Жизнь - это борьба

— Так значит, это просто стечение обстоятельств?! Звезды над головой мерцают яркие и близкие. Кажется — протяни руку, и они густой россыпью осыпятся тебе на ладонь, как сухой глитер из неосторожно опрокинутого бутылька. Под спиной, за слоем меха, мышц и костей глухо, но различимо бухает лисье исполинское сердце. Дрожь этого сердцебиения проходит сквозь меня, заряжая каким-то странным, неописуемым чувством. А еще, если прикрыть веки и подключить воображение, можно представить, что это набат далеких барабанов какого-нибудь воинственного племени. — Гимоджин, оставь детей в покое, — недовольно урчит в стороне Хатоката, призывая младшего к порядку. Но если бы Гимоджина было так легко заткнуть… — И ты будешь за них заступаться? А что, если бы из-за них кто-то пострадал?! Эберу под моей спиной тяжело и шумно вздыхает, и меня подкидывает из-за этого резкого движения. Наружу против воли рвется полузадушенный визг и смех, потому что это похоже на свободное падение на карусели — я точно знаю, что в безопасности, и внутренности прилипают к позвонку так щекотно… Мы лежим в кругу старших товарищей Эберу уже, наверное, с полчаса. Столько же выслушиваем, как Гимоджин песочит наши души, распинаясь на все лады. И в целом, понять рыжехвостого лиса было не сложно — благодаря нашему любопытству и неуемному энтузиазму, приключившемуся не ко времени и не к месту, высоко в горах, на одной из прежде проходных троп случился обвал. Чудом не навредивший половине отряда, в то время находящихся неподалеку. Какого черта такое количество стражей делало в одном месте в горах, я не знала. Странно, если учесть, что ежедневно каждый из них, за исключением одного наставника для Эберу, занимался одиночным патрулированием. Тропы, пролегающие по поверхности нагорий, служили быстрыми дорогами. Пещеры, соединяющие все горы и уходящие глубже под землю, занимали куда больше времени для преодоления пути — странная аномалия этого мира. И все стражи всегда были рассредоточены на этих тропах, позволяющих патрулировать подходы к дальним пещерам. Так вот, в этот раз вместо патруля лисы почему-то тусовались неподалеку от нашего с Эберу первого серьезного столкновения с тенями, и едва не пострадали. Кто бы в пылу сражения и азарта вспомнил еще, что шумы и серьезные сотрясения горных пород могут привести к оползням… — Но все же обошлось, — миролюбиво замечает Сутору, не меньше нашего уставшая слушать брата. Сидящая рядом с белоснежной лисицей ее почти полная копия, Химошики, пока старший брат возмущается на все лады, корчила нам смешные рожицы за спиной своей близняшки. Отличало двух лисиц-исполинш только одежда и оружие. — В этот раз обошлось! — праведно взрывается второй по старшинству сын Тотойи, взрыкивая и щетиня загривок. — А в следующий раз? Скольких будем выскабливать из-под камней и хоронить? — Братец, по-моему, ты нагнетаешь, — отрывается наконец от пантомимы Хатоката, старший из детей Тотойи, приваливаясь спиной к скале и принимаясь самозабвенно чесать лопатки об камень. — А по-моему, в его словах есть рациональное зерно, — в свою очередь замечает Сутору, кося на нас непривычно карие для лис глаза с черным узким зрачком. — Вы могли многих погубить. Эберу, на котором я развалилась подобно блохе в загривке, снова тяжело вздыхает, я же за тактику выбираю продолжающееся молчание. Не вижу смысла что-то говорить, если честно. Но просто встать и уйти мы не могли — лисы очень чтили иерархию старшинства и редко проявляли настоящее неуважение к старшим товарищам. Тем более тем, с которыми связывали общие битвы. А я, являясь этаким дополнением к Эберу, пусть и не разделяла его молчаливого смирения с воспитательной беседой, бросить напарника почему-то не могла. — Гимоджин прав, — раскатистый, басистый рык, пролетевший над становьем, заставляет всех вздрогнуть и опасливо припасть на передние лапы. Появление Сэя всегда оборачивается всеобщей робостью и тишиной. И дело тут не только в неоспоримом авторитете командира стражей. Дело в какой-то странной энергетике, исходящей от этого дымчато-черного лиса. И в пугающе стылых, бледно-зеленых глазах с узким зрачком. Когда взгляд этих глаз впервые опустился на меня, мне отчетливо показалось, будто на меня откуда-то из далеких глубин бытия глянула беспристрастная, равнодушная совершенно ко всему смерть. Сэй-сан этим, пожалуй, и отличался от всех остальных стражей, что мне доводилось видеть. И этим же и пугал — совершенно безжизненным, невозмутимым как у мертвеца взглядом. В то время, как все остальные стражи так или иначе реагировали на окружающий мир, пока улыбались, шутили, раздражались и в плане эмоций ничем не отличались от обычных людей — командир походил на что-то живое, но неодушевленное. С прямым немигающим взглядом, монотонной порыкивающей речью… А уж когда вся эта безрадостная картина взирает на тебя с высоты в почти шестнадцать метров, и вовсе становится стремно. Даже с моим полузабытым знанием о многочисленных голливудских ужастиках. Хотя, может как раз-таки благодаря им. — Если бы Химошики задержалась рядом с той тенью на полсекунды дольше, ее засыпало бы камнями и скорее всего перебило бы позвонки. Не самая приятная смерть, — абсолютно невозмутимо делится командир, устраиваясь у огромного костра и оборачивая длинные, тонкие лапы пушистым черным хвостом. — Но и остальные правы: в том, чтобы распинаться сейчас, смысла нет никакого. Эберу под моей спиной едва различимо подрагивает. Я замечаю это, потому что с недавних пор на каждой остановке использую его как большую, невозможно пушистую и теплую постель. И он даже почти перестал этому возмущаться. Так что, когда в огромном теле подо мной зарождается дрожь, я не без удивления приподнимаюсь, окидывая рыжий загривок удивленным взглядом. Неужели Эберу боится Сэя? — Завтра вы двое отправитесь со мной. Мы устроим тренировочные бои на подступах к горам, и до тех пор, пока вы не научитесь действовать в горах осмотрительней, о патрулях можете забыть, — чеканит черныш, невозмутимо глядя куда-то в глаза Эберу. Мне морды товарища из-за моей дислокации не видно совсем, но я чувствую, как вздрагивает подо мной лис, и вижу, как неуютно он ведет остро выступающими под мехом лопатками. И если мгновение назад я могла прямо сказать, что подобное лишение мне абсолютно до фени, то теперь такой уверенности не было. Потому что как бы далеки ни были для меня проблемы и чаянья стражей, Эберу медленно, но верно, становился значим. И если уж моему мохнатому другу отстранение от службы казалось суровым наказанием, я вынуждена буду сделать все, чтобы это исправить как можно скорее. Иначе в чем еще смысл товарищества?.. *** — Давай! — командует Эберу, складывая ручные печати. По золотисто-рыжей шкуре стремительно ползет сизый, полупрозрачный доспех в самурайском стиле. Наплечники, шлем, брюшные пластины, пластины, закрывающие спину, они очень походили на сусаноо и в целом, когда-то давно, по незнанию за него я и приняла боевое облачение призванных отцом лис. И только теперь, находясь в непосредственной близости, замерев на небольшом выступе на скале напротив морды Эберу, я видела существенные отличия. Доспехи воина — как они называли данную технику, были куда плотнее и менее прозрачны по сравнению с сусаноо. Тем, что показывали в аниме, по крайней мере, ибо в этой жизни мне ни разу не довелось лицезреть их воочию. Я старательно концентрирую чакру, чтобы атаковать товарища в его новом, чакровом облачении. Эберу впервые материализовал Доспехи, спустя почти месяц изнуряющих тренировок с этой техникой. Раньше ему удавалось материализовать лишь невнятные очертания, похожие на расползшееся по золотисто-рыжей шерсти желе. И только вчера он наконец сумел их материализовать. Так что сегодняшняя тренировка под присмотром Сутору была посвящена отработке с атакующими техниками. Мне лично предстояло проверить, насколько выносливы Доспехи воина у Эберу. И насколько же это было волнительно во всех смыслах слова. Чакра, начавшая выплескиваться в пространство вокруг меня и тут же преобразовываясь в воду, зашелестела, увеличиваясь в объемах. Тонкие струйки и широкие потоки прозрачной, сверкающей в свете солнца воды хаотично заметалась вокруг, создавая прохладу. Погодка сегодня была на удивление жарковата — походило на русское «бабье лето». А потому прохлада, вызванная резвящейся рядом водой, подарила облегчение. Впрочем, водяной хоровод был затеян не комфорта ради — для того, чтобы набрать нужное количество воды для серьезной атаки, требовалось чуть больше пары минут, а чтобы материализовать большое количество чакры в мгновение ока, мне попросту не хватало опыта. Эберу, замерший в облачении доспехов, подначивающе скалился, едва не маша лапами в приглашающем жесте. Однако, это подтолкнуло, и уже в следующее мгновение я сделала резкий выпад вперед, с помощью движения тела помогая себе направить огромный поток воды в атаку. Это походило на танец, как мультике про аватара, про природных магов или что-нибудь в этом духе. Только вот, я едва не сверзилась с небольшого выступа на высокой скале, пока делала этот нехитрый прием-танец. Вода с шумом устремилась в атаку, с грохотом разбиваясь о полупрозрачные пластины чужой техники. Эберу заметно протащило по камню тропы, но на ногах лис удержался. Как и удержал Доспех на шкуре, избежав малейшего урона, хотя скорость удара водой была достаточна, чтобы превратить жидкость в твердое по характеристикам оружие. Если таким приложить незащищенного человека, он вполне может получить разного рода увечья, от серьезных гематом до переломов, не говоря уже о том, что может попросту захлебнуться. Кажется, Сатору объясняла, что эти Доспехи являются смешением сен и обычной чакры. Сложным и действенным смешиванием двух исключительно разных по своей природе стихий энергии. Я, честно признаться, не очень поняла, но общую природу данной штуки уловила именно так. И теперь, видя его в действии, отчаянно желала себе что-нибудь подобное. — А как долго он может держаться? — поворачиваюсь к Сатору с вполне закономерным вопросом. — Зависит от опыта воплотившего, — лисица пожимает плечами, играюче накручивая на лапу свою цепь, которую обычно использует как оружие. — А как много урона может вынести? — Ну-у-у, мы с Химошики выстояли против Кьюби около десяти минут непрерывных столкновений с ядовитой чакрой демона, прежде чем доспех стал проседать под уроном, — задумчиво прикинула белая стражница, поправляя на шее черный платок. — Крутецки. А теней как выдерживает? — деловито продолжаю расспрос, попутно заставляя расплескавшуюся по земле воду собираться обратно в парящую в воздухе массу воды. Соизмеримую, пожалуй, с огромным общественным бассейном. — Ну, в последние пару лет наши с Химошики доспехи против теней выдерживают хоть весь день, если они не собираются в «тварей». — Твари? — непонимающе переспрашиваю я, попутно складывая необходимые печати. Вода тут же распадается на короткие струи, принимаясь хлестать Эберу словно плетями по бокам и лапам. Кажется, за плеском и свистом я расслышала грязное ругательство от этой мохнатой жопки, а потому тут же увеличила интенсивность атаки. Минут на шесть меня должно хватить. — Когда тени собираются в большой сгусток, и отращивает щупальца, способные вот так же хлестать, — она лапой указала на выплясывающего Эберу, который пока и не думал замирать ради чистоты эксперимента и мнительно старался уклониться как можно от большего числа ударов. — Мы называем это «тварью». — Понятненько. Концентрация непредвиденно падает, с плеском расшвыривая созданную воду в разные стороны. Эберу низко рычит, выказывая свое недовольство, и я только сейчас замечаю, что доспеха нет, а на длинной, здоровенной лапе, чуть ниже коленного сустава, виднеется длинный окрасивший шкуру в красный порез. Как и на левом бедре, очень близко к хвосту. — Пардон, мон ами, я ща все исправлю, — покаянно заверяю я, тут же перепрыгивая на товарища, чтобы приступить к не менее важной тренировке, а именно — отработке мистики. — А я смогу изучить Доспехи воина? Сутору задумчиво склоняет ушастую голову к плечу, наблюдая, как я медленно ползаю по здоровенной, как теннисный корт, спине Эберу, как залечиваю раны на заднице и лапе. И неуверенно качает головой: — Понятия не имею, если честно. *** Где-то в глубине пещеры отчетливо раздается нестройный перестук капающей воды. Этот звук множится в бесконечных ответвлениях пещеры, дробится, и, может быть, даже в источнике своем капает одна капля, но с того места, где в нерешительности замерла я, казалось, будто в гроте их капает минимум сотня. Робко оборачиваюсь назад, с сомнением вглядываясь в низкое пасмурное небо и возвышающиеся над входом в пещеру каменные утесы. Вокруг камень, серая сухая пыль и промозглый осенний ветерок, неудержимо летающий по тропам меж непроходимых отвесных каменных стен. Но вглубь пещеры манит словно магнитом, и мне с трудом удается заставлять себя стоять на месте и не делать ничего необдуманного. С полчаса назад мы с Эберу невольно разделились, разбираясь с очередным наплывом теней. Так уж вышло — в этот раз гадких неприятелей было больше, чем за все время, что я гостила в Осеннем лесу. Химошики и Сутору так же затерялись где-то на бесконечных тропах внутри горных перевалов, и вот я осталась одна. Не то чтобы в первый раз в этом мире, но уж точно в первый раз в этой локации. Потому что на Тропах Погибели не принято находиться одному. Потому что даже опытные стражи стараются не разгуливать в глубине горных массивов. И вот она я, самая бесстрашная, везучая и сильная… И, видимо, самая тупая, раз умудрилась-таки отстать от всех. Если верить лисам, в отдаленных пещерах вполне реально пропасть. Мол, на них лежит древнее проклятие Угрухатода, и все, кто додумывался сунуться в глубь этих пещер, пропадали без вести. По моим предположениям — травились ядовитыми парами, вроде угарного газа или ртути. И все-таки любопытно… Если отбросить въевшийся в подкорку скепсис, вспомнить тех странных тварей, что встретили меня в посмертии, выходило, что не так уж невероятно существование чего-то мистического. И если уж есть место подобию демиургов, вершащих судьбы душ, то почему бы не допустить существование чего-то настолько ужасного, что подобие богов решили заточить ЭТО в какую-то магическую тюрьму. И что эта тюрьма расположена где-то в глубине этих пещер. Я никогда не любила интриг. Загадок. С самого детства в вопросе знаний меня преследовало нетерпение. Если кто-то в моем присутствии начинал о чем-то говорить и вдруг замолкал на полуслове или обещал рассказать позже, меня буквально распирало от нетерпения. Помнится, лет в пятнадцать я даже закатила своему первому парню натуральный скандал, когда он решил устроить сюрприз в качестве подарка мне на день рождение и нечаянно обмолвился об этом. Не самый, конечно, красивый поступок с моей стороны, но я никогда не умела бороться с этим навязчивым любопытством. И не раз впоследствии влипала во всякие каверзные приключения из-за этой дурацкой причуды характера. Я снова вгляделась в темноту пещеры, плавно уходящую внутрь горы. Там, где мы с Эберу проходили раньше, пещеры не встречались. Только небольшие углубления, не всегда даже способные уместить здоровенную задницу моего друга. Когда вдруг заряжали дожди, это было неудобно. Потому что мохнатый отказывался позволять мне прятаться от дождя под его пузом или останавливаться в углублении, способном укрыть мою тушку от мороси или ливня. Говорил, что товарищи должны делить невзгоды поровну. Я честно убеждена, что настоящий товарищ с удовольствием возьмет на себя и свои, и друга, но что уж сейчас об этом… Темно-синий сандаль с прорезиненной подошвой невольно хрустнул небольшим камушком, пуская по тропе и внутрь пещеры гулкое, пусть и тихое эхо. В тотальной тишине, разбавленной лишь легким свистом ветра в каменных тоннелях, этот звук казался громоподобным. Нога сама собой дернулась, проказливо отправляя камень вглубь темной неизвестности и создавая еще больше шума. Вот любопытно, если я пойду дальше, что будет? По факту, прямого запрета среди лис на посещение неизведанных пещер нет. Они этого опасаются, они даже помнят имена последних несчастных, что пропали на тропах бесследно, но прямого запрета как такового и нет. Еще один маленький шажок вперед вышел уже совсем плавным, почти танцующим и самую малость игривым. Сложенные за спиной руки усерднее вцепились друг в друга, словно это в самом деле помогло бы «держать себя в руках». — Аника! — басистый оклик со спины заставил вздрогнуть и воровато обернуться назад. Судя по голосу, Эберу был совсем рядом, но еще не оказался на этой части тропы. А значит и не мог уличить в том, что я только что чуть не рискнула собственной безопасностью в погоне за раскрытием хотя бы одной тайны. Почему-то была стопроцентная уверенность, что Эберу, малолетний, но уже такой амбициозный, не одобрил бы. Потому что жадно гонится за малейшим одобрением со стороны командира и невольно, даже вопреки вздорному от рождения характеру, умудряется становиться таким же душнилой, как Сэй. А значит, все, что произошло сейчас здесь, все мои потаенные, призрачные порывы, должны остаться в тайне. — Где тебя черти носят? — шипит мохнатый здоровяк, стоит мне выскочить из-за поворота ему под огромные лапы. Лишь в последний момент удается увернуться, чтобы не быть раздавленной. На золотисто-рыжей морде, возвышающейся сверху, раздраженный оскал и явно прищуренные в гневе глаза. Мой напарник хоть и пытался всеми силами походить на будто каменного Сэй-сана, был куда вспыльчивей и раздражительней. Если бы речь шла о человеке, я бы сказала, что у него явная эксплозивная психопатия с эпилептоидным личностным расстройством. Но речь шла о лисе-исполине, и я не была уверена, что к ним применима человеческая психология. — Немного заплутала, эти тропы вообще не отличаются друг от друга, — нисколько не кривлю я душой, опуская некоторые детали своего пути. — Идем. Сэй-сан собирает стражей на совет. — Совет? — я удивленно вскидываю брови, стараясь не отставать. Шаг огромных лисьих ног заставляет попотеть, чтобы угнаться за Эберу. — В последнее время тени слишком активны, — я согласно киваю, признавая правоту напарника. Я и сама заметила, что за прошедшие три месяца, что мы с ним топчем тропы Пути, две последние недели нападения теней происходят практически каждый день. — Он хочет призвать Фуруи-сама, чтобы просить совета Мудрого. С губ невольно срывается восхищенный свист. Мне доводилось слышать о Фуруи. Самый старый из живущих здесь, если верить россказням — когда-то вместе со своим мекошей спас один из открытых для Осеннего леса миров вмешательством в затяжную, столетнюю войну. Что сделал мудрый старик со своим компаньоном не скажет ни один из ныне живущих, ибо было это неисчислимо давно, еще во времена юношества самого Фуруи. Как бы там ни было, а я, еще впервые узнав, что за путем Погибели таится столько тайн, решила, что уж самому древнему лису должно быть известно чуть больше, чем старикам из деревни обычных лис. Только вот расспросить его доселе не представлялось возможным — Фуруи давным-давно удалился куда-то вглубь горных троп, и многие поселенцы деревни лис искренне верили, что там он и испустил последний вздох. Так это или нет, предстояло узнать уже совсем скоро. Ибо Сэй мог призвать Мудрого только одним способом. Тем же, которым шиноби моего мира призывали призывных животных, уж простите за тавтологию. — Как, к слову, твои сестры? — миролюбиво интересуюсь я, стоит нам выйти на уже знакомую мне тропу. — Химошики опалило хвост… Техникой Сутору, — Эберу запинается, прежде чем назвать прием в духе шиноби, но дальше продолжает уверенней и бодрее: — Но это не ожог от тени, так что мех должен отрасти уже очень скоро. Хотя она громко ругалась, когда я уходил на твои поиски. — Могу себе представить, — со смешком соглашаюсь я. — Неужели доспех не помог? — Хвост то все равно торчал, — Эберу философски пожимает плечами, мол не видит в этом ничего особенного. — В любом случае, она обожглась, когда по глупости рассеяла доспехи. В отличии от сестры-близняшки, Химошики была шебутной. И вспыльчивой, что уж там. А какие интересные конструкты из ругательств составляла белоснежная лисица в моменты ярости, позавидовал бы любой «сапожник». Совсем скоро в поле зрения оказывается тропа, плавно уходящая вверх. Хотя, это для крупных исполинов она была тропой. Для нормального человека это вполне сошло бы за широкую горную дорогу, на которой легко разминулось бы две фуры. Неторопливо перебирая ногами, мы медленно поднимались по скале. Там, наверху, был один из главных обзорных пунктов стражей. С которого все подступы к горам были как на ладони. Обычно в этом месте всегда оставался кто-нибудь, чтобы наблюдать. Если появлялись тени там, где не было ни одного стража, дозорный издавал громкий, но совершенно непонятный для людей клич. Похожий на животное повизгивание. Когда я впервые услышала его, находясь вместе с Эберу и Гимоджином в патрулировании, то едва не стала заикой, настолько жутко в аккомпанементе горного эха это прозвучало. А лисы умудрились в этом сообщении разобрать, где и в каком количестве прибыл противник… Хитоширо, стоило нам показаться на плато, скалит белые клыки в подобии приветливой улыбки. Бурый, почти коричневый лис, владеющий, как и Эберу, техниками на основе водных стихий, был самым частым дозорным из всей компании стражей. Просто потому, что как говорят остальные, был счастливым обладателем самого острого зрения. И он был самым приятным в общении, если честно. Потому что обладал легким, смешливым характером. Но в отличии от той же Химошики, был тихим. Если белая лисица пребывала в приподнятом настроении, это было громко. Всегда. Без исключений. А еще травмоопасно, потому что в порыве веселья она могла поддеть тебя свой огроменной лапой, как кошка мячик во время игры. И тебе приходится активно спасать собственную тушку от неприятного падения на камни. И хотя Химошики умудрилась развить во мне кошачий навык всегда приземляться на конечности, я все же старалась держаться от той как можно дальше. А вот с Хитоширо можно было беспечно поболтать о каких-нибудь пустяках. И не бояться, что разница менталитета может разъярить его, как того же Хатокату или Эберу. Сутору, вторая из белоснежных лисиц-близняшек была настолько флегматична, что большую часть времени, что я ее видела, предпочитала отмалчиваться и будто бы игнорировать говорящих с ней. И раз уж эта молчаливость распространялась даже на старых товарищей, разболтать ее я и не надеялась. Сэй кошмарил меня одним своим взглядом, и я так ни разу и не ощутила желания заговорить с ним первой и по собственной инициативе. Гимоджин, один из старших братьев Эберу, кажется, на дух меня не переносил, и каждая наша попытка коммуникаций оканчивалась перебрасыванием острот на грани оскорбления, и это было не так, чтобы очень приятным общением. А третья стражница отряда — Ватоаса, самая, пожалуй, красивая лиса среди их компании, была слишком самолюбива, чтобы снисходить до общения с мелким Эберу и уж тем более мной. Вот и выходило, что основным кругом моего общения был неизменный Эберу и простой, как пять йен, Хитоширо. — Говорят, тени угнали тебя глубже на тропы, — насмешливо фыркает Гимоджин, когда мы приближаемся к остальным, сидящим полукругом, спинами к уходящей в пик верхушке горы. Эберу фыркает себе под нос, проходя мимо брата и устраиваясь почти у самой каменной стены. — Пусть откусят себе язык те, кто подают действительность в таком ключе — я пыталась не допустить, чтобы тени проникли в пещеры. Это, к слову, чистая правда. И если бы я не ринулась во время заварушки за одним маленьким, но очень юрким комком тени, кто знает, где бы он уже был. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что я была бы не прочь поставить эксперимент, и в бою действовала скорее инстинктивно, привыкнув, за неполные восемь месяцев, что тени нужно уничтожать, как только видишь и не давать им углубиться на тропы. — Ну-ну, — насмешливо тянет мой оппонент, не сводя с меня золотистых глаз. — Не дуйся, блошка. Мы все, безусловно, ценим твой вклад в наше дело. И вот знаете, в такие минуты очень хочется применить на нем весь свой арсенал из водяных техник. Например «Водяные копья», что бьют с такой скоростью, что плотность воды достигает таких физических свойств, что режет не хуже заостренного металла. Или «Водяная стена», что сшибает с ног, прикладывая ничуть не хуже каменной плиты. Вода на самом деле, в зависимости от скорости столкновения с целью, способна значительно менять свои физические данные, так что этому мохнатому полудурку не стоило бы… — Прекрасно, все в сборе, — невозмутимый низкий голос проносится над плато, заставляя мысли разлететься подобно кеглям под ударом тяжелого шара. Сэй, дымчато-черный, высокий даже по сравнению с остальными взрослыми стражами, он имел заметно более широкую морду, из-за чего смутно напоминал волка. И если бы не длинный, пушистый хвост, я бы лично приняла его скорее за любителя повыть на луну. — Кокатцума все-таки решил проигнорировать призыв на общий сбор? — Ватоаса капризно тянет гласные, полуприкрытыми глазами глядя на приближающегося командира. Бело-рыжая шерсть делает ее подобной какой-нибудь очаровательной плюшевой игрушке из детского магазина, и, если бы не исполинские размеры и скверный характер, ее смело можно было бы признать прекраснейшим созданием этого мира. — Ты же его знаешь, — Сэй равнодушно пожимает плечами, присаживаясь напротив подчиненных, сидящих неаккуратным полукругом. Коротко оборачивается на Хитоширо, сидящего у самого края платформы, но коричневый лис с намеком кивает вниз, за пределы платформы, и командир согласно кивает, позволяя тому оставаться в стороне от общего собрания. — Какотцуме давно следовало бы задать трепку, — недовольно ворчит Гимоджин, позволяя себе скривится в явном презрении. — Какой смысл был становиться стражем, если он все-равно не исполняет обязанности. — А ты попробуй и задай, — насмешливо басит Хатоката, поигрывая огромным боевым молотом в лапах. В длину его оружие достигало высоты холки самого лиса, но в лапах исполина выглядело как будто бы меньше и легче, учитывая, как легко тот управлялся с ним. — Посмотрим, как скоро Кокатцума надерет твой самоуверенный зад. — Достаточно, — прерывает Сэй, не дожидаясь, пока разговор двух братьев перерастет в серьезную перепалку. Эти двое любили сцепиться из-за ерунды. Впрочем, к этому уже давно все привыкли. — Сэй-сан, вы правда думаете, что Фуруи-сама еще жив? — подает голос Химошики и тут же взгляды всех присутствующих скрещиваются на ней. Белые лапы лисицы неуверенно теребят фиолетовый платок на шее. Я вдруг совершенно не к месту вспоминаю такое далекое-далекое нападение Обито на деревню с освобождением Курамы. Вспоминаю и лис, что тогда были призваны отцом для битвы с биджу. Два белых лиса, как я теперь понимаю, наверняка были никем иными, как Химошики и Сатору. И хотя такой вывод был лишь моей догадкой, не подтвержденной пока из-за бесконечного откладывания беседы на эту тему, я была уверена, что я права. — … в любом случае, это либо сработает, либо нет, — доносится сквозь собственные размышления голос рассудительной Сутору. Видимо, пока я позволила себе отвлечься на собственные мысли, среди отряда разгорелся очередной спор. С чего бы еще Химошики и Хатокате сверлить друг друга такими гневными взглядами. — Думаю, все согласны, что призыв Фуруи-сама необходим? — лисы в ответ только кивают с разной степенью энтузиазма, выказывая согласие. — Тогда отойдите назад, — коротко и властно приказывает Сэй, и я и сама не замечаю, как машинально подчиняюсь этому приказу. И как бы не пугал меня обладатель зеленых глаз и черной шкуры, вынуждена признать, что лидерские способности у него прям неоспоримы. Он поднимается на все четыре лапы неторопливо, под черной шкурой отчетливо гуляют литые мышцы прирожденного, ловкого хищника. А потом рукоподобные лапы с поразительной ловкостью складывают серию печатей, в самый последний момент ударяя левой о твердь каменного плато. Ему даже не требуется крови, и, когда в первые мгновения от расползшейся в разные стороны круговой печати не исходит даже дыма, не говоря о появлении Фуруи-самы, я думаю, что главная ошибка в этом. Ведь кровь является одним из основных составляющих в печати призыва. И стоит мне уже открыть рот, чтобы дерзнуть указать на эту оплошность, как вся гора, на которой мы находимся, ощутимо содрогается. И все заволакивает туманом, белым и плотным, почти как дым. — Сработало? — опасливо басит где-то рядом голос Гимоджина, разрезая повисшую тишину. Я кручу головой по сторонам, пытаясь разглядеть все за медленно опадающим туманом. На плато ветрено, и потому клубистые белые завитки расползаются стремительно. — Зачем вы призвали меня, дети? — вкрадчиво рокочет где-то над головой, и если раньше мне казалось, что все голоса лис какие-то громоподобные, то сейчас я услышала что-то куда более монументальное в своем звучании. И пока взгляд неверяще полз вверх, внутри все остаточно дрожало. Так бывает, если встать рядом с большим, клубным сабвуфером, достаточно близко, чтобы не только глохнуть от звука, но и каждой клеточкой тела чувствовать звук. То же самое чувствуешь, находясь близко от взрывающегося в небе салюта — звук не просто достигает ушей, волны звука в буквальном смысле проникают в каждую клетку тела и заставляют ее резонировать. И сейчас было так же. — Е-е-е-епа-а-ать, — ошарашенно тяну я полушепотом, отчетливо слышимом в образовавшейся тишине. Сэй самый крупный, из видимых мною лис. В холке, по моему глазомеру, он превышает шестнадцать метров. Если верить рассказам Гимоджина, что мне удалось услышать в один из вечеров, когда на становье собрались почти все дети Тотойи — вредный во своему характеру Кокатцума выше командира почти на два метра. И все это до сего момента казалось мне просто очешуительной высотой для живых созданий. Только вот теперь, высоко задрав голову, я понимала, что все видимые мною в этом мире, просто жалкие букашечки по сравнению с тем, кто почтил нас своим присутствием. Фуруи, если это был он, был колоссом среди исполинов. Не знаю, сколько в нем было росту, но то, что он едва-едва помещался на платформе, задними лапами и вовсе устроившись на скале за нашими спинами, намекало, что он неприлично огромен. И самый крупный из присутствующих Сэй прилично не доставал ему до груди. От увиденного захватывало дух. Казалось, белошерстый лис закрыл собой небо и где-то в невообразимой вышине виднелся тусклый блеск красных, как зарево шарингана, лисьих глаз. — Зачем ты призвал меня, Сэй-кун? От вновь зазвучавшего голоса, сотрясающего воздух, будто бы физически становилось хуже. Колени затряслись и очень скоро мне пришлось осесть на землю, чтобы позорно не свалиться на задницу. И хотя размеры и голос этого существа устрашали, в душе, вопреки всякой логике, зарождалась какой-то почти истеричный восторг. Вот это Гадзилла, мать его!.. — Фуруи-сама, — черный лис низко припадает на передние лапы, и только сейчас я замечаю, что все остальные, без исключения, замерли со склоненными головами и слегка согнутыми передними лапами. — Мы вынуждены просить твоей мудрости. В последние дни тени пребывают беспрестанно, и я вынужден думать, что в этом есть какая-то причина. — В самом деле? — из-за громкости звучащего голоса разобрать в нем эмоции почти невозможно, но мне все же кажется, что звучит в нем неуловимое изумление. — Это и в самом деле странно. Он замолкает, обдумывая что-то, и я замечаю, как остальные лисы с любопытством и раболепием разглядывают возвышающийся над нами живот. Из-за размеров чудовища, это едва ли не единственное, что нам с нашего положения вообще может быть видно. — Что еще ты можешь рассказать о тенях, кроме этого? Мне приходиться плотно заткнуть уши пальцами, чтобы хоть как-то снизить нагрузку на барабанные перепонки, потому что уже сейчас в ушах начался противный писк. И, как бы не прискорбно было это признавать, но, если эта мера не поможет, мне придется в срочном порядке покидать плато, чтобы избежать серьезных для себя последствий. Может, попробовать зажевать чукурот, чтобы хоть капельку нормализовать состояние стрессующего организма?.. Сэй гудит что-то, но из-за писка, набатом стучащего в голове пульса и заткнутых ушей мне едва удается разобрать слова командира, однако ответ Фуруи, как не стараюсь перекрыть доступ звуку, слышу буквально телом: — Это действительно вызывает тревогу. Я останусь, чтобы лично понаблюдать и помочь, в случае необходимости. Мне хочется застонать, потому что наличие этой разрушительной говорилки рядом явно поспособствует моему инсульту, но я могу только страдальчески распахнуть глаза, впиваясь взглядом в возвышающееся над нами меховое подтянутое пузо. А ведь Фуруи, несмотря на размеры, был куда худощавей, и при дыхании из-под меха отчетливо проступали очертания ребер, как у недоедающей дворовой псины. Да и мех казался чуть тусклым, по сравнению даже с белоснежными близняшками по левую руку от меня. Может, это из-за возраста зверя? Когда громадина на лапах вдруг подпрыгнула, горная порода под нами снова содрогнулась, заставив лис покачнуться, шире расставляя лапы для устойчивости, а Хитоширо, опасно близко сидевший рядом с краем и вовсе едва не улетел вниз. Только вот это было полбеды. Худощавое тело колосса плавно и грациозно подлетело, наверное, метров на сто вверх, словно собираясь взлететь и… Вы когда-нибудь смотрели документалки про лис по Дискавери? Видели, как эти очаровательные меховые воротнички охотятся зимой на мышей? Как красиво подпрыгивают и извернувшись, прыжком зарываются в снег… Фуруи, судя по маневру, намеревался зарыться в гору, на которой все мы находились, ибо в эту самую минуту стремительно понесся вниз, и только сейчас я смогла в подробностях разглядеть узкую лисью морду монстра. Только вот ничего кроме паники сознание не зафиксировало. — Мамочка, — придушенно хрипит рядом Гимоджи, оттопырив зад пытаясь отползти на все еще согнутых передних лапах. — Епатий Коловратий, — я, до сих пор сидящая на коленях, отчетливо понимаю, что из-за скорости, с которой здоровенная туша приближается к земле, мне не хватит времени даже тупо сигануть с плато вниз, надеясь на удачу. А потому даже не утруждаюсь тем, чтобы подняться на ноги. А может так играет растерянность от происходящего. Наверное, что-то подобное испытывает олень, оказавшись в свете фар — замирает, теряя связь с реальностью, и тупо пучит ошалевшие глаза на приближающуюся смерть. За загривок кто-то неосторожно хватает, прицепив волосы и дернув до слез в глазах. Впрочем, это вряд ли спасло бы, если бы в последний момент здоровенная туша Фуруи каким-то поистине магическим образом не уменьшилась до буквально человеческих. Что это за цыганские фокусы?!