***
Машина осталась далеко позади, а четверо людей пробирались сквозь негустой лес, пытаясь незаметно пробраться к особняку. Гораздо приятнее было бы воспользоваться силами семьи Каркасса и Эстарнео, но это не дало бы возможности продемонстрировать силу Секондо и шавки зарвались бы еще дальше. Ее авторитет и так ушел в тартары, а все из-за попытки проявить благоразумие. Женщина поняла, что за все прошедшее время ничего в мире не изменилось, а мафиози все еще надо держать в ежовых рукавицах. Как Мукуро вообще дошел до мысли, что ею можно будет помыкать, Риккарда так и не поняла, ибо даже Спейд на такое не решался. Еще и Внешний советник решил почтить их своим присутствием. Наглости ему, впрочем, было не занимать. Однако «роль» его в пьесе все еще неоднозначна. — Интересно, а каков наш план действий? — спросил Луссурия, когда из-за листвы начал мелькать высокий забор с черными камерами на нем. Риккарда пожала плечами, но подняла ладонь и зажгла на ней пламя Ярости, которое поспешила направить прямо вперед, разрушая стены. После же резко вынула из-под пазух пистолеты, снимая предохранители. — Нас засекли, не вижу смысла в плане, — сказала женщина, уверенно ступая вперед и отстреливая первый уровень защиты. — Ку, да вы совсем с Занзюсичком похожи! Как Скуало-то обрадуется! — радостно воскликнул мужчина с ирокезом, зажигая пламя Солнца на кулаках, — А ты, маленький, поспеши обратно и свяжись с Капитаном. Кодовое слово: Юху-ху-ху. Рядовой слегка побледнел, но кивнул, кинувшись в сторону оставленной машины. Ему отчаянно не хотелось случайно угодить под атаку одного из трех демонов, которые начали бушевать на своей же, но временно захваченной чужаками, территории. В Варии же правила просты: видишь, как Хранители бушуют — беги, пока не убили. Риккарда же, не тратя много сил, с легкостью отнимала чужие жизни. Хоть пули не всегда попадали в голову или сердце, но Ярость успешно добивала их, и неважно, куда конкретно пришлось ранение. Мафиози вокруг горели ярким пламенем, кричали в агонии, пытались кое-как потушить его, но в итоге помирали от болевого шока. Так могло продолжаться бесконечно долго, пока женщине не надоело прицеливаться, и она выпустила пламя, словно из огнемета, сжигая всех на своем пути. Вскоре пришлось отбросить один из пистолетов, когда к ее шее неожиданно приставили копье. Бесстрашному тут же проткнули живот рукой, а после с хлюпом вынули, наступив черным ботинком на горло, раздавливая. Горящая ладонь легко касалась кожи убийц, обжигая и заставляя одежду полыхать. Проткнуть кому-то глаза, вырвав их с корнем и тут же с отвращением бросить на пол. Другому, зажав между пальцев горло, вырвать кадык или что-то еще. Третий же получал коленом, отлетая назад на несколько метров. Секондо не крутилась по всему полю аки юла, не игралась с противниками, не наносила эффектных ударов, просто била на поражение. Движение были резкими, точными и смертельными. Волосы предусмотрительно завязаны в тугой пучок, скрытый за тканевым платком. Прямые штаны не рвались, оправдывая отданные за них деньги. Жаль пиджак пришлось бросить, когда кто-то особо умный решил схватиться за него. Умер от удушья этим же куском ткани. Пусть крови было почти незаметно на одежде, зато руки были в ней по самый локоть. Реборн же был более деликатным в своих убийствах, предпочитая не марать себя зазря. Он не пользовался пламенем, обходясь одним парным огнестрелом. Ему и не нужно было, ведь слава бежала впереди него и заранее сражала покойников наповал, ибо те решали сами умереть, нежели попасться ему под дуло пистолета. Из-за полов шляпы, так удачно прикрывающих глаза аркобалено, никто не мог угадать, куда же полетит следующая пуля. Мужчина спокойно шел по коридорам особняка, а позади себя оставлял дорогу трупов, являясь истинным посланником смерти. Вариец предпочитал битвы на ближних дистанциях, сразу же к ним и приступив, без того вступление, кое-продемонстрировала Вонгола. Каждый его шаг следовал определенно ритму, а сама ходьба вызвала ассоциации с ребяческими прыжками во время игры в классики. Будто в насмешку, каждый удар тот сопровождал либо откровенным флиртом, либо пошлой шуткой, предлагая то лечь с ним в кровать, то показать свое шикарное тело. И он, пожалуй, единственный, кого не коснулась и пара капель крови, даже перчатки оставались девственно чистыми. Стекла солнцезащитных очков забавно поблескивали, встречаясь с лучами солнца, проступавшего сквозь окна этажей. Риккарда неожиданно остановилась, касаясь смердящими пальцами наушника в ухе, говоря: — Нам нужно идти вниз. Лифт в северной части. Встречаемся через три минуты. — Как так, дорогуша? Я еще не перезнакомился со всеми этими милашечками! — Я сказала через три минуты. — Ку… Простите, лапочки, придется с вами по-быстрому, а я так этого не люблю! И особняк снова наполнился чужим ревом, звуком стрельбы и чьим-то смертельным воем. Ад не спешил покидать это место.***
Сердце ИЦВ поражало, заставляло дышать через раз от осознания ценности всего того, что сокрыли тут боссы. Записи с шифром, ключи к которым давно утеряны в самой истории, а также современные компьютеры с удобной поисковой строкой и тоннами сведений в себе. Тут хранили почти все ответы, которые были в состоянии заполнить минимальные пробелы в знаниях. Риккарда же, сев за один из компьютеров, с раздражением посмотрела на белый экран, требующий доказать право на доступ к хранившимся данным. — Стоит позвать кого-то из программистов Вонголы и разобраться с этим, — предложил Реборн, убирая оружие и присаживаясь на соседнее сиденье. — Нет, — отрезала женщина, достав слетевшую со стола клавиатуру, — Никто отсюда не выйдет или войдет, пока я не разберусь, что за дерьмо тут твориться. Аркобалено Солнца нахмурился, смотря на Вонголу пристально, требуя объяснений на подобный произвол. — Это было не здание ИЦВ, не его лестницы и коридоры, не его нижние этажи. Я подозреваю, все, что было — обман. Стоит нам покинуть эту комнату, единственно настоящую и реальную, как нам выжгут мозги и вынут оттуда нужную информацию, либо сделают чего похуже, заставив поверить во что-то мерзкое, то, что сломает даже вас. Я прекрасно знаю этот почерк и семью, не стоит волноваться. Поэтому нам лучше поскорее разобраться с этим, дабы знать, с чем бороться.Времена Второго Вонголы
Все помещение в резиденции Вонголы было пропитано запахом табака, а если приоткрыть окно, то наружу в сию же секунду вылетит серое облако дыма. Несмотря на весьма ухоженный вид кровати, книжных полок и стола, казалось, что ты зашел в дешевый паб во вшивой подворотне Италии. За столом сидел мужчина лет тридцати с кучерявыми волосами, отросшими на приличную длину. Ковер под ногами был усыпан пеплом, а его по кругу окружали смятые коробки от сигар. Риккарду, находящуюся в этой комнате, уже начала болеть голова, неприятно пульсируя и ноя. Благо заложенный нос не давал почувствовать всю ту вонь, исходившую от давно не мывшегося Хранителя, внешностью так отличавшегося от итальянцев. Еврей. — Тимотео, я не понимаю, что ты хочешь сказать, — с сожалением произнесла женщина, присаживаясь на полностью пустой стол. Он покачал головой, протянул руку вперед, едва не ткнув кончиком пальца нос Риккарды. Еще мгновение — вспышка зеленых молний. — Ты заметила пламя только тогда, когда я это позволил, — сказал Джиофанни, другой рукой поправляя спадающие постоянно очки. Молодая Вонгола не сильно поняла, о чем толкует ее Гроза, слишком взрослая и усталая. Отчего-то обленившаяся и отчаявшаяся. Девушка не сильно вникала в суть его слов, ее больше волновало столь плачевное состояние мужчины. Его тоска разрывала сердце, резала его глубоко, настолько, что ночью она вскакивала с кровати в холодном поту. И она, недолго думая, схватила все еще нежной ладонью его мерцающий палец, сжав его. Молнии обожгли кожу, на месте которой обязательно останется шрам. Риккарда не понимала причину подобного поступка, но отчего-то считала его необходимым. Вторая просто не знала, как заставить упрямца поверить в то, что он действительно нужен ей, как нечто необходимое. Его постоянные слова о ненужности, бесполезности и незначительности раздражали, вызывали бурю гнева от тупости извергаемых им фраз. — Мне плевать на чье-то дозволение, Тимотео, пора бы уже понять. Ты часть моей семьи, меня самой и моего пламени. И если ради твоего покоя мне придется залезть тебе в голову, сломав все выстроенные тобою иллюзии, то я сделаю это. Никто не смеет вставать между членами семьи, моей семьи. Поэтому ты либо рассказываешь мне, кто сделал подобное, либо я иду и сама это выясню, — Риккарда приблизилась к хмурому лицу мужчины, чья щетина давно не знакомилась бритвой, прошептав: — Так как? Хранитель дернулся, отводя глаза от пронзительного взгляда босса, пробирающегося в саму душу. И нечаянно заметил, как ранее белые рукава рубашки окрасились в алый, ибо на его пальцах до сих пор сверкали молнии. Но любые попытки вырвать руку или погасить пламя, словно не слышали его, Джиофанни, оставаясь глухим к приказам. Даже часть него подчинилась ее Ярости, буквально вынуждая поднять руки в знак поражения и подчиниться. — Дура! — крикнул Тимотео, вскакивая на ноги и обнимая Риккарду, прижимая ее голову к плечу, — Дура, — уже тише, сдаваясь, отмечая, как и пламя угасает вместе с упертостью, — Все тебе неймется, чужих демонов хочется увидеть. — В семье нет чужих демонов или скелетов, они общие и ты обязан ими делиться. Когда до тебя дойдет, старик! Мы любим тебя, поэтому хватит терзать нас своей мнимой самостоятельностью, прошу, — прохныкала девушка, зажмуривая глаза от набежавших слез, — Николетта же говорила, что любую иллюзию можно рассеять, поэтому хватит отпираться! — оттолкнув мужчину, Секондо посмотрела ему прямо в глаза, — Признайся, что тебе внушили! Внушили-внушили-внушили! Ты никого не убивал, не насиловал или уродовал! Просто хватит… И разревелась словно ребенок, грубыми движениями пытаясь вытереть слезы с лица. Они неприятно щипали глаза, от них намокал воротник рубашки, они демонстрировали поражение и слабость. Но раз без них Тимотео не обойтись, то пусть. Ему — можно. Ведь он сам покалечит любого, заставив заткнуть пасть каждому, позволяющему отпускать грязные и низкие слухи в ее адрес. Еще будет время уничтожить очередную мафиозную семью, не согласную с их политикой, а сейчас можно и отступиться. — Да, хватит, — выдохнул Джиофанни, опуская колющийся подбородок на густые волосы Риккарды и успокаивающе поглаживая ее спину, — Как думаешь, Николетта громко будет смеяться? — Джузеппе тебя в порошок сотрет, старик!