Жизнь - это борьба

Удивительно — щупальце остановилось. Замерло на расстоянии в два с половиной метра от меня, и я мимоходом осознала, насколько эта штука, что тянулась ко мне была огромна. В ней без труда спрятался бы весь Фуруи в своем истинном обличии. — Стой, — снова повторяю я, бессильно оседая на дрожащих от ужаса ногах, во все глаза глядя на нечто. — Ты можешь сожрать меня и еще черт знает сколько столетий не дождаться в этих краях ничего живого… Оно хмыкнуло. С легким недоверием. Но продолжать наступление и претензии на мою безопасность не торопилось. — Что, если я предложу тебе регулярную подпитку? Щупальце медленно исчезло так же, как несколько минут назад появилось — за обрывом. — Это ведь здесь пропадали немногие искатели ответов, верно? — опираясь исключительно на свои смутные догадки, предположила я. Не раз и не два я искала в пещерах следы пропавших здесь авантюристов. Ни разу ни единого следа. И если предположить, что яд мха мог растворить со временем органику, типа тканей и костей, то вот оружие едва ли было уязвимо к яду — иначе мой костюм бы не выдержал тяжелых растворителей или щелочей. Значит погибали путешественники не от яда. Не в тоннелях. — С чего ты решила, что можешь предложить мне что-то? — с мрачной насмешкой уточнило существо, впрочем, пока не торопясь расплачиваться со мной за самонадеянность. — И даже если так — не боишься, что регулярная подпитка напитает меня достаточно, чтобы я вырвался отсюда? Уверенности не было. Честно. Только смутная надежда, что душ разумных существ окажется недостаточно, чтобы разрушить держащие тварь цепи. Весьма тупая такая надежда, но лишь она и позволяла сохранить остатки вменяемости и не удариться в откровенную истерику. — Я думаю, что тени, что стремятся к тебе, все же более важные части твоей составляющей. И что даже миллиарды душ незначительная подпитка, учитывая, что до этого ты жрал целые вселенные с неисчислимым количеством живых созданий. Оно захохотало, а я блеванула кровью. Буквально. Просто со дна пустого желудка поднялся горячий комок, вначале по ощущениям напомнивший просто рвоту, а когда я срыгнула, на камнях остался темно-темно бардовая лужа, а утершая рот ладонь выкрасилась в красный. Совсем не жизнеутверждающий красный. — Ты удивительно догадлива. Но каждая проглоченная душа лишь разжигает во мне голод, и разрозненные части моего естества отчетливее ощущают путь к целостности. — Стражи все еще сильны, — булькающе откликнулась я, хватаясь за желудок. Так, кажется, чукурот обладает исцеляющими свойствами, за счет чего и спасает в этом недоброжелательном к смертным мире. Дрожащая окровавленная ладонь сунулась за очередной порцией листа в слизи, и уже спустя мгновение я старательно разжевывала возможную панацею от неминуемой смерти, чувствуя на языке отчетливый привкус собственной крови. Стражи действительно еще сильны. А еще уже сейчас обучаются с моей легкой помощью парочке новых техник, которые в теории смогут решить проблему теней, если моя теория, родившаяся пару месяцев назад, окажется верна, и у теней ограниченное количество ошметков, раз за разом приходящих в этот мир. Тьма за обрывом, еще мгновение назад бывшая совершенно непроглядной, вдруг изменилась. Вдалеке, где-то внутри самой темноты, вдруг вспыхнуло, заискрилось, как зажегшийся бенгальский огонек. А потом случилось чудо. Пугающее, правда, но иначе произошедшее назвать было нельзя. Тьма расцветилась. Казалось, перед моими глазами внутри прежде сконцентрированной темноты и вакуума зажглись целые галактики и космические туманности. Пылая и горя оранжево-желтыми, зеленовато-желтыми и пурпурно-розовыми цветами, они скручивались и перемешивались, перетекали из одного в другое. В одних местах закручивались в спирали галактик, в других — расплывались акварельными потеками. И все это с вкраплениями сверкающих белых блесток-звезд. Это было прекрасно. Настолько потрясающе великолепно, что на короткое мгновение дух у меня вышибло уже от восторга, напрочь перекрыв страх и опаску перед этим созданием. Рука сама взметнулась по направлению непередаваемой в своем совершенстве красоты. Чистое воплощение зарождения и жизни энергии в самой ее первозданной форме. Частичка космоса, ставшая вдруг так непривычно близко, как прежде представало лишь на экранах мониторов. — Это даже забавно, — загудело создание, и теперь я отчетливо рассмотрела опоясывающее этот сгусток планет и звездных скоплений цепи. — Прежде никто из смертных душ не предлагал мне ничего подобного. Я напряженно подобралась, во все глаза жадно разглядывая пылающие красоты кусочка космоса. Пожалуй, без преувеличений могу заявить, что это самое красивое и поразительное до глубины души зрелище, что мне доводилось видеть за все свои жизни. — Я согласен. Слышишь, смертная? — оно отпускает короткий смешок, и туманности и галактики начинают шевелиться внутри активнее, быстрее, завораживая своим танцем. — Я отпущу тебя, понадеявшись на твое обещание. Но при одном условии… Я замерла, боясь даже дышать. Если ОНО потребует, после всего, еще и освободить его… Я не знаю, что мне делать. Есть ли смысл врать ему, обещая, чтобы позднее не исполнить? Что-то я сильно сомневаюсь. А выпускать это, пусть и великолепное в своем истинном проявлении, существо на волю… Страшно. Страшно самой душе, потому что в глубине этой самой души отчетливо ощущается, насколько кошмарное и греховное против самого Порядка, будет подобное действо… — После твоей смерти в этом теле ты явишься ко мне. — Меня вы тоже в конце концов поглотите? — с каким-то облегчением выдыхаю я, понимая, что избавление от цепей мне загадывать не будут. На такое я почти и согласна пойти, если честно. — Кто знает, — весело отзывается ОНО, на секунду будто раздуваясь в путах цепей. Словно вздыхая или пожимая плечами. — Ладно, — легко и даже как-то просто соглашаюсь я. — Правда с трудом представляю, как это будет возможно. — Достаточно обещания, и законы мироздания все сделают за тебя, — поясняет существо, демонстрируя мне рождение новой, дымчато-розово-фиолетовой туманности прямо рядом с обрывом. — Тогда обещаю — после смерти моя душа вернется к тебе. — Забавно, — тихо хохочет создание. — Думаю, тебе пора. Попробуй представить себе этот символ, — розово-фиолетовая туманность напротив складывается в непонятную загогулину достаточно отчетливо. — И тогда твой путь обратно значительно сократится. А твои неумелые инструменты для преодоления пространства станут значительно эффективнее — под давлением этих гор ни одна другая магия для перемещений попросту не сработает. Только используй осторожнее — не то занесет куда-нибудь не туда. Странно. Получать советы по безопасности от существа, пожиравшего — вдумайтесь — галактики. А еще теперь становится понятно, почему на действительно незначительных расстояниях я переставала чувствовать кунаи-якоря. — Если ты знаешь секрет преодоления пространства, почему не покинешь эту темницу? — задаю я вполне, на мой взгляд, логичный вопрос. — Думаешь, это просто красивое украшение? — гудит ОНО осуждающе, и темные цепи, вырезанные будто из матового камня, вдруг расцвечиваются золотыми символами по всей своей поверхности. Ясно, цепи, выходит, не только огроменные, но еще и расписанные какими-то охранными знаками. Интересно, что это за язык? — Это язык, на котором творилось само мироздание. — Не надо, — прошу я в полголоса, чувствуя, как от каждого сказанного слова на эту тему в голове начинает опасно пульсировать. Что-то внутри твердо знало — подобные знания не предназначены для кого-то вроде меня. Слишком ничтожно незначительной была одна душа для подобных откровений. — Ступай, И’глиивтикартууара, — прозвучавшее походило на напев, и породило то самое, знакомое чувство трепета внутри, что придало такой колоссальный всплеск энергии, что я не только в мгновение ока вскочила на ноги, но и ошарашенно распахнула глаза. — Это ведь имя моей души? — не веря до конца в то, что все это правда происходит, проблеяла я, отступая спиной и не сводя взгляда от НЕГО. — Верно. Запомни-ка вот что — этот символ… Можно использовать по-разному. Не только для себя, но и как билет. На подобие твоих менее мощных аналогов. А теперь ступай. Закрывая глаза, я представляю себе увиденный в пучине галактик символ, следом воображая себе подступы к деревне, на которых меня должны встречать мои дражайшие родственники. Последний шаг перед отбытием, короткий жест, ставящий яркую точку конкретно в этой задумке, и короткий импульс чакры, чтобы представленный мысленно символ обрел энергию.

***

Поляна оказывается пуста. Ладно, учитывая, что я задержалась примерно на пару недель, максимум — месяц, не удивительно. В последнем письме домой сроки оговаривались совершенно другими. Стоило изначально представить в мыслях место рядом с воротами Конохи, а не переноситься на условленное заранее место. Голова после этого странного перемещения кружилась, а в ушах отчетливо пульсировало, но в остальном состояние ничем не отличалось от обычной подмены тела с предметами или шуншина. Воздух в родном мире полнится запахами разбушевавшейся весны — нагретая солнечным светом зелень, дикие лесные цветы, растущие на полянке вокруг. Все это стало таким непривычным за прожитые в вечной осени годы, что первые пару мгновений я жадно втягиваю этот воздух, прикрыв от удовольствия глаза. Потом устраиваюсь в корнях одного из деревьев, чтобы немного выдохнуть. Чукурот отправляется в специальный свиток для дальнейшего изучения, и я, неторопливо прихлебывая воду, старательно обдумываю все только что пережитое. Полубезумная, полная торжества улыбка сама собой просачивается на лицо, пока остановившийся взгляд буравит невидимую цель. Если честно, это выше всяких ожиданий, смутно лелеемых в душе в начале всего этого авантюрного путешествия. Рассчитывать на ТАКОЕ я даже не могла. Осталось только… Господи… Руки обхватили голову, дрожащими пальцами сминая все еще повязанную на голове ткань. Кстати, надо бы стянуть тряпки — в волокнах нитей наверняка достаточно частиц яда, не стоит рисковать. И без того долго ходила в этой одежде без маски. Прогнала по телу медицинскую чакру, попутно стягивая костюм. В голове постепенно выстраивался план: вернуться домой, порадовать родных своей физиономией, наверняка выслушать возмущения по поводу опоздания без предупреждения о задержке… Поесть от пуза нормальной еды, принять горячую ванну. Выслушать новости, прикинуть как действовать дальше. И начать выстраивать подробный план дальнейших действий. В путь сорвалась в приподнятом настроении. Честно говоря, хотелось хохотать — душу переполнял такой восторг от предвкушения дальнейших перспектив. И, ладно — немного от злого триумфа. Главное теперь — не сглазить ухваченную за хвост удачу. Стремительные прыжки по нижним ветвям высоких деревьев пришлось прервать — град кунаев, прилетевших справа, заставил сменить траекторию, смещаясь левее и отвлекаясь от собственных Наполеоновских планов. Правда и в той стороне поджидала удаленная атака. Катон обрушился из густой кроны сверху, едва не подпалив. Сенсорная техника на жидкости обнаружила в опасной близости одну боевую единицу, а чуть дальше впереди — еще пятерку. В ближайшего обнаруженного улетели водяные плети, на радиус под двадцать метров. Оглушительно затрещали ветки и кора деревьев, во все стороны полетели щепки и листья. Новые огненные шары, на этот раз со спины, перехватывала тремя водяными щитами, выстроенными полукругом и находящими друг на друга. В ответ наградила взрывом — разлетающиеся во все стороны водяные пули породили очередной грохот и треск. Сама же натянула доспехи из сен-чакры, перенятой от клона, украдкой созданного и спрятанного несколько минут назад. Надолго этой защиты не хватит, но и часовую пляску с бубнами я тут устраивать не собираюсь. Выхватила из подсумка два куная, стискивая в обеих руках обратным хватом. И тут же ломанулась в лобовую атаку, на ходу определив дислокацию врага. И едва не подзависла, скрестив-таки оружие со своим противником. Потому что форма была легко определима. А под маской ласки очень знакомо блеснули красные шаринганы. Да и низкий хвостик, чего уж там, был легко узнаваем. Только «лисьи глаза», доступные в режиме отшельника-лисы, и позволяющие бороться с любым визуальным обманом, позволили не угодить в гендзюцу. — Здравствуй, Итачи, — с удивленным смешком бросила я в маску парня, с удивлением понимая, что давление его вакидзаси на мои скрещенные кунаи усиливается. — Не признал? Сцепленное оружие Учиха развел. Чтобы попытаться ударить снова. От удивления даже не стала блокировать летящий сверху удар, просто разрывая дистанцию. Брови нахмурились. А я точно вернулась в «свой» мир? Потому что признаков узнавания или радости старый добрый друг не проявил. А вот сейчас снова бросился в атаку, в этот раз не размениваясь на техники и снова идя в лобовую. Времени складывать печати не было, да и руки все еще были заняты судорожно стиснутым оружием. Чего, блин, с ним? Настолько рад меня видеть, что решил укокошить? Или настолько сильно расстроен моим опозданием? От очередной атаки уходила все так же уклонениями. Правда, в этот раз решила все-таки пнуть дорогого женишка по ребрам, ибо нехрен таким радикальным образом проявлять радость от встречи. — Да что с тобой, дери тебя ёкай, происходит? — удивленно рявкнула я, когда в мою сторону полетели цветы феникса. Управляемое горящее оружие неслось в мою сторону с разных сторон и по весьма сложной траектории. Ладно, самое время в очередной раз проверить действие доспехов воина. Атаки ядовитых плетей в горах они выдерживали, как и технику Эберу, но вдруг в нашем мире расстановка энергетического баланса отличается?.. Огненный удар техника перенесла. А вот прилетевший следом удар клинка едва технику защиты не развеял. Чудом устояла, опасно мигнув серебристо-рыжими переливами. И заметно побледнела, явно намекая, что доспехи развеются через пару минут или еще один такой же силы удар. — Хватит! — очень знакомый голос, раздавшийся со стороны, заставил сделавшего очередной замах Учиху замереть. — Довольно. Итачи — готова жизнь поставить на кон, это был именно Итачи — выпрямился, оказавшись на полголовы выше меня. Он остановился, коротким слаженным жестом загоняя вакидзаси в ножны за спиной. По-прежнему горящий шаринган из прорезей маски взирал сверху с легким и непонятным прищуром. Не так, чтобы шибко счастливым или хоть сколько-нибудь веселым. — Здравствуй, принцесса, — снова позвал знакомый голос. В стороне, на пару уровней веток повыше, упираясь левой рукой в ствол дерева, замер Шисуи. Тоже в маске и форме АНБУ, но эти своевольные каштановые вихры и мягкий голос я узнаю из тысячи. — Привет, — немного растерянная таким приемом, отозвалась я, с опаской косясь на все так же неподвижно стоящего рядом Итачи. — Я надеюсь, у твоего опоздания есть рациональное объяснение, — вновь подает голос Шисуи, и только сейчас я замечаю, что голос друга сух, строг и как-то совсем не радушен. Реально? Вот так у нас нынче встречают друзей? А где радость от долгожданной встречи? Раздражение за ручку с возмущением радостно протанцевали на середину души, занимая ведущую роль на сцене внутреннего мироощущения. — Немного заблудилась на дорогах жизни, — надменно, как никогда прежде не разговаривала в присутствии этих двоих, поведала я, прокручивая на пальце правой руки кунай за кольцо. В отличии от Итачи, я убирать оружие и принимать расслабленную позу не торопилась. Встреча не понравилась мне от слова совсем. И если честно, самую малость, хотелось продолжить начатое. Чтобы на новых, так сказать, возможностях проверить собственные способности, особенно когда возмущения от приема еще были так ярки. — Немного? — переспрашивает Шисуи. — Тебя не было год. — Ну да, по контракту, так что ничего неожиданного… — Ты отсутствовала два года. На год больше, чем было оговорено изначально, — подает голос стоявший рядом Итачи, и я зависаю. Год? Я пробыла в подземельях год? Как такое возможно? Но даже если так… — Серьезно? — со злой иронией уточняю я, вперяя полный презрительного скепсиса взгляд в замершего рядом женишка. — И именно потому, что я пропала на год, ты решил меня таки прирезать? — Хотел убедиться, что твой молчаливый уход в мир призыва стоил того, — с поражающей холодностью выдает этот поразительный человек, и готова поклясться — едва заметно вздернул подбородок, смотря в прямом смысле сверху вниз. Это было что-то поразительно новенькое… Из мира призыва я притащила скверные привычки Фуруи, заразив ими старых знакомых, или что вообще происходит? — Идем, Хокаге будет счастлив тебя видеть, — так же холодно, как и его друг, зовет сверху Шисуи. И я киваю, молчаливо проглатывая рвущиеся из глубины возмущения и претензии. Мне было что сказать. Много всякого. Малоприятного. Но ради бога — меньше всего мне хотелось начинать свое долгожданное, и я так надеялась — не только с моей стороны, возвращение со скандалов. Путь до ворот Конохи проходил в тишине. И под конвоем. В отдалении, так чтобы было не видно глазу — я вас умоляю, я сенсор — нас сопровождало еще четверо шиноби. Было до слез смешно. Не так я себе представляла встречу со старыми друзьями. Даже если допустить, что время их ожидания продлилось на год. Даже если допустить, что они не знали… Особенно — если допустить, что они не знали о причинах задержки. Разве не должны были обрадоваться, хотя бы на первых порах, что я жива и здорова? Типа, начать с пламенных объятий и облегченного смеха, а уже потом начинать журить и возмущаться?.. Видимо, нет. Что ж, ладно. Я это переживу. Запомню, разумеется, но переживу — не хрустальная. На посту охраны у ворот ошиваются весьма знакомые физиономии. Но я не обращаю на это больше мимолетного внимания. Да и Шисуи, коротко кивнув в их сторону, стремительно проходит мимо, явно намекая, что удостоверение или еще чего предоставлять не нужно. Хотя, те явно стреляют глазами в хитай-ате на моем лбу. Коноха не изменилась. Вот совершенно. Все те же улочки, спешащие кто куда гражданские, скачущие по крышам шиноби, нет-нет, да мелькающими в толпе внизу смутно узнаваемые лица. На крыше мелькнуло что-то знакомое, и я с интересом уставилась на замершего шиноби. Ого — Хатаке! Остановился, с любопытством глядит сверху на нашу неспешно шагающую композицию. Посмотреть, наверное, было на что. Шисуи, в форме, идущий впереди, я посередке — пропавшая год назад, о чем наверняка знал каждый действующий шиноби, на случай встречи — и Итачи, замыкающий шествие, так же, как и его товарищ в форме АНБУ. Не удержалась, махнула Копирующему рукой, получив вялый ответный жест. С моего расстояния точное выражение единственного открытого глаза не видно, но, думается, парень удивлен. Или заинтригован, вроде Какаши обладал достаточно развитым любопытством, по крайней мере в каноне. Ладно, стоит признать, по мере приближения ратуши, внутри, помимо свербящего раздражения от всей ситуации в целом, начало зарождаться волнение. Если эти двое просто взбеленились ни с того ни с сего из-за моего отбытия, то вот Минато, помимо всего прочего, был в курсе относительно других скользких моментов моей биографии и личности. И в купе со всей этой ситуацией по поводу увеличившегося времени отсутствия, это могло породить для меня некоторые проблемы. Интересно, а мог дядюшка счесть меня не просто пропавшей, а дезертировавшей на манер Рэй? В кабинет заходила со смешанными чувствами. С одной стороны отчетливая радость от возвращения и такого количества знакомых лиц — я даже узнала женщину в приемной перед кабинетом Хокаге — с другой было странное впечатление приговоренного к казни преступника. — Здравствуй, Аника, — мужчина, играющий такую важную роль в этой деревне, в кресле сидит боком к столу и к нам, вошедшим друг за другом в комнату. Поворачиваться, чтобы поприветствовать меня, глядя в глаза, он не спешит. — Я смотрю, все так рады моему возвращению, что можно было и не торопиться, — не без сарказма замечаю я, хмуро разглядывая дядюшку. Может, пока я прохлаждалась в каменных лабиринтах, что-нибудь произошло? Что-нибудь сильно плохое. Как-нибудь связанное со мной?.. — С Наруто и Фудо все хорошо? — требовательно и жестко уточняю я, на короткое мгновение пугаясь возможных новостей и не желая тянуть резину. Минато наконец отмирает из позы неприветливого хозяина. Поворачивается, чуть удивленно и растерянно всматриваясь в мои глаза. Потом хмыкает чему-то, качая головой и прикрывая глаза. — Значит, Фудо был прав, и ты от «него» отличаешься, — выдает он в напряженную тишину. Так вот в чем дело. Хах. Если верить периферии собственного зрения, оба Учихи, уже снявшие маски за ненадобностью, даже бровью не ведут. Значит, в курсе. Если бы не были — Минато было бы не резон бросать подобные фразы в их присутствии прямо сейчас. Интересно, кто еще в курсе? А еще теперь-то, пожалуй, понятна такая прохладная встреча. — Отличаюсь. Во многом, — согласно киваю, машинально скрещивая руки на груди, но даже поймав себя на этом, не спешу выходить из закрытой позы. — Хотите это обсудить? — Ты могла хотя бы попытаться, даже если не была уверена, что тебе поверят. Я оценила, что обвинения в голос Минато не допустил. Честно. Всей душой оценила. Потому отвечала с куда меньшим, чем прежде, жалящим сарказмом. Я с глубоко спрятанной озлобленностью буравлю дядюшку взглядом, со всей силы стискивая пальцами скрещенных рук плечи. Злилась больше на себя, но так уж получалось, что со стороны, должно быть, воспринималось, будто на всех окружающих. — Уж простите, что, оказавшись в подобной ситуации, думала в первую очередь о том, чтобы выжить и не угодить ни в чьи подполья с дальнейшим увлекательным аттракционом из опытов. Так уж сложилось, что я не научилась жертвовать собственной жизнью во имя общего, весьма эфемерного блага. Они молчат, тяжелыми взглядами меряя мою ощетинившуюся моральными колючками фигуру. — У меня было много причин молчать, Минато. Я жалею, разумеется, — последнее выдыхаю с усталым обречением. — Потому что так же, как беречь собственную жизнь, в моем мире учат беречь и чужие жизни. И я знаю, что виновата именно перед тобой. Понимала это уже тогда, когда малодушно смолчала. Он вздыхает, сводя наконец с меня свой немигающий, мало что выражающий взгляд. Утомленно трет переносицу. Откидывается на спинку стула, явно пытаясь справиться с какими-то мыслями и эмоциями. Я его понимала. От и до. А может, и не понимала — с трудом представляю, что так же спокойно смогла бы слушать человека, косвенно виноватого в смерти близкого мне человека. — Почему отсутствовала так долго? — очередной вопрос звучит на самую-самую капельку мягче. Но совсем не значительно, по сравнению с прежними временами. — Проверяла одно секретное место в Осеннем лесу, как оказалось, там была серьезная временная аномалия — по моим ощущениям прошло не больше месяца. Да и на большее время моих запасов бы не хватило. — Понятно, — он барабанит по подбородку длинными пальцами. — Отправляйся домой, переведи дух. Вечером мы поговорим обстоятельнее. — Что с Наруто и Фудо? — снова задаю я вопрос, в этот раз буквально в мольбе услышать ответ. — Наруто с Нара и Чоджи терроризируют деревню, в следующем году у него выпуск, а Фудо временно отсутствует. Должен вернуться через пару дней. Облегченный выдох вырывается сам собой, заставляя наконец опустить напряженные плечи и даже расцепить скрещенные на груди руки. Ладно, это можно пережить — это не страшно. По крайней мере все живы. — Хокаге-сама, — максимально официально откланялась я, стремительно разворачиваясь на выход. Холодильник, ванная, кроватка. Обо всем дерьмовом я поразмышляю позже. Например — никогда, пусть все идет так, как идет. Принять и смириться. — Ничего не хочешь сказать? — звучит за спиной, когда я уже выхожу на улочку, залитую полуденным светом. Ну разумеется. Шисуи всегда был дотошным. Оборачиваюсь к, возможно, бывшему лучшему другу, вопрошающе приподнимая бровь. Защитная маска, да, но было выше моих сил и возможностей демонстрировать, как сильно задевал этот претенциозный тон голоса. Учихи стоят на ступенях резиденции, выжидательно глядя на меня. Прямо картина маслом. Живое воплощение оскорбленной невинности в двух экземплярах. Хотя ладно — лица постные, и только в черных, очень похожих по оттенку глазах знающий этих двоих человек может разглядеть эмоции. — Что именно? — Ты могла оставить что-то больше обещания вернуться, — неприкрыто упрекает меня парень и Итачи рядом с ним хмурится. Только вот едва ли на слова друга. Брови взлетают уже недоуменно. — Например, слезливое извиняющееся послание на пару свитков? — иронично уточняю я, всем корпусом разворачиваясь к дражайшим друзьям. — А мы, по-твоему, не заслужили этого? Чего-то большего, чем пары слов через других, — обвиняет он, шагая вперед. Если честно, больше всего хотелось рассмеяться. Нет, не так — заржать. Некрасиво и язвительно. Сдержалась из последних сил, продолжая недоуменно пялиться на эту чудную парочку. Складывалось такое впечатление, что передо мной какие-то незнакомцы со знакомыми лицами. Цирк какой-то… — Неужели всех лет дружбы недостаточно для доверия и человеческого отношения? — продолжает наседать старший из присутствующих Учих. Снова порывисто шагает вперед, останавливаясь в паре шагов, недружелюбной тенью нависая почти над самой душой. Раздражает. На удивление очень сильно раздражает. — Мы бы поддержали… — Да неужели?! — не сдержавшись рявкаю я, выплескивая клокотавшую внутри ярость. — Именно потому, что все такие из себя преданные и понимающие, вы сейчас, вместо того чтобы просто по-дружески порадоваться тому, что я жива, обвиняете? В лице Шисуи меняется, как и по-прежнему стоящий на ступенях Итачи. Последний вообще в лице вытягивается. — Этого стоит ваша поддержка и понимание? Да, я ушла почти молча, оставив лишь обещание вернуться, потому что так было лучше и легче, чем рвать себе душу сантиментальными прощаниями и отравлять себя болью от мысли о расставании. И потому что не уйти не могла. И вот так вот вы принимаете мое решение. Ахрененная поддержка, скажу я тебе. Последние слова выплевываю уже с отчетливым презрением, окончательно теряя всякую способность сохранять трезвость ума и спокойствие. — Аника, — он тянется правой рукой, в осторожной попытке придержать за плечо и остановить поток наверняка неприятных для них слов. — Пошел ты, — устало отрезаю, уходя от прикосновения и разом теряя весь запал на ссору и выяснение отношений. — Пошли вы оба. С места неприятного разговора ухожу с помощью как-то очень легко вставшего перед глазами символа для преодоления пространства, узнанного в той пещере. К черту. Просто, вашу мать, к черту. Я слишком измотана всем этим днем, чтобы сейчас убивать собственные остатки душевного спокойствия этими странными пикировками. Это было больно. Правда, очень больно, потому что неожиданно. Как подножка от того, от кого не ожидал никогда. А я-то надеялась, что уж с этой-то стороны никогда ментальной оплеухи не получу. Что ж, видимо, не настолько я хороший друг, чтобы закрывать глаза на такие оплошности с моей стороны. Ладно. Ладно, я переживу это. Не в первый раз лишатся друзей из-за собственной «самостоятельности, независимости и неумении делиться сокровенными порывами души». Их таких за всю жизнь было достаточно, так что я даже как-то привыкла. — Аника? — удивленно вскрикивают позади, пока я флегматично роюсь в холодильнике, нагребая на кухонную тумбу рядом всего и побольше. Разворачиваюсь рывком и с широко распахнутыми глазами, а следом в меня врезаются так сильно, что припечатывает к дверце холодильника. Лохматая блондинистая макушка маячит перед глазами, пока щека братца вжимается в меня так, что мешает дышать. Да и хватка мальчишеских рук — дай боже. — Наруто, — радостно шепчу я, чувствуя, как от вскипевших в груди эмоций перехватывает голос и дыхание. — Я знал, что ты вернешься, — бормочет мое блондинистое чудо, вскидывая усатую моську и даря мне широченную улыбку и чуть слезящиеся глазки. Вытянулся — теперь уже мне по грудь. Но все такой же солнечный и родной сердцу. Прижимаю к себе сильнее, зарываясь носом в пахнущие пыльными улицами деревни светлые волосы. И шмыгаю носом, понимая, что вот именно это — последнее, что неизбежно рушит все возможные барьеры, что так поспешно пришлось возводить получасом ранее вокруг сердца. А еще осознавая, что только сейчас я действительно почувствовала, что действительно дома. И что меня именно здесь, именно этот солнечный человечек действительно ждал.