Он был его заказом

Нейроны мозга Акиры полыхали: он чувствовал страх. Ещё бы, понять, что крюки в потолке, цепи с них свисающие и ремни — это всё не для собак, не для бешеных единорогов. Это всё для него. Акира был невинен в этом плане, да и в любом другом тоже, поэтому понятия не имел, что всё будет так. Он был уличным мальчишкой, сам за себя. Не знал, что такое любовь и что такое симпатия тоже. Зато знал, как бороться за свою жизнь, и делал это, пожалуй, с первого своего вздоха. Может именно поэтому он так ценил свободу? Он никогда не падал низко: не убивал. Наверное, в Тошиме он был единственный такой правильный. И единственный такой гордый. Акира дёрнул руками и две цепи, встретившись друг с другом, издали металлический звон. Было неудобно: стоять с вздёрнутыми кверху руками и прикованными к полу ногами. Он не хотел влезать в это, но когда это от него зависело? Хотя, знай Акира наперёд, что его принципиальность будет стоить свободы? То? Он всё равно бы ничего не сделал. Он не вытравил бы гордость из своего сердца, не выжег упрямый взгляд из глаз, не наплевал бы на свои принципы, потому что тогда бы он потерял себя — единственное, что у него было. Конечно, у него ещё был Кэйскэ, но… Это был просто Кэйскэ, просто докучающий Кэйскэ, который с ума сходил от его боёв в "Bl@ster". У Акиры не было неимоверного восторга, не было какой-то сладкой радости от побед, он просто делал это, чтобы выжить. Он делал это не ради удовольствия. Восторженный взгляд Кэйскэ, который присутствовал на его боях, выводил из себя. Он всегда так восхищался Акирой, только вот восхищаться там было нечем. Акире не было интересно нажраться и трахнуть пару баб после победы. Другие хотели этого, он — отказывался. Знал ли он каковы на вкус чужие губы? Знал ли он, что может чувствовать его тело? Знал ли он чего хочет? Или просто существовал? Существовал, пока не встретил Шики. Лежа на кровати он любил ловить редкие солнечные лучи, угадившие в западню его квартирки, вытянув вверх руку. Они всегда выскальзывали сквозь пальцы, как бы он не сжимал. Наверное, в такие моменты его можно было назвать безмятежным. Когда он поворачивался набок, слегка поджимал колени, подсовывал руку под голову и закрывал глаза. Но был ли он так же спокоен внутри, как и снаружи? Наверное, он и сам не знал. Акира со всей силы снова дёрнул руками, проверяя на прочность то ли цепи, то ли себя. — Да пошли вы… — ругнулся он, — все вы… Он опустил голову и повис на руках. — И что мне теперь делать?

***

Арбитро знал, чего хочет: совершенство, разве это много? Он пришёл к Акире уже зная, как будет изменять его. — Ты будешь послушным мальчиком? Арбитро коснулся ладонью подбородка Акиры и приподнял его, чтобы заглянуть ему в глаза. — Да пошёл ты! — Я решил дать тебе рогипнол вместо ксанакса. Мне хочется, чтобы ты был таким же живым и после того, как я закончу с тобой. Акира сжал зубы и зло посмотрел ему в глаза из-под мешающей чёлки. — Сначала волосы, — Арбитро коснулся двумя пальцами его волос и отодвинул в сторону уха, чтобы вдоволь насладиться глазами. Взглядом. — Потом глаза, — он провел по виску Акиры. — Потом твой рот, — пальцы в белой перчатке потрогали его сжатые губы, — он будет великолепен после. — Ты чокнутый! — Как только меня не называют, — вздохнул Арбитро и отошёл к столику, повернувшись спиной к Акире, — но у них, в отличии от меня, не развито чувство прекрасного. Поэтому, я не сержусь на них. Видеть, как можно изменить вещи, чтобы они стали ещё лучше — это дано не каждому. — Я не вещь, больной ты ублюдок! Меня не надо изменять! — О, не переживай, — Арбитро повернулся к нему лицом и Акира увидел в его руке шприц, — тебя я изменю лишь слегка. — Сука! Акира огрызался и дёргал руками: цепи гремели, да и только. — Не подходи ко мне! Арбитро не было дела до его слов. Разве это могло остановить ненормального? «Пожалуйста, не надо меня расчленять!» — просила жертва. «О, ты сказала «пожалуйста»? Тогда не буду», — отвечал маньяк. «Пойду поищу невежу». Акира почувствовал укол.

***

У Шики были алые глаза, цвет которых для всех был загадкой. У Шики были алые глаза, которые прекрасно видели в темноте — проблема для многих. У Шики было милое лицо, не смотря на всю его жестокость, но об этом никто не думал. Не успевал подумать, если уточнить. Он всегда был таким холодным? Или раньше он был другим? Шики сжимал пальцы на чужом горле и смотрел прямо в глаза. Он изучал свою новую жертву, которая практически добровольно впихнула свою шею в его пальцы. Почему они никогда не сопротивляются? Жить не хотят? Шики давал им шанс. — Попробуй поплачь для меня. Может быть я отпущу тебя, — прошептал он на ухо. Нет, пожалуй, шанса не было никакого. Жертва кряхтела, жертва сипела, лила слёзы и сопли, и дрожащими губами пыталась выдавить что-то, что Шики никак не мог расслышать. — Погромче. И как он мог забыть, что между ногами и полом было пустое пространство? Всё заканчивалось как и… как и всегда, пожалуй. Шики играл, Шики скучал, потом брал свою катану и… всё. Он хотел поиграть с другим. Он хотел повстречать Акиру вновь. Шики хотелось, чтобы ему ответили, чтобы посмотрели так, как смотрел тогда он — с вызовом. Он мечтал увидеться с дерзостью Акиры, завалить её на лопатки, придавить, заглянуть в самую глубину и… отпустить. Отпустить, чтобы потом снова вернуть. Шики пожалел, что оставил Акиру у психа, несмотря на то, что понял, что он другой. Это занимало его мысли с тех самых пор, когда он любезно предложил Акире самоубиться остриём его катаны. Он не привык думать о ком-то столько. Он не привык думать о ком-то вообще. Стоило вернуть себе Акиру? Шики беспокоило, что возвращать там будет уже нечего. Его милое лицо, ничего не выражающее обычно, искажалось, когда он думал о том, что делает Арбитро. Мускулы лица не дрожали, когда он убивал или видел, как убивает кто-то, но это… Это было ненормально. Шики ненавидел это. Он смотрел в окно, задумавшись на некоторое время. В ногах валялся очередной заказ. В небе висела полная луна, и сегодня цвет её был ненормально оранжевый, практически красный. Пальцы в чёрных перчатках непроизвольно скользили по катане. Это успокаивало? Разве Шики когда-нибудь страдал нервозностью? У него никогда не было проблем с эмоциямии.

***

Акира скрипел зубами и вырывался. Примерно, минут пять-семь после укола. Но потом… Акира почувствовал головокружение и встряхнул головой, прогоняя марево, которое вдруг осело на нём. Не вышло. Он был дезориентирован. Его сознание изменялось, и он ничего не мог с этим поделать. — Что… Акира прижался щекой к своей руке, смотря расфокусированным пьяным взглядом на Арбитро. Он больше не мог думать, в его голове произошёл обвал. Его лицо горело, словно случилось замыкание, контакты искрили. — Что… Неужели это всё на что он был способен? Акира неожиданно перестал понимать где он и что с ним происходит, будто перестал существовать здесь и сейчас. — Ох… Акира повис на своих руках и уставился в пол. Вся жизнь расчерчена в клеточку. И ты прыгаешь с одной клетки на другую, не зная, что тебя ждёт. Может быть мина? Тебе нужно пройти всё поле и выбрать правильный путь. Акира смотрел на стыки плитки, как будто сейчас это было единственным в его жизни, хотя, на данный момент — это так и было. Плитка под ногами была его клетчатым полем. Он не чувствовал ничего, когда Арбитро держал его за волосы. Когда мазал на них какую-то едкую дрянь, одетый в защитный фартук, перчатки и маску. Голову жгло, он чувствовал, но не понимал, никак не реагировал, будто все реакции перестали работать — это так и было. Акира дышал испарениями из миски и собственных измазанных волос. Носоглотку обжигало, но он не выказывал никакого недовольства. Он смотрел вниз на плитку. Так вот как действует рогипнол? — Ты будешь таким ярким… — с сумасшедшим блеском в глазах восхищался Арбитро. — Ты будешь моим изумрудом.