Жизнь - это борьба

С раскисшей земли, едва слышно хлюпающей от изобилия воды, поднялась я далеко не сразу. Не с первой и даже не с восьмой попытки. Холодные ручейки дождя уже во всю ползали по спине под безрукавкой, вещи были мокрыми вплоть до трусов. Было холодно и непередаваемо мерзко. От всего сразу, что неподъемным грузом навалилось на плечи. А еще легкие подозрительно горели, как после долгого изматывающего бега далекого от физических нагрузок человека. Сил разбираться с этим не было. Все, на что хватило — это шатаясь, словно пьяница, подняться на подкашивающиеся ноги и неловко побрести в сторону деревни. Точнее, я искренне надеялась, что шла в сторону дома, но мысли были спутанными, и осознание окружающего пространства смазывалось, рассыпаясь песком подкравшейся слабости. Унмэ сказал, что я в этом теле оказалось из-за Уруюки. Выходит, в ту роковую ночь Гордлок пытался не убить дочь Рэй и Уру, а провести какой-то обряд, способствующий приходу новой души? Если Уру-ру не знал о всей этой свистопляске — а он по словам Фудо был ни сном, ни духом о реальных положениях вещей — то вполне мог воспринять ситуацию, как просто обострившийся психоз женушки с раздвоением личности. Выходит, подселенец Рей пытался кого-то призвать. Кого-то настолько важного, что неудача зародила в и без того темноватой душе мужчины ненависть и желание поквитаться… И эта его оговорка: «пока мы самые близкие существа в этом мире»… Так он, кажется, сказал? Что означает это «пока»? Если допустить, что Гордлок не оставил своего намерения призвать чужую душу из-за грани? Ему ведь понадобиться еще один представитель давно угасшего рода, с унаследованной особенностью. Фудо говорил… Что же дед говорил про эти крохи некогда загадочного клана? Хоть убей, ничерта не помню… Дождь усиливался, поднимающийся ветер делал струи воды косыми, неприятно бьющими прямо в лицо. Вот бы просто исчезнуть. Прямо сейчас обратиться неуловимым ветерком и просто низвергнуться до бездумных атомов и молекул. Да, трусливо. Слабохарактерно, инфантильно и малодушно. Сдаться проще всего. Покорно опустить руки и самозабвенно врать самому себе, что ничего ты сделать уже не можешь. Чертовски соблазнительно, ведь все проблемы сразу отойдут на задний план и станут неважными. Невольно вспомнилась собственная первая смерть. Собственно, а почему я никогда не думала об этом? Почему так легко приняла, что меня прошлой больше нет. Что нет у меня больше моей улыбчивой, язвительной матери, нет отца, больше похожего на предмет интерьера. Нет прошлых друзей… Нога запнулась о какой-то камень, и я тут же свалилась в лесную слякоть, в последний момент успев выставить руки. Когда-то с Катей мы рассуждали о том, как было бы круто попасть в выдуманный мир. Что тогда только не вспомнили. И Гарри Поттера, и Средиземье с его прекрасным Леголасом. Но кто же знал, как трудно это — приживаться в чужом мире. Как до одури непросто пускать в голову мысль, что прошлой жизни — что в те времена казалась какой-то то неправильной, то скучной — больше никогда не будет. Не будет смеха до слез на задней парте, вместо внимательного конспектирования слов преподавателей; не будет вечерних посиделок за просмотром очередного блокбастера с мамой, ворчащей о банальности сюжета и шаблонности персонажей. Как смешно — прошло тринадцать лет, как я брожу под этим небом, а весь спектр горечи от осознания потерянных возможностей обрушился только сейчас. Тихий поначалу вой зародился глубоко в груди и уже в следующее мгновение вырвался с раскрытых губ оглушительным криком, выпускающим всю ярость и разочарование, теснящиеся в груди. Я так бесконечно глупо, так самозабвенно заменяла то, что было у меня там, на то, что обрела здесь. Трусливо и скрупулезно концентрировалась на происходящем здесь и сейчас, лишь изредка позволяя себе «вспомнить», и тут же гнала эти мысли прочь. И вот, когда силы снова оставили, когда внутренний стержень в очередной раз пошел трещинами, память навалилась бетонной плитой, погребая в ментальную могилу. Глубокую, темную, душную до истерики. У меня больше нет новообретенного отца, нет матери, что была когда-то самым близким человеком в жизни. И я вынуждена цепляться за пресловутую ненависть, чтобы иметь хоть какие-то силы идти дальше. Но хватит ли этой ненависти до конца? И такая ли она панацея для настоящей жизни. Если вспомнить каноничного Саске, стал ли он счастлив после всего? После того, как месть свершилась, а после оказалась коварной ошибкой?.. Переменные этого уравнения, конечно, не сходятся с моими. И тем не менее, Учиха ведь так и не смог встать на ноги и жить дальше полноценной жизнью после всего. Была ли месть избавлением от образовавшегося в душе вакуума? И есть ли вообще альтернатива? Остекленевший взгляд уперся в поднятые перед грудью ладони, заторможенно разглядывая разводы грязи на светлой коже с приметными мозолями от частого пользования кунаев. Нужно идти дальше, тело уже сейчас пробивало на судорожную дрожь из-за холода. Впереди неожиданно показался чужой силуэт. Плохо различимый из-за небольшого сумрака леса, обусловленный непогодой. Кто-то лежал далеко впереди, не шевелясь. Одеревеневшие ноги замерли, отказываясь нести дальше. Страх и нежелание видеть, кто именно лежит там, приковало к месту получше цепей. Мне требуется несколько минут настоятельных уговоров самой себя, прежде чем силы на новый шаг находятся. И вот наконец различима становится болотно-зеленая форма: длинные брюки, на икрах замотанные бинтами, из той же ткани кофта с длинным рукавом. И пепельно-серые волосы, разметавшиеся в грязи вокруг головы. Нет-нет-нет… Оставшееся между нами расстояние я преодолеваю за короткие мгновения, судорожно цепляясь дрожащими пальцами за бледные щеки знакомого лица. Юроске был безмятежно расслаблен. Я никогда не видела эту занозу таким умиротворенным. Обычно недовольная мина растворилась, демонстрируя вполне миловидные черты лица. И теперь его двадцать четыре года будто подтерлись, явив миру шестнадцатилетнего мальчишку с едва заметной ямочкой на узком подбородке, и неприметный шрамик в уголке тонких губ. Кузен не дышал, не реагировал, пока я давилась судорожными рыданиями, в иступленной бессмысленности водя руками по холодной коже лица и тихонько зовя парня срывающимся голосом. Вот почему?! За что?! Как?! Рука, дрожащая словно в эпилептическом припадке, неловко опустилась на чужую грудь, обнаруживая вместо непоколебимой твердости неподвижного тела странную мягкую податливость. Удивленно и растерянно переводя взгляд на неподвижную грудь Юроске, я заторможенно надавила ладонью сильнее. Под тканью одежды и плотной кожей словно не было костей. Только сейчас я поняла вдруг, что само очертание тела под одеждой было каким-то растекшимся. Неправильным. Не знаю, почему и как я оказалась на ногах. В голове гулко пульсировало, мешая думать. Мешая понимать хоть что-нибудь. Хотя, пожалуй, во всем случившемся была пугающая простота. Только вот мой истощенный разум отказывался это принимать. Отказывался думать и анализировать. Шаг назад, не отрывая взгляда от человека, столько лет вынужденного тенью таскаться за мной по пятам. От человека, которому я когда-то пообещала, что, когда стану шиноби, его досуг станет чуть разнообразней беспрерывной слежки за наследницей внутри деревни… В далекой юности он мечтал о подвигах и свершениях. Интересно, о чем он мечтал вчера? Были ли у уже повзрослевшего молодого человека мечты? А любовь? Чем он жил? Из-за вечно натянутых отношений мы не стали близки, но это… Корпус, как деревянный, развернулся на девяносто градусов, и я, пытаясь не завизжать снова, бросилась прочь. Подальше. Так далеко, как это только возможно. В наивной попытке убежать от кошмарной действительности. Психика, крошащаяся под шквалом потрясений, уже с трудом сдерживала приближение чего-то до безобразия страшного. Нога зацепилась за что-то, и я на полном ходу кубарем свалилась на землю, несколько раз неловко и болезненно кувыркнувшись по инерции. Поднять дрожащее, сдающее тело оказалось не просто. Да какого же хрена?! Негромкий, едва различимый из-за непогоды лай со стороны заставил вздрогнуть, замереть и потерянно уставиться в чащу леса. Снова загромыхало над головой и на короткую долю секунды из-за вспышки молнии стало светлее, выкрашивая все вокруг в светлую серость. Кто-то приближался. Если лаяли, то, скорее всего, Инузука. Но ожидание не оправдалось — уже спустя пару каких-то крохотных минут на небольшой пятачок полянки, где я самозабвенно ожидала появления источника лая, выскочил Хатаке собственной персоной, следовавший за вполне узнаваемым Паккуном. — Ты в порядке? — умеренно обеспокоенно уточняет Копирующий, присаживаясь рядом на корточки и внимательно оглядывая мое бледное лицо единственным открытым глазом. — Не знаю, — честно признаюсь я, сама пугаясь своего хриплого голоса. Появление кого-то знакомого и условно безопасного как-то поразительно легко отодвигает властвующую в голове истерику на задний план. В голове становится пусто и легко, словно всего этого дня попросту не было. — Ранена? — коротко интересуется сероволосый, весьма бережно подхватывая меня за спину и под колени, в следующую секунды вставая на ноги вместе со мной на руках. — Нет. Цепкий взгляд внимательно устремляется куда-то мне на шею, и я вижу, как хмурится бровь парня, спрятанная под хитай-ате. — Все уже хорошо, — бормочет он, видимо, в слабой попытке успокоить мое явно нестабильное состояние. Ну да, наверное, когда бледная девчонка пялит на тебя остановившийся, будто бы резко отупевший взгляд, возникает потребность хоть как-то попытаться вернуть ее в чувства. Спасибо хоть, что пощечин отвешивать не начал в попытках справится с моим явным эмоциональным ступором. От Хатаке приятно пахло. Запах на влажной ткани зеленого джонинского жилета и надетой под него водолазке стал резче, а уж то, что я практически лицом уткнулась тому в плечо, не имея ни сил, ни острой потребности строить из себя сильную и непоколебимую, позволило чувствовать. Легкий отголосок хвои и что-то пряное, приятное. Я судорожно вдохнула глубже в слабой надежде за интересом к чужому запаху запрятать собственные мысли. Собственные проблемы. Стало так тепло и спокойно, что на глаза невольно навернулись слезы, оставшиеся совершенно незамеченными из-за стекающих по лицу струй от дождя. Уже на подходе к деревне — что я поняла исключительно по прокомментировавшему приближение Паккуну — нашу весьма скромную компанию нагнали люди. — Как она? — обеспокоенно бросил Минато, ровняясь с Какаши на бегу и бросая на мое лицо полный тревоги взгляд. — На первый взгляд цела, — из-за близкого расположения лиц, скосив глаза на лицо шиноби, я вижу как под маской губы парня кривятся в недовольной гримасе. То ли недоволен, что вынужден был участвовать в этих поисках, учитывая, что я в относительном порядке, то ли в его голове находился другой повод для недовольства. — Аника, что случилось? — Минато тоже впивается голубыми глазами в мою открытую шею, и на дне светлых глаз вспыхивает плохо спрятанная ярость. — Я устала, — вяло отзываюсь я, пряча взгляд в вороте чужой водолазки и всей душой надеясь, что меня хотя бы ненадолго оставят в покое. — Кто на тебя напал? — уперто продолжает расспрашивать дядя, даже не думая прислушиваться к моим словам. — Рей. — Она ушла? — Это «он», — заходясь в возвращающейся злости, шиплю я, возвращая на лицо бегущего с Какаши в ногу Хокаге взгляд. — И да, он ушел, напоследок пообещав когда-нибудь вернуться, если ему приспичит. Пальцы, и без того достаточно твердо впивающиеся в ребра и левое бедро, сжимаются чуть сильнее, и я вздрагиваю, поднимая на Хатаке удивленный взгляд. Но тот продолжает молчаливо и сосредоточенно смотреть вперед. — Юроске мертв. Где-то там, — я обессиленно машу рукой, условно обозначая лес за спинами бегущих к деревне людей. Минато принимается говорить что-то еще, но я уже не слышу. Сознание наконец подергивается мутью, и я закатываю глаза, отдаваясь во власть этой слабости. Пусть. Лишь бы не было так паршиво.

***

Пробуждение было медленным. Я не торопилась открывать глаза, даже когда сознание окончательно вернулось. Не спешила. Вдумчиво размышляла о том, что произошло. Как-то совсем безрадостно отпал вопрос о необходимости мести. Нет уж, ребятушки, это теперь не спустить на тормозах, притворившись мимо пролетавшим крокодилом, оправдываясь тем, что все случившееся закономерно и было неизбежностью роковой судьбы. Эта пакостная тварь убила стольких людей. Убила Уруюки, убила Хаюми, Гогу, Коккуро-сана, Этоши, Камукири, Той-куна из соседнего дома, и еще не один десяток людей, чьих имен я не помнила, но знала лица. И вот он забрал Юроске. Мне плевать, как и почему. По сути, волнует только факт совершенной им ошибки. — Как ты вообще додумалась отправиться за ним в одиночку? Раздавшийся голос Цунаде вырвал из темного водоворота мыслей, вынуждая наконец открыть глаза. Поразительно, почти возмутительно светло: за окном по левую руку погода солнечная и на лазурном клочке неба, виднеющегося за рамой, неспешно плывут перьевые облака. — Я не думала, — честно признаюсь в собственной глупой импульсивности, устремляя взгляд на Сенджу, замеревшую в дверях мрачным воплощением осуждения. — Оно и видно. Она с тяжелым вздохом проходит дальше в палату, со скрипом подвигает к моей кровати стульчик. Впивается в меня пытливым взглядом, острее любого скальпеля. — Оно того стоило? Стоил бездарно слитый бой этой ничего не принесшей встречи? — Да, — я упрямо поджимаю губы, недобрым взглядом буравя наставницу. Думает устыдить меня? Не на ту напала. — Ты понимаешь, что твой охранник, вероятнее всего, погиб из-за твоей импульсивности?! — Цунаде вскакивает на ноги порывисто, не стесняясь переходя на крик. Вопрос оказывается недурственной ментальной пощечиной, выбивающей дух. — Если бы ты не бросилась за этим подонком, быть может, и этот мальчишка остался бы за стенами деревни. Мог бы быть спасенным. — Или подтолкнул других ввязаться в заведомо проигрышный бой, увеличивая количество жертв. Отвешенная пощечина заставляет заткнуться, хватаясь за загоревшуюся огнем щеку. — Не смей оправдывать себя неизбежностью жертв! — грозно шипит Сенджу, угрожающе нависая сверху и одним взглядом вжимая в постель. — Никогда, слышишь, никогда не пытайся собственную дурость прикрыть чужим решением! Мы молчим и по глазам медика прекрасно видно, как сильно и как много еще она хочет мне сказать, но мое скучное лицо, видимо, отбивает всякое желание. Я даже не пытаюсь скрыть, насколько мне плевать на ее нравоучения. Да, я готова признать, что во многом виновата в смерти Юроске. Да, я жалею об этом. Но что даст это сожаление, кроме бесконечного, не дающего ничего самокопания и самоедства. Нет, спасибо. Я подумаю о собственных ошибках, когда ублюдок, виноватый в стольких смертях, захлебнется собственной кровью. — Ты все больше позволяешь своей душе погружаться во тьму, — обессиленно шепчет наконец наставница, блуждая по моему лицу обеспокоенным взглядом. — А вы думаете, у меня выбор есть? — Выбор есть всегда, — уперто отрезает она, хмуря светлые брови. — Я не буду спорить, — я утомленно качаю головой, только сейчас замечая, что тяжелый каскад волос за спиной свободно накрывает спину, не убранный в прическу. Полемику разводить не хочется — я с трудом могу сформулировать это в собственных мыслях, что уж говорить про облачение идей в слова? Я не видела этого выбора. Не видела возможности остаться пушисто-беленькой, размышляющей о мире во всем мире и благостном всепрощении. Происходящее хладнокровно и уперто толкало в мрачные объятия жестокости и беспощадности, настойчиво впихивая в руки оружие. И вся эта история про паренька-сироту, умудрившегося собственной верой в светлое и святое ломать чужую озлобленность, с каждым днем все сильнее напоминала просто красивую байку. Сказочку, призванную воспитывать в маленьких детках хоть малую крупицу сострадания и честности. — Ты уже очнулась, — Минато, вошедший в палату, облегченно вздыхает, но почти сразу неуверенно притормаживает, настороженно вглядываясь в нас с мрачно молчащей Цунаде. — Что-то не так? — Твоя племянница отделалась легким испугом, — Сенджу не без труда стряхивает с себя угрюмое оцепенение, отлипая хмурым взглядом от стены и обращая его в документы в руках. — Но умудрилась потерять контроль во время Танца призрака и едва не нарушила молекулярную структуру своего тела. Первичный анализ крови выявил несколько нерадостных картин, но потребуются еще анализы, чтобы понять наверняка, что именно происходит. И уже сейчас можно сказать, что понадобиться не одна неделя, чтобы восстановиться и нивелировать последствия. Так вот что это было за странное ощущение. Кажется, старик Фудо, запоздало передающий знания клана, действительно говорил о чем-то подобном. Хах. Кто бы еще слушал технику безопасности… — Аника, ты ведь… — Минато прерывается, и этот упрекающе-усталый голос обрывается на середине фразы, так и не закончив мысль. Я вглядываюсь в дядю бесстрастным, выжидающим взглядом, и не думая скрывать, как мне в самом деле срать уже на все, что они собираются тут втолковывать. И без них прекрасно все понимаю и осознаю, спасибо, капитаны очевидность. — Не расскажешь, о чем вы говорили с чужаком? — Он сказал, за что убил отца, — после секундной заминки бросила холодно и равнодушно, подтягивая на коленях одеяло. Не знаю, стоит ли говорить все. Не имею ни малейшего представления, сколько Минато знает из всей этой истории. Знает ли о подселяющихся душах, в курсе ли, кто я. Но пока стоит тактично опустить эту информацию, а позже обязательно узнать у деда, кто и насколько посвящен в секреты нашей семьи. — Сказал, что ко мне претензий у него не имеется и убивать меня он не будет, но я ему интересна, и когда-нибудь он может вернуться. Когда он… Когда он успел справиться с Юроске, я не имею ни малейшего представления. В горле встал неприятный ком, стоило лишь вспомнить найденного телохранителя. — Да, мы нашли тело, — как-то до жалкого растерянно бормочет дядя, опуская глаза и задумчиво разглядывая пол. — Как он раз за разом умудряется проникать в деревню? — подает голос Цунаде, все это время напряженно вслушивающаяся в наш диалог. — Мы подозреваем, что этому человеку известна техника Танца призрака. Это бы объяснило, каким образом он преодолевает барьеры, направленные на обнаружение чужаков. — Я думала, даже с нашим додзюцу границы не преодолеть, — удивленно уточняю у взрослых, раз уж выдалась возможность прояснить. — Барьер вокруг деревни не непроницаем. Он лишь позволяет обнаружить и отследить, если приходит кто-то чужой, с незнакомой чакрой, — Минато устало вздыхает. — Если бы мы могли поставить на всю деревню непроницаемый купол, это значительно упростило бы наше положение, но такой возможности нет. — Подобный барьер стоял лишь на Узушио, — со знанием дела вставляет Сенджу, обращая тоскливый взгляд за окно палаты. — Я думала, Кушина-сан поделилась знаниями, раз вокруг квартала Намикадзе стояло нечто подобное. — Кушина поделилась, и для того, чтобы обхватить такую небольшую территорию, как наша улица, понадобились усилия практически всех взрослых представителей Намикадзе, проживающих в деревне. Я с трудом могу представить, кому могло бы быть под силу окольцевать всю деревню такой защитой, — дядя покачал головой, всем видом демонстрируя, насколько это трудновыполнимо. — Для барьера нужна чакра желательно одного человека, или хотя бы одного клана. Если объединить все кланы Конохи, количества чакры хватит на такую территорию, но она будет разной, что уже делает попытку бессмысленной. Тогда понятно, что к чему. — Ты не должна была этого делать, — выдает наконец Хокаге, когда тишина в кабинете слишком затягивается. Не психануть и не огрызнуться стоит больших усилий. — Полмесяца скрупулезных тренировок на грани истощения, столько усилий, и все ради того, чтобы просто сбежать с собственного поединка и едва не убиться собственной техникой, — Цунаде цедит слова с ироничной едкостью, все так же разглядывая пейзажи за окном. Она доведет меня. Ей богу, доведет до того, что я случайно забуду о субординации и отправлю ее по всем канонам старого русского мата. А после она меня укокошит. И сказочке моей придет конец. На кой черт вообще продолжать озвучивать очевидно глупый поступок, если это все равно ничего не изменит? — Своим поступком ты подставила жизнь другого под угрозу, и это закончилось трагично. Я не смогу прикрыть эту оплошность, Аника, — с сожалением признается Минато, пряча руки в карманах брюк и старательно избегая моего взгляда. — Старейшины требуют трибунала и лишения хитай-ате. Я невольно дрогнула, только сейчас осознав, к чему все идет и чем может закончиться. — Однако, кое-кто из старой школы с подобным решением не согласен и требует, чтобы тебя передали на строгое, жесткое переобучение, — продолжает Минато, поймав настороженно-заинтересованный взгляд Цунаде. — Данзо предлагает определить ее в Корень, верно? — с трудом сдерживая в голосе гневное клокотание, уточняет она, очень нехорошим взглядом препарируя дядюшку. Ого, а я и не знала, что у наставницы такое отношение к Шимуре. Впрочем, удивляться нечему — Данзо вообще мало кто в деревне любил. Из тех, кто знал его лично или хотя бы заочно. — Успокойтесь, Цунаде-сама, я не собираюсь подписывать собственной племяннице смертный приговор, — Намикадзе переводит на меня потяжелевший взгляд, всем видом давая понять, что шутки и поблажки кончились. — Если Цунаде-сама даст добро — ты отправишься в мир призыва Лис, а когда вернешься, тебя, скорее всего, оставят при твоей нынешней команде, но надзор усилится. Правила мира шиноби неохотно прощают подобные ошибки… — И уж точно никогда их не забывают, — закончила за Минато Цунаде, проникновенно заглядывая мне в глаза. Ну, чего-то подобного ожидать, по факту, стоило. — Фудо с Наруто зайдут к тебе после четырех, — вновь становясь милым, мягким и домашним, предупредил Минато, прежде чем выйти из кабинета и оставить нас с женщиной наедине. Отлично, значит, нужно будет непременно переговорить со стариком на тему посвященности Минато. И если он не в курсе, то, может быть, настоять, чтобы дед ввел его в курс дела?.. Может, если вокруг меня самой секретов станет чуточку меньше, и жить станет проще, а? — Тебе непередаваемо везет с тем, что Минато твой родственник, и что пост Хокаге вообще занимает такой человек. Будь на его месте Хирузен, и наказание за твой самовольный побег следом за врагом было бы значительно строже. — Я прекрасно понимаю степень своей вины, Цунаде-сама, — я впервые за время нашего сотрудничества назвала ее не сенсеем, и, если зрение меня не подводит, она это заметила, и не сказать, чтобы ей это понравилось. — Да только не очень-то похоже, что тебе в самом деле стыдно за это. Знала бы Сенджу, как за эти слова мне хотелось ее стукнуть. Потому что стыдно было. И все неприятные последствия моей оплошности, в духе сожаления и ненависти к самой себе, с трудом удавалось сдерживать внутри до лучших времен. Она поднялась, задумчиво постукивая моей амбулаторной картой по ладони. — Танец призрака опасен тем, что способен благодаря чакре изменять структуру тела на атомном уровне. Это требует хладнокровия и полной концентрации. То, что ты использовала эту технику в состоянии эмоционального возбуждения, едва не убило тебя. Я даже не могу предположить, удастся ли обратить это вспять, но ты должна быть готова к любым последствиям. Возможны сбои в работе чакроканалов, нарушения в очаге чакры, и самые разные отклонения в здоровье. Прозвучавшее оглушило. То есть своим поступком я вполне могла оставить себя калекой? Вот ведь… — Сейчас перерыв для времени посещений, но после двенадцати я зайду за тобой, и мы отправимся на процедуры. Предстоит досконально изучить, что ты там с собой сделала, и попытаться с этим разобраться. Мой неуверенный кивок женщина не увидела, решительно развернувшись на выход. Вот ведь блядство… Хотелось разораться. Ну так, с чувством ярости и хорошо различимым отчаяньем. Чтоб отлегло от души, и слышали где-нибудь в столице, например. Выходит, меня после всего этого едва не лишили статуса шиноби. За одну только случайную… Так, стоп. Собственный цинизм неожиданно напугал и разозлил. Считать смерть Юроске как «одну случайную смерть» низко. Мерзко и низко, и такие мысли стоит выкорчевывать из собственного сознания сразу, как только они порываются там объявиться. Как бы бедный кузен ни оказался там, попавшись, судя по всему, Унмэ по пути и под горячую руку, считать это незначительной потерей, не достойной внимания или наказания, отвратительно. Тем более для меня, человека, который считает себя гуманным… — Аника-чан? — неожиданно прозвучавший от дверей женский голос заставил удивленно вскинуться и в непонимании уставиться в лицо заглядывающей в палату Микото-сан. — Можно к тебе? Я растерянно кивнула, еще больше поражаясь ситуации, когда следом за матерью учиховского семейства заглянул как всегда растрепанный и какой-то хмурый Саске. — Мы принесли тебе витаминов, — весело объявила женщина, за эти годы уже успевшая стать далеко не самым последним человеком в моей жизни. — Как ты себя чувствуешь? Только сейчас я соизволила прислушаться к собственным ощущениям. И, признаться честно, чувствовала я себя обычно. Немного ноют ноги, побаливает живот — но учитывая, как я продрогла под дождем, не было бы удивительно заработать себе что-нибудь малоприятное. — Я в порядке, — неловко улыбнулась, следя за тем, как женщина опускает на прикроватную тумбочку небольшой пакет с отчетливо просвечивающими апельсинами. — Тогда почему ты отказалась от боя? — неожиданно заговоривший Саске заставил нас с женщиной отвлечься от дарения улыбок друг другу и удивленно уставиться в его сторону. Глядел на меня мальчишка так, словно я на его глазах совершила что-то ужасное — столько осуждения было в черных глазках. — Я… — Саске, это невежливо, — несмотря на то, что на лице Микото блуждала все та же мягкая улыбка, говорила женщина удивительно строго. — Думаю, у Аники-чан были свои причины выйти из испытаний. Интересно, она в курсе? Еж куксится и недовольно отводит пытливый взгляд, прерывая ментальное препарирование моей пустой головы. — Фугаку сильно переживал, когда ты пропала, — непонятно к чему делится женщина, усаживаясь рядышком на стул и складывая руки на коленях. — Я… Не хотела, чтобы все волновались за меня. Что ж, это, пожалуй, единственная незыблемая истина во всех словах, что я произнесла с момента пробуждения. Мысль о том, что все, знающие меня так или иначе, были втянуты в эту скверную историю, причиняла дискомфорт. — Мы не можем не волноваться, — Микото заботливо поправляет одеяло на моей постели. — Ты давно уже стала частью нашей семьи. Я помню, как Фугаку рассказывал о наследнице Намикадзе, дравшейся с толпой мальчишек нашего клана и умудрившейся выстоять… Женщина улыбается собственным воспоминаниям, я неловко кривлю губы, припоминая что-то подобное, а Саске заинтересованно сверкает глазешками, переводя внимание с меня на мать. — А еще я помню, как Шисуи распинался о девочке, вгоняющей Итачи в смущение. И как позже эта девочка одна из немногих понравилась маленькому Саске. Она по-доброму смеется, когда ее сын, не стесняясь выпучивает на нее не верящий и возмущенный взгляд, а я прячу лицо в ладони. Да уж, нашла тетушка что вспомнить. — И теперь ты стала полноценной частью семьи — конечно, мы будем волноваться, — заканчивает Микото, легко потрепав мое колено, спрятанное одеялом, и одним взглядом выражая всю бездну эмоций, что бурлили в ее душе. Разговоры с Микото-сан и Саске плавно перешли на обсуждение прошедших боев, и я немало удивилась, когда мелкий начал весьма красочно и содержательно описывать, что творилось на арене, которую я так поспешно покинула. Оказалось, Мидоро тоже выиграл свой бой, использовав мистику наоборот — с помощью техники, призванной исцелять, мальчишка додумался «отключать» работоспособность конечностей врага. Рассказал Саске и о бое Изуми Учихи, личность которой я вспомнила, если честно, с просто титаническим трудом. Только ненароком оброненные Саске слова о том, что эта та, что больно настойчиво пытается добиться внимания старшего брата, заставили меня вспомнить. Какой-то ревности или недовольства эта новость не вызвала. Понимание, что влюбленная девчонка все так же продолжала присутствовать в жизни моего уже теперь жениха, вызвала разве что грустный вздох и мысленное сочувствие. Я не понаслышке знала, что такое безответная любовь — прошлая жизнь была щедра на неприятные подарки и травмирующий тонкую душевную организацию опыт. И если в этой реальности Итачи не отвечает несчастной взаимностью, мне ее жаль. Если же случится так, что, вырастя, мальчик разглядит и проникнется, что ж, я не встану на пути этих чувств из-за собственного удобства в заключенном договоре. Разговор с новой частью моей семьи вышел приятным. Я даже умудрилась закуситься с младшим Учихой на тему, какой стиль боя ниндзя является более выгодным. Мелкий едва не колотил себя пяткой в грудь, утверждая, что ниндзюцу и додзюцу его клана ничто иное, как лучшее оружие мира ниндзя. Я пыталась объяснить, почему полагаться на одну лишь чакру дело неблагодарное. И Микото-сан, которой оставалось только чутко следить, чтобы вспыльчивый — надо же, а ведь в аниме был такой нарочито невозмутимый — младший сын не бросился на меня с кулаками. К моменту, когда в палату зашла Цунаде, намереваясь отправить меня на процедуры, застала удивительную картину, как я, используя дольки апельсинов, пыталась объяснить Саске, каким образом можно провести вдумчивую диверсию в стане врага, используя исключительно подручные средства и ловкость рук. Интересно и то, что Микото-сан давала удивительно грамотные советы и уточнения в мою наглядную презентацию. А я порой и забывала, что у женщины за плечами не только опыт боевых действий на кухне и в хозяйстве в целом. — Тебе пора, — настойчиво позвала Сенджу, со скепсисом разглядывая разложенные на моих коленях оранжевые дольки. Ну да, возможно, не стоило использовать для наглядности апельсин, потому что на белом пододеяльнике уже сейчас были видны бледно-оранжевые пятна сока. Но в момент вдохновения я просто не придумала ничего лучше. — До встречи, — уже куда дружелюбнее попрощалась я, покидая палату и махая рукой на прощанье. Возможно, этого общения мне и не хватало. Быть может, многим раньше мне стоило отложить все дела и планы, просто взять мальчишек и засесть где-нибудь с кучей вкусностей, чтобы избавиться от всей мрачности, поселившейся в душе. — Сейчас ты сдашь анализы, позже мы поместим тебя в капсулу, чтобы изучить в каком состоянии твои клетки в реальном времени. Позже ты под руководством Шизуне посетишь Орину-сан — она Хьюга, и сможет оценить твою систему чакроциркуляции. — Хорошо. Итак. Давайте-ка подытожим: я ненавижу больницы. Да уж, меняются миры, проходят годы, уровень медицины выходит на уровень чуть ли не магического чуда, а нудность процедур никуда не исчезает. Сдавать кровь, слюну и другие жидкости организма на проверку было самым простым, что я успела пережить за эти короткие четыре часа. Куда сложнее было неподвижно лежать в капсуле, пока группа ирьёнинов во главе с Цунаде внимательно следили за показателями экранов. Десять минут, и тело, как назло, начало бунтовать: вот зачесался нос, вот швы казавшейся мягкой больничной одежды стали впиваться в бока особенно немилосердно, вот мочевой пузырь противно заныл, невовремя напомнив о неизбежных потребностях организма. К слову, именно благодаря избавлению от последней проблемы спустя полчаса пытки, я обнаружила интересную вещь. Сидя на фаянсовом белом троне, я обнаружила что на хлопковом белье появились практически незаметные, три красные капельки. Ну, собственно, добрый вечер. Вас я ждала вообще в последнюю очередь. По выходу из уборной пришлось деликатно отводить Сенджу подальше от носящихся по коридорам медиков. — Кажется, у меня начался менструальный цикл, — спокойно и без какого-либо намека на стеснение заключаю я, когда карие глаза женщины выжидательно уставляются сверху. — Во всяком случае, я надеюсь, что это цикл, а не какие-нибудь нарушения. Цунаде согласно кивает, потирая длинными наманикюренными пальцами подбородок. — Ты права, учитывая, в каком состоянии твои клетки, стоит провести обследование репродуктивной системы. — К слову о состоянии — удалось выяснить что-то? — я многозначительно кивнула в сторону процедурной, где совсем недавно на протяжении тридцати минут изображала овощ. — Да. Заметно нарушение электромагнитных полей на клеточном уровне, как я и говорила ранее. Учитывая, что электромагнитные поля очень влияют на деление клеток, отвечающих как за обновление организма, так и за его регенерацию, последствия могли бы быть разрушительными в самом прямом смысле этого слова. Я судорожно сглотнула, пытаясь подавить нарастающий внутри страх. Как-то невовремя вспомнились различные онкологические заболевания моего мира, произрастающие как раз-таки из всяких дефектов на уровне клеток. — С этим же можно что-то сделать? — с трудом скрывая дрожь в голосе, с надеждой уточнила я, вглядываясь в чайные глаза наставницы. И все-таки красивый у нее цвет глаз. Светло-карий, с каким-то золотистым отливом. На естественном свету и вовсе становящимися янтарными. — Да, я уже составила для тебя план лечения. А сейчас к Орине-сан, она ждет. И вот снова монотонное хождение по этажам. Ладно, особого хождения все-таки не было. Мне просто пришлось подняться на пятый этаж госпиталя, чувствуя, как слегка тянет низ живота. Если честно, это именно то немногое, что я предпочла бы навсегда оставить в прошлой жизни. На мгновение представила себе, как было бы здорово, переродись я в теле какого-нибудь мальчишки. Да, были бы сложности на любовном фронте, но, черт возьми, никаких тебе месячных, родов и прочей головной боли женского бытия. А вот любопытно, как именно Гордлок умудрился переделать собственное тело? Вряд ли он менял его, как делал тот же Орочимару… Тогда что?.. Обследование у Хьюга отчасти успокоило — чакросистема была в норме. Ни намека на повреждения или отклонения, словно боженька подсобил, оставив на растерзание страшной клановой технике исключительно физическую оболочку. И вот последнее, а задумалась я об этом оставшись в палате одна, серьезно пугало. По факту выходило, что техника Танца призрака воздействует на тело на атомном уровне. Другими словами, вмешивается в саму структуру течения жизни. Да в нашем мире о таком только фантасты говорили, а тут целое огромное семейство без труда проворачивало данный фокус, даже не задумываясь, на каком уровне они вообще воздействуют на действительность вокруг себя. Да, точечно, да, работая исключительно со своим телом, но сам факт… Атомы… Да уж… А ведь я и не задумывалась о подоплеке, разбирая эту технику со стариком. Ну становишься ты невидимым, ну способен проникать сквозь объекты, и чтобы не свалиться под земную твердь нужно прилагать определенные усилия… Но атомы. Мама родная, что ж делается-то? А ведь если задуматься, то с точки зрения вся тема с техниками, это один сплошной взлом системы мироздания в угоду желаний отдельных существ...