45.
В пять вечера я должен быть в кабинете госпожи Президента. Серафина лично пригласила меня посредством магического зеркала, которое так настойчиво рассыпалось хрустальным перезвоном сигнала вызова, что мне всё-таки пришлось выползти из-под Криденса (буквально) и, добравшись до туалетного столика, ответить на сигнал. Я провёл рукой по поверхности, идущей рябью, стекло разгладилось, и прекрасное лицо Серафины улыбнулось из зеленоватой глубины. Сообщив мне, что она решила восстановить меня в должности уже сегодня и назначив встречу на пять часов, Серафина с некоторой усмешкой оглядела меня и заметила как бы вскользь, что делу — время, а потехе — час, чтобы я всё-таки настраивался на работу, хотя, конечно, не её это забота — указывать мне на… способы отдыха. — Всё-таки, Грейвз, — лукаво заметила она, — осторожнее с женщинами. Я понимаю, три месяца в больнице для такого мужчины, как Вы… Она решила, что я развлекаюсь здесь с девушкой. Или даже девушками. Ревнует? Ревнует. Я лучезарно улыбнулся и обещал быть, как штык. — Только воспользуйтесь входом 5. Или трансгрессируйте прямо ко мне. Официальная часть будет позже, мне не хотелось бы поднимать шум до того. — Есть, мэм! — я шутливо отдаю ей честь, как это делают немаги. Снова провожу рукой по поверхности зеркала — зелёная глубь исчезает, теперь в нём опять отражается комната. И я возвращаюсь к Криденсу, к его сумасшедше-медленным поцелуям.46.
Итак, в пять вечера я нахожусь в кабинете госпожи Президента и пытаюсь сосредоточиться на том, что она говорит, зная, что в коридоре ждёт Криденс, и до сих пор переживая то, что случилось между двумя и пятью часами… …стоило помогать Криденсу одеться, чтобы сейчас с ещё большим азартом раздевать его. Мы буквально сдираем друг с друга одежду, оставляя её валяться по мере продвижения к спальне тут и там, а шнурки на ботинках я уничтожаю импульсивным Релашио. Чёрт с ними, потом восстановлю… — Конечно, были приняты меры, но удивительно безалаберное отношение Грейстоуна… …мы почти вслепую, задыхаясь от поцелуев, добираемся до кровати и падаем на неё… Серафина продолжает что-то говорить и говорить, и говорить… а я улыбаюсь. — Что здесь смешного, Персиваль? Возможно, Грейстоун и не оправдал доверия, оказанного ему, но… — Грейстоун, скорее всего, сделал всё, что мог. Просто он не знает Гриндевальда… так, как теперь знаю его я. — Эту часть подробнее, пожалуйста. Я рассказываю Серафине то, что ей надо знать. При упоминании Криденса она немного хмурится. — Не тот ли это молодой человек, которого… — Которого ты приказала уничтожить? Он самый. Я перехожу на «ты», когда мне хочется её подзадорить. — Я приказала уничтожить Обскура. — Не зная наверняка, что будет с мальчиком? Серафина, это было жестоко. Меня потешает наблюдать сейчас за ней. Я вижу малейшие нюансы смены настроений, которых другие не замечают. Для этого нужно знать Серафину годы. И, может быть, переспать с ней (интересно, удавалось ли это кому-нибудь кроме меня? Серафина в браке со своей работой, своим статусом, своим Президентством…) — Это был мой долг. Она начинает беситься. Вскинула голову. Точёные ноздри расширились. Как мило. Если её сейчас не прервать, начнутся проповеди о секретности и другие весёлые вещи. — В любом случае, мальчик выжил, — примирительно говорю я. — И даже не только выжил. Видимо, Гриндевальд наложил на него заклятие, сходное с моим, так что Криденс оказался единственным человеком, способным меня понимать. Именно ему я обязан своим выздоровлением. Хотя, конечно, Гольдштейн тоже сыграла свою роль. Я даже почти не покривил против истины. — Кстати, Серафина. Я бы хотел познакомить тебя с этим молодым человеком. — Конечно… я сама собиралась… Ничего она не собиралась. — Он ждёт в коридоре. Я приведу его. Я выхожу из кабинета и застаю Криденса с сёстрами Гольдштейн. Тина поздравляет меня с возвращением, Куинни, бросив пронзительный взгляд, трогательно смущается. Пожурив их относительно почти вторжения на секретное совещание, я беру Криденса за руку и возвращаюсь к Серафине. — Позвольте представить, госпожа Президент, Криденс… — я не знаю, какую фамилию мне назвать. — Габриэль Криденс, — говорит Криденс. Я отмечаю, что любезная улыбка Серафины становится словно бы немного застывшей. В воздухе ощущается мороз, и я понимаю, что эти двое друг другу не нравятся. — Я думала, что Ваша фамилия — Бэрбоун. — Это была фамилия моей приёмной матери. Я не крови Бэрбоунов. Затем Криденс, презрев наличие в кабинете госпожи Президента, обращается ко мне: — Воспоминания. Мисс Гольдшейн провела меня к… колодцу памяти, кажется… — Омуту. Омуту памяти. — Верно. И мы посмотрели. Меня зовут Габриэль. Но я решил оставить Криденс, потому что привык, что... что Вы меня так зовёте, мистер Грейвз. Лицо Серафины — это просто симфония. — Молодой человек! — Серафина… я думаю, не стоит слишком строго судить юношу, ещё так недавно вошедшего в наш мир и пережившего серьёзное нервное потрясение, — быстро говорю я и мысленно добавляю: «Потому что кому-то приспичило уничтожить Обскура». Улыбка Серафины смогла бы заморозить озеро Эри. — Мистер Криденс, от лица магического сообщества я выражаю Вам благодарность в оказанной помощи по реабилитации главы Аврората Персиваля Грейвза. Чего бы Вам хотелось получить в награду? — Мне… мне хотелось бы работать здесь. С мистером Грейвзом… Я прямо чувствую, как с острых зубов Серафины капает яд. Недаром она — выпускница Рогатого Змея. — Я сожалею, мистер Криденс, но так как Вы не заканчивали ни одно из магических учебных заведений, то мы не можем принять Вас на работу официально… Я встреваю: — Криденс владеет магией на отличном уровне. Я сам обучал его. — Тем не менее, в отсутствие сертификата… Бог мой, Серафина! — Он закончит экстерном. И получит любые необходимые сертификаты. А пока, если возможно, пусть будет внештатным сотрудником. Мадам Пиквери, я считаю, что Криденс один стоит половины нашего отдела. Решение явно даётся Серафине с трудом. Но моё к ней доверие она тоже потерять не хочет. — Пусть будет так. Официальная часть, приуроченная к Вашему восстановлению в должности, начнётся в семь часов. — Мне переодеться в парадный костюм? — Как знаете, Грейвз. Мы прощаемся до семи.47.
Конечно, потом ещё была вечеринка авроров. Заглядывал народ и из других отделов, даже кто-то оставался, как Куинни, например. На официальной части я выразил свою благодарность Тине, и мы праздновали её грядущее повышение в том числе. Надо сказать, хоть я пил не меньше прочих, однако оставался достаточно трезвым, чтобы отмечать некоторые моменты, а именно: повышение Тины радует людей более искренних, а моё возвращение — более лицемерных. Грейстоун пытался шутить, но вид имел не особо весёлый, и смех его звучал фальшиво. Дживарян рассказывал анекдоты. Эверетт с Бродски устроили настоящее светопреставление и смогли увлечь изрядную массу народа своим подредактированным чарльстоном, в котором надо было высекать из каблуков разноцветные искры. Посреди этого безумства прыгал метра на два вверх Мбату Унг. По-моему, он исполнял какой-то племенной танец. Я в танцы не включался, наблюдая за тем, как Куинни учит Криденса вальсировать в сторонке. Что же поделать, я не коллективный человек. Меня уважают, это правда, но соблюдают дистанцию. Я думал о том, что, в общем, Грейстоун не так и плох — во время стабильности. Но сейчас… Гриндевальд где-то. С другой стороны, Гриндевальд — это только человек. И он один. Правда, он чертовски хороший манипулятор… Ещё я думал о том, что, как ни странно, благодарен Гриндевальду. За всё. За возможность увидеть МАКУСА со стороны. За то, что, попав в те обстоятельства, в которых я оказался, получил стимул практиковать беспалочную магию и такие заклятия, о которых и не подозревал раньше. За Криденса. Тысячу раз за Криденса. Мальчик будет великим магом… Криденс внезапно оказывается совсем рядом и серьёзно смотрит мне в лицо. — Что такое? — Уйдём отсюда. — Тебе не нравится? Качает головой. А потом с нажимом: — Уйдём. — Хорошо. Я допиваю то, что ещё оставалось в бокале и, пройдя на середину залы, поднимаю руки. Музыка затихает. — Всё в порядке. Продолжайте веселиться. Хочу только напомнить, что завтра рабочий день, и опозданий я не потерплю. Ну… всё и до встречи! Несколько нервных смешков и робких хлопков служат мне подтверждением того, что я вовсе не душа компании. По крайней мере, не этой. Я уже скучаю по своему «Бойцовскому клубу». Музыка начинает играть снова. Я покидаю залу. И натыкаюсь на Серафину. Почему-то мне казалось, что она уже давно должна быть дома… — Один вопрос, Персиваль. — Да? — Где же будет жить мистер Криденс? Судя по всему, его родственники мертвы… Если бы ты знала, Серафина, кто его родственники и насколько они не мертвы… — Он будет жить у меня. Со мной. Я замечаю Криденса и привлекаю его к себе. Возможно, я всё-таки выпил лишнего. Или мне просто хочется позлить Серафину. — Он будет со мной, — повторяю я. — Или я… уволюсь… — Вы пьяны, Персиваль, — с презрением говорит госпожа Президент и, больше не глядя в нашу сторону, уходит. — Он будет со мной… — снова повторяю я, соображая, что свидетелями этой сцены было ещё человек двадцать. К чертям… я обнимаю Криденса и трансгрессирую домой.48.
— Но вот что странно, Тина. Я не могу прочитать его мысли. Ни его, ни Криденса… то есть, Габриэля. — Может быть, он понял, что ты легилимент? — Нет, это вряд ли. Знаешь, что мне это напомнило? — Ммм? — Когда Гриндевальд был в МАКУСА под видом Грейвза, я тоже не могла прочесть его мысли… — Но тут это явно не Гриндевальд. Если только он не раздвоился… ох, не надо было мне пить эту шипучку… — Не Гриндевальд, да… и всё-таки… странно…