В Петербурге городе, на Пяти углах

Штольман не помнил, как добрался до Варшавы. Лишь смутные картины возникали перед глазами, когда он до боли в висках пытался восстановить в памяти хоть что-то. Драка в гостинице. Филёр, отбивший его у похитителя, обмен одеждой. Мерный стук колес, одиночество в мягком купе, затмевающая сознание боль в левом боку. После - вокзал в Варшаве, пролетка, домишко в предместье. Любящий взгляд, пряди волос в ладони, зацелованные губы – вот эти видения преследовали его. Легкий вскрик Анны, когда они стали единым целым, и освобождение навзрыд – вот эти звуки он слышал словно наяву. Он держал бы её в объятиях всю ночь, и день, и еще много дней и лет, но она ускользала, и постель рядом была пуста. - Януш, Януш, очнитесь! Яков недоуменно приподнялся на постели. Он лежал на широкой кровати в залитой солнцем комнате. Миловидная девушка лет двадцати положила руку ему на плечо. - Пан Януш, вы повязку сбросили, надо поправить, - девушка споро подоткнула высокую подушку ему под спину, откинула одеяло. На нем было свежее белье, чистые простыни благоухали. Белизна нательной рубахи на левом боку прерывалась бурыми пятнами, а широкий бинт съехал на талию. Голова кружилась, женщину эту он тоже припомнить не мог. Полицейская выучка позволила не броситься тотчас же с расспросами, ограничившись вопросительным взглядом. - Вы, пан, наверное, и не помните ничего? Мой папа вас на Венском вокзале встретил. Вы повторяли «покой, покой», вот папа и отвез вас сюда, мы как раз комнаты на постой сдаем. Я Кара, Каролина Седзеневская. Вы позволите? – и девушка ловко срезала заляпанный кровью бинт, прохладными руками осторожно перебинтовала заново, опустила рубаху. - Б-благодарю вас, - слова были скорее похожи на карканье, чем на человеческую речь. Штольман закашлялся, ребра отозвались тупой болью. – Как долго я вам … докучаю? - Никакого беспокойства, не волнуйтесь, пан. За постой папа с вас берет как со всех, да вы и не кушаете почти. Деньги ваши вот они, в целости, за вычетом недели, - Каролина указала на тумбочку в изголовье. – Я принесу вам обед вскорости, отдыхайте. Дождавшись, пока хозяйка скроется за дверью, Штольман потянулся к тумбочке. Паспорт - Януш Вернер, российский подданный, уроженец Кенигсберга. Вернер - это пожалуй удачно, немецкий в Варшаве едва ли не популярнее русского. Сколько же времени он потерял? Необходимо срочно узнать у полковника Варфоломеева, разрешилась ли запутанная история в Затонске, ищут ли его. А главное, кто ищет, друзья или враги. Анна… «И когда же вы думаете вернуться?» - вспомнил он свой последний вопрос, и ответ: «Когда вы победите, Яков Платонович». Теперь ему нужно и победить, и вернуться. … - Анна Викторовна, вот и первое государственное дело, - полковник Варфоломеев принял ее в просторном кабинете флигеля Аничкова дворца. – Шеф жандармов, руководитель Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Николай Владимирович Мезенцев убит третьего дня у Гостиного двора. Помешав ложечкой сахар в стакане, Евгений Никифорович добавил: - Император очень недоволен отсутствием продвижения в этом деле. Убийство генерал-адъютанта было тщательно подготовлено, и полиция по сей день не нашла следов. Требуется ваша помощь медиума... Анна не сыскала в себе ни капли сочувствия к убиенному руководителю тайной полиции. Дядюшка ее крайне нелицеприятно отзывался о недостойных порядочного человека методах жандармской службы – негласной слежке за недовольными, провокациях, сборе анонимных доносов. Но её не спрашивали о личных симпатиях, служба – службой. - Господин полковник, мне нужно оказаться на месте преступления. … Яков не мог воспользоваться полицейским телеграфом. Несмотря на окраину империи, и до Варшавского управления полиции могла дойти ориентировка на его арест. Пришлось отправить письмо полковнику обычной почтой, доплатив за срочность. Российская почта славилась своей неторопливостью - в ожидании ответа могла пройти не одна неделя. Стоило устраиваться в Варшаве основательно, а деньги заканчивались. Это дело разрешилось быстро. В первом же встречном оружейном магазине столицы Польского Царства его безукоризненный немецкий и отличное знание современного оружия восхитили владельца. Тот срочно уезжал по делам, и нынешний младший приказчик повышения не дождался. «Н-да, господин надворный советник, старший приказчик – это огромный шаг в карьере», - думал Штольман в пролетке по дороге к пани Седзеневской, но выбирать не приходилось. … - Приехали, Анна Викторовна, Михайловская площадь, - жандармский ротмистр Петр Малафеев подал ей руку, помогая выйти из экипажа. Полковник отправил высокого круглолицего ротмистра оказывать всемерную помощь Анне на месте преступления. Анна осмотрелась и поежилась. Одна из красивейших площадей города была открыта всем ветрам, и ей было зябко. Галантный жандарм указал ей на зеркальные стекла кондитерской на Итальянской улице: - Если изволите, Анна Викторовна, зайдем внутрь, вы согреетесь, а я угощу вас чудным кофе. - Да, Петр Георгиевич, зайду с удовольствием, вот только кофе не нужно. В кондитерской она подошла вплотную к высокому окну, и тихонько позвала: - Дух Николая Мезенцева, явись… Осанистый мужчина при усах и аксельбантах мрачно смотрел на нее сквозь окно лавки. … - Евгений Никифорович, нападали двое мужчин лет тридцати, хорошо одетых, один в сером пальто. Они с утра поджидали Мезенцева в кондитерской, и экипаж их за углом был наготове. Экипаж богатый, с серебряной упряжью, - Анна пересказывала полковнику узнанное от духа убитого, и снова не могла отделаться от воспоминаний о Штольмане. Сколько раз она вот так же передавала подробности совершенных преступлений, а Яков саркастично щурился и не верил... - Как выглядели нападавшие, вы конечно не сможете описать? - Ну почему же, - и Анна, взяв со стола лист бумаги и карандаш, набросала портрет молодого человека с высоким лбом на квадратном лице. Полковник взял рисунок, и внимательно посмотрел на девушку: - Да, Анна Викторовна, прав был Яков Платонович. Вы настоящее сокровище. Благодарю вас, этот портрет мы срочно отправим на все вокзалы и почтовые станции. … Вернувшись домой и переодевшись ко сну, Анна без сил кинулась на кровать. От неутихающей тоски по Якову заболело сердце. Где же ты, любимый мой. Увидеть бы тебя хоть одним глазком… … Штольман долго не мог заснуть. Как можно было провести бок о бок с Анной столько времени, и лишь в последний отведенный час признаться, дотронуться, познать. "Какой же я идиот, полтора года…" - он невидяще смотрел в темное окно. Вдруг на стекле стала проявляться картинка, поначалу туманная и нерезкая. Яков отвел глаза и поморгал. Картинка не исчезла, а напротив, стала яснее. Постель. Женщина с распущенными волосами. Анна! Любимая спала, раскинувшись. Одна ладонь лежала на сердце, и натянутая ткань тончайшей ночной сорочки отчетливо обрисовывала полную грудь и темный ореол соска. Сорочка была задрана едва выше колен. Соскучившееся тело Якова отреагировало мгновенно. Но за тысячи верст от своей женщины ему оставалось только любоваться… На затуманенном стекле под исчезающей картинкой вспыхнули и погасли слова "Пять углов".