Жизнь - это борьба

Я открыла глаза и мутным взглядом уставилась в деревянный потолок, облитый солнечным светом позднего утра. Осознание окружающей действительности приходило медленно. Неохотно. Сегодня первый день после подписания мирного договора с Ивагакуре. Конец войне. Почти полгода бесконечных стычек и военных действий, и вот, наконец, можно вздохнуть спокойно. Горло сдавило от очередной вспышки воспоминаний, преследовавших ровно с того дня, как шиноби Камня похитили меня, спокойно переступив через тело моей няни. Лицо с широко распахнутыми аквамариновыми глазами стояло перед внутренним взором, сбивая дыхание. Как я могла настолько беспечно относиться к тому, что за порогом деревни идет война?! Как я могла забыть о том, что этот мир наполнен опасностью и болью? Осторожно выбравшись из под одеяла и скатав футон в аккуратный рулон, я неспешно переоделась в черные одежды. Сегодня в Конохе пройдет церемония поминания погибших во время войны. Сегодня все жители поблагодарят ушедших за то, что они спасли жизни оставшихся. Выживших. Сегодня в час дня мне в очередной раз придется столкнуться лицом к лицу с осознанием, что мое решение погубило чью-то жизнь. А ведь Амаири пыталась отговорить меня от затеи с цветами. Почему я не послушала ее?! Со всей доступной силы ударив по стене кулаком, я зажмурила слезящиеся глаза. Чувство вины бешеным псом вгрызалось в сердце. - Так иногда бывает, - неожиданно раздавшийся голос отца заставил вздрогнуть и поспешно спрятать руку со сбитыми костяшками. Уруюки медленно приблизился ко мне, непривычно мрачный в своих траурных одеждах. Осторожно вытянув мою побитую руку из-за спины, отец приложил широкую ладонь к костяшкам, и наши руки окутало зеленоватым свечением. Вот и еще одна сильная сторона отца — он знает основы целительства и может залечивать мелкие раны. - Война - это бесконечное столкновение со смертью. Именно по этой причине я не хочу, чтобы ты становилась полноценным шиноби, - устало выдохнул он, заглядывая в мои слезящиеся глаза. - Идем, мы должны почтить память погибших. Среди них были и наши люди. Я понимающе кивнула, не находя сил на полноценный ответ. Всю дорогу до кладбища деревни я отчаянно сжимала отцовскую ладонь, упрямо игнорируя его взгляды, пытающиеся поймать мои глаза. - Она погибла из-за меня, - тихо буркнула я, видя, что мы уже подходим к назначенному месту, но чувствуя острое желание выговориться до начала церемонии. - Да, и я рад, что ты понимаешь это. Управление кланом - это ответственность в первую очередь за их жизни, - светловолосый мужчина тяжело вздохнул, остановился и опустился на корточки, заглядывая мне в глаза. - Куда больше я удивлен, что Амаири пошла у тебя на поводу. Раньше она никогда не казалась мне глупой женщиной. - Она хотела помочь, - тихо прошептала я в надежде оправдать погибшую. - Да. Я знаю. Но это все равно не оправдывает ее. Она взрослая женщина, и она отвечала за тебя, но при этом без промедления решила рискнуть своей и твоей жизнью. Не найдя в себе смелости спорить, я понимающе кивнула. Я не согласна с его обвинением, но и возразить что-то... Не находила в себе сил. Пускай он думает, что хочет, я прекрасно знаю, что груз вины на мне. - Ладно, мы, кажется, находимся при разных мнениях, - Уруюки глубоко вздохнул, пытаясь примириться с действительностью, и решительно улыбнулся чуть грустной улыбкой. - Идем, нас вряд ли будут ждать, а опаздывать неприлично. Успели мы как раз вовремя, пробившись в первые ряды точь-в-точь к выходу Хирузена на небольшой пятачок. Старик завел заунывную речь о благодарности тем, кто пожертвовал собой ради безопасности деревни. Коротко выделил самых отличившихся и завел унылую «песнь» о Воле Огня. Внутри зарождалось странное раздражение. На ситуацию, на саму себя, на окружающих. - Я надеюсь, все мы будем продолжать нести этот неугасаемый Огонь и передадим его грядущим поколениям, - с торжеством закончил старик Сарутоби, чуть повысив голос под конец и заставив меня отвлечься от мрачных рассуждений. Почувствовав странное ощущение, я чуть повернула голову и столкнулась взглядом с черными внимательными глазками. Итачи Учиха глядел в мою сторону и, заметив мое недоумение, спокойно отвел взгляд. Хм. Взрослые разбились на группки, обсуждая что-то между собой. Кто-то поддерживал убитых горем товарищей, кто-то не упускал случая обсудить грядущие меж кланами дела. Уруюки был в числе последних, вместе с Минато ускакавший обсуждать что-то с Яманака и Нара. Особого траура на лицах власть имущих не прослеживалось — в спокойных расчетливых глазах взрослых прослеживалось стойкое желание действия. Желание жизни. Что ж, это разумно... Обернулась напоследок, в легко скользнувшем желании найти-таки могилу матери. Я ведь ее так и не навестила. Но взгляд натолкнулся на две одинокие фигуры. Высокий стройный мужчина в темных штанах и водолазке с длинными чернильно-черными волосами по пояс и уже знакомый Итачи, слишком серьезно разглядывающий надгробные плиты. Интересно, о чем они говорят. С сомнением склонив голову к плечу, я старалась одновременно следить за тем, чтобы отец не пропал из моего поля зрения. Не хотелось бы мне оставаться один на один со взрослыми. Дурацкие расспросы в стиле «что нового узнала юная химе» и «как проходят дни химе» вызывали у меня глухую ярость. Просто потому, что я никогда не выносила лицемерия. А назвать эти вопросы, заданные чисто из приличия, иначе, чем лицемерием, у меня не получалось. Другими словами, сложно мне придется в ведении межклановой политики, да и вообще какой бы то ни было политики. Вот мужчина, стоявший рядом с маленьким Итачи, развернулся, направляясь к выходу, и я узнала в тонких бледных чертах его лица змеиного саннина. Что-то в груди напряженно сжалось, вызывая настороженность. Орочимару разговаривал с Итачи... Насколько я помню, разговоры змееликого с Учихой никогда не заканчивались добром, но это было уже в более старшем возрасте. Что же меня смущает в данный момент? Почему эта ситуация, эта картина маленького Учихи и Орочимару, стоящих вместе, вызвала у меня тревогу? Проходя мимо меня, Орочимару скосил змеиные глаза на мое растерянное лицо и как-то довольно усмехнулся. Волоски на руках встали дыбом от осознания того, кто только что обратил на меня внимание, но мужчина уже ушел дальше, позволяя судорожно вдохнуть. От собственного липкого страха оторвало движение, уловленное периферией зрения. С сомнением глядя, как Итачи медленно уползает к выходу, я пыталась понять, что меня смущает. Прямо сейчас в груди расползалось чувство тревоги. Что-то должно случиться. Что-то плохое, опасное, несущее последствия. Но что? Для высвобождения Девятихвостого рано. О каких-то еще страшных происшествиях я знать не знаю, тогда что?! Еще раз с сомнением обернувшись к все еще разговаривающему со взрослыми отцу, я поборола в себе желание спрятаться около него. Пусть это было бы разумно. Без сомнений, Уруюки сможет обеспечить мне безопасность, как показали недавние события, хотя бы на первый десяток моих лет. Но тогда я так и останусь трусливой девчонкой, вырвавшейся из двадцать первого века. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я поспешила за удаляющимся мальчишкой, не приближаясь, но и не выпуская его из виду. Я почти уверена, что оставлять его сейчас одного нельзя. В голове вертелись обрывки воспоминаний, нечеткие картины, оставшиеся от просмотра аниме. Сколько же мусора в моей голове, вычленить что-то стоящее кажется невыполнимым, но... «В чем смысл жизни?» - словно со стороны долетел вопрос, заданный кем-то не сейчас и не мне. Откуда это? Задавался ли когда-нибудь Итачи этим вопросом? За спиной, в густой зелени леса, скрылись ворота деревни, давая понять, что следом за Учихой я покинула деревню. Опасение вгрызлось в позвоночник, заставляя остановиться и неуверенно обернуться в сторону безопасной стены. Стены, что сможет защитить. Единственный раз, когда я покинула деревню по собственной прихоти, погибла дорогая мне женщина. И чуть не погибла я. Разумно ли вновь покидать границы Конохи? Но странное опасение за жизнь маленького Итачи вновь толкнуло в спину. Странный выбор передо мной стоит. Вмешиваться в историю, внося свою лепту, или же оставаться сторонним наблюдателем, при этом совершенствуя собственные навыки и готовясь к грядущей войне. Войне Мадары против людской агрессии как явления. Такой распространенный сюжет, что зубы сводит. Во скольких знакомых мне историях, книгах и фильмах этот вопрос оспаривался и высмеивался. Нет, мне, конечно, известна вся подоплека, и откуда у идеи о Вечном Цукиёми ноги растут, но главного вопроса это не отменяет: что мне, черт возьми, делать?! Ладно. Хорошо. Я уже ступила на этот путь, глупо возвращаться. С новым воодушевлением оглядев растущие вокруг деревья, я полной грудью вдохнула прохладный летний воздух, наполненный запахами леса. Куда бы ни пошел сейчас Учиха, я должна проследить, что он не натворит глупостей. Сорвавшись на бег, я старалась прикинуть то, что мне удалось вспомнить. Разговор с Орочимару оставил на Итачи неизгладимый след, перевернув что-то в душе доверчивого ребенка. Кажется, он даже додумается спрыгнуть со скалы. Не помню, каким образом черноглазому удастся выжить, но проследить за самим процессом я просто обязана. За кронами деревьев отчетливо проступила каменная твердь уступа. Ну, радует одно - я на верном пути. Ноги скользнули по мокрым камням, стоило мне выбежать на берег неглубокой, неспешной речушки. Глаза сами собой вскинулись вверх в отчаянной попытке разглядеть хоть что-то. Вот на фоне пасмурного неба проступила крохотная с такого расстояния фигурка. На нетвердых ногах мальчишка подошел к самому краю обрыва и замер. В груди отчаянно защемило. Я не помню, что было дальше, я помню лишь, как падает Итачи... Неверяще глядя, как мальчик срывается вниз, я испуганно зажала рот обеими ладошками, наблюдая, как быстро приближается его тело к земле. Нет, нет, его не сдуло, он не упал случайно... Судя по тому, что он не кричит и не пытается ни за что зацепиться, этот полудурок сбросился сам. Раздражение и гнев захлестнули, застилая взор алой пеленой. Господи, и он так легко решил расстаться с жизнью?! Кому-то приходится бороться за нее, уносить ноги от шинигами и красть чужие тела, а он так просто ее отдал? Темноволосый вдруг перекувыркнулся в падении, бликнули на солнце два куная, вытащенные маленькими детскими ручками. Попытки зацепиться за камень и затормозить оружием падение проваливались раз за разом, намекая, что вскоре шаринганистый наследник превратится в очаровательную мясную лепешку. С колотящимся сердцем, едва вытолкнув себя из злого оцепенения, я вбежала в мелководную речушку, чувствуя, как мелкая рыбешка без страха исследует мои ноги. Глубины — ровно по колено. Даже если Учиха изменит курс падения, река недостаточно глубокая, чтобы спасти его от столкновения с землей. Максимум — быстренько смоет вывалившиеся мозги. Господи, как я ненавижу Учих!!! «Змея, Овца, Лошадь, Кролик, Овца, Лошадь, Кролик, Объемная форма» - Водная тюрьма! Небольшой поток воды взвился вверх, подхватывая падающего мальчишку на высоте четырех метров и предотвращая окончательное падение. Ощутимое количество чакры покинуло тело, перетекая на поддержание техники. Я отчаянно пошатнулась, но успешно устояла на ногах, подтягивая водяную сферу с трофеем ближе к себе. Чакра внутри меня радостно пробежала по каналам и практически опустошила резерв, заставляя поспешно развеять технику. Бессознательный Итачи ощутимо свалился на острые камни, позволяя рассмотреть ровное бледное лицо. Пухлощекое, совсем далекое от того красавца, вырисованного в последних главах аниме. С черными густыми ресничками, отбрасывающими длинные тени... В жизни Учиха был симпатичнее, чем на рисунках мангаки. И, соответственно, живее. Темные ресницы паренька затрепетали, и на меня, склонившуюся над ним и упершуюся руками в колени, уставились два темно-карих глаза. Столько опустошенности и растерянности не сыскать и в глазах некоторых взрослых. - Скажи честно, ты дурак? - невинно и как можно более дружелюбно поинтересовалась я, глядя на это очаровательное безобразие. Учиха чуть нахмурился и осторожно привстал, очевидно, не до конца веря, что остался цел. - Ты спасла меня, - то ли спросил, то ли констатировал он, сидя ко мне спиной и не торопясь поворачиваться с благодарностью. - Почему? - Я плохо переношу вид трупов. Особенно если они с размазанными по земле внутренностями. Осторожно подобрав подол черного кимоно, я неловко опустилась рядом с размышляющим мальчуганом, пытаясь представить, в каких дебрях бродят его мысли. И как его оттуда вытащить. И стоит ли вообще вытаскивать. - Почему ты прыгнул? - решительно и уже без всякого дурачества спросила я, глядя на отрешенный профиль Итачи и черные волосешки, обрамляющие лицо. - В конце концов, никто не хочет умирать, да? Но все-таки, что такое жизнь? - будто сам с собой шептал мальчик. Наверное, сейчас он не совсем отображает действительность. - Знаешь, Итачи, - я расслабленно откинулась на руки, закидывая голову и вглядываясь в серое хмурое небо. - На мой взгляд, смысл жизни в том, чтобы быть счастливым. Это может показаться очень эгоистичным взглядом на смысл существования, но по итогу выходит, что так оно и есть. Кто-то счастлив, когда он богат, кто-то, когда его близкие в безопасности и процветании... Но, так или иначе, весь смысл жизни сводится к борьбе за это счастье. Я задумчиво замолчала, примеряя на себя сказанные мною же слова. Правда ли я так думаю, или все это пустые слова, оброненные под воздействием случая? - В конечном итоге, жизнь — это борьба. - Значит, для того, чтобы жить, нужно постоянно вести войну? - опечалено, с затаенной болью спросил маленький наследник, следя за тем, как вокруг нас собирается воронье. - Ну, смотря, что подразумевать под словом борьба, - я мягко улыбнулась, тронув Итачи за плечо и заставив взглянуть мне в глаза. Более потерянного не по годам взрослого ребенка мне встречать не доводилось. - Борьба кроется не только в войне. Борьба может скрываться в каждой минуте твоей жизни. Каждый раз, когда ты не сдаешься обстоятельствам и продолжаешь добиваться своих целей, ты борешься. Встаешь по утрам, отринув лень и уныние, — сразился. Игнорируешь чужие злые языки и не сдаешься — сразился. Улыбаешься проблемам и продолжаешь свой путь — сразился и, вероятно, победил. - Вот как, - задумчиво протянул маленький Учиха. Воронье, до этого с интересом наблюдавшее за нами с разного расстояния, потревоженное чем-то, испуганно вскинулось, поднимаясь на крыло. Черной галдящей стаей они окружили нас вместе с носителем шарингана, касаясь крыльями и даже когтями незащищенных участков тела. - Пойдем, я провожу тебя до дома, - я решительно взяла мальчика за руку, отрывая от наблюдения за птицами и призывая встать следом за мной. - И, пожалуйста, будь так любезен, дорожи жизнью. Чья бы она ни была. - Хорошо.