36.
«Дорогая мисс Гольдштейн! Приношу свои извинения по поводу того, что так долго не отвечал, но дело оказалось действительно достаточно необычным. И всё-таки, у меня есть, чем порадовать вас — Вас и м-ра Грейвза, а также всех тех, кто беспокоится за судьбу этого человека: в конечном итоге заклятие поддалось. Не буду описывать своих методов — это слишком сложно, да и неуместно будет здесь приводить всё то количество формул, которое мне пришлось последовательно использовать — однако скажу, что мне удалось расшифровать послание м-ра Грейвза. Можете спросить его (благодаря Вашей остроумной находке с кружками и треугольниками, о которой Вы упоминали в письме, это теперь возможно), верно ли то, что я понял: речь шла о первой встрече м-ра Грейвза с Геллертом Гриндевальдом. Да, я сумел прочитать послание, но вряд ли смог бы услышать м-ра Грейвза, так как применить все использованные методы на человеческом существе невозможно. Задействованная магия базируется на свойствах крови, и это очень похоже на Гриндевальда с его поиском в областях тёмной Лунной магии: Луна, как известно, также управляет и кровью. Что же можно посоветовать м-ру Грейвзу для окончания действия заклятия? Если Гриндевальд всё ещё находится под вашей охраной — потребуется лишь небольшое количество его крови (использование и сопутствующее заклинание я привожу во вложенном листке). Если же по каким-то причинам преступнику бы удалось бежать — помогла бы кровь ближайшего кровного родственника Гриндевальда — то есть, родителей, родных братьев/сестёр либо ребёнка (и задача несколько усложнилась бы, так как, насколько мне известно, родителей Гриндевальда нет в живых, о братьях или сёстрах — равно как и о ребёнке — я ничего не слышал, что, впрочем, не доказывает того, что их не существует). Но будем радоваться тому, что, как видно, стенам МАКУСА всё-таки удалось сдержать этого тёмного мага! Искренне надеющийся на благополучный исход дела А. Дамблдор P.S. В случае, если кровь добыть не удастся, боюсь, м-ру Грейвзу придётся искать мощного легилимента для общения с остальным миром. Это было бы печально. Хотя, судя по Вашим упоминаниям, есть вероятность, что Криденс Бэрбоун как раз обладает этим даром. P.P.S. Ньют Скамандер предлагает использовать в случае неудачи зоотерапию — общение с животными. Я цитирую: “Возможно, найдётся какой-нибудь искренний зверь, способный по доброте душевной полюбить несчастного и, проявив неявленные до сих пор волшебные свойства, излечить.” Методы Ньюта, бесспорно, необычные, но почему нет?»37.
Тина молча смотрит на исписанный тонким вычурным почерком пергамент. У неё опускаются руки. — Криденс не легилимент… Но ведь если что, я могла бы помочь? — Куинни робко улыбается, пытаясь утешить сестру. — Куинни, мы не можем тебя выдать… и потом… Криденс же как-то понимает! — Ох, Тина… — Может быть, Гриндевальд на него тоже воздействовал… может быть, это какая-то общая магия… — Тина… — Ух, как же мне стыдно за нас! За Конгресс! За Америку!.. Если бы у нас серьёзней относились к делу, а не устраивали эту показуху, Гриндевальд до сих пор был в камере… — Тина!.. — Что? — Криденс скоро уже никому не сможет помочь. — Что-о?.. — Когда я была в его комнате, я чувствовала только смерть и отчаяние. Он не хочет жить, Тина. Его мысли — это… это какой-то вид Обскура… если бы такой существовал… Они молчат какое-то время, переговариваясь только взглядами. Тина не легилимент, но прекрасно понимает сестру без слов. Она поднимает выпавшее из рук письмо, пробегает последние строчки и печально улыбается. Ньют с его верой в добро и любовь. — Не могу представить себе мистера Грейвза в обнимку с нюхлером или камуфлорием… И всё же я покажу письмо. Я обещала.38.
Итак, я не псих. По крайней мере, не в той степени и не так, как это обычно понимается. Придя в себя утром, я ожидал увидеть кровь на постельном белье и ощутить боль, но ничего подобного: кроме здоровенного чернильного синяка в форме буквы G на груди — ни царапинки. Пометил, значит. Как собственность. Голова, правда, была подозрительно пустая и лёгкая; не знаю, возможно — последствия какого-то заклятия. Первым делом я отправился к Криденсу. Если то, что говорил Геллерт (Геллерт, тьфу!) ночью — правда, то Криденс… Криденс не может умереть. Но он, как и несколько последних дней, всё так же лежал на боку, обхватив себя руками и подтянув колени к подбородку. Неужели во всём этом здоровенном здании, в этом огромном городе не найдётся ни одного человека, который бы оказался в силах ему помочь? Я понял, что никогда прежде не задумывался о том, что значит быть депрессивным. Я никогда прежде не видел таких людей. Девиз Америки — «улыбайся!», и это в равной степени относится как к немагам, так и к волшебникам. Страна, в которой нет Обскуров и Дементоров. В которой нет и депрессии. А если кто-то выбивается из общего ряда… что с ним происходит? Неужели люди, находящиеся в том же положении, что и этот мальчик, вот так просто заканчивают свои дни в больницах — лежат, отвернувшись от всего мира, уходя всё дальше, спускаясь всё глубже в неведомые тёмные колодцы внутри себя? «Где же твоя сила, Криденс?» — шепчу я, вспоминая кажущееся таким нереальным сейчас то далёкое Рождественское утро: я и он, и зимний сад. И звёздочки. Тогда Криденс вытащил меня. Смогу ли я вытащить его теперь? Я становлюсь на колени перед мальчишкой, поднимаю его лицо и нежно целую в губы, вкладывая в это действие всю свою привязанность, всю свою любовь. Пусть думают, что хотят. Я больше не уйду из этой комнаты.