пошла верхом: – Смотря кто судит. – Блин, о чем ты? – Для одних свалка способ подзаработать, для других что-то спрятать. Частная территория, все дела… Это же Олдхиллз! Тут всякое дерьмо случается. Держи это у себя в голове. – Понятно. Но включи ее в список на карте. Староста подал Супервосемь красный фломастер. Тот обвел точку на нарисованной карте. – За городом искать будем? – задал вопрос Дикий. – Угу. Проедем по фермам, съездим к зерновым амбарам, спросим у местных, может, кто видел. – Собираемся завтра у железнодорожного моста, как идти на тарзанку, – оповестил всех Дикий, забрасывая на плечо джинсовую куртку. – Деньги с собой возьмите на случай, – рявкнул Кагеяма. Супервосемь посмотрел на того и еле слышно хихикнул. – Ты еще раз прости за разбитую фигурку Иисуса. – Толстый, замяли!Это похоже на короткометражку
Foreign Forest – I'll Come Home
Ехать в никуда, в остывающих лучах закатного солнца вдоль августовских полей, под крики воронья, кружащего над колосьями. Кенма чувствовал в груди зарождение новых эмоций и чувств, словно ребенок, который понемногу познает жизнь и поражается своим собственным открытиям. Багажник велосипеда тихонько поскрипывает, рядом на седле бриолинщик по кличке Дикий, его красная футболка треплется от порывов теплого ветра. Позади звенит звонок на чужом велосипеде. Акааши, Бокуто, Кагеяма крутят педали почти одновременно. Кенма нисколько не жалеет об отсутствии велосипеда. Сейчас его везет Куроо. Про таких как он говорят: свежая кровь, свободные руки, рабочая сила. Но Кенма так не считает. За дни поиска черного мустанга он будто бы погряз в «новом» Куроо. У него, как и у всех остальных мальчишек есть характер, принципы, и как бы смешно и по-девичьи романтизированно не звучало – чувства. Это все тот же самый Куроо, грязер из неблагополучного района, гордец и задира, но с ним он другой. Кенма таких еще не встречал. И чем больше он о нем думал, тем больше понимал, что и с ним что-то не так. Каждый вечер был один и тот же не докучающий вид. Загородная местность, пустыри, тягучие товарники, что сигналят, если им махнуть рукой, бледно-розовое высокое небо, велосипедные звонки, песни Бокуто. Мальчишеский смех, покашливание от сигаретного дыма, щелчки зажигалок, лопающиеся банки из-под пива или газировки. Броски камешками по бутылкам, стрельба из рогаток, пляски на трубах у водоемов. Кенма впитывал в себя последние летние дни, словно губка. Как будто чувствовал, что именно это лето в Олдхиллз последнее для него (возможно, для всех них). Кенма помахал в камеру Супервосемь. – Хэй-хэй, что там у тебя? – спросил его юный «режиссер». – А, это… сигарета, – ответил Кенма, уже не удивляясь своим внутренним переменам. – Куроо дал? – Да. – Затянешься разок? – Супервосемь поднялся по холму, приблизившись к Кенме. – Хм, на камеру? – Обещаю не показывать твоим близким и родным, ха-ха. Кенма посмотрел в объектив, не замечая, как на его лице зажулила улыбка. – Да фиг с ними. Я сейчас от них так далеко, что они даже обо мне и не вспоминают, – прислонив тлеющую сигарету к губам, Кенма глубоко втянул в себя дым, ощущая легкое головокружение. До этого выкуренный косяк по кругу придал ему уверенности в себе. – А ты быстро учишься. – Кх… Кха, на самом деле я не курю. Но, думаю, автор какой-нибудь книги, написал, как в этот момент главный герой достает из кармана пачку «Лаки Страйк». Подходящая атмосфера, – Кенма имел в виду вид, открывавшийся с зеленого травянистого холма. Вдалеке зажигались огни Олдхиллз. Город готовился к ночи. – Очкарик, черт возьми, поздравляю. Ты уже не дохаешь как астматик, – сзади заговорил Дикий. – Натаскиваешь его быть крутым парнем? – Официально? – Домашний архив, – поспешил заверить его Супервосемь, наводя объектив своей механической любимицы. – Ха, Очкарик вряд ли сойдет за говнюка, – присел на траву Дикий. – Так что там с литературным героем? Кенма посмотрел на него уставшим и расслабленным взглядом. – Что бы ты написал в своей книге, окажись герой на этом месте? Вот прямо сейчас, в данную минуту. Пропустив мгновения тишины, Дикий отвернулся от камеры и устремил свой взгляд в даль: – Я бы написал, как сильно он хочет свалить из этого места. Навсегда покинуть Олдхиллз. Ведь все плюсы этого города заключаются в красивых пейзажах. Фальшивая обертка. – Парни-парни, поболтайте еще о чем-нибудь, это тянет на короткометражку, – решил уговорить их Супервосемь, сменив ракурс съемки. – Знаешь, если выжимать из себя неискренние эмоции, то зритель не поверит происходящему. Так ведь? – высказался Дикий. – С каких пор ты стал знатоком кино? – С тех самых, когда подружился с тобой. – Чувак! Кенма облизал собственные губы. Во рту горчило от сигареты. Интересно, если он поцелует кого-нибудь (Куроо), то каково ему будет? Так же, как и ему самому? Черт возьми, о чем он только думает. Было так просто целовать Дикого в тоннеле. И как трудно было теперь принять это. Кенма посмотрел под склон, где валялись их велосипеды. Акааши поднял один из них и выкатил на дорогу. Время ехать домой. По дороге в город Кенма рассказывает по просьбе Бокуто и Акааши историю, буквально сочиненную на ходу. Одна затяжка травы – а такие сбалансированные эмоции. Потрясающе. История повествовала о мальчике, который заблудился в лесу. А его преследователем оказался монстр из норы, чей покой он ненароком потревожил. В конце мальчик так и не смог выбраться из леса. – Не хочется, чтобы лето заканчивалось, – вдруг подает голос Кагеяма. – Правда-а-а. – Зато в какой раз нас объединяет лето, – смеется Бокуто, обгоняя велик Кагеямы. – Местным преппи-боям это очень не понравится, я полагаю? – осведомляется Акааши, нагоняя остальных. – Ты прав. О, а давайте поклянемся, что дурацкие ярлыки нас не испортят. – Поклянемся? Мы что, в начальной школе? – скептически отзывается Дикий, отпуская тормоз. – Нет. Но если тебе не нравится такая формулировка, то подберем другую. – Как насчет коалиции? – быстро соображает Кенма. – Коалиция? Звучит солидно. – Ой, да он ведь даже не знает что это! – Кагеяма фыркает. – Знаю. – Коалиция неудачников, – торопится Бокуто. – Кто тут неудачник? Я – грязер, гроза мажоров. Меня крышуют выпускники, а когда их не станет – мне придется занять их место. – А если не придется? – бубнит Кенма в самую спину Дикому. Но Дикий так и не отвечает. Так есть ли у него выбор?.. Остаток дороги они обсуждают какой-то порнушный момент из недавнего ужастика. Господи, ну почему это всегда так глупо звучит, когда парни начинают перетирать что-то о пенисах и сиськах, причем еще так неестественно! Дикий высаживает Кенму у закусочной «Дяди Джо». Напоследок кивает ему, в знак прощания, и добавляет ко всему прочему: – Пиши. Я хочу послушать продолжение. Неподалеку кружит на велике Бокуто. Он подгоняет друга, крича на всю улицу, как сильно он натер себе ляжки. – Но… я еще не успел набросать синопсис следующей главы, – Кенму в порядке вещей злит нескромность Дикого. – Придумай. У тебя это здорово выходит. Вместо финальной хамской усмешки в лицо, Дикий дотрагивается легонько до плеча Кенмы, еле уловимым движением опуская крохотный обрывок бумажки в нагрудный карман футболки, и на мгновение задерживается на нем странным взглядом, словно борется с каким-то внутренним порывом. А потом разворачивает руль и давит на педаль, уезжая вниз по улице вместе с Бокуто. «У меня здорово выходит» Могло быть так, что Куроо от него ждал чего-то особенного? Кенма забирается в карманчик, вытягивая оттуда смятый клочок, пропахший табаком. На бумажке нацарапанный домашний телефонный номер Куроо. «А-а-а?» С неспокойными мыслями Кенма отправляется к себе домой.***
Почтальонка собрана. Школьные книги лежали на столе кривой небрежной стопкой – показатель, что он, как и многие другие, не хочет идти в школу. Кенма сорвал очередной листок перекидного календаря, с мыслью, что за лето многое поменялось. Он изменился. Странно, но даже сам Шоё окольными путями намекнул об этом. Так что же в нем изменилось? Он стал писать лучше тексты? Или нечто большее, внутреннее? Глядя на себя в зеркало Кенма не наблюдал никаких выявленных изменений. Разве что лицо подзагорело за лето. Все те же нелепые толстенные очки сидели на переносице, осточертевшие мелкие прыщики в области лба и висков, сутулость и раздутая самоирония. Вот с таким чемоданом он отправится в последние классы школы. А, да, и прихватит друга, который кое-как ковыляет на костылях. По телефону на кухне говорила Ханна. В ее комнате наверху беспрерывно работал вентилятор, хотя бешеная жара уже спала. Вскоре начнется либо период дождей, либо бабье лето. Что-то одно из двух. Мысль о дожде притянула внимание к рукописи, таящейся в двойном дне верхнего ящика письменного столика. Когда бабушка уйдет в банк, он наберет номер с бумажки и встретится с Диким. Мнение грязера стало таким весомым для Кенмы, что он уже этого и не замечал. В четвертом часу дня, он остался дома один. Попрощавшись с бабушкой, Кенма стрелой помчался на кухню, но стоило ему увидеть телефон, висящий на стене, как его парализовал ребяческий страх. Что? Стеснение? «Брось. Это всего лишь рукопись совместного написания» Разве? Руки моментально вспотели. Он резко вздернул трубку, нажал кнопки и дождался гудка. Ведь Дикий сам хотел, чтобы ему позвонил Кенма, да? Иначе для чего он подложил ему записку в нагрудный карман? На том конце провода что-то потрещало. – Да? Раздался незнакомый голос. Не произнеся ни слова, Кенма в панике бросил трубку. Посмотрел еще раз на бумажку, засунул обратно в карман домашних штанов и ушел наверх. И больше не звонил. «Привет, ага, это я. Как дела? Ты занят? Слушай, подскажи, где тебя найти?» – проигрывал в голове Кенма несколько дней подряд. Ей-богу как младшеклассница. – «Как дела? Что за ересь. Я не спрашиваю у него про дела, идиот. Надо сразу начать с рукописи. Вот так: привет, это я. Ага. Дописал главу. Мы можем увидеться?» О боже, еще хуже. Один кромешный стыд. Грязеры забивают стрелки, а не встречаются. А как сказать об этом Куроо? Недовольный собой Кенма отправился в школу. В тот день накрапывал мягкий дождик, однако дождевик он так и не надел. Вырос, видимо.***
По улице, которая уходила вниз, ему встретилось трое стервятников – из банды Дикого: Яку, Рю и Дайшо. Они ехали на скейтах и заводили какую-то бранную кричалку (где-то это уже было). Кенма было решил прыгнуть в кусты, но память о том, что он «приближенный» Дикого – отрезвила его в секунды. Те, походу, собрались пропустить первое занятие. – Йоу, малец, в школу торопишься? – крикнул Рю. – А… вы нет? – У нас особый случай. Слышал, что происходит? – Нет, а что? – мотнул головой Кенма. Его окружили бриолинщики. Скейты дребезжали по мокрому асфальту. – Щеголи устроили отлов всех, кто прислуживает грязерам. – Ну… и пускай. – Ты один из них. У Кенмы чуть не полыхнуло. Не новость, согласен. – Они не догадаются. Скажи, а Дикий сегодня будет в школе? – спросил он, еле выдерживая на себе не одобряющий взгляд Дайшо. – Толстяк позвал его куда-то. Дела делать. И если увидишь Тетсуро, скажи, что мы видели мустанг. Бывай. Кенму как громом поразило. – Где именно вы видели мустанг? – бросил он вдогонку, но бриолинщики не думали возвращаться. Он не знал, что его больше поразило. То, что все решили дружно прогулять первые учебные дни, или же замеченный мустанг. Кенма ускорил шаг до школы. Он был обязан найти Дикого.