Еще одна из рода Клер

Если бы Маргарита могла ответить… Если бы она могла кричать, то тяжелый ком перестал бы, быть может, сдавливать грудь и парализовывать тело. Разум также отказывался ей служить и понимать, что опасность миновала. — Тише-тише, девочка. Испугалась? Все хорошо, красавица моя. Все хорошо. Другой незнакомый мужской голос, другие слова утешения подействовали совсем не успокаивающе. Маргариту словно стегнула невидимая плеть: даже мужу матери, сэру Ральфу, непозволительно было говорить с ней в таком тоне. «Красавица моя»? Неужели этот тип решил, что оказав ей помощь, он низвел ее до уровня какой-то служанки, которую можно зажать в темном углу и потчевать подобными разговорами. — Я… в порядке… — получилось совсем неубедительно. Маргарита представила самую непереносимую боль и разжала пальцы. Руки отказывались слушаться, но у нее хватило сил откинуть вуаль. Зачем она так сделала — она не знала, но легкий кусок ткани казался ей тяжелее кованого железа и мешал дышать. — Малышка Мэг! — голос первого утешителя, который поначалу звучал так учтиво, показался ей знакомым. Она открыла глаза и чуть приподняла голову. — Кузен Гиббин… Ну и ну… Надо же, ее спасителем оказался Гилберт де Клер, барон Томонд. Он носил тоже имя, что и старший брат Гилберт, но в отличие от будущего графа Глостера, совсем не держал обиды на говорливых кузин, сокративших его имя до Гиббина, или же Гибба. Жаль, что виделись они так редко, и впечатления о мужественном, красивом и родовитом кузене оказались стерты настолько, что услышав о том, что барон Томонд также будет посвящен в рыцари на следующий день после принца, она пропустила новость мимо ушей. А ведь с кузеном Гиббином у нее связана одна очень личная, наивная, детская тайна. Об этом она тоже почти забыла… — Перро, дружище! Это моя кузина Маргарита де Клер. Маргарита обернулась к тому, к кому обращался кузен, несомненно, к тому наглому типу, и разозлилась, поняв свою ошибку. Он стоял спиной к ним, высокий; его длинные, слегка волнистые темные волосы скрывали лицо, а плащ - фигуру, но рука с длинными тонкими пальцами, запуталась в лошадиной гриве. Ласковые слова, которые он произносил, относились совсем не Маргарите, а непокорной, проклятой кобыле, едва не убившей ездоков. Судя по запястью кисти, ее обладатель не был грузен, скорее худощав. Он медленно обернулся, и Маргарита увидела кончик явно длинного носа. В общем-то, когда наконец-то «Перро» взглянул на Маргариту, оказалось, что нос не был таким уж уродливо длинным, как ей представилось, но явно выдающимся: тонкий, с небольшой горбинкой на переносице, заостренным кончиком и чувственными ноздрями. Еще ровные брови, не густые, но и не тонкие, глаза прищуренные, губы тонкие, но четко очерченные — он усмехнулся и показал ровные белые зубы; бородка и усы — скорее небритость, подчеркивала подвижные скулы и ямочки на щеках. Цвет, прищуренных или от солнца, или же из-за того, что он пытался оценить Маргариту, глаз она оценить не смогла. Кажется, почти черные. «Такое лицо хоть на монету», — почему-то пришло ей в голову. Пока у Маргариты была возможность взирать на любителя злых лошадей сверху вниз, она собиралась ею пользоваться, задрав подбородок вверх и придав лицу выражение, которое назвала суровая непреклонность. — Мэг! Позволь представить тебе Пирса Гавестона. Моего друга, и друга принца. Маргарита кивнула. — Вы храбрая девушка, Маргарита. Если бы вы начали паниковать и кричать, то последствия были бы не настолько радужными, — произнес Гавестон. — Что еще ожидать от женщины рода де Клер, — бравурно заверил кузен Гиббен, бесцеремонно передавая Маргариту своему товарищу. — Опустите меня на землю, — проговорила она так тихо, чтобы услышал Гавестон, но никак не Томонд. — Плохая идея, — ответил он негромко, подражая тону Маргариты. — Немедленно! — Как скажете. Если с голосом Маргарите удалось справиться, то ноги отказывались слушаться, словно в них не было костей, а только солома и, коснувшись земли, они предательски подогнулись. — Ох! — она бы так и шлепнулась на траву, если бы Гавестон, снова, не спрашивая ее разрешения, не подхватил ее на руки. — Какой непослушный ребенок, — если бы он промолчал, то мог бы и вправду заслужить благодарность спасенной девы. — Да как вы смеете! — взвизгнула Маргарита: самообладание ее подвело, и голос тоже. — Неужели я забыл тебя предупредить, что женщины моего рода обладают не только сильной волей, но и колючим нравом? — вмешался Томонд. — Отношу это к списку их несомненных достоинств вместе с неоспоримой красотой. Маргарита нахмурилась: вроде ее и осыпали хвалой, но одновременно вместе с тем приравняли ко многим. Как будто ее здесь не было. Как будто она ребенок, и не распознала бы за лестью иронию. В глазах защекотало — верный призрак подбирающихся слез. — Эй, парень! Собираешься королеву встречать кверху задом? Барон Томонд успел спешиться и наконец-то обратил внимание на еще одного участника не случившейся трагедии Хьюго Одли. Тот, скрутившись, не сумев совладать с тошнотой, стоял на коленях в стороне. Обида Маргариты на Гавестона была поглощена волной презрения к никчемному Одли: из-за его неловкости она чуть не погибла. Одли же ничего не почувствовал, вскочил на ноги как будто только ожидал приказа. — Маргарита… Все ведь так удачно сложилось. Я же обещал, что позабочусь о вас, — он даже еще не разогнулся полностью, отряхивая с двуцветных черно-синих шосс пыль, но посмел открыть рот. — Опасное вышло приключение. — До конца жизни буду помнить! — фыркнула Маргарита. — Теперь я могу забрать вашу приятную ношу, — он сделал шаг по направлению к Гавестону. — Пожалуй. Маргарита почувствовала, как приятель Томонда чуть расслабил руки, словно и правда собирался передать ее Одли. — Стойте! Этому разине нельзя и крынку молока доверить! Желаете, чтобы он закончил то, что не смогло сделать глупое животное, — запротестовала она. — Пожалуй, я против того, чтобы мою родственницу перебрасывали как мяч на глазах у королевы. Так что если, дружище, твоя ноша тяжела, то я мог бы принять ее, — вмешался кузен Гиббин. — Ну уж нет, дружище: ноша не тяготит и легче перышка. — Замолчите! Королева! Гневный оклик Маргариты действительно заставил не в меру развеселившихся мужчин успокоиться. Как раз вовремя. Прерванная из-за внезапного, к счастью не трагического инцидента с внучкой короля, прогулка возобновилась. Неумолимо процессия приближалась к спонтанной компании из спасителей и спасенных. Чем больше сокращалось расстояние, тем больше росла тревога Маргариты: что, если королева посчитает ее неловкой, или, что хуже, дурно воспитанной. И так некстати пришла еще одна беда — икота. Чем больше Маргарита пыталась ее унять, тем яростнее становились приступы. — На вас смотрит королева, и она недовольна, — шепнул на ухо Пирс. Маргарита вздрогнула и через мгновение осознала, что все сказанное ложь. Не было смысла давать выход обиде и гневу: не очень-то благородный способ сработал. Конфуза не случилось. Все произошедшее дальше вполне походило на награду за страдания Маргариты. Королева оценила отвагу своей сводной внучки и восхитилась, когда та, выразив сожаление, что невольно стала причиной задержки шествия, вновь пожелала его продолжить. Льстецы не так уж оказались неправы, говоря о француженке, как о мудрой женщине. Королева заявила, что и речи быть не может снова посадить храбрую девушку на лошадь и предоставила Маргарите свой личный паланкин. Маргарита сидела в паланкине королевы, своей тезки. Может быть, совпадение имен — счастливый знак судьбы? Она закуталась в меховое покрывало. Хоть солнце, казалось, и припекало, озноб охватил тело Маргариты, как будто после неистовой скачки кровь слишком разгорячилась и теперь никак не могла остыть. Зато скованность членов исчезла, как будто ее и не было. Маргарита чуть отодвинула занавеску, бросив взгляд на едущего рядом пока еще не рыцаря, но доброго друга кузена Гиббина. Еще один забавный знак: пока еще короткий список кандидатов в мужья Маргариты возглавлял именно он. Именно так поделили особ мужского пола они с сестрой, когда им было лет по пять. Элинор вбила себе в голову, что ее избранник старший брат. — Забирай! — заявила тогда Маргарита. — Я тоже выйду замуж за Гильберта де Клера, но мой Гилберт уже взрослый и уже барон. А нашему братцу Ральф может и не отдать Глостера. Видела, какой он огромный по сравнению с нашим Гилбертом? Элинор призадумалась, а Маргарита торжествовала победу: ей удалось не только перехитрить и задеть сестру, но и подпортить в ее глазах репутацию отчима. Как жаль, что ей невозможно выйти за кузена Гиббина. Даже не стоит предаваться пустым мечтаниям. Зато пользуясь случаем, можно представить, что это ее паланкин, и это она молодая, прекрасная королева, и это ее свита. По правую руку на гнедом коне — нет, не король, а ее верный рыцарь, готовый по первому знаку, за взмах ее ресниц сложить голову. По левую руку — глупый шут Хьюго Одли. За что ему такая честь, если он даже не может ее рассмешить? Неважно. Это всего лишь ее маленькая блажь, чтобы подразнить верного рыцаря. Осталось только придумать роль для Гавестона. В реальности оказалось, что приятель принца Эдуарда и барона Томонда чем-то не угодил королеве. Если кузена Гиббина она приветствовала просто и искренне и попросила присоединиться к прогулке и присмотреть за спасенной девушкой, то ее благодарность Гавестону была слишком уж официальной. К тому же она и намека не сделала на приглашение, что означало — пред королевскими очами он нежелательная персона. Гавестон исчез так же скоро, как и появился. Так кем же ему быть в пьесе Маргариты? Помнится брат что-то про него рассказывал. Кажется он — гасконец, сын тамошнего барона, бежавшего от гонителей ко двору Эдуарда и заслужившего славу своей храбростью. Так может ему быть посланцем далекой враждебной страны, также попавшим под чары молодой королевы? Маргарита прикрыла ладонью рот, сдерживая зевоту. С чего это ей вдруг так хочется спать, как будто сейчас ночь. Спать она не будет, просто на несколько мгновения смежит веки…