«В чем дело, братан? Неужели боишься?.. Или ты так сильно хочешь меня?..» — мысль быстро проносится в голове и также быстро уходит на задний план.
Он немного смягчается, прижимает к себе стройное тело и проникает в чуть приоткрытый рот языком. Одна его рука технично забирается под расстегнутый белый пиджак, нагло задирает чужую черную рубашку, которая идеально повторяет контур фигуры, и прикасается к горячему телу. Вторая ложится на затылок. Наки вздрагивает от прикосновения ледяных пальцев к своему животу. Он чувствует, как чужой язык не спеша хозяйничает у него во рту, и как от этого по спине бегут приятные мурашки. Его веки закрываются, а бледные слегка впалые щеки вспыхивают алым пламенем. Единственное, что он сейчас может сделать — поддаться напору со стороны друга и позволить этому безумному чувству взять над собой вверх. Костлявые пальцы ласкают товарища за ушком, зарываются в волосы цвета спелой ржи, несильно ероша их. Неожиданно, прекратив пленение губ своего лидера, Хоогуро отстраняется и, видя, что Наки неосознанно тянется следом за ним, загадочно улыбается. — У тебя сейчас такое премилое выражение лица, бро. В ответ лишь короткое и недовольное мычание. Блондин наклоняет голову так, что видно его ключицы. Сердце гуля замирает, когда горячие губы начинают целовать бархатную кожу в области шеи, оставляя на ней красненькие пятна. Теплое дыхание Хоогуро содержит легкий аромат ментола — пока они шли к убежищу, он успел выкурить целых три сигареты. Юноша буквально задыхается от столь неожиданной близости и приятного чувства, которое щекочет грудь изнутри. По ногам снова бегут мурашки. Хоогуро изучают его тело руками, гладит и ласкает. И Наки охватывает легкое головокружение. Он с удовольствием бы упал на что-нибудь мягкое, но, увы, поблизости ничего такого не было. Их окружал сплошной металлолом. Рубашка расстегнута до конца — язык медленно скользит по гладкой коже вниз, и решает остановиться на затвердевшем соске. В голове нет никаких мыслей. Есть лишь дикое, сводящее с ума почти также как голод желание. Каждый робкий стон, который невольно вырывается из уст лидера, сильнее возбуждает. Спустившись еще ниже дорожкой из поцелуев, Хоогуро обнимает его ноги и еле слышно проговаривает: — Я могу подарить тебе всю любовь, которую знаю. Наки сложно что-либо ответить. Ему катастрофически не хватает воздуха, но он находит в себе силы, чтобы слабо кивнуть. Гуль с черной линией на глазу смущенно улыбается, опускает голову и, расстегнув партнеру штаны, обнажает его половой орган. Скопив во рту немного слюны, он обхватывает головку губами и принимается медленно облизывать её, принося небывалый экстаз товарищу. Большими пальцами он так же поглаживает его тазобедренные косточки. Круговые движения языком фактически сводят Наки с ума. Он томно дышит, плотнее прижимаясь спиной к стене. — Ксо! Какой кайф, черт возьми! Влажно, горячо, приятно. Упоительное чувство продолжается примерно минут пятнадцать, а потом… тело покрывается мелкой дрожью. Наки крепко сжимает плечо подчиненного, пытается предупредить, что уже на грани. Он не желает его травмировать. Через плотно сомкнутые веки просачиваются слезы, которые не скатываются по щекам, а остаются висеть на ресницах. Ватные ноги сгибаются и гуль соскальзывает на землю. Хоогуро прикасается к своим губам кончиками пальцев, слизывает оставшиеся белые капельки, чувствуя их вкус, однако не может точно описать его. Он садиться рядом с любимым, обнимает его одной рукой за плечи. — Ты как? Уложив одним движением волосы назад, блондинистый парень расплывается в довольной улыбке. Всё было и без слов понятно. Очередной нежный поцелуй оставляет после себя сладковатое послевкусие. — Хех. Пойдем домой? — Угу.«Его жизненное кредо — „брат за брата!“. Да он всегда будет помнить тех, кто был рядом с ним — своих братьев. Меня. Так почему бы взамен не сделать для него что-нибудь приятное? Это наша игра. И мы сами будум решать, сколько ей продолжаться»