Жизнь - это борьба

Черный сгусток тени вполне шустро плывет впереди, деловито следуя какому-то своему маршруту. Все дальше и дальше углубляясь в тропы и все ближе подбираясь к началу Пути Погибели. Если по-человечески — то все ближе к пещерам, что уходят под землю. Правда первые три мы уже пропустили. Вам, наверное, интересно, что происходит? Я ставлю эксперимент. Дело в том, что с тех пор, как Фуруи в весьма категоричной форме отстранил меня от тренировок, отказавшись чему-либо учить, прошло уже три недели. Не то, чтобы меня тут совсем бросили на произвол судьбы — я как минимум по-прежнему была вынуждена напитывать Эберу чакрой. И если напарник с первого же вечера после ссоры с Мудрейшим всем видом демонстрировал сочувствие и сожаление, то вот Фуруи меня показательно игнорировал. А еще наглядно давал понять, что крутиться рядом во время их занятий не стоит — первый и последний раз, когда я попыталась просто понаблюдать, он бросил в мою сторону что-то непонятное, что взорвалось подобно дымной шашке. А когда удушливый черный дым рассеялся ни Эберу, ни его вредного учителя в поле зрения не было. Не знаю, что у динозавра ко мне за претензии, но устраивать разборки я не собиралась. Не хочет меня видеть — хозяин барин. В конце концов, спала я по-прежнему в шерсти Эберу, сама истеричка во время ночных стоянок нас покидала, а остальное меня не шибко заботит. Мои попытки приткнуться к другим лисам ничем хорошим не закончилось. После первого раза, когда я решила составить близняшкам компанию в патруле, нас нагнал Сэй и весьма настойчиво и грубо отправил меня к Эберу и Фуруи. На мои вялые попытки объяснить, что с новым учителем мы не сошлись характерами, никто не повел и ухом. Мне разве что гавкнули, что я должна извиниться и все обязательно наладиться. Думаю, уточнять, что извиняться я и не думала — не стоит. Короче с того единственного раза я и без чужого надзора неплохо тренировалась, ползая по тропам. В конце концов стражи работали исправно, встречающихся мне теней было немного, буквально одна-две штуки за пару дней и то по одной, и развеять их какой-нибудь техникой не составляло труда. И помогало тренировать техники, порой далеко не сразу устраняя саму тень, просто чтобы растянуть время самостоятельных тренировок. Иногда я клепала себе клонов, чтобы поиграть в подобие «боя с тенью». В остальное же время я скрупулезно исследовала тропы, стараясь не отходить дальше, чем на пару километров, чтобы до заката успеть вернуться к месту обычной стоянки. Приходилось правда хитрить и уже очень часто на камнях, скалах и земле виднелись мои пометки там, где их не могли бы смыть периодические дожди. То, как я создавала для этого краску, стоит, пожалуй, отдельной истории, но мне сейчас совершенно не хочется вдаваться в подробности. Итак. По истечению трех недель автономность начала мне поднадоедать. Все пути внутри горных массивов были мною досконально изучены. По крайней мере в полудне пути во все стороны кроме запада, где эти самые горы начинались. Дальше отходить, рискуя надолго отлучиться от Эберу я не решалась — раз в сутки нужно было по-прежнему жертвовать собственную чакру. Да и чукурот в горах не рос. И вот в очередной раз, когда на тропе объявилась тень одиночка, видимо пропущенная кем-то из стражей — а такое порой случалось — я решила поэкспериментировать. Недалеко от стоянки мирно себе дожидались своего часа три клона, отряженные специально чтобы в нужное время пожертвовать Эберу чакру — я даже оставила сразу трех на случай, если придется задержаться. Я же планировала как можно дальше проследить, куда несет этих тварей. Вдруг мне повезет, и я таки узрею конечную цель их пути? Угрухатода, например… Впереди показалась очередная пещера, достаточно большая, чтобы в нее ползком протиснулся тот же Эберу, и тень как будто полетела резвее. Обрадовалась поди. Я, держащаяся от нее на расстоянии в четыреста метров, ускорилась тоже, чтобы в пещере не потерять путешественницу, и мимоходом задумалась, как буду подсвечивать себе дорогу в пещерах. Надеяться, что там будут естественные источники света не приходилось. А потому стоит ли шкурка выделки? Соваться в тоннели без света не безопасно, а значит либо срочно находим решение проблемы, либо кончаем тень и возвращаемся, чтобы позже вернуться с каким-нибудь факелом или альтернативой фонарикам. Решение приняться не успело — сверху пыхнуло струей пламени. Прямо на тень, чуть-чуть не долетевшей до входа в пещеру, а мне предстал еще один лис, ранее не встречавшийся, но, по-моему, хорошо мне знакомый. Как минимум по рассказам стражей. — Кокатцума? Вместо ответа в меня тоже пыхнуло пламенем. Уклониться и не превратиться в гриль позволила только худо-бедно сформировавшиеся рефлексы. Да и тех едва хватило — увернулась в последний момент и отчетливо ощутила жар пламени. — Плюющийся огнем лис это прямо какая-то химера, — глубокомысленно изрекла я, уходя из-под очередной атаки и пытаясь понять, что мне делать. Рыжий, с темными лапами и мордой, мало чем отличающийся от прочих, разве что немногочисленные атрибуты одежды — синяя жилетка и серьга со свисающим с нее ястребиным пером болтались в левом ухе. — Может поговорим? — как можно громче предложила я, выставляя против очередной струи пламени водяную стену. — Я не собираюсь говорить с предателями! Из-за пояса лисом был извлечен короткий клинок. Кажущийся буквально ножичком в руках огромной животины, но превосходящий меня в длине раза так в три-четыре. — Да погоди ты! Удар клинком пришелся аккурат в скалу, на которой я до этого ненадолго прицепилась чакрой. Учитывая, как брызнул вокруг камень, силы эта дур-машина не жалела. — Мне просто было любопытно! Я бы ее уничтожила, чем угодно клянусь! Очередная попытка прихлопнуть блоху в моем лице провалилась благодаря скорости моей реакции, но приятного все равно было мало. — Я мекоша! Мекоша нового стража! Бляха, дружище, да угомонись же ты!!! Слушать меня очевидно не собирались. Как и давать удрать — когда я попыталась дать стрекоча в обратном направлении от пещеры, пути мне отрезали мощным залпом пламени. Пришлось подобно таракану карабкаться на сколы и зигзагами продвигаться в сторону Кокатцумы, тоже зависшего на одной из скал. Чтобы сообразить основательную ответочку, мне бы для начала дух перевести, но такой блажи никто мне давать, судя по всему, не собирался. Лис либо рубал сверху своим клинком, либо от души пытался согреть мои косточки. Как бороться со взбесившимся стражем я представляла слабо. Ладно. Если мохнатый Змей Горыныч об одной голове полагается на катон, отличающийся от обычного лишь интенсивностью и королевскими размерами, наденем ему на голову аквариум. На бегу складывая печати и стараясь передвигаться в как можно непредсказуемых траекториях, я изо всех сих помолилась и принялась сосредоточенно скапливать воду чуть-чуть за затылком сошедшего с ума Кокатцумы. Ну или сильно невзлюбившего меня Кокатцумы — не суть. И когда размеров накопленного водяного шара стало достаточно, я остановилась, чтобы прицелиться и обхватить водяной сферой вытянутую здоровенную башку лиса. На удивление сработало. Старая добрая водяная сфера, разве что куда больших размеров, как обычно не разочаровала, отвлекая от меня противника. Кокатцума дернулся, мотнул головой в слабой надежде сбросить водяной шар. Попытался дыхнуть огнем, полагая, видимо, что это сработает, но вместо огня выдохнул только столб пузырьков, взволновавших и без того нестабильную поверхность водяного шарика. Удерживать сферу на месте было сложно. Из-за размеров, из-за активных дерганий самого лиса. Тело от прилагаемых вполне физических усилий аж загудело, но это по крайней мере работало. Позволяло не опасаться, что взбесившаяся зверина меня упокоит. Не знаю уж, чем я так невзлюбилась двум последним знакомцам в этом мире, но это уже начинает отдавать закономерностью. Лис судорожно задергался, припадая на лапах и с жутким грохотом роняя клинок. Видимо, заканчивался воздух. В голове забилась отчаянная мысль дожать, злая и мстительная, она призывала расправиться с недругом так же, как он парой минут назад едва не расправился со мной. И перебороть этот кровожадный порыв было весьма сложно. И все же в последний момент сложенную из пальцев печать я разорвала, позволяя воде опасть с лисьей головы и позволяя тому судорожно закашляться, отхаркивая воду. — Я убью тебя, — прохрипело это недоразумение, хрипя и фыркая, и судорожно втягивая жизненно необходимый кислород. — Кто с техникой на нас попрет — от техники и помрет, — многообещающе протянула я в свою очередь, с опаской следя за тем, как приходит в себя лис. — Но ты вообще-то сам виноват. Если бы не напал, я бы не оборонялась. — Ты позволила тени пробраться так далеко! — гавкнули в мою сторону, устрашающе щелкнув зубами в очень опасной близости от меня. Не хватило буквально каких-то пары-тройки метров. — Повторяю для альтернативно одаренных — я просто смотрела, куда он попрется! — А то ты не знаешь, что все они стекаются в пещеры. — Да вы такую тайну раздули из этих пещер, что ТВ-3 отдыхает. — Что?! — Что? Мы глупо заморгали друг на друга глазами, каждый пытаясь осмыслить прозвучавшее над тропой. Ладно, каюсь — возможно я перегибаю. Но в свое оправдание могу сказать, что дефицит общения начинает сказываться на мне негативно. Я в последнюю неделю даже Эберу умудрилась достать, отчаянно донимая вымотавшегося лиса в то время, как тот честно пытался уснуть после изнурительного дня тренировок. И хотя умом я понимала, что своим поведением причиняю неудобство, ничего поделать с желанием восполнить недостаток общения я не могла. Ну не привыкла я за прошедшие годы так долго быть предоставленной самой себе. — Что ты вообще тут забыла? — поморщился исполин, изящно спрыгивая со скалы на тропу и вальяжно устраиваясь. — Я, кажется, не очень понравилась вашему Мудрейшему, — нехотя призналась я, не желая вновь выслушивать о том, что должна на коленях в срочном порядке выпрашивать прощение. — Эта напыщенная морда взъелась на меня и отказала в дальнейших занятиях. А еще спер у меня лиса, объявив на него монополию практически. Но вместо нравоучений над поляной вопреки ожиданием раздался оглушительный — уж учитывая громкость, так в прямом смысле слова — смех. — Ап-хахах, — гоготало это чудище, спиной заваливаясь на скалы и от души шлепая себя по согнутой в колене задней лапе. — Не думал, ах-хаха, что кто-то еще разглядит в этом павлине самодовольное нутро! Я, недоуменно вскинув брови, честно и терпеливо пережидала приступ чужого веселья. А веселился Кокатцума долго и со вкусом. Шлепал себя по подтянутому животу, тряс ушастой головой, и едва ли не хрюкал от удовольствия. Затянулась эта радость едва ли не на десять минут, пока страж-одиночка не подавился собственным смехом. Или слюнями, что более вероятно — вон как судорожно закашлялся. Но это, по крайней мере остановило приступ необоснованного веселья. — Теперь понятно, почему ты бродишь потерявшимся щенком, — выдал он наконец что-то кроме хохота, самозабвенно утирая глаза. Сидел он расслабленно, на задних лапах, передними упираясь в колени, выступающие по бокам. — Так значит, гложет любопытство? — Ну вроде того. Столько сказочек, интересно же, что из этого правда, — я неуверенно пожала плечами, не до конца уверенная, что у нас действительно перемирие. Вдруг он сейчас снова взбесится из-за моей оплошности с тенью, и снова кинется в атаку. — Решила проводить тень насколько возможно и потом развеять техникой. — Собиралась лезть в пещеру? — хитро прищуриваясь и оскаливая зубы в улыбке, уточнил лис, подаваясь в мою сторону. Я же по-прежнему стояла на скале, надежно прицепившись к ней чакрой. — Разве не слышала, что это опасно? — Слышала. — И не побоялась? — Нет. — Прямо как твой отец. Кокатцума улыбнулся шире, демонстрируя все богатство клыкастой пасти. Я же глазами поискала более-менее вместительный выступ на скале. Такой нашелся чуть ниже и левее. На него и пристроила седалище, чтобы перестать расходовать чакру почем зря. Сидеть четко напротив лисьей морды и общаться было удобнее, чем путаться под лапами и до ломоты в шее задирать голову. — Как вы определяете, что я дочь Уруюки? — Запах, девочка. В основном запах. Он у вас похож, как у родственников. Такое подделать невозможно, в отличии от внешности и даже чакры. В тебе его кровь и значительная часть его запаха с поправками на индивидуальные нотки. — И чем же я пахну? — с интересом полюбопытствовала я, внимательнее разглядывая стража перед собой. Кокатцума действительно был самым крупным, не считая Фуруи в лисьем обличье. И он был не только выше в холке. Он был в целом крупнее того же Сэя. — Сложно объяснить кому-то, у кого нет звериного обоняния. Древесной корой клена, нагретой на летнем полуденном солнце. Сладким клевером. Грозой, — он пожал плечами, не сумев подобрать больше определений. Что ж, и того, что сказано, достаточно и приятно. По крайней мере не чем-нибудь противным, и на том спасибо. — Если сунешься в пещеры — вряд ли вернешься. Никто не возвращался. — Может, там просто воздух отравлен, — въедливо заспорила я, просто, пожалуй, из желания поспорить. — И это тоже. Ядовитые грибы, растущие на стенах, — одобрительно хмыкнул он. — Заставляют кровь густеть до состояния каши. А еще практически неотличимые ветви туннелей, в которых легче легкого заплутать. — А если отмечать путь? — Стены от пола до потолка этими грибами покрыты, как мховым ковром. Царапай, рисуй — грибы прячут любые метки. Я задумалась под пристальным насмешливым взглядом. — Должен же быть способ. Грибы не горят? — Горят, и начинают вонять еще хлеще, — со смешком признал лис, подтягивая к себе брошенный клинок и убирая его за неприметный веревочный пояс. — А если мелкими частичками воды сделать фильтр для воздуха? Сферу вокруг себя метра на два. — Сможешь держать ее непрестанно пару недель кряду? Я широко распахнула глаза, пытаясь прикинуть шутит ли собеседник. — Горы простираются вдаль отсюда на многие километры вперед, до самого моря. И нет гарантии, что подземные ходы не уходят под море, — лис покачал головой осуждающе. — И что там нет еще чего-нибудь столь же опасного. — И все-таки… — Оставь это, малышка, — после нескольких недель почти полной изолированности и предшествующей ей ссоры с Фуруи прозвучало так душещипательно ласково, что аж до мурашек. — Глупая затея. Что тебе с того, заточен там кто-то или нет? — Ну интересно же. — И стоит это любопытство жизни? — Ладно, — нехотя сдалась я, разочарованно опуская плечи. Может, и правда затея провальная. — А почему ты не сотрудничаешь со стражами? — Не сошлись характерами. Я тоже не привык к раболепию. А у нас, как ты успела, наверное, заметить, обычное дело по щенячьи махать хвостами перед старшими. — Понятно, — уже совсем невесело заключила я, разглядывая собственные пальцы. — Расскажете об отце? — Может быть, в другой раз, — он тяжело вздохнул, отворачивая узкую морду в сторону клонящегося к горизонту солнца. — Возвращайся к своему стражу — вечереет. — У меня там клоны, они вполне могут заменить меня в подпитке. Настроение пропало окончательно. Мало того, что задуманная авантюра не случилась и не планировала случаться в ближайшем никогда, так еще и ответы на вопросы мне в очередной раз никто не торопился дать. — Он будет волноваться, — лис ощерился в очередной жутковатой улыбке, вперяясь в меня даже немного осуждающим взглядом. — Мы очень связаны со своими мекошами. Особенно в первые пару десятилетий от рождения и начала связи. Возвращайся. А через три дня приходи, если вздорный старик продолжит тебя прогонять. Я и расскажу тебе про отца, и потренирую, если захочешь. Радость, взорвавшаяся в груди от услышанного едва не пробила на слезы. Как, оказывается, приятно, когда к тебе относятся без равнодушия или пренебрежения. Когда с тобой разговаривают пусть немного поучающе, но с теплом. — Спасибо, — сама не замечаю, как подскочив на ноги низко кланяюсь в поясе. Вырывается само. На эффекте от «человеческого» отношения. — Я обязательно приду! Спасибо вам большое. Лис смеется, пока я рассыпаюсь в искренних благодарностях. А я подспудно, едва ли не душой, чувствую легкий отголосок отца в этом раскатистом, приглушенном смехе. И от этого становится и горше, и радостнее одновременно.

***

Утро очередного дня как-то не задалось. Хотя бы потому, что меня с Эберу в буквальном смысле выпнули. Просыпалась я в полете, в последний момент умудрившись смягчить падение чакрой и худо-бедно сгруппировавшись для переката, чтобы снизить риск травм. Ладони в очередной раз содрало об камни, позвонки и лопатки тоже пострадали, но не существенно. — Я уж думал ты померла, — скучающе поделился собственными соображениями Фуруи, возвышающийся на холке прижавшего уши к голове Эберу. Хотелось ругаться. Громко. Матом. Однако странное чувство достоинства, непонятно откуда выползшее и взыгравшее, надежно залепило рот. Вместо ругани я поднялась на ноги и старательно обхлопала бриджи и просторную футболку. По-хорошему сегодня бы спуститься с гор — уже который день подряд меня преследовала навязчивая идея докопаться до Имикато, чтобы уболтать ворчливого старика смотаться в мой мир почтовым голубем. Не факт, что выйдет, но мне все равно сегодня в сторону деревни — все комплекты сменной одежды требовали стирки, а мне самой не помешало бы помыться. В конце концов, влажная тряпка вовсе не была альтернативой купанию. Мое показательное игнорирование, кажется, привлекло внимание. Может быть, потому, что я впервые с начала наших озлобленных пикировок промолчала? Вполне возможно, но перед тем, как отвернуться к собственному рюкзаку с флягой для умывания и чукуротом, я разглядела, как раздраженно взметнулись прямые брови нашей моли. Эберу, что бесило еще больше, по обыкновению притворялся ветошью. Ну и черт с ним, Кокатцума прав — глупо требовать с лисёнка, чтящего старших, заступничества или какой бы то ни было поддержки. Ладно хоть смотрит сочувствующе, а не осуждающе, как близняшки с Сэем. Такого бы я точно не пережила. Пока я устраиваю себе альтернативу умывашек и завтрака эти двое уже успевают уйти в неизвестном направлении. Да и черт с ними. Главное, что никто не плюется в мою сторону желчью, вынуждая вырабатывать ее же в ответ. После вчерашнего душевного общения с Кокатцумой вообще не хочется больше с кем-то кусаться и цапаться. Даже если очевидно провоцируют. В конце-то концов, если вспомнить пресловутую психологию, то больше всего таких индивидуумов бесит именно «невзаимность» выбранной жертвы. Вот и будем придерживаться этой стратегии. Считает местный королек всех грязью под его белоснежными лапками — будем невозмутимее той самой грязи. Нас пинают — мы не чавкаем. Осталось на подкорку себе вбить и в ус не дуть, чтобы всяким там неповадно было. До подножия гор добраться удается только спустя пару часов интенсивного бега. И все-таки поразительно вокруг, на многие десятки и сотни километров горы-горы-горы. Скалы и расщелины. И ни одного маломальского лесочка или даже чахлого кустика. Из всех растений только куцые травяные кочки, серые и вялые от недостатка воды. Уже у самого подножия меня догоняет пронзительный клич Хитоширо, как обычно занимающего пост на высочайшей площадке. Я останавливаюсь, чтобы подать условный знак «скоро вернусь» и получив еще один короткий сигнал, продолжаю путь. Наблюдающий проинформирован, потерять меня не должны, а значит можно с чистой совестью приступить к намеченным планам. И для начала следует наведаться в деревеньку к Укаве и Угурато. Я давно не навещала их, посвящая все время тренировкам с Эберу и разборкам с тенями, даже выбираясь на помывочный день, сделав все дела я тут же спешила поскорее вернуться в горы. И раз уж велением Фуруи у меня появилось столько свободного времени, почему бы не потратить его с умом. До деревни добираться приходиться долго. Но быстро восстанавливающаяся чакра позволяет совершать стремительные рывки вперед практически без остановки и риска для резерва. В паре часов от деревни на пути предстает река, с весьма уютными заводями, где вполне можно было бы заняться стиркой и водными процедурами без страха, что вещи унесет течением. Вода, конечно, по-осеннему прохладная, но не ледяная, и все предыдущие разы удавалось обойтись без простуд. Внимательно осмотревшись с целью убедиться, что выбранное место самое оптимально-удачное, я скоренько склепала пятерку клонов, и, оставив на них стирку, принялась стягивать одежду. Как раз наплескаюсь и отправлюсь к Укаве — та всегда баловала чем-нибудь вкусненьким. Треклятый чукурот, склизкий от слизи, уже просто-напросто осточертел. Только вот в горах совершенно нечего есть, а мотаться за провизией в лес было не с руки. И я, ленивая и безынициативная, с момента переселения в горы малодушно перешла на листовое питание. Чукурот насыщал и вполне неплохо. Никаких негативных последствий я не ощущала, а потому даже не рыпалась, чтобы усложнить себе жизнь. Но раз уж все так складывается, надеялась сегодня от души набить пузо. Вода с непривычки обжигает ступни холодом, и я, сцепив зубы решительно, хоть и медленно, продвигаюсь глубже в воду, обхватив себя руками. По бедрам и плечам высыпают крупные мурашки, зубы едва не отбивают чечетку, но стоит окунуться с головой, как холод ощутимо отступает и тело начинает привыкать к температуре. Пока намыливаю голову мыльным корнем, найденном в местных лесах еще в первые месяцы прибытия, внимательно разглядываю собственную грудь, виднеющуюся под водой. Стоит признать, что начавшееся с менструальным циклом гормональное изменение начинает менять тело. Там, где раньше была детская плоскость уже вполне себе заметно наклевывается единичка. И хотя проблема роста волос в нежелательных местах пока обходит меня стороной, стоит признать, что скоро это станет проблемой. И мне либо придется чаще протираться тряпками, что весьма затратно по времени и в целом утомительно, либо как-то придумывать альтернативы бритвы. Потому что обильный волосяной покров в тех же подмышках очень быстро провоцирует запахи. А меня это не устраивает. Тем более в компании нюхачей. Да и вообще всегда была сторонником гигиены, как бы неудобно с практической точки зрения ни была идея бритья. Шебуршание в кустах за спиной заставило отвлечься от пространных размышлений и, судорожно прикрывая и так скрытую водой недогрудь — ну мало ли — руками, обернуться на звук. Чистый рефлекс. Правда выкатившаяся из кустов тень заставила почти облегченно выдохнуть. Не то чтобы я так уж стеснялась разумных животных… Ладно, стеснялась, если честно, хоть и понимала, что это лишено логики. — Нам разобраться или сама? — деловито уточнил один из клонов, полоскавших нижнее белье на мелководье. — Сама, — кивнула, зачесывая склизковатые от мыльного корня волосы назад, чтобы не лезли в глаза. Тень, видимо чувствуя живого, медленно двигалась в сторону воды. Клоны безмятежно и невозмутимо занимались стиркой, но краем глаза каждая следила за перемещением теней. И я уже собралась складывать печати, чтобы прямо из реки пульнуть пропитанной чакрой водой, когда из тех же кустов показался еще едва ли не десяток теней. Разных размеров, некоторые были не больше ладони, а некоторые и крупнее баскетбольного мяча, они медленно, но стремительно подбирались к воде. — Всем на середину реки, — решительно скомандовала я, не желая, чтобы развеянный клон утопил какую-нибудь из моих шмоток. Копии послушно отскочили куда-то мне за спину, приземляясь на поверхность воды. Я же старательно концентрировала чакру, выжидая удобного для атаки времени. Волнения не было — я была полностью в своей стихии, на своей территории. Оставалось только сложить печати и выбросить чакру. Когда последний комок тени выполз на воду, а самый первый оказался на расстоянии вытянутой руки пальцы сложили комбинацию печатей, и вода взметнулась вверх частыми и острыми иглами, не оставляя теням ни малейшего шанса. Черные комочки растеклись дымом меж водяных ниточек и тут же растаяли, не оставляя после себя ни следа, а по губам расползлась довольная улыбка. Да уж, это вам не собирать дефицитную воду из воздуха в горах. Тут жидкости в избытке, и я без преувеличений могла бы так часами развлекаться почти без вреда для запаса чакры. Домывалась я в абсолютном покое и тишине. Клоны молчали — разговаривать с ними казалось мне странным, как если начать разговаривать с самой собой, и я никогда не делала чего-то подобного даже если было откровенно тоскливо наедине с собой. Да и собеседниками они были так себе, наталкивая на определенные выводы о самой себе — больно уж колкими и ироничными были такие оппоненты. Еще примерно с час я обсыхала на прохладном ветерочке вблизи от разведенного костерка, оставив лишь одного клона в дозоре — самой вертеть головой по сторонам и высматривать возможную опасность было лень. Вещи сушились тут же, развешанные на растяжки вокруг костра. До конца они не просохли, но дольше сидеть, тратя время, мне не хотелось, а потому пришлось складывать полусырые тряпки в наплечный мешок. Последним пунктом сбора были не до конца просохшие, слегка влажные в гуще волосы, и я неожиданно поймала себя на мысли, что это добро меня тяготит. С самого детства меня ни разу не стригли, лишь слегка подравнивая кончики, но тут я неожиданно поймала себя на мысли, что патлы до ягодиц меня раздражают. Не знаю уж, что это был за порыв, но за кунай я схватилась решительно и без малейшего сожаления рубанула у самого затылка. Клон, стоявшая в паре шагов ошалело вылупилась на меня, являя презабавнейшую пантомиму. — У лица подравняешь? — невозмутимо попросила я, протягивая в ее сторону кунай. Моя копия, в отличии от меня теперь, перекинула длиннющую косу за спину и неуверенно приблизилась. Могу понять — я вообще-то гордилась волосами, а создавая клонов перед помывкой и думать не помышляла о смене прически. Но, как и все девушки, мне не чужда была импульсивность, а уж про порывистые перлы с внешностью и говорить не стоило. Думается, будь в моем распоряжении краска, я бы куда кардинальнее сменила образ. Когда приведение прически в относительно приемлемый вид завершилось, а клон был развеян, все срезанные волосы я с чистой совестью собрала и без малейшей жалости швырнула в догорающие костер. Пахнуло паленым волосом, заставляя морщиться, и я еще минут пять медитативно созерцала неторопливо текущую реку, вспоминая что-то про терпение и проплывающих мимо врагов. Мне судьба таких подарков преподносить не торопилась, а потому пришлось тщательно тушить угли и продолжать запланированный путь. В деревне было достаточно оживленно. По пути к норе Укавы я успела встретить и Тотойю, стругающую что-то из дерева, и Микомичи, когда-то больше всех рассказавшего мне об этом мире. Видела уходящих куда-то за пределы деревни Мекону и Тушии, важно кивнувших мне на мой приветственный окрик. Понадеявшись, что моя молочная матушка не упорхнула по делам или в гости, я по-хозяйски развесила вещи на кустах, растущих рядом с норой, закрепила их леской как смогла, чтобы не утащило ветром, если тот вдруг разгуляется, и скользнула в тепло норы. Еще на подступе к первой комнатке стало отчетливо слышно лающий щенячий смех. Грудь сперло от ностальгии, и я ускорила шаг, желая поскорее увидеть тех, кто вообще-то умудрился стать почти семьей. А стоило переступить порог и увидеть Укаву и резвящегося на полу с двумя тряпичными куклами Угурато, как тот радостно взвизгнул и бросился ко мне. Подхватив пушистого ребятенка на руки я и сама радостно рассмеялась, прижимая к себе теплый комочек. — Аника! — Укава тоже рассмеялась, раскидывая лапы в приветственном жесте, и я поспешила обнять и ее, не выпуская из рук молочного брата. — Подросла-то как! А волосы? Что с твоей шикарной гривой? — Да брось, волосы не ноги — отрастут, — я улыбнулась, отстраняясь и удобнее перехватывая повисшего на шее Угурато. — А мелочь-то вырос — будь здоров! Тяжеленный! — Я байсой, — протянуло это чудо с чувством собственной важности, отпуская мою шею и вытягиваясь в моих руках, чтобы лучше показать, насколько вырос. — Байсой! — бессовестно передразнила я, щекой притираясь к мохнатой щечке щенка. Тот снова заливисто расхохотался и от души лизнул в нос. — Кушать будешь? — как настоящая заботливая мамочка тут же взяла в оборот Укава, отступая к печи и деловито заглядывая в горшочки и разные деревянные коробочки, выставленные на тумбах и полках. — Смету все, что дашь, — честно призналась я, решив не кокетничать с вежливыми отказами и сомнениями. Разговаривали мы долго. В основном потому, что я скрупулезно рассказывала про быт стражей. Хитоширо, который вообще-то приходился Укаве старшим сыном, редко навещал мать и деревню. Будучи самым зорким, тот чаще всего стоял в верховом дозоре. Но мне все-равно казалось, что уж мать можно было навещать и чаще. Тем не менее Укава не обижалась, дотошно вызнавая про дела и самочувствие старшего сына. И только выяснив для себя все, что я могла рассказать, и удовлетворенно послушав похвалу старшему чаду, принялась выяснить и про остальные подробности жизни в горах. Про Фуруи и волнения из-за теней я решила пока не говорить. Обмолвилась о том, что тени стали активнее и решила на этом ограничится — пока ничего было не ясно, Сэй, если возникнет необходимость, все равно оповестит деревню, а наводить панику и уж тем более жаловаться на не мудрого Мудрейшего я не видела резона. Жалости я не искала, тратить время на перемывание косточек вредному старику не видела смысла, а потому с чистой совестью посвятила оставшееся время возне с Угутаро, чему тот был бесконечно счастлив. Особенно когда я предложила поиграть в жмурки, добровольно соглашаясь быть водилой. Когда в очередной раз вернувшаяся с улицы молочная мать предупредила о клонящемся к горизонту солнце и принесла высохшие вещи, я наконец засобиралась обратно. К тому же, я все еще планировала выцепить Имикату. — Укава, а Имиката в деревне? — Да, недавно вернулся из одного из миров. — Что ж, тогда я пойду. У меня и к нему дело. — Деловая, — лисица со смехом щелкнула полотенцем по макушке, попутно отнимая у Угурато какую-то странную кривую веточку. Где только достал. — Ладно, иди. Не то по темноте еще возвращаться придется. — Пока-пока, лисёнок, — нежно пропела я, бережно оглаживая шелковую шерстку меж острых маленьких ушек. По сравнению с исполинскими стражами, Угутаро казался совсем крошечным, даже несмотря на то, что заметно вытянулся с нашей последней встречи. — Ты есё плидес? — невнятно профыркало это чудо, отрываясь от игр с самодельными игрушками. — Конечно, приду. В следующий раз даже пораньше, чтобы мы с тобой набаловались как следует. И как бы я ни старалась приободрить, было заметно, как грустно ребятенку прощаться с единственным, кто не отрываясь может беситься и играть с жаждущим активности дитём. Как-то некстати вспомнился Наруто. Я и без того часто вспоминала брата, безмерно скучая по лучистой улыбке и теплым объятиям, а сейчас уходить от глядящего вслед щенка с непомерно разумными глазками и вовсе было горько. А потому, когда удалось перехватить Имикато буквально у выхода из норы Укавы, настроена я была очень и очень решительно. — Добрый вечер, Имикато-сама. Кажется, уважительное обращение и должное почтение в голосе подействовало благоприятно. Потому что кивнули мне весьма благосклонно. — Я хотела попросить Вас об услуге. — Ну попробуй, — с отчетливо звучащей в голосе улыбкой согласился лис, присаживаясь возле одного из кустов, на котором я еще днем сушила вещи. — Не могли бы вы доставить письмо моей семье? — С чего бы мне работать посыльным? — Я отплачу вам, — тут же пообещала я, не дожидаясь, пока в ворчливом старике вскипит недовольство. — И что ты можешь мне дать? — едва ли не насмешливо бросил лис в ответ, лениво осматривая меня с ног до головы. В сумке я копалась долго. Искала кое-что, найденное не так давно. Небольшая баночка полная брусники. Я нашла ее пару часов назад, на небольшой полянке подле гор. Учитывая, что нигде в лесу прежде я ее не встречала, это была весьма необычная и приятная находка. И вот сюрприз-сюрприз, лисы оказывается были не дураками полакомиться ягодами и грибами. Обычные, то бишь. Да и эти, призывные, не чурались лесных деликатесов, как поделилась Укава. Только вот этого добра в этом лесу было не так уж много, а учитывая теней — собирать лесные дары было не так уж безопасно. Показательно высыпав на ладонь пару ягодок, показывая плату. Днем точно такие же я на пару с Угутаро приговорила целых три коробочки. — Ладно, — ворчливо согласился старик. — Надеюсь письмо у тебя уже написано, потому что ждать, когда ты его накарябаешь я не собираюсь. Я покладисто кивнула, тут же следом вынимая из мешка послание домой. Это письмо я написала еще пару дней назад, когда задумалась, что неплохо было бы передать весточку. И пусть в этом письме не все было правдой, это был способ передать родным весть, что со мной все в порядке, и еще через каких-то два года для этого мира, и через восемь месяцев для мира шиноби я вернусь обратно. К семье и друзьям. К радостям и проблемам. А еще в письме была небольшая просьба, на исполнение которой я очень рассчитывала. Очередной эксперимент, на этот раз вполне безобидный, но очень перспективный на мой взгляд. — И еще я хотела бы попросить, чтобы вы забрали ответ, — осторожно попросила я, не без причин опасаясь, что меня отправят куда подальше. — Еще пять таких коробков ягоды. И возвращайся через пару дней. Мне нужно будет заглянуть и в другие миры, и вернусь я не сразу. — По рукам, — радостно согласилась, даже не беря время на раздумья. Чего там какие-то пять коробков? Да хоть двадцать, если будет возможность иногда связываться с семьей. Обратно я возвращалась в весьма приподнятом настроении. Все складывалось более чем удачно, и жизнь уже не казалась мне такой уж серой, как буквально пару дней назад. Как-то незаметно опустилась ночная темнота, заметно осложняя продвижение по лесу — сегодня было темновато, и в потемках едва удавалось разглядеть деревья, чтобы не вписаться в ствол на полном ходу. Но я справлялась и вполне даже себе успешно.