Кто меня будет искать?

      19 ноября       Пальцы замерзли. Скованным движением Криденс отделил от стопки флаер и протянул прохожим. Тонкий капюшон не спасал от пронизывающего ветра, Криденс поежился и втянул голову в плечи, пытаясь хоть немного согреться. Надо было надеть шапку, но утром ветра не было, и Криденс решил, что будет такая же погода, как вчера. Только бы не заболеть.       Прохожие проходили мимо. Кто-то брал флаеры, кто-то порывисто шагал, чуть не задевая самого Криденса. Он не обижался, рекламка – не самая нужная в жизни вещь. И если убрать из мира и эти рекламки, и Криденса, то ничего не изменилось бы. Люди так же сновали бы, поглощенные своими делами и проблемами, только надоедливый паренек не всовывал бы им ненужные бумажки.       Криденс стоял в потоке людей, погруженный в свои мысли, и на автомате вынимал из стопки новый флаер, когда предыдущий забирали. Но вдруг из туманных размышлений его выдернул издевающийся голос.       – Крендель!!? Глянь, да это же наш Кренделёк тут стоит.       Криденс дернулся, когда с него бесцеремонно стянули капюшон. Зухнов и Варга. Одноклассники. Он думал, что никогда больше их не увидит, думал, что они уехали и поступили в престижный университет, подальше от их провинциального городка, к радости Криденса. Почему они здесь? Ведь до каникул еще далеко.       – Что это? – Зухнов вырвал флаер из руки: – «Двери и окна»? Это тебе бы не помешало чердак застеклить, – и, ткнув пальцем в лоб, разорвал бумажку на кусочки и бросил Криденсу в лицо.       Криденс молчал, прижимая к себе стопку флаеров, чтобы их не выхватили и не разорвали. Они сейчас уйдут, пообзывают и уйдут. Ничего страшного, так всегда было, Зухнов издевался, вымещал на нем свое плохое настроение, но по крайней мере никогда не бил. Поэтому лучше всего тихонько стоять и подождать, пока он перебесится. Просто Криденс за год несколько поотвык от нападок, а смешки за спиной не в счет – это ж не со зла, а так, потому что он странный.       – Что ты творишь? – Варга отдернул своего приятеля.       – Почему даже у этого дебила с дебильным именем всё в порядке?! Почему только у меня всё херово?       – Потому что бухать надо меньше, – пробурчал Варга. – И язык держать за зубами.       – У вас какие-то проблемы?       Жесткий мужской голос заставил Криденса вздрогнуть еще раз. Черные туфли, незастегнутое черное пальто с белой подкладкой, темно-синий шарф, черный галстук, белоснежная рубашка с черными скорпионами на воротнике. Выше Криденс боялся поднять глаза. Он уже говорил с этим мужчиной: тот спрашивал, не видел ли Криденс кого-то подозрительного, но Криденс не видел, потому что работал всего второй день, а группу громко смеющейся молодежи в шароварах и веночках, курящую неподалеку, мужчина подозрительными не счел. После он еще несколько раз видел этого мужчину: тот горделиво проходил мимо, презрительно глядя на окружающую убогость. Таким людям Криденс не решался протягивать свои бумажки, потому что у таких людей всё есть, им не надо менять деревянные окна и ставить новые двери, они живут в другом мире и решают важные вопросы. И таких людей лучше не злить.       – Нет, никаких проблем, – Варга схватил Зухнова за локоть. – Пошли.       Одноклассники скрылись из виду, но мужчина остался. Криденс сжался и потупил взгляд. Сейчас на него нажалуются, и его выгонят с работы. Потому что он нарушает покой порядочных граждан. Потому что он не справился даже с раздачей флаеров. Он и вправду бесполезен.       – Ты в порядке? Знаешь их? – спросил мужчина без капли злости в голосе.       – Д-да, – когда Криденс волновался, он начинал заикаться. – Они м-мои одноклассники.       – Хорошенькие одноклассники, – презрительно отозвался мужчина. – А что они про твое имя говорили?       – Что.. что оно странное.       – И как тебя зовут?       – Криденс.       Мужчина удивленно хмыкнул.       – Не переживай, Криденс, быть Персивалем в наших реалиях отнюдь не лучше.       Криденс от неожиданности вскинул голову и встретился взглядом с карими глазами. Мужчина утвердительно приподнял брови и, на мгновение прикрыв глаза, кивнул. Похлопал по плечу, а потом развернулся и исчез в толпе.       Криденс стоял как оглушенный. На него не накричали. Его защитили. И Криденс мог поклясться, что на лице мужчины, перед тем, как тот отвернулся, мелькнула легкая улыбка. Подбадривающая, а не издевательская.       Персиваль… Благородное имя. Необычное. Теперь в городе есть человек, который его понимает.       Отходя от происшествия, Криденс еще несколько минут простоял в оцепенении, прокручивая в голове их короткий разговор, пока не спохватился и не взялся опять раздавать флаеры, опасливо кинув взгляд на офис, окна которого выходили на площадь, где он стоит, – не хватало еще, чтобы увидели, что он отлынивает от работы.       22 ноября       Криденс притоптывал на месте, когда вокруг было мало людей. Шапку он надел, но теперь пришла пора переобуваться в зимнюю обувь, потому что старые осенние ботинки не спасали от пробирающего от бетона холода.       Криденс смотрел прямо, не утыкаясь по обыкновению взглядом себе под нос. С затаенной надеждой он выискивал в толпе знакомый силуэт. Но мужчина не появлялся. И в воскресенье его тоже не было. Может, он проходил вчера, когда Криденс не работал? Или сегодня, пока Криденс был на учебе? А может, и сегодня, но Криденс не заметил? Он-то пытался выхватить взглядом распахнутое пальто и белоснежную рубашку с черным галстуком, но вдруг мужчине было холодно, и он застегнулся на все пуговицы, пряча смоляных скорпионов, и тоже надел шапку, скрывая от взоров серебряные виски?       Робкая надежда разбилась об эти мысли. Как же он раньше об этом не подумал? Почему он вообще ищет в толпе почти что незнакомца? Почему ему так хочется еще хоть раз взглянуть в темные глаза? Мужчина наверняка его не помнит, да и зачем ему помнить какого-то парнишку с рекламками.       Криденс опять потупил взгляд, и, переминаясь с ноги на ногу, протягивал флаеры.       Персиваль…       Может, его и не Персиваль зовут, а мужчина просто сказал так, чтобы подбодрить. Хотя какая разница? Стоило кому-то проявить немного участия, и теперь Криденс до конца жизни будет выискивать этого человека в толпе? Как глупо.       – Ты замерз.       От неожиданности Криденс подпрыгнул на месте, отшатнулся и непременно упал бы, запнувшись о свои же ноги, если бы его не схватили за предплечье. Мужчина – Персиваль, или не Персиваль – обеспокоенно на него смотрел. Наверное, в его глазах Криденс выглядел последним идиотом.       – Простите.       Он склонил голову, от стыда уткнувшись взглядом в бахрому синего шарфа.       – Ничего страшного, прости, что испугал.       Обволакивающий хрипловатый голос располагал к себе.       – Вы не испугали меня, это просто я задумался, – Криденс несмело попытался улыбнуться, чтобы скрыть волнение.       Их взгляды встретились, но потом мужчина нахмурился и немигающе уставился за плечо Криденса, отрешенно смотря куда-то вдаль. Криденс тоже замолчал и не двигался, боясь потревожить мужчину: если человек задумался, то лучше не мешать, потому что можно всполошить осенившую мысль. Мужчина еще больше сдвинул брови к переносице, будто у него заболела голова или вспомнил что-то неприятное, но уже через мгновение лицо разгладилось, он заморгал и стряхнул головой.       – Как насчет пообедать? – мягко спросил мужчина.       – Н-но у меня работа, – непонимающе ответил Криденс.       – А вечером?       – Мне надо быть дома.       – Понятно, – сказал мужчина. Он взял флаер из рук Криденса, но, не сделав и двух шагов, остановился, уткнувшись в листок, и через минуту обернулся и спросил: – А где здесь ближайшая оптика?       – Вроде бы, за углом есть, – Криденс указал рукой.       Мужчина кивнул и направился к переходу.       Криденс стоял ошарашенный, растерянный. Из головы выдуло все мысли. Будто сработала система безопасности, и переключила его на энергосберегающий режим: только дышать, моргать, раздавать рекламки, забрать деньги, придти на остановку.       Отмер Криденс уже в автобусе, глядя в темноту за окном и проносящиеся огни машин и фонарей. Это ведь была реальность, правда? Не выдумка? И его действительно пригласили пообедать? Или Криденс неправильно расслышал? Может, мужчина спрашивал, где можно пообедать? А он ответил какую-то глупость. Нет, там было «пообедаем», а он растерялся и по привычке отказал. Хотя с чего бы незнакомому мужчине его приглашать? Криденс не девушка, да и воровать у него нечего, разве что на органы продать. «Как тебе не стыдно, – корил себя Криденс и в отместку больно вонзился ногтями в руку. – Хоть кто-то захотел пообщаться, сжалился над тобой, холодным и голодным, а ты на него наговариваешь».       Криденс винил себя, что упустил шанс пообщаться с кем-то помимо семьи и одногруппников, даже если его пригласили только из жалости. А может, и не из жалости, а просто мужчина недавно приехал и хотел всего лишь расспросить его о местности, все-таки туристический городок, хоть и на отшибе, и он подумал, что кого в таком случае спрашивать, как не человека, стоящего в самом центре города? Чего Криденс испугался? В модных журналах Честити, что он иногда листал, говорилось, что из-за того, что никто никому не доверяет, все всех опасаются, ждут подвоха от случайной доброты незнакомых людей, сейчас очень много одиночества в мире; потом в статье шло про знакомства на улице, советы и предосторожности для девушек, так что Криденс дальше не читал. Но, шлепая по еще не заледеневшей слякоти промокшими ботинками, потому что водитель остановился возле глубокой лужи, Криденс в своих горьких размышлениях дошел до мысли, что был бы не против, если бы после приглашения его изуродованный труп нашли в лесопосадке где-то по весне.       23 ноября       Криденс плохо спал, беспокойно ворочался, когда все же удавалось хоть немного вздремнуть. Вязкие, как смола, туманные видения утягивали за собой, в болото, пальцы цеплялись за мутную поверхность, но легкие уже наполнились липкой жижей. Не спастись. Не спастись. Не спастись. Все бессмысленно. Пусть эти пытки закончатся. Больно дышать. Пусть эти пытки наконец закончатся.       Из клубящейся трясины его вырвал стук в дверь и приглушенные слова мамы: «Криденс, вставай». Он был благодарен ей за пробуждение. Голова гудела, будто он вовсе не спал, пижама пропиталась потом, простыни и одеяло были разворошены так, словно их переплело в сушилке. Криденс с трудом поднялся. Гулко билось сердце, в глазах потемнело, и он опять сел на кровать. Пощупал лоб – температуры нет.       После того, как ополоснул лицо холодной водой, стало легче, но при виде еды подступил комок к горлу. Пока Криденс медлил на пороге кухни, рядом прошмыгнула черная тень. Мама вскрикнула.       – Черт тебя дери, скотушка, – шикнула она, опасаясь разбудить Модести и Честити. – Не крутись под ногами, не то когда-нибудь раздавлю. Криденс, покорми кота.       Криденс достал из холодильника кашу с рыбой и стал накладывать в тарелку. Салем выжидающе смотрел за всеми действиями, сверля желтыми глазами, будто сомневаясь, что Криденс способен правильно отсчитать количество порции и недодаст одну ложку, а на медлительность и вовсе сказал бы что-нибудь едкое, умей он говорить. Модести притащила его домой, уже тогда далеко не котенка, в прошлом году и назвала в честь своего любимого персонажа. Она каким-то чудом выпросила у мамы оставить его, и та согласилась, но с двумя условиями – чтобы кот не гадил в доме и не крутился под ногами. И если первое условие Салем безукоризненно выполнял, то второго правила для него не существовало – Криденс только за эту неделю трижды спотыкался об него, а вот если бы мама была колдуньей, то кота проклятьями давно разорвало бы на «тысячу неблагодарных скотенят».       Кот аппетитно чавкал на всю кухню, а вот Криденсу кусок в горло не лез. Он насильно затолкал в себя яичницу и залил половиной чашки чая, а вот гренка уже не лезла.       – Криденс, ты плохо поел. Почему оставил на тарелке? – недовольно спросила мама. – Ты же знаешь, надо хорошо завтракать, чтобы не свалиться посреди дня в обморок. Тебе нездоровится?       – Нет. Просто не лезет сейчас, я с собой возьму, съем на перемене.       – Ладно, я поставлю вместе с бутербродом.       – Спасибо.       Криденс юркнул в ванную. Врубил воду и склонился над раковиной. Неперетравленный завтрак возвращался обратно. Последний раз такое случалось, когда Криденс нервничал перед выпускными экзаменами в школе. А сегодня что не так? Только из-за того, что не выспался? Вроде ничем не отравился.       Смывая блевотину, Криденс виновато думал, что зря только перевел продукты. Нужно было просто сказать, что ему нехорошо, но ведь мама старалась, встала раньше, приготовила ему завтрак, не хотелось ее растаивать. Желудок, когда в нем ничего не осталось, перестало скручивать, и голова уже не болела, только тяжелая усталость навалилась.       В автобусе Криденс по привычке уставился в окно, в сотый раз смотря на ту же пожухлую траву вдоль грязных тротуаров, бетонные заборы, билборды и девятиэтажки. В сон не клонило, но хотелось, чтобы автобус не останавливался, ехал вечность, чтобы можно было смотреть и смотреть на тот же пейзаж, ни о чем не думая, и не надо было вылезать в шумный университет с толпами зевающих студентов.       Из-за вялости и невнимательности Криденс плохо ответил на дополнительные вопросы, хотя готовился к семинару два дня. Все еще расстроенный, он взял сегодняшнюю стопку флаеров и поплелся на свое место. Сегодня было теплее, но люди так же неохотно брали бумажки. Да и Криденс особо не старался, вяло протягивая рекламку, надеясь, что ее заберут. Если бы на его месте были те бойкие девчонки, раздающие по выходным на этой же маленькой площади листовки с косметикой и рекламу дешевых виз, они за двадцать минут справились бы с его стопкой. Криденс до сих пор поражался, что его, не веселого и не коммуникабельного, взяли на эту подработку, несмотря на то, что в будни он свободен только после пар. Наверное, им срочно кто-то был нужен, а Криденс оказался первым, кто обратился по объявлению. Это единственная работа, на которую он годится, как сказала мама. В прошлом месяце Криденс заикнулся о подработке, и мама по знакомству устроила его на стажировку консультантом в отдел бытовой химии, но Криденса вежливо попросили в тот же день, так как он тихонько стоял в стороне и не умел навязываться. После того случая мама заявила, что раз с подработкой у него не срослось, по крайней мере такой неумеха как он должен хорошо учиться и не потерять стипендию. Так что Криденс не жаловался. Пока не начались зачеты, он мог немного подзаработать и чувствовать себя не таким бесполезным. Он, конечно, не может купить все что захочет, но по крайней мере чаще радовать Модести ее любимыми шоколадками в его силах. И покупать недешевые даже со скидкой записные книжки. Криденс размышлял, о чем же еще можно рассказать в дневнике. Может, про выходки Салема? Или новую считалочку Модести про ведьм? Или про огромный торт, купленный Честити с ее первой зарплаты кассиром, который они вчетвером уплетали аж два дня?       При воспоминании о еде в желудке заурчало. Сейчас Криденс уже не прочь был поесть. Он тоскливо вспомнил про нетронутый бутерброд, оставшийся в сумке возле стола секретарши. А стоять ему здесь еще полтора часа. Криденс со вздохом посмотрел на окна офиса.       Вдруг взгляд зацепился за мелькнувшее белое пятно. Через дорогу, в водовороте снующих прохожих, стоял мужчина и пристально смотрел на него. Поток людей огибал его, словно могучую скалу. Мужчина перешел дорогу и уверенно направился в его сторону.       Криденс сжался и опустил голову, не зная, чего ожидать. Может, он всего лишь пройдет мимо?       – Здравствуй, Криденс.       – Здра-здравствуйте.       Криденс одновременно и обрадовался, что мужчина запомнил его имя, и испугался, что ничего хорошего это сулить не может.       – Криденс?       – Д-да? – боязливо отозвался Криденс. Голос дрожал, и руки дрожали, и весь он дрожал, и хотелось провалиться сквозь асфальт.       – Так, стой здесь, я сейчас.       Мужчина ушел, и Криденса охватила паника. Сейчас мужчина приведет начальника, и его таки выгонят с работы. Наверное, мужчина кто-то очень важный или известный, а Криденс нечаянно его обидел. Даже раздавая флаеры, он умудрился оскорбить человека. Что же Криденс за несчастье ходячее? Ему лучше вообще людям на глаза лишний раз не показываться.       Когда через несколько минут мужчина вернулся, Криденс набрался смелости и затараторил, давясь словами:       – Простите, я вас обидел, я не хотел, мне очень жаль, что я..       – Держи, – перебил его мужчина. Бодрящий аромат защекотал ноздри, и только тогда Криденс понял, что мужчина протягивает ему стаканчик. Мужчина аккуратно вытянул из рук Криденса пачку флаеров и вручил вместо них кофе.       Инстинктивно Криденс обхватил горячий стаканчик ладонями и робко глянул исподлобья. Только сейчас он осознал, что мужчина был один. Он никого не привел. И не злился. Криденс опять втянул запах кофе, и это его немного растормошило.       – Зачем.. То есть спасибо вам. Но зачем?       – Ты сегодня очень бледный, – кончиками пальцев мужчина приподнял лицо Криденса за подбородок, заставляя посмотреть прямо. – И синяки под глазами. Не выспался?       Криденс не ответил. Он впервые видел его лицо так близко. Сегодня мужчина надел очки, которые придавали выражению лица мягкости, и взгляд карих глаз обволакивал спокойствием и заботой. Мужчина уголками рта подбадривающе улыбнулся, и Криденс забыл, как дышать.       – Пей, не то остынет.       – Ой, – Криденс опомнился и опустил голову: невежливо так пристально глазеть на людей, – но мне надо работать.       Криденс потянулся за флаерами, но мужчина не отдал, отодвигая руку со стопкой в сторону.       – Если увидят, что я отлыниваю… – Криденс опасливо покосился на окна офиса.       – Тогда я тебе помогу.       Мужчина стал рядом с Криденсом и начал раздавать флаеры.       – Нет, что вы, так нельзя, – заметался Криденс, – так не положено.       – Разве я не могу помочь своему коллеге?       – А? – непонимающе уставился на него Криденс, опять забыв о приличиях.       – Я теперь тоже работаю в этой фирме, «Двери, окна…» и как там дальше. Так что не беспокойся, никто тебя ругать не будет, - мужчина изящным движением сдвинул очки в тонкой оправе на кончик носа и продолжил раздавать флаеры.       Криденс пил самый вкусный кофе в своей жизни и заворожено наблюдал, как почти каждый прохожий брал листовки под выжидающим взглядом Персиваля. Или не Персиваля. Криденс не решался спросить, боялся нарушить эти сказочные минуты, опасаясь, что магия развеется, как только он задаст вопрос, и окажется, что никого рядом с ним нет. И Криденс тихонько наслаждался этими волшебными мгновениями, впитывал в себя, как запах кофе и тепло в ладонях.       Но волшебство не вечно.       – Извини, Криденс, как бы я ни хотел остаться, мне пора к клиентам и своим бумагам, – вздохнул мужчина и отдал ему оставшиеся флаеры, забрав взамен пустой стаканчик. Криденс хотел оставить стаканчик себе, но в жизни бы в этом не признался. – Еще увидимся.       Криденс тоскливо смотрел на развевающиеся полы пальто и удаляющуюся спину. Но, к его удивлению, волшебство не улетучилось. Оно теплым комочком поселилось внутри и мурчало возле сердца. Криденс беззвучно начал подпевать в такт этому неясному радостному чувству.       Рабочий день закончился. Благодаря помощи Криденс сегодня раздал все флаеры, и его похвалили. Несмотря на усталость, у него было прекрасное настроение. Он улыбался про себя и уминал пустой бутерброд, ожидая автобус: колбасу он вынул, отдаст дома Салему, пусть еще одно живое существо сегодня порадуется.