39.
Там меня Тина и находит — в комнате Криденса: стул пододвинут к кровати, на стуле сижу я, на кровати лежит он. Сердобольная Призм принесла нам завтрак сюда, но Криденс так ничего и не съел. Тина что-то говорит, но я не смотрю в её сторону. А, она получила ответ от Дамблдора. Голос у неё не очень радостный. Значит, надежды нет. — Мистер Грейвз… вот письмо, хотите прочитать? «Не хочу, Тина». — Мистер Грейвз… тогда я сама Вам его прочитаю… просто послушайте!.. Она читает письмо, и мне вдруг кажется, что Криденс шевельнулся. Как будто прислушивается. Вздрогнул на слове «кровь». Удивительно. Я сейчас даже не особо фокусируюсь на всей этой типично британской болтовне, а слежу за Криденсом. Вот, вот, опять! Пальцы начинают скручивать пододеяльник. Я жестом останавливаю Тину и склоняюсь к Криденсу. Его губы шевелятся. Что он шепчет? Замираю, пытаясь услышать. Нет, не разобрать. Тина дочитывает письмо. Могла бы и не дочитывать. Мнение Ньюта Скамандера меня интересует, конечно, больше всего на свете. Оглядываюсь. Вид у Тины несчастный. Ну что же ты, девочка… — Мистер Грейвз, я оставлю Вам это письмо. И… до свидания! Уходит. Спасибо, Тина. Я рассеянно беру письмо и перечитываю. Дамблдор, вероятно, всё прекрасно знает, но прикрывается вежливостью. Надо же, расшифровал мою записку… Чёрт. Кровь Гриндевальда. Это мне ещё тогда, в прошлом году, надо было его руку укусить сильнее — и всё, пшик! — свободен и реабилитирован! Что там во вкладке? Ага, заклинание. Необычное. Много незнакомых формул. Смогу ли я его выучить? Смогу. А потом укусить Гриндевальда? Великий Мерлин, ну и бред… Я пропускаю момент, когда Криденс приподнимается на подушке, но вдруг ощущаю его взгляд. «Криденс!» Я кидаюсь к нему и сжимаю в объятиях. — Персиваль, — его голос всё ещё очень тих. — Пожалуйста, дайте мне это письмо. Сейчас я не могу отказать. Интересно, я вообще могу отказать Криденсу? Ну, наверное, я бы отказал ему пить огневиски и… да что такое, о чём я думаю! «Хочешь прочесть? Бери». Я поддерживаю Криденса, пока он читает и перечитывает письмо. Затем передаю листок с формулами контр-заклятия. «Как ты думаешь, сможем мы это выучить?» — пытаюсь пошутить я. — «А то я собрался при оказии укусить Гриндевальда…» — Персиваль, Вам не придётся никого кусать. Вернее, не придётся кусать… его. «Думаешь, не смогу? Я…» — Не надо так… шутить. Есть другой способ. «Неужели ты знаешь каких-то родственников этого ублюдка? Родителей? Маленьких братишек…» Криденса передёргивает. «О, прости…» — Я хочу попробовать одно средство. Если оно не сработает… возможно, будет даже лучше. А если сработает, то… то ты будешь… здоров… Если бы он представлял, как на меня действует это его «ты будешь». Не «Вы». «Ты». «Ты уверен? И что же это за средство?» — Моя кровь. Я какое-то время просто не могу понять, что он только что сказал. Затем переспрашиваю: «Прости… Криденс? Мне не послышалось? Что ты…» — Моя кровь, Персиваль. Возможно, она подойдёт. «Но как…» — Персиваль, я не знаю. Возможно, всё это — бред. Но он… он сказал… что я… что я его сын, Персиваль. Последнюю фразу Криденс произносит очень-очень тихо, опустив глаза, и я вижу, как слёзы капают на одеяло. Мне сложно описать весь букет эмоций, овладевающих мной в этот момент. Противоречивых эмоций. Отрицания, недоверия — и желания верить, и необъяснимого знания о том, что это правда. Острой жалости к Криденсу из-за его фантазий — и глубокого понимания где-то на подкорке: в этом есть смысл… Пантера, ягуар… ‘Криденс — исключительно важный для меня человек…’ Наконец, мешается ненависть к Гриндевальду и… любовь, огромная любовь к этому юноше. Я тихонько беру его лицо за подбородок и осторожно поднимаю, чтобы взглянуть в глаза. «Мы попробуем, Криденс».40.
Мы ждём полнолуния. Я добился — через Тину, через Криденса, через свои настойчивые рисунки — чтобы в комнате Криденса поставили кровать для меня. Доктор Холидэй, в итоге, согласился, заметив, что состояние Криденса начало улучшаться от общения со мной. Как-то, проходя мимо комнаты дежурных, я услышал, как сестра Призм защищает нашу с Криденсом «дружбу». И на том спасибо. Не знаю, что там решили все остальные. Эта Призм — воистину святая женщина. Ночью я пододвигаю свою кровать вплотную к кровати Криденса, чтобы можно было держать его за руку, и мы просыпаемся вместе. Просто лежим и смотрим друг другу в глаза. Мне очень не хочется вставать и двигать мебель обратно, но мы пока что здесь, в больнице. Удивительно, что Гриндевальд не показывался больше. Мне не нравятся его слова про Криденса. Не нравятся тем, что он хочет просто использовать его. Его силу. Днём мы гуляем по зимнему саду. Криденс и правда оживает. С одной стороны, я надеюсь на то, что кровь и контр-заклинание сработают. С другой… это как-то странно, но я уже привык, что меня слышит только Криденс. Словно у нас с ним свой особый мир. Своя тайна. Я начинаю бояться, что эта тайна будет разрушена, что никогда уже наши разговоры не будут столь… интимны. Как будто мы не говорим о чём угодно, кроме своих чувств. А что я вообще знаю о наших чувствах?.. И у меня из головы не выходят слова Гриндевальда: ‘Криденс будет со мной. Я это видел’… Неужели Криденс — тот Криденс, которого я узнал за последние месяцы — выберет такой путь?.. Подходит срок. 13 февраля, время Луперкалий, время полной Луны, всё ближе. Убедившись, что коридоры погрузились в дрёму, я, сплетя свои пальцы с пальцами Криденса, засыпаю. И внезапно просыпаюсь от гневного крика, а занавески на окне уже полыхают вовсю, и огонь перекидывается на мебель, а Криденс сидит на постели и полным ненависти взглядом смотрит в пространство. Где-то пищит сирена, по коридору топочут ноги, а я вдруг понимаю, что Криденс только что поджёг Гриндевальда — как это он пытался сделать со мной в день нашей первой встречи. И мне внезапно становится весело и азартно, и я кричу Геллерту, что он однажды сдохнет, обязательно сдохнет, если только попробует ещё раз приблизиться к нам с Криденсом, и кричу это погромче, и одним взмахом руки — на кураже — прекращаю горение… так что всё у нас спокойно и хорошо в комнате, когда туда врывается отряд дежурных, недоумённо моргающих со сна. Криденс тоже ловит моё настроение и понимает его. — Вам приснился кошмар? — вежливо спрашивает он у замерших в дверях волшебников. Те, что-то бурча и косясь на наши сдвинутые кровати, расходятся.41.
Вот она, ночь. Мы уже немного поколдовали, обезопасив комнату от незваных вторжений — простые заклинания, не выпускающие звуки из очерченного круга. Стоим друг напротив друга в лунных лучах. Смотрим друг другу в глаза. И начинаем процесс… …не знаю, откопал Дамблдор это контр-заклятие откуда-то или же сам его придумал, но оно довольно сложное. Призывы к Луне и обещание жертвы. Криденс отлично управляется со своей частью работы, волшебной палочкой выплетая затейливые лунные узоры вокруг меня и вместе с тем не прерывая зрительного контакта. По-моему, когда Гриндевальд меня схватил тогда, всё было как-то проще. Но, с другой стороны, контр-заклятия временами оказываются куда замысловатей исходных чар. Всё ещё глядя мне в глаза, Криденс при помощи палочки делает надрез в центре правой ладони и капает несколько капель в пятно лунного света. Затем касается окровавленной рукой моего лба, носа, век и губ. — Прими кровь и разбей чары Исаис, — произносит он заключительную фразу, и я впиваюсь поцелуем в его ладонь, чувствуя странный вкус чужой крови, ощущая, как холодные лунные лучи становятся словно бы раскалёнными, как невнятный гул начинает нарастать в моих ушах. Всё, что я вижу — это Криденс. Криденс, который отнимает свою руку и целует меня, пачкаясь в собственной крови, которой словно бы становится всё больше и больше, кровь стекает вместо лунного света по стенам, собирается лужами на полу, Криденс начинает оседать, и я подхватываю его, а воздух взрывается воплем тысячи чёрных кошек… Паническая мысль: «Что мы делаем… что мы сделали…» — и мы опускаемся на пол, погружаемся в растёкшийся багровый свет, продолжая целовать, а теперь ещё и кусать друг друга, как два сумасшедших вампира. Сердце готово разорваться у меня в груди, когда я понимаю, что всё так — и не так, всё идёт не так… Краем глаза я вижу девушку с чёрными растрёпанными волосами и анкхом на груди, она весело подмигивает и мотает головой. Исаис Чёрная?.. Но она исчезает, исчезает слишком быстро, и вот я уже не уверен в том, что вообще видел кого-то… Далёкие часы отбивают: раз, два, три… Мы с Криденсом лежим на полу, переплетясь конечностями, как зверь о двух спинах. Пижамы нет ни на мне, ни на нём. Когда это мы так? — Как ты думаешь, получилось? — шепчу я. — Не знаю. Но я думаю… я думаю, что вторую часть заклинания можно будет повторить. Но только не на полу. Криденс улыбается. И я знаю — абсолютно точно — что теперь живы мы оба.