О, величайший гендер или Не делай зла другому

      Неизвестно, то ли из-за съеденного за ужином всего лишь одного-единственного онигири с лососем, то ли из-за того, что за приготовлением домашних заданий пришлось просидеть допоздна, то ли из-за чтения скучного и заумного философского романа, то ли ещё по какой-то неизвестной никому причине, младший сын главы рода Мияномори смог заснуть той ночью только под утро и сны ему, надо сказать, снились премерзкие. Как если бы его вдруг подхватили чьи-то огромные невидимые руки, вытащили из родной кровати и куда-то потащили сквозь тьму и клубящийся вокруг парня странный, розовато-сиреневый туман, отчего-то пахнущий как сорванные тёплым весенним ветерком лепестки отцветающей сакуры. И нет ни сил, ни возможности вырваться из этих поистине дьявольских объятий, и только и остаётся, что бессильно наблюдать за происходящим, ощущая себя чем-то вроде беспомощной марионетки, оказавшейся в жестоких руках демонического кукловода…       Что и говорить, это был довольно жуткий сон, неприятный вдвойне из-за того, что Масаши привык всегда держать всё под своим контролем, хоть наяву, хоть даже и во сне, а теперь же он ощущал себя совершенно беспомощным, как если бы был игрушкой в чьих-то руках, что уже само по себе было для него крайне омерзительным. Но ещё более неприятным было его пробуждение утром, ещё до рассвета.       Открыв глаза, младший из братьев долго не мог сообразить, где он оказался и что вообще происходит. Он находился в каком-то помещении и помещение это было так же похоже на его комнату, как день бывает похожим на ночь. Парень с изумлением принялся оглядываться по сторонам, не понимая, как он вообще мог очутиться в этой скромно, если не сказать бедно обставленной комнатке, тогда как он точно помнил, что накануне заснул в своей собственной постели. Теперь же парень лежал не на своей роскошной кровати с пуховой периной и тёплым мягким одеялом, а на каком-то топчане, узком и неудобном, а сбившаяся в комки набивка старенького матраса немилосердно впивалась подобно жёстким камням в его филейную часть. Из щелей в окнах немилосердно задувал ветер, ещё холодный, несмотря на то, что шла уже третья декада апреля, да и камина в комнате не имелось, причём, судя по всему, по очень простой причине: он бы там просто не поместился. Была правда, небольшая жаровня, но сейчас она совсем уже остыла, да и не могла бы она прогреть воздух во всей комнате. Поэтому не удивительно, что от холода младшего из блистательной семейки сейчас трясло, как в лихорадке, а его зубы выбивали весёлую дробь.       — П-проклятье… — Выругавшись, Масаши сел на постели и почесал зудевшее место на шее, куда, похоже, ночью его укусило какое-то мерзкое насекомое, а, может быть, даже и какой-нибудь ядовитый паук: вон ведь, как вся шея чешется, да и шишка на месте укуса вздулась приличная. — И какого чёрта я делаю тут, в этой убогой комнатёнке?! Как я мог тут оказаться? Это что — чья-то идиотская шуточка?! Ну, точно… Должно быть, Хироши или Шигеру решили надо мной так подшутить. Ну и чёрт с ними… Я разберусь с этим немного позже. А пока, нужно выбираться отсюда. Кстати, интересно, где это я нахожусь? Ещё дома или эти два идиота меня ночью на машине куда-то завезли и бросили в чужом заброшенном доме или даже где-нибудь в сарае?       Впрочем, выбравшись в коридор, парень с облегчением понял, что находится он по-прежнему в своём родном особняке. А комната, куда его оттащили ночью, по всей видимости принадлежала кому-то из слуг. Во всяком случае, находился-то он сейчас именно в доме для прислуги. Ну, что же, уже легче…       Мысленно дав себе клятвенное обещание при первом же удобном случае разобраться по-своему с этими гадкими шутниками, Масаши поспешил покинуть пристройку, отведённую под квартиры для слуг и вернуться в свою комнату. Но по дороге, вспомнив кое о чём очень важном, парень решил заглянуть ещё в одно место. Да-да, в то самое, куда даже сам император пешком ходит, а именно, в туалет типа сортира.       И вот тут-то его ждало новое, и притом ещё куда более неприятное открытие, нежели пробуждение в комнате для прислуги. И даже укус паука или другой какой-то ползающей гадости мерк по сравнению с тем, что предстояло обнаружить нашему герою, которого и героем-то, впрочем, назвать можно только с большой натяжкой. Впрочем, судите сами.       Привычным движением расстегнув штаны и при этом стоя перед унитазом, парень уже совсем было собрался облегчиться, как вдруг оказалось, что как раз этого-то он как раз и не может сделать. Вернее, может, но не тем, привычным ему способом, а исключительно сидя, как девушка.       — Ч-чего?!       Масаши в изумлении посмотрел вниз, туда, где у него должно было бы быть кое-что очень важное… можно сказать, самое важное для любого мужчины… и чего сейчас там попросту не было… Не было совсем, от слова «никак». Парень даже засунул туда руку и пару раз провёл по тому месту, где некогда находилось то, что являлось пусть даже и косвенным признаком его мужественности, чтобы убедиться в том, что зрение его не обманывает и не играет с ним недобрую шутку. Но и ощупывание низа живота и промежности не привело ни к каким результатам. Причиндалы бесследно исчезли, как если бы их никогда и не было, вернее, не совсем, чтобы исчезли, а приняли вид того, что романтически настроенные писатели пошленьких романов так любят называть «пещеркой сладострастия». И, более того: взглянув на свой торс, парень в удивлении заметил, что у него взамен бесследно исчезнувших «нефритового стержня» и «фаберже» появилось кое-что другое, а именно бюстик размера так второго, ну, может даже и второго с половиной, не слишком пышный, правда, но вполне себе отчётливо выделяющийся под его ночной рубашкой.       Кстати, ночная рубашка… Младший сын… или, может быть, уже следует говорить, дочь главы клана Мияномори, с удивлением увидел(а), что на нём(ней) сейчас надета ночная рубашка из грубой фланели, а совсем не та, привычная — из мягчайшего нежного шёлка, в оборочках и кружавчиках.       И вот тут-то бывшему парню, а отныне девушке стало по-настоящему жутко. Опустившись на унитаз, он(а) издал(а) вопль, сделавший бы честь любой баньши. Вопль этот был пронизан отчаянием и безысходностью, а по своей громкости он мог бы сравниться разве что с пароходной сиреной.       И надо заметить, что крик этот возымел незамедлительное действие. В коридоре послышалось громкое хлопанье дверями, а затем — возмущённые голоса обитателей особняка, разбуженных столь неделикатным образом.       — Чёрт, что это ещё такое? — Не найдя спросонья на прикроватном столике свои очки, Тадаши, подслеповато щурясь, вглядывался в полусумрак коридора, озаряемого лишь льющимся в окна тусклым светом уже начавших гаснуть на небосводе звёзд и луны.       — Вроде бы, кто-то кричал… — Сусуму подошёл к окну и выглянул во двор. В руке он сжимал пистолет, прихваченный просто так, на всякий случай.       — О, Боги, в этом доме разве можно ах-хаа-ааа… спокойно выспа-аться?! — Шигеру, зевая, в отчаянии возвёл очи горе, на его лице отображалась вселенская скорбь по поводу так несвоевременно прерванного сна.       — Готов тысячу йен поставить на то, что это снова Хироши что-то натворил! — Исами, гневно хмурясь, стоял посреди коридора, кутаясь в наспех наброшенный поверх ночной юкаты хаори. — Когда-нибудь, когда меня назначат главой семьи, я этого паршивца с его чёртовыми экспериментами точно из дома вышвырну! Пусть катится в студенческое общежитие и проводит свои идиотские опыты там, а не здесь, не в этом доме!       — А почему чуть что — так сразу я во всём виноват? — обиженно насупившись, протянул Хироши, который, сонно жмурясь и прижимая к себе подушку, стоял сейчас в пижаме и босиком на пороге своей комнаты. — Я, если хотите знать, тоже сейчас спал. И меня этот вопль тоже разбудил, если что.       — Та-ак… — Подвёл итог Исами. — Получается, что все вы тут не при чём. Но кто-то же всех перебудил этим чёртовым воплем, правильно? И орали не на той половине, где живут слуги, а здесь. Значит, это сделал кто-то из нас семерых. А кого мы тут не видим? Пра-авильно: Мамору и… Хикару. Отсюда вывод: орал кто-то из них, однозначно. И когда я выясню, кого это из них двоих надрало выть, как пожарная сирена в четыре… в пять… или во сколько там сейчас часов утра, то этому «кому-то» можно будет только посочувствовать!..       История умалчивает, чем в это время занимался Мамору, хотя, скорее всего, он где-то шлялся в костюме а-ля ниндзя по своим тёмным делишкам вдали от особняка или же, закрывшись у себя в комнате, писал очередной идиотский романчик о любви знатного господина и горничной, разумеется, частично позаимствованный из жизни, но в то же время и снабжённый такими «милыми» подробностями, которые только в горячечном бреду или же в пьяном угаре можно было бы придумать. Но как бы там ни было, с ним сейчас всё было если и не в полном порядке, то, как минимум, вполне сносно. А вот Масаши и вправду можно было сейчас только посочувствовать. Потому что в это время он чувствовал себя так паршиво, как, пожалуй, никогда в жизни. На душе у него… или всё-таки, у неё, скребли не то что кошки, а огромные, злющие тигры, львы и леопарды, терзая своими невидимыми когтями и без того истерзанную душу несчастного страдальца, ну или же страдалицы. Сидя на холодном сиденье унитаза, парень… который, если судить по некоторым признакам парнем уже более не являлся, заливался сейчас горькими слезами и просто не знал, как ему вообще теперь жить дальше. Ясно было, что отныне он не только не имеет право считаться одним из наследников своего отца, но и вообще самоё его право на проживание в особняке Мияномори можем быть поставлено под сомнение. Гэньитиро никогда в жизни не признал бы сына, вдруг, как по мановению волшебной палочки, превратившегося в дочь, за своё чадо, а потому, в лучшем случае беднягу ждало бы изгнание из родного дома, а в худшем — полицейский участок, куда его… или, вернее, уже её, отправили бы как злоумышленницу, которая проникла в особняк явно с недобрыми намерениями. Что и говорить, тут было отчего прийти в отчаяние…       *****       Но не только младшенького из сыновей Гэньитиро ожидало в то утро странное пробуждение.       Проснувшись как всегда, ещё до рассвета, Хару не сразу сообразила, где она находится. Привычная для девушки небольшая комнатушка с потрескавшейся на стенах побелкой вдруг отчего-то превратилась в просторную комнату со светло-золотистыми, почти кремового оттенка обоями из плотной шёлковой ткани и с панелями из тёмного орехового дерева. А немудрёная обстановка, состоявшая из грубо сколоченной узкой кровати с продавленным и сбившимся в комки матрасом, старенького комода и не менее старого письменного стола, вдруг превратилась в дорогой и изысканный мебельный гарнитур. Впрочем, нельзя сказать, чтобы обстановка показалась девушке совсем уж незнакомой. Ещё раз, более внимательно приглядевшись, Хару сообразила, что она сейчас находится в комнате младшего из своих господ, вернее даже не просто находится в его комнате, но и лежит в его постели. И хорошо ещё, что одна, а не с хозяином комнаты. Хару вообще с трудом представляла себе, что она стала бы делать в подобном случае, впрочем, из-за некоей наивности она и саму картину подобного пробуждения представила бы себе исключительно как нечто невероятно милое и романтичное, и, конечно же, и она сама, и её партнёр, были бы полностью одеты… И ночью между ними не было бы ничего… кроме разве что задушевных разговоров и пары поцелуев в щёчку. Хотя, следует так же признать, что даже при всём своём воображении и при этом собрав в кулак всю свою отвагу, Асаги никогда не смогла бы представить себя в одной постели с Масаши. Уж скорее она предпочла бы там оказаться с самим дьяволом, но не с ним, не с тем, кто изо всех сил старался превратить её жизнь в кошмар наяву… Впрочем, не будем отвлекаться, вернёмся к нашему повествованию…       — Ну и дела… — Девушка села на кровати и встряхнула головой… Надо же, какое странное ощущение: она сейчас не чувствовала привычного веса своих длинных волос… как если бы их и не было, зато почему-то оказавшиеся на девушке мужские пижамные штаны немного жали ей спереди. Да и голос у Хару вроде бы изменился, стал несколько ниже и даже грубее… — Почему это я проснулась в комнате господина Масаши и к тому же в его постели? Это… это что, он сам меня сюда притащил ночью, что ли?! Но зачем? Для чего бы это ему было нужно?.. А, поняла! — Хару даже хлопнула себя по лбу рукой. — Это же он надо мной так подшутил, вернее, даже не пошутил, а поиздевался! Ну и ладно… У них, у господ всё шуточки да издёвки на уме, а мне нужно поспешить, если я не хочу опоздать к раздаче поручений и получить нагоняй от Хитоми-сан…       С этими словами она спустилась с кровати и направилась к двери, как вдруг… Дикий, поистине нечеловеческий вопль прорезал тишину до сих пор мирно спавшего особняка.       — Ой… — Хару даже присела от этого вопля, больно резанувшего её слух, зажав уши руками и крепко зажмурившись при этом. — Кто-то так кричит, ну так кричит… наверное, с ним что-то случилось?       Девушка случайно провела рукой по своей голове, поправляя чёлку, упавшую ей на глаза и…       — Нет… Этого просто не может быть!!! Господин Масаши… Он же не мог…       Хару подцепила пальцами прядь заметно укоротившихся за одну ночь волос и принялась в ужасе разглядывать её. Если раньше волосы девушки были в распущенном виде длиной ниже талии, то теперь они едва касались края воротника её шёлковой, украшенной оборочками, ночной рубашки, опять же самым непостижимым образом оказавшейся на ней точно так же, как и пижамные штаны из плотного шёлка.       На глазах девушки выступили слёзы.       — Неужели это и вправду господин Масаши ночью мало того, что принёс меня сюда и переодел в свою пижаму, так ещё и отрезал мне волосы? — произнесла она. — Но нет… Даже он… даже он, наверное, не посмел бы этого сделать. И потом, он же не переносит, когда кто-то из слуг, за исключением разве что Хитоми-сан, к нему прикасается, пусть даже и случайно. А сам он скорее бы согласился прикоснуться к дьяволу, чем ко мне или ещё к кому-нибудь из прислуги… И всё же… То что случилось — это всё по крайней мере, странно…       *****       Фея, сидевшая на ветке дерева, росшего прямо под окном комнаты, только вздохнула. Надо же, вроде бы всё она предусмотрела, но кое-какую важную деталь всё-таки упустила.       — Нет, так не пойдёт! — Покачала она головой. — Надо, чтобы она забыла о том, кем была прежде… Пусть думает, что всегда была младшим из братьев и всегда жила в этом доме… Она, но не этот мальчишка. Он-то пускай всё помнит о своей прежней жизни, но ведёт себя при этом так, как если бы он всегда был девушкой из провинциальной небогатой семьи, устроившейся работать служанкой в богатом доме и почитающей это за великое счастье… Это усугубит его наказание и, может быть, до него быстрее дойдёт то, как следует относиться к другим людям… Решено! Да будет так!       И фея взмахнула своей волшебной палочкой…       *****       Между тем на господской половине дома события вдруг приняли совсем другой, ещё куда более неприятный оборот. Сообразив, что заснуть ему сегодня уже не удастся, полковник решил понемногу начинать собираться на службу, но прежде всего ему нужно было заглянуть в туалет и в ванную. И вот тут-то и возникли определённого рода затруднения. Никто же не забыл, что туалетная комната в господских апартаментах была оккупирована младшим из блистательной семейки? Но остальные-то братья этого не могли знать!       Итак, после того, как Исами пообещал по-своему разобраться с тем, кто посмел перебудить всех в доме ни свет ни заря, он, следуя неумолимому зову природы, подошёл к двери туалета и попытался открыть дверь. Но не тут-то было!       Полковник снова дёрнул ручку двери, и опять безуспешно. Наконец, он сообразил, что туалет занят, только вот кем?! Четверо из его братьев стояли рядом с ним, в коридоре, двоих, правда, не было… Отсюда вывод?!       — Мори, Хикару, чёрт бы вас обоих подрал! — заорал полковник так, что люстра, висевшая на потолке в коридоре, угрожающе качнулась пару раз. — Кто из вас, двоих придурков, там заперся и уже час сидит безвылазно? Вы вообще в курсе того, что вы не одни в доме, и что другим тоже туда надо?!       В ответ из-за двери послышались сдавленные рыдания. И как бы ни разозлён был сейчас Исами, но даже он сообразил, что никто из двух его отсутствующих братьев не стал бы заливаться слезами, сидя в туалете: ни Хикару, ни, тем более, Мамору. Более того, полковнику отчего-то даже показалось, что плакала в туалете девушка, а никак не парень. Но… Это было попросту невозможно: ведь в семье Мияномори дочерей не было, да и из родственниц никто сейчас не гостил в поместье, а потому объяснить присутствие неизвестной барышни на их половине дома Исами не смог бы при всём своём желании.       Он обернулся в сторону братьев.       — Вы все это слышали? — произнёс полковник, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не разразиться самыми жуткими ругательствами, которые он только знал. — Там заперлась какая-то идиотка, но кто она такая, чёрт подери, я не только не знаю, но даже и предположить не могу!       — Ну… — Протянул Сусуму. — Можно же спросить у неё, кто она, и что она там делает?       — Если тебе делать нечего — то спрашивай! — Резко развернувшись, Тадаши удалился в свою комнату, предоставив младшим братьям возможность разобраться с внезапно возникшей проблемой… Которую он сам, кстати говоря, считал не стоящей и выеденного яйца.       Шигеру, посмотрев на это дело, также решил покинуть этот театр абсурда. Преувеличенно скорбно вздохнув и громко зевнув, он также скрылся в своей комнате.       — Ой! — Хироши посмотрел в окно, за которым занимался розовато-золотой рассвет, предвещавший солнечный день. — Я же в университет опоздаю! И Хикару до сих пор ещё спит, наверное… Во всяком случае, я его сегодня ещё пока не видел. Ой, нужно его ещё разбудить, а то за опоздание ему тоже в университете может влететь… Ну, всё, вы тут сами разбирайтесь, а я побегу собираться на учёбу!       С этими словами он повернулся и, закрыв дверь, скрылся в своей комнате.       — Так… — Исами с усмешкой покачал головой. — Похоже, все, кроме тебя, Сусуму, меня решили покинуть. Ну и пускай… Мы и вдвоём разберёмся. Уж вытащить из туалета закрывшуюся там девчонку, кем бы она ни была, мы и так сможем…       — Кстати, насчёт той девушки… — Сусуму многозначительно кивнул в сторону двери туалета. — Не знаю, кто она такая, но мне кажется, Иса-нии, что мы должны быть с ней более деликатными. Как мне кажется, ни один человек не стал бы запираться в чужом туалете для того, чтобы выплакаться там, если только у него нет для этого важных причин. Мне думается, — добавил он. — Что у этой девушки случилось какое-то горе… может быть, даже стряслась настоящая беда. И ты своими криками и ругательствами только усугубляешь её страдания.       Ох, как же наш бравый полицейский был прав, хоть сам и не догадывался об этом! У барышни, запершейся в уборной, и вправду имелись очень важные причины для слёз. Только вот плачь или не плачь, а слезами того, что с ней случилось, не исправить, хоть обрыдайся…       И в это самое время…       — Маюми, ну, где ты там пропала? — послышался с первого этажа недовольный голос Тае Сугимуры. — Долго тебя ещё ждать? Или ты хочешь, чтобы Хитоми-сан отругала тебя как следует?! Маюми! Последний раз повторяю: или ты отзовёшься, или… я даже не знаю, что с тобой сделаю, когда ты появишься!       Продолжавший сидеть на унитазе экс-Масаши аж вздрогнул.       — Маюми?! — произнёс он, непроизвольно отметив, что даже голос у него как-то странно изменился и стал более похожим на девичий, нежели на мужской… — Маюми, вот значит, как… — повторил он, глядя в пространство перед собой. — Чёрт!!! Маюми — это же я, правильно?!       Неизвестно, что заставило его вдруг вот так, сразу и безоговорочно признать, что на самом деле он — это и есть та неизвестная ему по прежней жизни Маюми, но услышав это имя, бывший парень вскочил с унитаза и…       — Господин Исами, господин Сусуму, доброго вам утречка! — послышался в коридоре голос Тае. — Скажите, вы нашу Маюми не видели случайно? А то мы с Хитоми-сан и Хидео-саном её уже обыскались…       Издав звук, напоминающий рык рассерженного льва, полковник отмахнулся от Сугимуры рукой и, подскочив к туалету, снова с силой затряс ручку двери.       — Я понял! — заорал он так, что слышно было, наверное, в противоположном конце дома. — Маюми… Ну, конечно! Это она, эта дрянь, заперлась там и не желает выходить! Ч-чёрт… Не служанка, а просто какая-то ходячая катастрофа!       — Иса-нии, потише, пожалуйста… — умоляющим тоном произнёс Сусуму, вообще не переносивший, когда его родственники ссорились с кем-то или на кого-то орали.       Но Исами его не послушался или, вернее, не пожелал слушаться.       — Маюми, ах ты, паршивка такая! — Снова заорал он. — Ты чего это там делаешь, в нашем туалете?! Срёшь, что ли?! Смотри, если это так, то я тебя, дрянь такую, языком заставлю весь унитаз вылизать! И вообще, выходи немедленно, пока я эту дверь не вышиб ко всем чертям!       — Боже мой… Нет, это невыносимо… Эти крики, эта ругань, эта… площадная брань, сделавшая бы честь любому уличному хулигану…       Сусуму закрыл руками уши и поспешно ретировался в свою комнату.       Тае поняла, что пришло её время вмешаться.       — Господин Исами, даже если там и Маюми заперлась, вы её только ещё больше напугаете, — сказала девушка. — Тогда она вообще забоится из туалета выходить. А оно вам нужно? Вам же туда надо, как я поняла, да? Так позвольте мне вытащить её оттуда…       Полковник задумался. Желание вышибить одним ударом дверь и за космы вытащить из туалета негодную девчонку, из-за котором он сам не мог попасть в уборную, боролось в его душе с голосом рассудка, говорившим, что дверь-то он, конечно, может выбить, но потом придётся отправлять естественные потребности чуть ли не на виду у всех, а это его, само собой, не устраивало. Наконец, голос разума победил. Махнув рукой, мол, делайте, что хотите, Исами отошёл в сторону, предоставляя тем самым Тае действовать дальше уже самой и по собственному же усмотрению.       Сугимура подошла к двери туалета и постучала в неё.       — Маюми, я тебя очень прошу, выходи по-хорошему, — сказала она. — Ты же слышала, что говорил господин Исами? Что он выбьет дверь, а если это случится, то кому от этого будет лучше? Или ты хочешь, чтобы он увидел, как ты восседаешь на унитазе? Наверное, нет же? Вот и давай, поднимайся, вытирай слёзы и выходи.       Не известно, то ли тон старшей подруги, то ли её слова возымели действие, но «Маюми» сообразила, что сидя на толчке и заливаясь слезами, она только ещё больше ухудшит ситуацию. Оторвав свой зад от унитаза, она подошла к висевшему на стене зеркалу и посмотрела на своё отражение. Что же… С тех пор, когда она была парнем, с её лицом не произошло таких уж серьёзных изменений. Всё те же изящные черты лица, всё тот же прямой тонкий нос, всё те же слегка изогнутые брови, всё те же серо-фиолетовые глаза, опушённые угольно-чёрными ресницами… Если, конечно, не считать того, что сейчас это в общем-то прекрасное, как у изящной статуэтки лицо выглядело слегка опухшим от рыданий, а на длинных ресницах, подобно алмазам, подрагивали капли слёз. «Маюми» всхлипнула и рукой вытерла катившиеся по её щекам слёзы.       — Так… Значит, теперь я и вправду девушка, и с этим, похоже ничего не поделаешь… Ладно… Нужно выходить, пока этот придурок Исами на самом деле дверь не вышиб, — произнесла девушка с явной неприязнью подумав о том, кто некогда был её старшим братом.       Она умылась и, взяв висевшее возле раковины полотенце, как следует вытерла лицо, пытаясь, хоть и не слишком успешно, стереть с него все следы своей недавней истерики.       После этого, напоследок глянув в зеркало, «Маюми», наконец, покинула место своего уединения и направилась к выходу из туалета.       И в этот самый миг дверь сотрясло три невероятно мощных удара. Это полковник, которому надоело ждать, пока упрямая девчонка освободит туалет, решил взять дело в свои руки. Не выдержав этих ударов, замок сломался, а дверь с грохотом распахнулась, чуть не прибив при этом чудом успевшую отскочить в сторону «Маюми». Она уже хотела было вознести молитвы всех известным ей богам за то, что те помогли ей избежать почти наверняка ставшего бы смертельным удара дверной створкой по лбу. Но когда «Маюми» увидела выражение ярости на лице у полковника, ворвавшегося в «уголок задумчивости», она вдруг поняла, что это ещё не конец, и что чудом будет, если ей и вправду удастся живой выйти отсюда…       *****       А что же в это время делала Хару? О, она прекрасно слышала крики и ругань, гулким эхом разносившиеся по всему коридору, а, может быть, даже и по всему особняку. Но за два года своего пребывания на службе в поместье, Асаги очень хорошо успела кое-что понять: если господа спорят или тем более ругаются между собой, то слугам лучше не вмешиваться. Иначе братья, только что поливавшие друг друга бранью и осыпавшие оскорблениями, вмиг объединятся и обрушатся уже на того, кто посмел вмешаться в их спор. И то же самое относится к тем случаям, когда кто-то из Мияномори устраивает выволочку кому-то из людей, работающих в поместье: лучше не вмешиваться, иначе за компанию влетит. А потому девушка решила попросту отсидеться в комнате. Тем более, что если кто-то из господ увидит её выходящей из комнаты Масаши, то у них непременно появится немало вопросов к ней, сводящихся, в общем-то, к одной теме: а какого, собственно говоря, чёрта, делала служанка в столь ранее утреннее время в комнате их младшего брата?       Итак, оставаясь по-прежнему в комнате и слыша громкие вопли, доносившиеся из коридора, Хару попыталась осмыслить, что же всё-таки случилось, как она оказалась в этой комнате и куда делись её длинные волосы?       — Вот странно… — покачала головой Асаги, продолжая прислушиваться к тому, что происходит по ту сторону двери. — Ладно, предположим, что это господин Масаши меня сюда притащил, не знаю уж, зачем бы это ему понадобилось. Но даже если это и так, то для чего он переодел меня и отрезал мне волосы? Чтобы отомстить? Но на что? Не помню, чтобы я сделала господину Масаши что-то плохое… кроме хорошего, а, значит, и незачем ему было бы…       Как раз в этот миг фея, сидевшая на ветке дерева, произнесла своё заклинание. Хару вдруг показалось, что мир, окружающий её, вдруг на какое-то мгновение померк, а потом снова заиграл всеми красками. Только вот… Что-то в нём явно изменилось, причём это «что-то» имело для Асаги решающее значение в её жизни.       Девушка моргнула и помотала головой, тщетно пытаясь снова собраться с мыслями. Бесполезно. Крики и шум в коридоре уже достигли критической громкости и, наверное, из-за этого Хару не могла сейчас сосредоточиться.       И тем не менее, ей удалось вспомнить обрывки своих же собственных недавних рассуждений.       — Итак, — подвела она итог. — Как ни крути, а тем, что я проснулась тут, в этой комнате, я целиком и полностью обязана господину Масаши… Хм… Господин Масаши?! — Вдруг помотала головой девушка… которая вдруг поняла, что, на самом деле она не девушка, а парень. — Что-то я не припомню, кто это вообще такой… И вообще, знала ли… то есть, знал ли я когда-либо этого человека, кем бы там он ни был.       В это время в дверь комнаты кто-то сначала громко постучался, а потом буквально заколотил кулаками и ногами.       — Хикару, эй, открывай! — За дверью послышался голос парня, показавшийся нашей героине… или, вернее, уже герою, очень даже хорошо знакомым. — Мы же с тобой оба в университет опаздываем! Хикару, ты вообще меня слышишь? Хватит дрыхнуть!       Бывшая Хару, а ныне — Хикару, сразу понял, кому принадлежал этот голос. Ну, конечно же, за дверью сейчас находился ни кто иной, как его «нежно любимый» брат Хироши. На какое-то мгновение парень даже подумал открыть дверь, раз тот так настаивал, но потом неведомо откуда взявшееся упрямство и вредность, не свойственные Асаги в прежней её жизни, взяли верх.       — Тебе надо — вот сам и открывай! — буркнул «Хикару», как бы исподволь заметив, как сильно изменился его голос… то есть, конечно, её, если учесть, что раньше он был девушкой. Причём, осознание своей новой сущности в отличие от того, как это было с Масаши, к Хару пришло как-то сразу и не вызвало никаких негативных эмоций. Вот как если бы и не было никогда прежде Хару Асаги, работавшей служанкой в этом поместье, а всегда был, есть и будет Хикару Мияномори — младший сын главы блистательного семейства. А если даже порой память не очень услужливо подсовывает ему время от времени не самые приятные воспоминания или то, что он принимает за воспоминания, хотя на самом деле это не более, чем порождения его фантазии — так это только лишь потому, что сон, приснившийся ему этой ночью, сон, в котором парень как бы видел свою «прошлую» жизнь, оказался слишком уж ярким и оттого словно бы впечатался в его подсознание…       Между тем Хироши, должно быть, уже надоело стучать в дверь.       — Ах вот ты как? — обиделся он. — Не хочешь открывать мне дверь, да, Хикару? Ну, подожди… Тогда я сам ей открою… при помощи моего недавнего изобретения, вот!       «Хикару» услышал, как старший брат возится за дверью, пытаясь что-то пропихнуть в замочную скважину. Послышался какой-то скрежет, а потом дверь резко распахнулась.       — Есть!!! Получилось!!!       Хироши ворвался в комнату подобно мини-урагану. Подскочив к «Хикару», тщетно пытавшемуся скрыться под ворохом одеял, старшенький стянул с младшего братца всё то, чем тот пытался укрыться и прыгнув на него сверху принялся щекотать, как если бы им обоим было не восемнадцать и двадцать, а восемь и десять лет.       Бывшая Хару вздрогнула, когда один из её бывших господ набросился на неё и принялся щекотать, да ещё при этом прикасаясь к ней в местах, за которые приличных девушек вообще-то не трогают. Нет, она, конечно, знала, что пятый сын семьи Мияномори порой ведёт себя как маленький ребёнок, а не как вполне себе взрослый парень, обучающийся на инженерном факультете университета и, кстати, получающий там только отличные оценки. Но никогда прежде Хироши на неё вот так вот не напрыгивал, и это, надо сказать, вывело Хару… или, может быть, всё-таки Хикару, из равновесия.       Она по привычке уже хотела было воскликнуть «Ой, господин Хироши, да что же такое вы только делаете?», но вместо этого…       — Отвали от меня, придурок!!! — внезапно вырвалось у бывшей служанки. — Оставь меня в покое, ты, идиот, слышишь?!       От удивления у бывшей Хару даже рот открылся. Никогда прежде она бы и помыслить не могла о том, чтобы наорать на кого-то и обозвать… тем более, наорать на кого-то из господ и их же и обозвать.       — Ой… — «Хикару» в ужасе даже рот руками зажал, боясь, что опять ляпнет что-то подобное.       С его языка уже была готова сорваться фраза: «Ой-ой-ой, господин Хироши, ради всех богов, прошу меня простить! Я сама не знаю, что на меня сейчас нашло и я вовсе не хотела вас обидеть», но вместо этого он с неприязнью глядя на брата, произнёс нечто совсем другое:       — Вот же зараза… Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу! Мало того, что выглядишь дурак-дураком, так ещё и ведёшь себя так же!       Хару показалось, что она начинает медленно, но верно сходить с ума. Хочет сказать одно, а вместо этого говорит всякие гадости. Да ещё в придачу к тому, что говорит не то, что следовало бы, ещё и ощущает себя не девушкой, а парнем и при этом, как ни странно, не испытывает никакого дискомфорта.       «Нет-нет, так не пойдёт! — Прозвучал в голове у «Хикару» неведомо откуда взявшийся строгий голос. — Я не могу, нет, даже не просто не могу, а не смею так разговаривать с господином Хироши. Он же убьёт меня сейчас за то, что я на него накричала… Как есть, убьёт!»       Впрочем, опасения бывшей служанки, похоже, были напрасными. Хироши и не думал обижаться. То ли привык к тому, что младший брат, кем бы тот ни был, постоянно на него орёт, то ли ещё что-то.       — Эм-м, да ладно тебе, Хикару! — рассмеялся шатен. — Хватит уже дуться. А то, что ты меня ненавидишь — это я и так по сто раз на дню от тебя слышу, так что это уже даже не смешно, знаешь ли, — добавил он. — И вообще, слушай, шутки шутками, но мы и вправду на занятия можем опоздать. А у меня, между прочим, сегодня практическая работа должна быть, оценка по которой войдёт в результат общей оценки за семестр. Не хотелось бы пропустить её или даже опоздать… В общем, давай, вылезай из постели, одевайся, и идём.       «Хикару», повинуясь неведомой силе, заставлявшей его вести себя сейчас просто по-хамски, уже рот было открыл, чтобы наорать на Хироши и обозвать его как-нибудь ещё, как вдруг из коридора послышался такой грохот, что с потолка в комнате извёстка посыпалась.       — Чёрт… — Выругался младшенький из братьев. — Что там ещё за ерунда происходит? Хироши, ты в курсе?       — Ага, — кивнул тот, хихикнув. — Насчёт же того, что происходит… Да ничего необычного, всё, как всегда. Знаешь же, что в нашей милой семейке утро добрым не бывает?       — Ну, знаю, — буркнул «Хикару». — И всё же, что там за грохот такой стоит, а?       — А, грохот… — Хироши снова ухмыльнулся. — Это Исами ломает дверь туалета.       — Ломает дверь туалета?! — «Хикару» показалось, что ему послышалось. — Ну и для чего бы это ему понадобилось, а? Он что, снова напился, что ли? Ну, помнишь, как тогда, во время празднования Ханами два года тому назад? Когда он чуть не зарубил саблей прислугу, шлёпнувшуюся прямо отцу на колени?       — Не-ет, — покачал головой шатен. — Исами сейчас совершенно трезв. Просто… Ну, коротко говоря, ему в туалет, как из ружья надо, а там Маюми-тян заперлась. Не может же наш бравый полковник под кустики во двор бежать? Вот и ломится в дверь… Хотя, если говорить по-правде, так, наверное, было бы даже проще, чем ждать, пока она выйдет…       В это время из коридора донёсся особенно сильный грохот и треск, вслед за чем послышались перепуганные голоса Тае и «Маюми», перемежаемые угрожающим рыком и площадной бранью полковника.       — Ну, вот… — С деланным сожалением констатировал Хироши. — Исами всё-таки выломал эту дверь… Надеюсь, он при этом хотя бы никого не зашиб?       — Надеешься, да?! — Тонкие губы «Хикару» искривились в циничной ухмылке. — А я вот очень надеюсь на то, что он как следует двинул дверью эту тупую идиотку Маюми. Ух… Как же я её ненавижу, глаза бы мои её прям вот никогда не видели!       Хироши недоуменно посмотрел на брата.       — Ну, а мне Маюми-тян нравится, — сказал он. — В конце концов, с ней весело, да и только она одна позволяет мне проводить над собой эксперименты. Хм-м… — Добавил он задумчиво. — Может быть, когда я закончу университет и стану настоящим знаменитым учёным, я даже женюсь на ней. Ну, а что? Удобно же, когда жена одновременно является и твоим подопытным! Не нужно ни за кем бегать, никого просить о помощи в постановке эксперимента, а если даже что-то и пойдёт не так — то достаточно просто попросить у жены прощения и подарить ей какую-то миленькую безделушку — вот и всё.       — Да ты просто сумасшедший!!! — «Хикару» с презрением и жалостью посмотрел на старшенького. — Я всегда говорил, говорю, и буду говорить, что у тебя не все дома! Иначе ты бы не городил подобный вздор! А сейчас — поди прочь из моей комнаты. Мне нужно собираться в университет, а ты, остолоп, мне мешаешь, — добавил он величественным тоном.       — Ладно-ладно, уже ухожу… И не зачем было говорить «поди прочь», — несколько обиженным тоном произнёс Хироши. — В общем, давай, пожалуйста поторопись, ага, Хикару? — добавил он. — Я жду тебя во дворе, возле крыльца.       Сказав так, он поднялся с кровати, на которой сидел, и чуть не бегом поспешил покинуть комнату.       — Вот придурок! — с явной неприязнью в голосе произнёс «Хикару», когда за его братом закрылась дверь. — И почему только я должен делать то, что он мне говорит? Вот возьму сейчас и нарочно час с лишним собираться на занятия буду, чтоб он из-за этого опоздал, а то и вовсе своё ненаглядное практическое занятие пропустил. Хотя… Это и мне придётся опоздать, а значит, ругать и меня будут… А оно мне нужно? Кажется, нет, а поэтому…       «Хикару» с явной неохотой поднялся с постели и принялся собираться на занятия в университет.