Гений поневоле

После случая с данго Назаки немного поутих. Больше не встречал меня с восторженными криками и цветами. Я наконец вздохнула спокойнее, но почему-то теперь наступившая тишина казалась какой-то скучной. Близилось окончание пятого курса и начало последнего, шестого. С Куро и Касугой я практически не виделась, потому что почти все время они были на своих миссиях. О, как я смеялась, когда узнала, какой они занимаются работой! Поймать кошку, прополоть огород, выкинуть мусор… Черновая работа, короче говоря, вот тебе и все миссии ранга D. Но, отсмеявшись, я поняла, что то же ждет и меня через год, когда стану генином. По правде говоря, сдать выпускной экзамен я могла уже сейчас. Иллюзорные клоны, техника замены, техника перевоплощения — всем этим я владела на достаточном уровне. Спасибо тренировкам на внимательность и память — мои иллюзии стали максимально незаметными. Гендзюцу освоила я пока только на базовом уровне. И теневое подражание я все еще тренировала. Ибо не дело это, после использования валиться в обморок, как это случилось при Итачи. С Итачи Учиха я больше не виделась. Только несколько раз — мельком. Да и то, в основном я видела его с мелким братишкой — Саске. По вечерам я сидела дома и играла в шоги с младшим братиком, Шикамару. Мелкому братцу уже целых четыре года, скоро пять будет. А ведь кажется, совсем недавно родился… Правда, глядя на Шикамару сейчас, невооруженным взглядом было видно, как его задолбал весь этот бренный мир. Ешино постоянно твердила, что кроме нее и меня в этой семье живут два лентяя. Я обычно говорила что тоже ленива, но Ешино только фыркала и выразительно смотрела в сторону Шикамару, который спал, по-моему, двадцать четыре часа в сутки. Даже не спал, а просто смотрел в небо. Или в потолок, смотря где в этот момент находился. Глядя на успехи сына — на вполне успешную игру в шоги, Шикаку на радостях едва не прыгал. Едва — потому что он был самым ленивым человеком на земле и максимум, на который он был способен, это моргать. Моргать чуть более усиленно, чем обычно. Ладно, иногда к усиленному морганию прилагалась улыбка. Стоит заметить, что ко мне, как к старшей сестре, Шикамару проявлял исключительно молчание. Возможно, из-за того, что я практически никогда не уделяла ему много времени. До двух с половиной лет ребенок просто сидел и смотрел на меня огромными черными глазами-бусинами. Очень-очень редко он плакал. Много спал. Идеальный брат. Он долгое время не говорил (а может, просто не хотел). В два года мы услышали от него целое предложение. «Сегодня был тяжелый день и я устал», — произнес мой братишка, едва проснувшись после утреннего сна. А дальше будто из рога изобилия посыпались от него цельные фразы. «Ешино, хочу кушать». «Шика, последи за братиком». «Шикамару, проснись!». Учитывая, что произносил Шикамару то, что слышал чуть ли не каждый день, каждая фраза вызывала приступ улыбок. Очень скоро, буквально через месяц, фразы Шикамару стали куда более осмысленными. Шикамару учился с такой скоростью, с который летают насекомые. Но не менее быстро ему все надоедало и он просто ложился спать. А потом его как-то познакомили с Ино. Девочка Яманака, на год старше его, буквально трещала энергией и не знала куда ее девать. В тот же вечер Шикамару побывал и принцессой, и прекрасным самураем, и даже честно пытался отрастить себе волосы. Я не шучу! Ино, увидев его прическу, менторским тоном заявила, что настоящим принцессам положены длинные волосы. А отращивали они волосы самым примитивным и, по мнению Ино, действенным способом: Шикамару держал свою голову, а Ино — его волосы. И оба тянули в разные стороны. Волосы, разумеется, не выросли, Ино надоело и она заявила, что лучше поиграть в самурая. К счастью, я во время пришла домой, и успела остановить игру «давай отрастим тебе усы, как полагает истинному самураю». В общем, после этого случая Шикамару небезосновательно утвердился, что девочки — это сущее зло. Ино Яманака он обходил по самой широкой дороге, а именно — не выходя на улицу вообще. Естественно, Ешино это не нравилось. В один момент Ешино все надоело. И сказала она — пора социализировать сына, а то всю свою жизнь проспит (или проиграет). После чего силком выпихала во дверь в объятия пока еще не лучшего друга Чоджи. Чоджи радостно кивнул, схватил жертву сна и шоги и потащил в ближайший магазин за чипсами. Так началась крепкая мужская дружба. Каждый день Чоджи приходил за Шикамару, Ешино выставляла его за дверь, и двое мальчишек шли гулять.

***

А что я? А я тренировала гендзюцу. Пока на всяких жучках и насекомых. На Шикамару твердо решила ничего такого не пробовать, на Ешино — тем более. Шикаку, может, и дался бы попробовать, но он как обычно пропадал в резиденции Хокаге. Куро как обычно где-то был на миссии, как и Касуга. В общем, мне срочно хотелось на ком-нибудь потренировать, и этого кого-то, вроде Куро, как обычно не было. А гендзюцу — это не иллюзии. Штука, конечно, похожая, но покруче. Иллюзии — это просто по сути сгусток чакры, принимающий нужную форму. Типичный пример — иллюзорные клоны. Но их достаточно легко отличить, любым шаринганом, бьякуганом или просто отменным чутьем. А вот гендзюцу — более тонкая штука, тут как бы берется под контроль чакра в центральной нервной системе. Для того, чтобы гендзюцу сработало, нужен идеальный контроль над чакрой. У меня с этим проблем нет — этой чакры ежик наплакал. Буквально десять иллюзий и я выжата досуха. Или одна техника теневого подражания. В общем, грусть, печаль, тоска. Но нахлынувший энтузиазм деть надо куда-то, и я, не долго думая, пошла прогуляться по Конохе. Естественно, через магазин фруктов, потому что Ешино собиралась приготовить суп. Магазин, разумеется, ушел на второй план, а я просто шла… И заметила удивительную картинку. Я проходила мимо детской площадки, и услышала детский крик: — Эй, ребята, я с вами! Оглянулась. Мальчик в рыжей футболке подбегал к группке ребят, что играли на площадке. И что странно — откуда ни возьмись, слетелись коршуны-мамы и стали забирать своих детей домой. Буквально через минуту мальчик в рыжей футболке остался один. Я даже приостановилась с открытым ртом. Пригляделась к мальчику. Светлые взлохмаченные волосы, три полоски на щеках. Наруто Узумаки. Джинчуурики Кьюби. Кьюби. Ее глаза потухли, а рука безжизненно соскользнула наземь. — Инари! — кричу я, не веря в происходящее. — Инари! — Отпустите! Там мои родители! Они все еще сражаются с Кьюби! …Повсюду были слышны надрывные рыдания и стоны. «Мама, мамочка», — повторяет какой-то ребенок, уставившись в пустоту перед собой. «Где мои родители?» — спрашивает рыжеволосая девочка четырех лет. «Мой ребенок, там остался мой ребенок!» — говорила молодая женщина в фартуке. Инари… — Шиками, ты не виновата в случившемся… Этот мальчик — джинчуурики того чудовища. Наруто Узумаки. — Почему вы все на меня так смотрите?! — внезапно выдернул меня из нахлынувших воспоминаний детский крик. Он смотрел прямо на меня. И в его голубых глазах читалась… обида. Наруто развернулся и куда-то побежал. А я… а я так и осталась стоять около детской площадке. Мне, черт возьми, было стыдно. Почему, посмотрев на мальчика, я вспомнила все то, что так отчаянно старалась забыть? Ведь с той ужасной ночи я ни разу не вспоминала тот кошмар. Я надеялась, что, похоронив все воспоминания глубоко внутри, смогу все забыть. Как оказалось, все воспоминания так свежи, словно это произошло только что. Черт! Перед глазами так и стоит обиженное лицо Наруто. Наруто не слепой, увидел, что я, глядя на него, вижу ужасные вещи. И ему больно. Больно, что люди видят в нем не его, а Кьюби. А я сама... ничем от них не отличаюсь.