Это маска твоя или ты?

      POV Катя Пушкарева.       Он делал мне предложение. Мне! Никакой не мадемуазель Катрин, а мне! И это было… Было на самом деле!       — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, моя девочка с косичками, только жду удобного момента, чтобы сделать это красиво, — сказал Андрей.       Или не было? Ну конечно же не было. Этого просто никак не могло быть в реальной жизни. Это могло быть только самым прекрасным на свете сном.       Ну, вот же! Вот! Тридцатого декабря я, страшненькая, закомплексованная мымра-секретарша, дарю ему ручку и убегаю, смутившись от собственной храбрости. Вот это и есть реальность. А все, что произошло потом — это сон, прекрасный сон, не более. Ну, не мог же, на самом деле, Андрей Павлович так озаботиться подарком для своей секретарши (пусть даже умной, преданной и нужной), что не только купил его, но и приехал ко мне домой, чтобы подарить его. Не мог же ОН, небожитель, настолько восхититься моими «прелестями», чтобы не только обратить на меня внимание, как на женщину, но еще и любить меня всю ночь.       И что? Я оказалась такой непревзойденной любовницей, что среди сонма женщин, с которыми он спал, лучшей не оказалось? Что-то тут не так. Или все его похождения — это миф, или я сплю и вижу прекрасный сон.       А я? Я сама? Убегая тридцатого из офиса, могла хотя бы на секундочку предположить, что уже первого января вскружу голову, сразу трем мужчинам? Да каким мужчинам! Трем самым видным женихам Москвы, один из которых Роман Дмитриевич. Тот самый Роман Дмитриевич, голова и сердце которого никогда прежде не участвовали в его многочисленных романах, ибо думал он во время обольщения очередной красотки только нижней головой, и чувствовал тоже только ею.       И вы хотите мне сказать, что это не сон? Что это действительно я провела ночь с Андреем, стала Королевой бала маскарада, разыгрывала из себя наследницу-француженку, хохотала и танцевала перед огромным скоплением людей, а теперь вот получила предложение руки и сердца от любимого человека? Нет, этого не может быть. Это сон.       Эти мысли пронеслись в голове вихрем, я даже подумала, что если это сон, то почему бы не принять предложение, вдруг тогда сон продлится еще немного, и я даже увижу во сне свою свадьбу. Хотя бы во сне.       Но тут случилось такое, что мне срочно захотелось действительно уснуть.       Сашка, оттолкнув Андрея, опустился передо мной на одно колено и стал совать мне в руки здоровый золотой перстень с синим камнем, по-моему он называется сапфир.       — Мадемуазель Катрин, я уже говорил вам, что влюбился в вас с первого взгляда, правда? Ну, посмотрите же, как легко Жданов дает обещания жениться, и как быстро разрывает помолвки. Он бросит вас как только на горизонте замаячит более красивая и выгодная партия для его женитьбы. Я никогда и никому еще не предлагал свою руку и сердце. Вы первая и последняя, потому что я умею быть верным. Катрин, будьте моей женой, — Сашка схватил мою руку и стал надевать свой перстень мне на палец, правда, почему-то, на безымянный палец левой руки.       — «Ну, вот и конец игре, слава Богу, — подумала я. — Теперь у меня есть трофей, и можно отправляться домой». Я устала от всей этой карусели. Очень хотелось принять душ и лечь спать. А самое главное, очень хотелось снять, наконец, туфли на высоченных каблуках.       На какое-то мгновение я замешкалась от неожиданности, что выглядело вполне естественно. И то, что я отвела взгляд от умоляющих глаз Сашки тоже выглядело естественно, типа, надо же мне было подумать хоть немного самостоятельно, не видя этого униженно-молящего взора. И уж совсем замечательно, что я взглянула на Андрея, и что сумела взглядом остановить его в последнюю секунду перед тем, как его кулак обрушился на голову несчастного, одураченного нами Сашки.       — Неть, месье Алекс! Неть! Я не можу приньять твой кольцо. Никак не можу, — уф… кажется, Андрей успокоился немного. По крайней мере кулак отвел в сторону.       — Катрин, но почему? Да, мы совсем не знаем друг друга, но это же помолвка, у нас будет время познакомится поближе.       — Я не можу! По-перьвый, ти сказаль, чьто месье Андре можьет найти себье кто-то plus beau, лючче, больше красьивый, это есть, чьто ты думать, что можьет бить больше красьивый. По-вторий, quʼil est injuste, так не есьть чесьтно. Ти ругаль месье Андре за твой сесьтра, на мой глязах. А по-третий, этот кольцо не есть красивий. Вleu et jaune, синьий да жьелтый — это не так красьиво. Тут дольжен бить de diamants, бриллянти по круг.       Не знаю, как я сама не захохотала от своей наглости. Надо же золото с сапфиром мне уже не подходит, мне уже подавай сапфир в обрамлении бриллиантов! Растут твои запросы, Пушкарева, ох, и растут!       — Катрин, если дело в бриллиантах, то завтра же ваше кольцо будет ими усыпано.       — Ти не слюшаль менья. Там есьть есчьо кой-чьто. Ти дюмаль, чьто есьть кто-то plus beau.       — Катрин, не капризничайте. Вам же хорошо известно, что вы красавица, так к чему эти капризы? Если вы решили остановить свой выбор на неудачнике и бабнике, то так и скажите. По крайней мере это будет честно. На что вы купились, Катрин? На его смазливую физиономию и сладкие речи? Я смел надеяться, что вы несколько лучше разбираетесь в людях.       — Месье Алекс. Я отчень хотеть бить честно. Не можу вам обьясьнять, как это. Но с ми с Андре получить клик-химия сразу. Как ти говориль, на первий гляз. Я отчень запуталься. Я можу подумивать?       — Конечно вы можете подумать, Катрин. Столько, сколько сочтете нужным. И не нужно возвращать мне кольцо. Пожалуйста. По крайней мере пока вы не приняли окончательного решения. А чтобы вам думалось легче…       Вот тут Сашка и совершил ошибку. Такую ошибку, за исправление которой не каждый стоматолог возьмется. Не знаю, придется ли ему носить брекеты, но свой рот, которым он так язвительно оскорблял дурнушку секретаршу (вот черт, я даже не могу написать «меня», потому что я сегодня — это совсем другой человек), он долго еще открыть не сможет. И правильно!       Я не позволяла Воропаеву хватать меня за руку, не позволяла я ему и притягивать меня к себе, и уж тем более не позволяла целовать себя прямо в губы. Если даже мне стало так противно, что захотелось дать Сашке пощечину, то могу себе представить, что Андрюша почувствовал, наблюдая за этой наглостью со стороны.       Я стала отбиваться, но Сашка явно был сильнее меня, он даже успел просунуть свой слюнявый язык мне в рот… А больше ничего не успел… Вначале закричал дико, а затем, испробовав не Икар ли он, и может ли он летать, тяжелым кулем рухнул на пол. Лежал и, подвывая, один за другим сплевывал свои зубы.       Я все терла и терла свои губы, все пыталась стереть с них следы Сашкиного поцелуя, пока не заплакала от обиды и унижения.       — Ну, все, Катенька, все. Он никогда к тебе больше не подойдет. Все моя хорошая, не плачь, — Андрей обнимал меня одной рукой, а другой утирал мне слезы.       — Он… свой… язык, — всхлипывала я, — мне…       Андрюша очень нежно и бережно поцеловал меня, словно смывал все мои неприятные ощущения.       — Я хочу домой, я устала. Андрюша, я хочу домой. Только помоги мне стянуть этот дурацкий перстень, пожалуйста. — Я еще всхлипывала, но после поцелуя Андрея мне явно стало легче.       — Сейчас пойдем, солнышко. Давай свою руку, сейчас помогу, — кольцо никак не хотело сниматься, пришлось Андрюше смочить мне палец, и через секунду он подал мне кольцо.       — Надеюсь, вы все записали? — Ромка вошел в кабинет. — Кать, ты кольцо ему не отдавай, пусть будет тебе компенсация за слюнявый поцелуй.       Но мне не нужна была никакая компенсация и я швырнула перстень прямо под ноги СашЕньке, который уже не лежал, а сидел с окровавленным ртом и дико смотрел то на меня, то на Ромку, то на Андрея, кажется, он начал о чем-то догадываться. Ведь не мог же он не заметить, что французский акцент Катрин куда-то исчез.       — Да, Александр Юрьевич, я не Катрин Вouche à feu. Я Екатерина Валерьевна Пушкарева, позор компании «Зималетто».       И Сашка захлебнулся воздухом…