Еще одна из рода Клер

Накануне празднеств в замок прибыл особый гость, он же истинный хозяин замка, первенец Джоанны Акрской и старший брат Маргариты, Гилберт де Клер. Все дети графа Глостера, прозванного Рыжим, и принцессы Джоанны родились словно поцелованные отцовским огнем, но больше всех это коснулось Гилберта. В детстве его шевелюра была цвета молодой морковки; когда братец о чем-то задумывался, то копошил ее всей пятерней, приводя прическу в полнейший беспорядок; капризный, вечно искривленный рот, то ухмыляющийся, то обиженный, и множество веснушек, рассыпанных, как цветы на лугу. Маргарите казалось, что за четыре года, когда приказом деда Гилберта отняли у матери и ввели пажом в свиту королевы, он почти не изменился. Разве что вытянулся. Когда они находились в Лондоне, негодный мальчишка навещал их каждый день, но не спешил ни с расспросами, ни с рассказами о себе больше, чем обязывают приличия. Такое пренебрежение печалило матушку, а Маргарита сделала вывод, что брата ничто не может изменить. Все потому что леди Джоанна не желала отпускать в жестокий мир рыжеволосого мальчика, не желала признавать в нем взрослого мужчину. Маргарита смотрела на Гилберта ее глазами. Совсем другое дело — Валентина, Анна и Джейн. Они хлопали ресницами, ловили каждое слово и воспринимали его как дар. Если Гилберт обращался к одной из них, они смущались, вздыхали и все равно порхали ночными мотыльками вокруг пламени. Кого видели они? Графа Глостера? Вероятно. Но больше того — мужчину. Гилберт изменился. Лицо, утратив детскую округлость, стало резким и угловатым, над верхней губой пробивались усики. Волосы потемнели до цвета меди, а завитки ложились ровными прядями; зато веснушки расплылись и побледнели так, что если особо не всматриваться, то они не выделялись. Рот немного растянутый, упрямый, с верхней губой, выгнутой луком и чуть выступавшей над нижней. Когда Гилберт говорил, он не просто открывал рот. Губы то сходились в тонкую линию, то искривлялись, обнажая ровные белые зубы, выдавая нервную натуру, не склонную к скрытности, так же, как и его живые, серо-зеленые глаза. Привычка дотрагиваться до волос осталась, но теперь Гилберт не взъерошивал их, а приглаживал, что обычно свойственно человеку, тщательно следившему за своей внешностью. Де Клеры отличались ростом выше среднего, и Гилберт не был исключением, высокий и статный. Маргарите нравился такой брат. С ним приятно пройтись под руку. Настоящий лорд Гламоргана. Даже Ральф не посмел отрицать это, отдав пасынку право зажечь рождественское полено. Окрыленный успехом Гилберт посмел требовать большего: признать за ним положенные ему после смерти отца титулы графа Глостера, графа Херефорда и барона Клера. Мать и отчим, хранитель титулов, мягко, но решительно посоветовали ему подождать всего шесть лет. С этим известием Гилберт провел еще ночь в отчем доме, а поутру заявил, что собирается вернуться к королевскому двору, хотя обещал пробыть в Каэрфилли до нового года. Никакие уговоры на него не действовали, и тогда вместо прощания Маргарита попеняла: — Беги, брат! Беги. Лучше бегство, чем позор проиграть сэру Ральфу. Он мужчина, а ты всего лишь мальчик. — Осторожней, сестрица. Я не прощаю насмешек в свой адрес. — Побьешь меня? Ведь сэру Ральфу ты даже в шутку не посмеешь сделать вызов, — снова заделал уязвленную гордость Маргарита. — Ты ответишь за свои слова, Мэг! — заявил Гилберт, отыскав повод остаться в отчем доме еще на несколько дней и доказать неверующей, что ему хватит духу бросить вызов отчиму. Если бы себялюбец Гилберт продолжал потакать своей обиде, то развлечение следующего дня, Штурм замка, стало бы предсказуемым. Несмотря на запрет короля на подобные забавы, сэр Ральф задумал не что иное, как рыцарский турнир. При этом барон Монтермер вовсе не собирался преступать закон, ведь все было обставлено как шутка: и копья, и мечи были деревянными и не могли причинить вреда, к тому же принимать участие в нем могли не только рыцари, но и оруженосцы с пажами. Как и положено великим турнирам, этот тоже начался с рыцарского поединка, правда, сражались претенденты на победу не друг с другом, а с чучелом — квинтиной. Сооружено оно было особым способом, наподобие креста, обряженного в доспехи. С одной стороны чучелу прикрепили щит, с другой — увесистый мешок. Верным ударом считалось, когда всадник, промчавшись мимо такого «соперника», ударял его ровно в центр щита. Тогда чучело начинало вращаться. Совсем уж не попасть — показать позорное неумение. Промахнуться немного — не получить желанных очков или же оказаться сбитым мешком и упасть наземь. Самыми умелыми и удачливыми на этом этапе оказались Гилберт и Хоб, последнему не хватило совсем немного удачи, чтобы обогнать соперника. Победителем объявили Гилберта. Теперь ему предстояло возглавить собственный отряд и, сразившись с отрядом Ральфа Монтермера в состязании, напоминавшем бугурт, отвоевать крепость и спасти королеву. На этом этапе победа того или иного отряда зависела не только от ловкости и везения, но и от благосклонности дам. За крепость считалась высокая деревянная платформа, а за защитников — взобравшиеся на нее дамы. Пока мужчины в поединке решают, какой из отрядов покорит «крепость», женщины мешают им это сделать, бросая сверху заранее приготовленные снежки. Игра в любом случае должна была закончиться падением крепости, потому вполне естественно, что дамы не столько обороняли твердыню, сколько старались помешать соперникам личных фаворитов одержать победу. Маргарита была почти уверена: если бы один из отрядов не возглавлял Гилберт, вряд ли бы кто-то из женщин, кроме самой Маргариты, решился швырнуть снежок в мужа хозяйки. Теперь же силы разделились. Сквозь шум, крики и веселую суматоху Маргарита едва расслышала, что Елизавета шепнула ей. — Я знаю, почему наш брат стал таким нетерпеливым. Он полюбил и хочет жениться на избраннице. — Как ты это прознала? — Маргарита присела за очередным снежком. — Он сам со мной поделился, — потянувшаяся за своим снарядом Елизавета также оказалась внизу. Маргарита почувствовала укол ревности. Может, потому они не настолько близки с братом, что он сам не желает доверия? Снежный снаряд полетел не в сэра Ральфа, а в Гилберта, но ответ ее сестре был такой: — И что с того? Когда-то этому следовало произойти. Надеюсь, она не служанка или трактирщица. — Нет, конечно, — Елизавета не слышала в реплике сестры иронии и продолжала делиться секретами. — Она благородного рода. Ее имя Мод, но она помолвлена. — Тогда брату придется отступить, — в этот раз Маргарита не отказала себе в удовольствии швырнуть снежок в отчима и удовлетворенно потерла руки, когда тот попал в цель, заставив Ральфа Монтермера чуть попятиться. — Помолвку Мод организовал наш дядя Ричард Томонд. Гилберт думает, что нынешний барон Томонд станет на его сторону, — не унималась Елизавета. — А получи Гилберт положенные ему титулы, то и отец девушки станет более лоялен к возможному зятю. — Надеюсь, кузен Гиб не станет потворствовать нашему Гилберту. — Почему? — от неожиданности Елизавета замерла, забыв, зачем они находились на платформе. — Чтобы наш брат уяснил, что нельзя получить все по единому его желанию. — Злая ты! — надула губки Елизавета и, чтобы развеять сестринские пожелания, швырнула снежок в гущу отряда Ральфа Монтермера. — Давай, Гилберт! Ты победитель! В какой-то момент сэр Ральф допустил непозволительную ошибку: поскользнувшись, он съехал вниз и потянул за собой еще несколько человек из своего отряда. Чем не преминул воспользоваться Гилберт. Несколько его человек резво подсадили командира, а некоторые сочувствующие дамы, в нарушение правил, за руки, за капюшон, за шиворот ярко-алой котты втащили его наверх. Как бы ни желала Джоанна Акрская присоединиться к общему веселью, но из-за своего деликатного положения вынуждена была воздержаться. Ей отводилась иная роль. Сидя на возвышении, укутанная в меха, Джоанна как королева и судья наблюдала за сражением. Ей бы остановить бесчинство и поддержать супруга, но она словно и не заметила ничего, возлагая на голову преклонившему колени победителю венец из остролиста и вручая особый приз — яблоко. Остальные награды ждали победителей на пиру. Догадался ли кто, кроме Маргариты, о заговоре между леди Джоанной и ее супругом? Тот наблюдал церемонию награждения так, словно сам стоял вместо Гилберта. Зато Роберт Парр слишком серьезно воспринял поражение. Он отошел от ликующих друзей и соперников, отвернулся от всех. Маргарита внезапно пожалела его, понимая всю несправедливость случившегося. Волею случая или же хитростью Ральфа Монтермера Хоб оказался в его отряде. Тогда молодой паж с радостью воспринял подобный жребий: у него появилась возможность реванша. Он снова почти выиграл, почти перегнулся через перила платформы, когда сэр Ральф, падая, схватил его за ногу, утаскивая за собой. Когда и победители, и побежденные возвращались в замок, Маргарита решила немного отстать, чтобы сравняться с плетущимся позади Робертом. — Не понимаю, что за блажь — грустить из-за кучи листьев и яблока, — она подковырнула носком сапога утоптанный множеством ног снег. — Что ж. Можешь смеяться. Можешь выставить меня на смех, — Роберт совсем остановился. Пришлось остановиться и Маргарите. — Для меня ты был сегодня победителем. И я не смеюсь, — она сняла перчатку. — Ты заслуживаешь награды. Роберт замер. Маргарита же прикоснулась пальцами к его губам. — Эта награда стоила крепости, — наконец-то улыбнулся Роберт. — На большее не надейся. Я не стану целовать тебя каждый раз, как ты ушибешь колено, — Маргарита отступила на шаг, предупреждая возможные ответные действия пажа. — Эти поцелуи оставь для брата, — усмехнулся Роберт. — Возможно, к лету я уже буду замужем. На них уже начали оглядываться, и Маргарита представила, как зрители, видя их разговор, перешептываются: «Не та, так другая крепость». — Между зимой и летом — весна. Да и до нее нужно дожить. Все может измениться. *** Постепенно добрались и до весны. Вестником, что холода уходят и наступает пора молодой листвы и цветов, стал Роберт, в последний день зимы принесший Маргарите нежно-желтый нарцисс. — Это не из замкового сада цветок. Прими его без презрения, — протягивая подарок, он стал на одно колено. — Я приму, но не для себя, — Маргарита поднесла цветок к носу, вдыхая сладковатый пьянящий запах. — Для Элинор. Ей пришла в голову такая блажь, прислать один из нарциссов. На ее земле такие цветы не растут. — Он твой. Делай с ним, что хочешь, — Роберт встал, отряхивая с колен мелкие ветви и прошлогоднюю истлевшую пыль. Для того, чтобы вручить свой подарок, паж заманил дочь графа в отдаленную часть сада: к девичьему винограду, безлистному переплетению серых тонких плетей, напоминанию о том, что утеряно. — Тогда возьму его себе. Сибл говорит, что эти цветы благословенны, так как выросли из крови святого Дави. Значит, ты принес благое послание, мой голубок. — Так воробей и до сокола дорастет, — приободрился Роберт и попытался обнять Маргариту. Она не противилась и даже прикоснулась губами к его лбу. Ничего. Земля не разверзлась. Маргарита решила, что на майские праздники может позволить себе повторить прошлый неудавшийся опыт. *** В приросшем к замку городе, зовущимся также Каэрфилли, первого марта всегда проводилась роскошная шумная ярмарка. Для семейства лорда посещение ее стало своего рода традицией. Этот год не стал исключением. Леди Джоанна даже позволила старшим дочерям прогуляться без малышей, самим, в сопровождении только личных служанок и пары сопровождающих мужчин, одним из которых вызвался быть Роберт. Они бродили в нарядной толпе, слушали музыкантов, удивлялись ловкости жонглеров и акробатов на ходулях, покупали всякие безделушки и сладкие лепешки, которые жарились на огромных чугунных сковородах на глазах у желающих их отведать. Затем внимание компании привлекло кукольное представление. Одна армия шла на другую. У тех, кто боролся за правое дело и за кого болела публика, шляпы были украшены торчащими зелеными полосами. — Это войско короля Кадвалладера, — по примеру Элинор и Маргариты Елизавета также выделила из служанок одну, сделав ее своей доверенной особой. Звали ее Тирион. Именно она взяла на себя миссию пояснить не понимающим ни слова на местном наречии молодым леди суть происходящего. — Святой Дэви предложил его армии прикрепить на шляпы лук порей, чтобы отличаться от вероломных саксов. — Вильгельму Завоевателю не нужна была какая-то трава, чтобы показать саксам, кто истинный хозяин срединных земель, — перебил ее Роберт. — Скучно, — пожала плечами Маргарита. — Тогда возвращаемся, — Елизавета красноречиво пощупала пустой кошелек. Платой за небольшую свободу было обещание рассказать матери подробно, что они видели, и показать приобретения. Что послушные дочери с большим удовольствием и сделали. В этот раз леди Джоанна не покидала паланкин и, наблюдая за происходящим сквозь занавеси, наслаждалась теплым весенним днем и гомоном жизни. — В следующий раз не упущу возможности увидеть все собственными глазами, — пообещала она. Никто не сомневался, что так и будет.