23.
Телеграмма от Альбуса Дамблдора: «Дорогая мисс Гольдштейн, не могли бы Вы сообщить как можно больше подробностей о состоянии интересующей Вас особы и о фактах, приведших к этому состоянию? Лучше это сделать письмом. Если Вас не затруднит, вышлите также образцы текстов, выполненные рукой упомянутой персоны. С уважением, А. Дамблдор».24.
Криденс меняется. Изменения происходят плавно, но неумолимо. Я заметил, что, с одной стороны, он явно стал куда менее пугливым и робким, с другой же — в нём начала проявляться какая-то особая жёсткость и мрачность, не такая мрачность, какая бывает от депрессии, не угрюмость, даже не чернота, наводящая на мысли об Обскуре — мрачность особого толка. Такими, вероятно, бывали крестоносцы. Всякий раз, когда мы занимаемся с ним, я замечаю, каким сосредоточенным становится взгляд Криденса, как он стискивает зубы, как тело, минуту назад бывшее в относительно расслабленном состоянии (он никогда не расслабляется полностью), начинает по-звериному подбираться, а движения становятся удивительно чёткими и грациозными. И грозными. Если подумать, прошло не так много времени с момента нашего самого первого занятия — того дня, когда я рассказывал Криденсу о гриндилоу, но мой ученик оказался на редкость способным и постигает магию семимильными шагами. Теперь часть времени он проводит и в больничной библиотеке, и, насколько мне известно, Тина также снабжает Криденса книгами. Криденс может стать очень, очень сильным магом. Хотя почему «может»? Он уже им становится. И его способности возрастают с каждым днём. Вскоре после нового года своим мощным Акцио он умудрился притянуть мою волшебную палочку, правда, смысла в этом, как оказалось, особого не было: кто-то успел аккуратно вскрыть её от основания до кончика — длинная трещина словно бы расколола палочку на две половинки. Кто это сделал и зачем?.. Я торжественно похоронил останки в кадке с гиацинтами. Хороший резон и дальше заниматься «беспалочной» магией. В середине января, после того, как мы кончили отработку приёмов рукопашного боя (надо сказать, у нас даже образовался свой маленький клуб — часть больных и выздоравливающих волшебников теперь с интересом наблюдает за тренировками и даже временами принимает посильное участие) — Криденс махнул головой вверх, это означало «пойдём в зимний сад». Я до сих пор не могу понять, почему это зачарованное место всегда пустует. Может быть, именно потому, что «зачарованное»?.. Может быть, здесь толпы людей, но все они магическим образом остаются невидимыми и неощущаемыми друг для друга? Сегодня Криденс настроен серьёзнее обычного, поскольку внезапно снова изъявил желание попытаться вызвать Патронуса. «Криденс, ты уже достаточно силён. Я даже думал, что ты и сам успел освоить эти чары, но не сказал мне,» — я правда так думаю. Но он отвечает: — Нет, Персиваль. Я с того раза не пытался. Копил хорошие воспоминания, хмм?.. «Ладно. Давай попробуем. Помнишь суть?» — Да. Самое счастливое. В центр счастья. «Угу. Ну что же — ‘Экспекто Патронум’…» А, может быть, он и пытался. Может быть, тренировался всё это время, поскольку неожиданно заклинание срабатывает, и Криденс отгораживает нас с ним от всего остального мира серебряным щитом. Нас с ним. От всего остального мира. Великий Мерлин, Персиваль, вот только не надо замыкаться на этом «нас с ним»… помни: кругом огромное количество… огромное количество волшебников и немагов… Щит пропадает, а Криденс, кажется, не совсем удовлетворён. — Почему же нет формы? Может быть, я думал недостаточно хорошо… «Криденс! Что ты говоришь! Телесный Патронус — это дело практики… долгой практики! Главное — у тебя получилось! Кстати, всё-таки — почему такое сильное желание освоить заклинание Патронуса? И вообще. Кхм. Я заметил, что ты в последнее время бьёшься, как… настоящий аврор». И вот тут наступает момент, когда мой ученик меня… пугает. Потому что он подходит близко-близко, и его глаза как-то необычно сверкают, а голос становится ниже на добрую октаву. — Потому что, Персиваль, я хочу сразиться с демоном. Я хочу сразиться с ним и победить. Я хочу… я хочу навсегда изгнать демона из этого мира туда, где ему и место. В Ад. И мне даже не хочется шутить, что «Ад» — это атлетический зал моего знакомого Графа Б. «Криденс,» — шепчу я, — «почему ты до сих пор в больнице?» Он вскидывает голову и жёстко улыбается. — Потому что мне некуда идти, Персиваль. У меня нет ни дома, ни родственников. Затем обычным тоном: — Потому что доктор Холидэй считает, что, хоть я и на пути к выздоровлению, но необходимо ещё проследить… и что они обязаны учесть все последствия моего… Обскура… А потом очень-очень тихо: — Потому что, Персиваль, они не намерены отпускать тебя. Они не знают, что ты… нормальный. И я хочу тебя… защитить. Мир переворачивается с ног на голову, вчерашний депрессивный намерен защищать профессионального аврора. Криденс всё ещё стоит близко-близко, и часто дышит. Обнять его? Обнять. «Спасибо, Криденс». — Персиваль… «Да?» — Вам до сих пор снятся кошмары?.. «Снятся». — Такие же как… на Рождество? «Нет, Криденс. Не такие. Я ведь не пил с тех пор».25.
Кажется, Персиваль не до конца понимает всю опасность. Не видит её так, как видит Криденс. А Криденс видит очень много. И в реальности, и в снах, и в том состоянии, которое нельзя отнести в полной мере ни ко снам, ни к яви. Демон, который приходил к Персивалю, теперь является Криденсу. Это началось несколько дней назад: на тонкой грани дремоты и бодрствования, когда не можешь даже как следует открыть глаза, когда язык не слушается тебя, а тело отказывается двинуться — как оставленная порожняя змеиная шкурка лежит оно, свернувшись калачиком, внизу на постели — Криденс чувствует присутствие в комнате человека в белом, так похожего на падшего ангела. А все падшие ангелы — это демоны. Криденс, не размыкая глаз, видит, как демон подходит к его кровати. Как становится на колени рядом. Не используя слух, Криденс слышит, как непонятные слова, произносимые шёпотом, начинают свиваться в колдовские цепочки, и точно знает, что уже не сможет ни пошевельнуться, ни выдать себя звуком. Хотя тело кажется оставленным и чужим, Криденс ощущает, как прохладные руки скользят по его плечам, как пальцы демона пробегают по его рёбрам, словно по клавишам, как ладони накрывают выступающие тазовые косточки. Как жёсткие губы осторожно целуют его, распаляя огонь в душе Криденса, а тихий голос произносит с нежностью: «Дитя моё, будь со мной. Будь моим. Навсегда. Вместе». Внутри — а, может быть, и сильно-сильно снаружи — Криденс бьётся, как птица о стекло. Он должен ответить. Он должен быть готов. Он не поддастся… Он ждёт демона каждую ночь, и демон приходит.