Жизнь - это борьба

К моменту, когда я выбираюсь за пределы деревни, целенаправленно двигаясь за темной фигурой Грим-чего-то-там-сдохни-ушлепок, низкие тучи над головой таки проливаются дождем. Держащееся ниндзюцу Танца призрака позволяет избежать влаги, но чувство стремительно утекающей чакры четко дает понять, что технику уже давно пора было отменить. Хрипы в груди отчетливо выталкивали в горло ощутимый привкус крови. Мыслей в голове не было. Вернее, поначалу их не было. Была только слепая ярость, безжалостно гнавшая вслед за неоспоримым врагом. Позже, когда состояние начало ухудшаться, а чакра утекать в активированную технику все стремительнее, сигнализируя об испаряющемся контроле, ярость принялась отступать семимильными шагами. И вот границы деревни, обозначенные высокими, каменными стенами остались в семи километрах за спиной, здравый смысл робко постучался обратно в черепную коробку. Спасибо, что хоть не после того, как я напала бы на этого клоуна. По факту, я только что радостно и самозабвенно последовала за заведомо превосходящим противником на территорию, где рассчитывать на поддержку не стоило вовсе. Тупо? Феерически тупо, признаю. Могла ли я выбирать? Отнюдь — бывают моменты, когда сама возможность выбрать решение отключается под гнетом эмоций. Тем не менее, ведущий за собой убийца останавливаться не собирался, и у меня было время успокоиться, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. Стоит запомнить и закрепить на подкорке одну простую мысль — мне ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае нельзя вступать с ним в бой. Выяснить, по возможности, какого хрена эта падаль забыла на турнире — да. Попытаться разузнать, чего ему вообще надо — безусловно. Но ни в коем случае не вступать в бой. А еще — дать сигнал Фудо, а лучше вообще всем, кому можно, где я, и что происходит. Танец призрака спал с тела после одной простой печати дракона, позволяя удушливой слабости расползтись по телу. Со стремительного бега я сбилась, едва не свалившись с очередной ветки. Одежда тут же намокла под настойчивыми струями частого, обильного дождя. Ливень, начавшийся с четырнадцать минут назад, и не думал сбавлять обороты, умудряясь проникать под плотные кроны деревьев и больно хлестать ледяной водой по щекам. Бутыль с водой на поясе открылась не сразу — пальцы безобразно дрожали, лишь с третьей попытки сумев открутить плотно завинченную крышку. Прохладная жидкость скользнула по пересохшему горлу, смывая с языка привкус собственной крови и наполняя тело силой. Секрет этого энергетика прост и банален — под чутким руководством Цунаде я еще позавчера вбухала в эти ноль-пять литров водицы приличное количество собственной чакры, а вязь символов на боках бутылки позволяла этой чакре не развеиваться. Запаска на экстренный случай во время экзамена. Пригодилось неожиданным образом. А теперь короткая серия печатей и три клона, посланные обратно в деревню с четкой мысленной установкой добраться до: Минато, Фудо и господина Фугаку, чтобы доложить о ситуации. И пусть потом мужики с меня хоть шкуру спускают, главное, блин, выжить в следствии своего же тупого решения. Не уверена, правда, что этот Гремлин патлатый и лохматый, что чучело на огороде, не перехватит посланных мною теневиков… Но попытаться стоит. А теперь, помолившись, продолжим путь. Разве что чуть менее поспешно, внимательно прислушиваясь как слухом, так и внутренним ощущением, к окружающему пространству. — Успокоилась? Неожиданно раздавшийся сбоку голос заставил заполошным зайцем метнуться в сторону. Слишком близко прозвучало. И слишком неожиданно, что уж там… Спрыгнув вниз, я настороженно припала на корточки, внимательно вглядываясь в кроны над головой. Тонкие пряди, выбившиеся из косы, намокли и неприятно липли к лицу, но желания их убрать не появлялось. Даже мысли не проскакивало. — Где ты? — спокойно осведомилась я, рыща взглядом по всем потенциальным местам засады. — Тут. Голос за спиной звучал игриво. Спокойно и игриво, мать его, словно полоумный мужик просто играл в салочки с шебутной детворой соседей. Впрочем, это утверждение вряд ли далеко от истины. Гордлок развлекался почти наверняка. Разумеется, только услышав столь близкое положение чужака, я поспешила разорвать дистанцию вновь. А потом вдруг остановилась. Неимоверным усилием воли подавила собственный страх и заставила себя выпрямиться. Остаться на месте. Не шарахаться больше на потеху ублюдку. Мужчина больше не исчезал. Как стоял в шаге от места, где я только что выжидала, так там и замер, уперев руки в бока. Темные цвета одежды, растрепанный длиннющий хвост каштановых волос. Маску, если честно, все еще страшно хотелось расколотить ему об череп. — Ты ведь Гордлок? — настороженно спросила я, упрямо подавляя всякое проявление страха. — Умная девочка, — голос мурчит буквально по-кошачьи, и от этого эмоции вновь пробуют сорваться с поводка. — Только я теперь ношу другое имя. Можешь звать меня Унмэ. «Погибель». Блеск. Говорящее имечко себе выбрал. И чертовски пафосное, если честно. — Какого черта тебе от меня надо? — несдержанно рявкаю, хотя бы так давая выход буре в душе. Потому что, если и дальше буду пытаться загнать их под маску хладнокровия, она просто на куски разлетится, а меня опять затопят эмоции, и будьте здрасте. — Мне? — клоун в не-клоунской маске манерно-удивленно ткнул себя пальцем в грудь. — Ничего особенного. Вообще-то, просто интересно. Уж больно любопытно было посмотреть, чего добьется такая же несчастная душа-пришелец. Услышанное ударило по мозгам. А именно по мозгам ударило осознание, что мерзавец откуда-то в курсе. Нехорошие подозрения закопошились в подкорке: кто-то предал и растрепал, кто вообще мог знать, кроме Фудо, что происходит… Новая сотня вопросов, без малейшего намека на ответы. — Зря ты клонов отправила, — мужчина чуть наклонился в бок, вырывая из собственных мыслей и пальцем тыча куда-то мне за спину. — А если те, за кем отправила, придут, как будешь им объяснять происходящее? Голос у него звучал умеренно-заинтересованно. Бесит… — Почему ты вообще за мной следишь? Почему просто не убьешь? — Убить тебя? — он удивленно хмыкает, а после тянется левой рукой к маске, медленно стягивая ту с лица. Он был похож на Рей с фотографий. И в то же время не похож. Словно пластилиновой фигурке вдруг решили слегка поменять черты. Округлость овала лица пропала — подбородок чуть вытянулся и заострился, скулы обрисовались четче, а брови из мягких полукругов сделались стервозно-изломанными, придающими лицу спеси. От прежней Рей остались разве что пухлые губы широкого рта, бледная кожа да синие глаза. В остальном же… — Нравлюсь? — самодовольно скалится персональное чудовище, чуть раскидывая руки и демонстрируя себя во всей красе. Вновь поднимающаяся со дна души ярость явно мешала хоть сколько-нибудь адекватно оценивать ситуацию, но где-то на самом краю сознания, едва ли не в самом подсознании проскочила мимолетная мысль: а ведь хорош. Выбесившая до полного выгорания эмоций. А ведь когда-то на опасных, на грани психически неустойчивых мальчиков, у меня был фетиш. Что ж, новая жизнь радикально меняет вкусы и предпочтения… — Это хенге? — безлико интересуюсь я, продолжая пристально разглядывать каждую мелкую деталь чужого лица и фигуры. Мужчина, на вид достаточно молодой, скорее, даже парень, — лет двадцати пяти, двадцати семи, — заинтересованно склоняет голову к плечу, разглядывая меня с ответным любопытством. — Нет. Он беспечно пожимает плечами, прикрывая глаза на пару мгновений. Не сходящая с лица ухмылочка порождала зуд в кулаках, но, стоит отдать себе должное, я пока держалась. — Зря ты отказалась от боя. Я надеялся на шоу, — вновь заговаривает он, когда тишина становится совсем уж неуместной в сложившейся ситуации. Клоны развеялись у самых стен Конохи, совсем чуть-чуть не добравшись до постов часовых. Обидно, черт побери. — Если ты не хочешь убивать меня, почему тогда убил отца? — Потому что он однажды сильно подпортил мне планы, а я, знаешь ли, не любитель прощать подобное. Так что я просто, ну, — он жеманно приложил палец к губам, словно раздумывая над формулировкой собственных мыслей. Только вот попахивало все это отвратной актерской игрой. — Как бы, типа отплатил ему чем-то равноценным. — Испорченные планы могут стоит жизни? — вызверилась я, подаваясь на несколько шагов вперед и выхватывая из набедренной сумки кунай. Так, вот тут стоит притормозить и снова вспомнить, что противник передо мной мне не ровня. Я поди и двигаюсь-то до сих пор только потому, что меня всерьез не воспринимают. Если он может отслеживать импульсы от мозга телу, вопрос: может ли он распознавать эти импульсы и понимать, какой на что направлен? И вообще, как работает этот его кеккей генкай? — Порой бывает, — издевательски весело тянет он нараспев. — Ты правда думаешь, что я сейчас тебе как на духу выдам все свои планы, мотивы и цели? Едкая улыбочка гуляет по пухлым губам, пока синие глаза жадно бегают по моему лицу с каким-то нездоровым блеском. Честно говоря, Гордлок до трясущихся поджилок напоминал маньяка. Самого натурального — с психопатичной улыбочкой и болезненно сверкающими глазками. Зрелище не для слабонервных. — Что ж, пожалуй, некоторых пояснений я тебе должен, — уже спустя секунду настроение с веселого возбуждения сменяется на задумчивую неуверенность, и богатые на жестикуляцию руки складываются на груди, подпирая пальцами задумчиво опущенный подбородок. — Ты ведь оказалась здесь благодаря мне. Где-то на востоке оглушительно гремит первый раскат грома, на долгие пару секунд проглатывая все возможные звуки. Но судя по неподвижным губам человека напротив, он не торопится спрятать за громыханием небес ни одно из откровений. — Ну, и еще благодаря папаше твоего тела, — он презрительно морщится, снова поднимая лицо ко мне и уже с неприкрытым раздражением вглядываясь мне в глаза. — Именно из-за него это тело заняла ты. — На моем месте должен был быть кто-то другой, верно? — неуверенно бросаю я первый подталкивающий к более содержательной беседе вопрос. Терпеть не могу все эти хождения вокруг да около. — М-м-м, — Гордлок закидывает голову, позволяя дождю беспрепятственно вылизывать свое лицо, и плавно ведет широкими плечами. — А ты и правда сообразительная. Мне нравится. Мгновение, и лицо снова обращено ко мне, а темнеющие с каждой секундой все больше глаза с интересом… Словно ожидают реакции на прозвучавшие слова. М-ма-а-а, да у чувака походу биполярочка — вон как из эмоции в эмоцию бросает. Скверненько: психически неустойчивые личности, наделенные безграничной силой, на порядок опаснее просто безжалостных ублюдков. От этих вообще хрен пойми, чего ждать. — Почему меня тогда не порешил? Косвенно и я виновата в сорвавшейся операции, — ну надо же. Если честно, себе я готова аплодировать стоя. Никогда бы не подумала, что при таком эмоциональном раздрае смогу так почти мастерски сохранять внешнее спокойствие. — Да брось, косвенно виновных я обычно не трогаю, — он показательно добродушно улыбается, махнув в мою сторону расслабленной ладонью. У этого урода даже внятного мотива нет за мной таскаться. И тем не менее, пришел вот, разговоры ведет… — И ты просто так решил прийти и посмотреть, как обосновалась чужая душа на не своем месте? Серьезно думаешь, я в это поверю? — на последнем вопросе без труда копирую чужую издевательскую иронию, замечая, что дерзость вынуждает мужчину крепче стиснуть зубы за наигранно расслабленной усмешкой. — Я же сказал, что мне было любопытно. — И ты не собираешься убивать меня, чтобы закончить когда-то прерванную затею? — В то время, когда эта размазня-Рей судорожно рыскала в чужих лабораториях в поисках способа избавления от соседа в моем лице, я чуть внимательнее слушал и впитывал все, что местному искателю ответов довелось выяснить, — он самодовольно скалиться, вероятно, безумно довольный собой. — Тела этого рода лишь раз могут принять чужую душу. Они одноразовы. — Как презервативы, — глухо буркнула я себе под нос, понимая уже самую чуточку больше. Но информации все еще раздражающе мало. — Что? — весело и любопытно поинтересовалось лохматое чучело, подаваясь на несколько шагов вперед. — И что, не увидел битву — дальше будешь за мной сталкерить? — даже не думая отвечать на вопрос, продолжаю давить я. — Сталкерить? Из какой вселенной ты взялось, чудо? — он насмешливо приподнимает брови, кажется совсем не понимая смысла прозвучавшего слова. — На вопросы отвечай, — рыкаю я снова, опять начиная терять терпение. Гордлок, мгновение назад стоявший шагах в тринадцати, оказывается в опасной близости меньше чем за секунду. Прежде такой скоростью мог похвастаться разве что Шисуи со своим телесным мерцанием. Чужая цепкая рука стиснула пальцы на горле, перекрывая кислород. Я судорожно попыталась пырнуть прыткого засранца в вцепившуюся в меня руку, только вот не вышло. Кунай из моего зажатого кулака он выбил как-то до смешного легко. А потом меня наконец парализовало. Свалиться в раскисшую под ногами траву не давала только рука, то сдавливающая, то небрежно поглаживающая трахею. — Не надо меня дразнить, kluk'hen, ничем хорошим для тебя это не закончится, — обманчиво заботливо предупреждает он, притягивая меня к своему лицу буквально до расстояния считанных сантиметров. — Я просто хотел найти в твоем лице друга, знаешь? Кислород, с попеременным успехом попадающий в легкие, ясности сознанию не придавал. Вроде и не задыхаюсь пока, а черные мелкие точки уже закружились перед глазами. — Ты ведь, по сути, пока самое близкое мне существо в этом мире, — самозабвенно бормочет он, бегая глазами по моему, наверняка уже синеющему, лицу. — Мы оба здесь чужие, а еще по иронии судьбы в нас течет одна кровь. А ведь при желании я мог бы заменить тебе этого идиота, скверно справляющегося с ролью отца. От дикого желания ударить балаболящую тварь в голове аж запульсировало. Наверное, от того, что импульсы на действия и движения, посылаемые мозгом, никак не могли найти выход из черепной коробки. Выглядел он жутко с этим лихорадочно мечущимся взглядом. Надо было раз тридцать подумать, прежде чем вообще пускаться следом за этим психопатом. Но оговорочка про «пока» весьма любопытная. Товарищ планирует расширить круг близких? — Но, пожалуй, общей крови в нас осталось слишком мало, чтобы сойти даже за дальних родственников, — задумчиво бормочет мужчина, лишь самую малость отстраняясь, и уже спокойнее, вдумчивее разглядывая мое лицо. — А ведь ты вырастешь красивой девушкой… Изнутри толкнулась тошнота и отвращение. Да ну нет!.. Да не может мне так свезти. — Я, поверь на слово, в женщинах толк знаю, а будущую красавицу разглядеть не так уж сложно, — чужая рука, поддерживающая тело за одну только многострадальную шею, отстраняет от себя дальше и ноги, черт возьми, беспрекословно подчиняясь чужой воле делают пол шага назад. — Что скажешь, Ани-чан? — Катись к шинигами, — хрипло булькаю я, как только связкам позволяют исполнить свою прямую функцию. Унмэ давится тихим, мелодичным смехом, впервые за время творящегося безобразия отрывая от меня немигающий взгляд. Черт, мужик, мне по физиологическому возрасту тринадцать, мое тело на свет произвел исходник твоего нынешнего тела, и поправьте меня, если это не попахивает намеком на педофилию, густо заваренную на инцесте. И от этого становится так мерзко, что на глазах наконец выступают слезы. — Пф, мелкая ханжа, я ведь не совсем поехавший, чтобы лезть в трусы к малявке, — уловив просочившееся на моем лице презрение и брезгливость недовольно тянет он, наконец убирая руку с уже отнимающегося горла. Поддержка в виде руки от позорного падения на колени спасала. С ее исчезновением непослушное тело грузно осело в слякотную мешанину из земли, травы и воды. Дождь и не думал прекращаться. Интересно, ищут ли меня вообще? Заметили ли пропажу? И найдут ли живой?.. — Ты когда-нибудь вырастешь. Возможно, я и вернусь за тобой, а может, и нет, — он неуверенно жмет плечами, засовывая руки в карманы широких штанов. — В общем, если понадобится. Постарайся не сдохнуть к тому времени, ладненько? Он неторопливо шагает мимо, и я чувствую возвращающим контроль и чувствительность телом, как оголенного безрукавкой плеча касается жесткая ткань его свободных брюк, на лодыжках скрепленных мелкими черными ремешками. Больной ты ублюдок, чтоб тебе провалиться!!! Тело покалывало и отказывалось нормально слушаться еще с несколько минут. Все ведь сталкивались с этими пресловутыми «ежиками», которые возникают, если отлежать или отсидеть конечность? У меня так ломало все тело ниже шеи. И когда недомогание все-таки прошло, поблизости не было никого.