Слова немы, мой мальчик

Георгий сидел на корточках у корзины и механически гладил Пушка. Лялька стояла рядом и заглядывала ему в лицо. Она, как истинная женщина, была очень чуткой к эмоциям. Пушок по-простому подставлял голову и поскуливал от удовольствия. А ведь такой спектакль из прощания с Сержиком устроил, стервец! Только что на спину не валился и не бился головой о пол типа в отчаянии. Потом, когда дверь за ним закрылась, он постоял, поскулил и потрусил к миске с водой, предатель. И Георгий за здорово живешь спустил ему с рук такое предательство. А все потому, что Пушок был Сержиковым любимцем. Нет, его мальчик очень любил и уважал Ляльку, это бесспорно, но по-настоящему резвился исключительно с этим предательским псином, который сейчас заскулил и снова начал подставляться под руку, когда Георгий убрал ее и вознамерился встать. Ему было жутко тоскливо, хотелось чая, а лучше чего покрепче, потому что он очень отчетливо осознавал одну вещь: он не просто сплоховал, он сам, своим собственным языком обеспечил себе исключительно провальный вечер. Нет, Сержик ни слова не сказал против его своевольства, и даже постельных утех Георгию перепало, но это было так... так... Георгий в состоянии полнейшей растерянности встал. Лялька успела отпрыгнуть и подбадривающе тявкнула. Пушок завертелся волчком и высказал свое неодобрение тем, что ласки прекратились, возмущенным лаем, но Георгий цыкнул на него и пошел к бару. Пушок поскулил, то ли виновато, то ли угодливо и запрыгнул в корзинку. Лялька побежала за хозяином, твердо намереваясь выцарапать его из состояния совершенно нетипичной ему черной меланхолии. Георгий задумчиво отпил коньяка, глядя в окно. Лялька попыталась стать на задние лапы, но в итоге ткнулась передней в его ногу и требовательно тявкнула. Георий вздохнул и посмотрел вниз, на нее. - Да знаю я, что осёл, знаю, - хмуро отозвался он и снова уставился в окно. Георгий возликовал, услышав это лаконичное «Я сам». Для него это было лучшим доказательством того, что у его мальчика есть характер, что он не боится трудностей, что готов встретить неприятности, выпрямившись во весь рост и глядя им в глаза. И Георгий готов был предложить свою поддержку, одобрение, комплименты, но его мальчику было нужно совсем не это. И что бы потом Георгий ни говорил, он натыкался на молчание, которое звучало по-особому, непокорно, и на длинную челку, закрывавшую лицо его мальчика. За весь вечер ему не удалось заглянуть Сергею в глаза, добиться хоть какого-то отклика, партнерства; его мальчик позволял ему все, но был при этом абсолютно холодным и безразличным. Даже в постели не особо усердствовал, хотя обычно был достаточно раскован. Он очень быстро собрался и сорвался домой значительно раньше, чем обычно, хотя и его мамаша была в Швейцарии, и Пушок требовал внимания, и Георгий готов был в лепешку расшибиться, лишь бы как-то исправить свой faux pas, только тщетно. И он, обрадовавшийся в начале вечера тому, что нащупал у своего мальчика не только невероятное обаяние, но и хребет, к концу вечера был этому не рад. В чем он опростоволосился, он не то, чтобы не понимал, но чувствовал и постепенно осознавал. И это было неприятно. Это было больно. И Георгий начал понимать еще одну вещь: он сделал больно Сергею. Очень больно. Георгий поднял голову к потолку и тяжело вздохнул. Лялька тихонько заскулила. - Был бы я бабой, я бы и объяснил, где облажался, и исправил ситуацию, - тихо сказал Георгий, глядя в окно. – Только все эти вещи явно не для нас, брутальных толстокожих мужиков созданы. И что я не так сделал? Ведь помочь же хочу, реально хочу. Георгий присел на подоконник, задумчиво глядя на Ляльку. Она сидела и сосредоточенно смотрела на него, сдвинув уши к переносице. Георгий наклонился и погладил ее. Оставалось только надеяться, что Сержик не взбунтуется и не начнет игнорировать его. Георгий сглотнул и выпрямился. Сержик не любил то, чем занимался. Он был не самой хорошей моделью, так, на троечку, но Георгий замечал, что он может быть и грациозным, и фотогеничным, и живым. Когда хочет. Он не хотел и выходил исключительно целлюлоидным. Сержик занимался балетом. Его мамаша решила, что мальчик должен. Он занимался. Иногда по четыре часа в день – от него требовали, он делал; у него было замечательное тело, гибкое, пластичное, сухощавое, но с твердыми мышцами, и при этом все считали его бездарным. Потому что он очень ловко был закоснелым и скованным. И никто от него ничего не требовал – ни сольных выступлений, ни кордебалетных выходов, ничего. Георгий сел за стол. Самым удивительным была еще одна особенность его мальчика, которая приводила Георгия в состояние легкого недоумения из-за своей внешней противоречивости: Сержик избегал прямых взглядов, но при этом совершенно не замечал, как смотрят ему вслед. Прямой визуальный контакт очень часто вводил его в состояние замешательства, а иногда паники, Георгий уже почти смирился с тем, что очень редко мог посмотреть ему в глаза, не кокетливо на него скошенные, не лукаво выглядывающие из-под лба, не игриво прячущиеся за челкой, не щенячьи, а как сегодня, прямо, в глаза, глаза взрослого и собранного человека, обреченные и решительные. После такого взгляда даже носорог со своими панцирями поймет, что полный осел. И каким бы носорогом Георгий не был, даже до него дошло. Одна надежда, что Сержик хотя бы Пушка с Лялькой забывать не будет, если решит, что Георгий не оправдал. Лялька тявкнула, поскулила и снова тронула его лапой. Георгий посмотрел на нее, отставил опустевший бокал и поднял ее. Прижавшись к Ляльке щекой, он задумчиво ее погладил и сказал: - Как думаешь, Ляленция, придет он еще ко мне? Лялька лизнула его щеку. Георгий погладил ее и посмотрел на пустой коньячный бокал. Лялька возмущенно гавкнула. Сержик встал с лавочки на остановке. Он замерз. Кажется, он на этой треклятой лавочке просидел куда больше, чем собирался. Но ему нужен был тайм-аут. Домой идти не хотелось, там все было слишком красноречиво издевательским. Как он это время у... у него, у Георгия выдержал, он и сам не знал. Было тяжело не показать, как он испугался, как он возненавидел само слово «психолог» и все эти умные термины, каким ударом для него было это благодушество Георгия. Хотя теперь, замерзнув и охладив голову, Сержик понимал, что Георгий хочет ему добра. Ведь не только же для себя он хочет, чтобы Сержику помогли? Ведь не стыдится же он его? Или все-таки стыдится? Сержик нащупал в кармане плеер, сжал его и передумал включать. Ему ничего не хотелось слушать, да и подумать надо было. А думать он мог, увы, только в тишине, не отвлекаясь на посторонние звуки. К этой тетке идти придется, это однозначно. Георгий же с ней не просто так говорил, наверняка еще проверит. Осталось только выяснить, чего она может от него хотеть. Сержик привычно плелся, стараясь идти как можно ближе к стенам домов, склонив голову, так, чтобы пряди прикрывали лицо. Как только выяснить, чего может от него захотеть эта ушлая тетка? Слово «психолог» было для него страшилкой. Он жутко не любил их сочувствующие улыбки, замыкался еще больше и рассказать, что его гложет или чего он хочет, не мог просто-таки на молекулярном уровне. И вот опять. А ведь она должна быть очень умной. Иначе Георгий ей бы так не заинтересовался. И все-таки, что он у него определил? Слова странные. Как он говорил? Сержик остановился, подумал, огляделся, пригляделся. Да, он, кажется, узнал, где он. Если туда, то дворами, и минут через тридцать дома. Только не хотелось совсем пешком идти. А если туда, то метро, и совсем скоро дома. Какие слова он там говорил? Одно какое-то длинное, второе покороче. Сержик шел и загибал пальцы на левой руке, которую предусмотрительно прятал в кармане. Да, в одном пять слогов, во втором четыре. И оба такие диезные. Темные и неровные. Хотя нет, первое посветлей. В нем еще такие звуки открытые, красивые, хотя само оно на крокодила похоже. Такое большое, ленивое, пасть раскрывает, а потом клац челюстями! А второе на шакала похоже, который кусок мяса перед собой мотает. Ничего хорошего такими словами не называют. Только как они все-таки правильно звучат? Пока Сержик ехал в метро, он почти вспомнил слова. Осталось только выяснить, что они обозначают. Сержик терпеливо выписал слова, которые он вспомнил, посмотрел на них, запомнил и посмотрел на компьютер. Он не очень доверял ему. Для начала, конечно, неплохо, даже помогает, но если охотиться за чем-то серьезным, то его очень мало. И еще этой тетке звонить. Сержик засунул руку в задний карман джинсов, вытянул визитку, положил ее перед собой и оперся локтями о стол. Ну не нравилась она ему! Уже заочно не нравилась. А звонить надо. Может, пронесет? Он собрался с духом и набрал ее номер. У него на лбу холодный пот выступил, руки задрожали, в ушах зашумело. Прижав телефонную трубку к уху, он немного так посидел, вроде успокоился, немного отнес аппарат от уха и почти не глядя нажал кнопку вызова. Эта Филонова отозвалась после четвертого гудка. Голос у нее был грудной, такое лирическое меццо-сопрано, да еще и теплое. Это она специально притворяется, не иначе. Сержик закрыл глаза, вцепился свободной рукой в волосы и выпалил: - Здравствуйте, я Сержик, вам Г-георгий... Садовский должен говорить был. Про меня. – Сержик с трудом перевел дыхание и попытался успокоиться. А еще сосредоточиться и прислушаться к тому, что эта тетка там вещает. Тетка говорила, что рада, что он позвонил, и что ей приятно будет с ним познакомиться. Сержик скосил глаза на телефон. Все они так говорят. Он терпеливо выслушивал всю ее разлюли-малину, обрисовывая цифры на визитке. Девятку зеленым, двойку желтым. Единицу синим. Она вроде ничего все-таки. Сказала, чтобы пришел в субботу в полдень. Ну придет, хорошо. Сержик угукнул в трубку. Она весело пожелала хорошего воскресенья и после небольшой паузы повесила трубку. Сержик даже опешил. Он же попрощаться не успел. Ладонь, в которой он держал телефон, вспотела. Сержик понурил голову и приподнял плечи в робком защитном жесте. Ну вот. Она тоже подумает, что он тормоз. Он отвернулся от стола, на котором лежала разрисованная визитка и телефон с легкой влажной пленкой. Ладно. Она все равно ничего хорошего о нем не думает, так чего переживать, попытался он убедить себя. Но все-таки надо выяснить, что за беду она в нем нащупает. В принципе, если он поспешит, то в Дом педкниги успеет. Там что-то, да должно быть. Сержик поколебался и встал. Помедлив, он пошел одеваться. В магазине было тепло, ярко и не очень шумно. Сержик постоял у входной двери, привыкая к свету, а затем поплелся в нужный отдел. Где что было, он выучил давно, потому что стоять и пытаться сообразить, куда идти, на виду у стольких людей было очень трудно. А они еще смотрят так странно, как будто он им рубль должен. А так – тут повернуть, тут завернуть, он и на месте. Так, какое издательство его интересует, он примерно представлял. И что за слова должны стоять в индексе в конце книги, тоже. До закрытия магазина осталось двенадцать минут, Сержик отобрал четыре книги и осторожно выглянул из-за прядей волос, надежно закрывавших его от посторонних. Осталось вспомнить, куда идти к кассе. Это он всегда забывал, как бы ни старался запомнить. Кажется, вспомнил. Сержик поплелся к кассе, смущенно улыбнулся кассирше, что-то ему говорившей, робко пожал плечами и протянул карту. Выйдя на улицу, он посмотрел в одну сторону, другую, и решил, что погода ничего, можно и просто прогуляться. Да и людей было не очень много. А это всегда хорошо. Жалко только, что та тетка будет думать, что он невежливый. Сержик рассматривал стены домов, окна, заглядывал в них; некоторые были закрыты плотными шторами, некоторые демонстративно открыты всем взорам. А там офисы, слово какое гадкое, и сами они тоже выхолощенные, серые, хотя и разноцветные. И однотипные. Сержик рассматривал здания, которые ремонтировались, реставрировались или возводились, и оценивал, нравится ему то, что видно, или не очень. В принципе, от ранней весны, которая пока еще поздняя зима, хорошего настроения ждать трудно, да и на улице сейчас не самое лучшее время для бодрости и оптимизма. Свет искусственный – это не то же самое, что естественный. Даже короткие и пасмурные дни в середине января куда дружелюбней. Он смотрел на декоративный карниз какого-то дома постарше и думал, почему ему нравится. Ведь некрасиво же. Он высоко, линии сложные и ломаные, а смотрится кокетливо и ехидно и совсем не вычурно. Сержик даже улыбнулся и опустил глаза, осознав, что он как распоследний болван стоит посреди улицы и пялится на крышу. Ну, еще немного кварталов, он и дома. Опять задумался. Сержик сворачивал коврик после заветного часа типа йоги (типа – потому, что он совершенно легкомысленно относился ко всем этим заморочкам про просветление, освобождение, высвобождение, но усердно делал упражнения). Осталось забраться под душ. А еще узнать, как там они, Пушок и Лялька. И что он не обиделся, что Сержик сбежал. Все-таки можно было у него остаться. Наверное. Только он не предлагал, а Сержик не хотел навязываться. А хотелось бы. Мама вернется только через две недели, она во вторник в Петербург, а потом в Прагу летит. Можно было бы как-то сказать. Может, он бы предложил. У него хорошо. И приятно. Сержик убрал коврик. И он хороший. Только на быка похож. Прет напролом. Иногда даже страшно становится. Но заботливый. И ласковый. Сержик потянулся вверх, расставил руки в стороны и потянулся вверх, легкомысленно сделал гранд батман, плие и снова батман и пошел на кухню за чаем, который собирался пить и читать первую книгу. Все-таки интересно знать, в чем ему эта тетка помогать собралась. В школу идти жутко не хотелось, а надо. Предпоследняя четверть. Если подвезет, то это будет предпоследняя четверть последнего школьного года. Еще раз оставаться на второй год заново все учить не хотелось жутко. Школа, в которую Сержик ходил – неплохая. И учителя хорошие, но это все-таки была та еще каторга. Сержик даже понимал, почему: он не любил говорить, а все эти коммуникативные, личностно ориентированные подходы и говорильня о том, что ребенок должен быть субъектом образования, на его взгляд выливались в патологической улыбчивости учителей, которые с ним, например, разговаривали, как с тяжелобольным. Их все время приучали к активности, типа ее поощряли – ну как педагоги думали, что не обязательно совпадало со мнением учеников – то есть нужно было выпаливать ответы, желательно чем короче, тем лучше, имитировать креативизм и вообще вести себя раскованно. Этого у Сержика, увы, не получалось. Ему нужно было время, чтобы сообразить, чего от него хотят, обдумать ответ, как-то упорядочить его, а потом еще и с духом собраться. За это время троих успевали опросить и к нему вполне объяснимо не возвращались. В общем, фронтальные опросы – то еще зло. Еще эта идиотская ориентация на схемы, которые они выпарывали изо всяких их газет и журналов. Материал так забавно иногда структурировался, что Сержик не мог сдержать удивления. Он бы, например, сделал совершенно по-другому. И темы, которые ему были интересны, проскакивали галопом, а что было скучно и тягомотно, разбиралось и анализировалось с отвратительной подробностью. Сначала ему предстояла пытка обществознанием. На ней опять будут требовать четкого знания дефиниций, каких-то непонятных законов и связей, которые на самом деле не связи. К ужасу Сержика, сейчас они экономику учили. Вот где катастрофа. Хотя когда он читал статьи Георгия, ему нравилось. Все-таки он очень умный и эрудированный и наслаждается тем, что делает. И объясняет хорошо и очень здорово аргументирует. Сержику так понравилось, как Георгий рассуждал об эволюции международного инструментария торговли ценными бумагами в одном интервью, что он не поленился кое-что дополнительно почитать. В книгах это, правда, было так скучно преподнесено, что ни одну он так и не дочитал, хорошо хоть, в библиотеке дело было. Но то, что им пытались вложить в голову на обществознании, было убого. А Елена Даниловна устроит блиц-опрос, потом попытается еще и круглый стол организовать, брейн-сторминг какой-нибудь, и будет поощрять отличников, которые несут такую чушь, но озаряют класс своими улыбками. И говорить, что они говорят чушь, чревато. Они отбрешутся, а Сержик не сможет толком возразить. Снова придется отмалчиваться. Урок как обычно оказался для Сержика провальным. Елена Даниловна решила простимулировать учеников к высказываниям по поводу безработицы. Все дружно решили, что это плохо, Испанию зачем-то прилепили, Грецию, особо продвинутые начали предлагать меры по развитию инфраструктуры для ее ликвидации. Сержик с интересом послушал наивных детей, которые вокабуляром в четыреста слов готовы решить любую проблему. И прилетела ему кара. Елена Даниловна, ласково улыбаясь, спросила после пары вопросов, направленных на закрепление материала, на которые его одноклассники резво ответили: - Итак, почему безработица – это плохо? Сергей? Сержик растерялся. И чего от него хотят? Объяснения психологических проблем, всяких burn-out'ов? Объяснения механизмов обрушения самооценки, потери квалификации и невозможности ее наверстать с учетом НТР? Кризиса самоидентификации из-за изоляции и утери социальных связей? Сергей недоуменно смотрел на нее. Елена Даниловна решила помочь. - Для экономики это плохо, потому что... – ласково, как буйному душевнобольному, начала она подсказывать. Нагрузка на медицинскую сферу, бюджет и соответственно возрастание налогов для работоспособного населения? Сержик пожал плечами. - Налоги больше? – несмело предположил он и посмотрел на нее щенячьим взглядом. Елена Даниловна скептически посмотрела на него и снисходительно сказала: - Молодец. До конца урока его больше не трогали. Сержик хотел было подойти к ней, чтобы поинтересоваться, что он все-таки должен был ответить, даже помялся неподалеку, но на нее налетели девочки-отличницы и что-то начали обсуждать. Елена Даниловна скользнула по нему взглядом и – у Сержика появилось стойкое ощущение – с большим трудом не поморщилась. До английского оставалось семь минут. Сержик поплелся в кабинет, надеясь, что хотя бы там отделается партизанской отсидкой, и Ольга Игоревна сегодня обойдется без opinionating. Не обошлось. Десять полемических предложений на тему «современная мода». Десять. Полемических. Тут книгу можно написать, а от него требуют вместить ее в десять предложений. И какие предложения отобрать, так, чтобы это еще и связно было? А времени все меньше. Сержик решился и вывел первые два предложения, потом еще, потом еще, а потом ему пришлось вычеркнуть пять последних, и по здравом размышлении еще два. Все, осталось ровно десять, можно переписывать. Главное, не спутать буквы. Так, p и q. А еще b и d. Сержик дошел до четвертого предложения, вроде все проверил, когда понял, что в кабинете тихо, а его окликает Ольга Игоревна. - Сережа, сдавай. Урок уже закончился, - терпеливо повторила она в ответ на его жалобный взгляд. – Тебе пора на другой урок. Шесть предложений остались непроверенными. Сержик, пока дошел до следующего кабинета, вспомнил как минимум два места, где не был уверен. Осталось надеяться, что хотя бы тройка, да выйдет. Настроение было отвратительным. А впереди была физика. В «ОЛ» работы не было до четверга, Сержик забежал в зоомагазин, купил Ляльке с Пушком любимых сушеных хвостов, а Пушку отдельно новую игрушку и понесся на квартиру Георгия. Его вроде не должно было быть дома, это хорошо. Сержик по-прежнему боялся встречи с ним, хотя скучал, очень скучал. Ему было так здорово с ним, так успокаивало. И чего он решил с этой теткой связаться? Было бы все спокойно и в порядке. Ну подумаешь, неразговорчивый он, и что, плохо это? Георгий бросил ключи на полку, снял пальто и прислушался. В квартире было тихо, Лялька не неслась приветствовать, наверное, выгуливают ее. Георгий воспрял духом, потому что это могла делать не Иришка. Есть очень даже приличный шанс, что с собаками с прогулки вернется его дорогой мальчик. Георгий так и не смог набрать его номер и хотя бы потрепаться ни о чем, боясь, что это может выбить его из равновесия, что его мальчик может почувствовать дискомфорт, разговаривая по телефону. Георгию пришло в голову, что можно еще и помедленней говорить, чтобы дать ему время обдумывать все. Но как говорится, задним умом все мы крепки. Можно ведь было как-то его подбодрить, поощрить. Рюкзак Сержика был аккуратно поставлен на банкетку, стоявшую в прихожей. Георгий подхватил его и перенес в гостиную, а затем пошел на кухню. Там он осмотрел собачьи места, решил, что все в порядке, и пошел к холодильнику. Что бы такое приготовить на ужин? Услышав звук отпирающейся двери, Георгий вытер руки и пошел в прихожую. Ему навстречу рванул Пушок, изо всех сил радуясь жизни, затем подбежала очень довольная, но более спокойная Лялька. Сержик мялся в дверях. Георгий подошел к нему и привлек к себе. - Здравствуй, мой милый, - ласково прошептал Георгий и прикоснулся к его щеке. – Как здорово, что ты здесь. Я скучал. Сержик виновато посмотрел на него исподлобья и на секунду прижался. Георгий закрыл дверь и решил, что весь мир, а также Лялька с мелким предателем подождут. Он взял лицо Сержика в свои ладони и осторожно прикоснулся к губам. Сержик послушно прикрыл глаза, и по движению плеч Георгий понял, что он сцепил руки за спиной. Милый, хороший, золотой мальчик, не хочет давать волю грязным рукам. Георгий поцеловал его более основательно, но решил, что все остальное потом, отстранился и расстегнул его куртку. - Давай, помогу тебе раздеться, -пояснил он, радостно улыбаясь. – Как я рад, что сбежал с работы! Сержик склонил голову, так, чтобы волосы приоткрыли его лицо, и с надеждой посмотрел на него. Георгий снял куртку с его плеч и поцеловал в шею. - Сейчас покормим этих проходимцев и поедим сами, да? – прошептал он на ухо. Сержик повернулся к нему и несмело потянулся за поцелуем. Георгий провел рукой по его спине, задержался на плече и поцеловал. – Иди мой руки и приходи на кухню. Он не удержался и легонько хлопнул не спешившего отрываться от него Сержика по месту ниже спины. Сержик кокетливо-обиженно посмотрел на него и пошел в ванную. Георгий проводил его взглядом, лаская ровную спину, длинные ноги и легкую походку и еле сдержался, чтобы не присоединиться к нему в ванной с определенными весьма коварными намерениями. Но этих проглотов, которые два и на кухне, не мешало бы покормить. Собаки радостно поглощали пищу, Георгий раскладывал приборы. Сержик собрался с духом и вошел на кухню. Лялька радостно тявкнула из коробки. Пушок просто повилял хвостом, не отрываясь от куска хвоста. Сержик нагнулся и осторожно погладил их кончиками пальцев. Сев на стул, он внимательно посмотрел на Георгия и отвел глаза. Георгий стал за его спиной и положил руки на плечи. Посмотрев вперед, бесцельно, просто собираясь с духом, он решил начать с того, что нагнулся и поцеловал его в шею. Прижавшись щекой, он сказал: - Мой милый мальчик, я не должен был так жестко настаивать на том, что ты должен пойти к Анастасии. Но я думаю, что тебе поможет ее консультация. Она показалась мне умным и увлеченным человеком, и судя по всему, и по ее работам, она отличается своеобразным и очень эффективным подходом к своим клиентам. – Георгий коснулся губами его щеки и заглянул Сержику в глаза. – Так как? Сержик, прикрывший было глаза, опасливо накрыл ладонью его руку и чуть повернул голову, чтобы Георгию было удобней. - Я позвонил уже, - помедлив, сказал он. – В субботу в полдень пойду. У нее голос теплый. Георгий обнял его свободной рукой и прижал к себе. - Ну вот и хорошо, - сказал он после паузы. – А теперь ужинаем? Сержик натянуто улыбнулся. Георгий уже шел к плите, поэтому вымученной Сержиковой улыбки не заметил. Он шел и думал, какой у него замечательный, чудесный, понятливый, чуткий, восхитительный мальчик, который доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие, и как здорово обходиться без всех этих разборок, выяснения отношений и прочей дребедени, которая всегда приводила его в исключительное уныние, и как здорово быть в состоянии найти компромисс без всех этих «я хочу» и «ты должен». - Как насчет вина? – поинтересовался он, посмотрев через плечо на Сержика. Тот взглянул на него, опустил глаза, подумал и отрицательно покачал головой. Георгий поколебался было, играя с желанием выпить вина за ужином, но гордое одиночество даже в такой малости его не прельщало. Хотелось все свои радости делить с ним. Потом Сержик внимательно выслушал его возмущения, раздраженные тирады и обреченные декларации своей беспомощности по поводу тех нечастых, но постоянно имевших место случаев, когда пациент настаивает на том, что скорее мертв, чем жив, удивленно вскинул голову и с неподдельным интересом прослушал брюзгливое замечание, что тому-то и тому-то поможет только лоботомия, и развлек его легкомысленным водевилем под названием «я пью мокко» с прилагающимся к нему комплектом томных взглядов, облизываемых ложечек и кокетливо надутых губ, которыми он отпивал кофе. Георгий наслаждался запахом эспрессо и со снисходительно-довольной усмешкой следил за ним. Сержик отставил наконец чашку и посмотрел на него, многозначительно выглядывая из-за челки. Георгий опустил свою чашечку на стол и поднялся, хищно поблескивая глазами. Неторопливо обойдя стол и подходя к Сержику, в предвкушении поворачивающегося к нему, он наклонился и неторопливо и тщательно его поцеловал. Сержик обвил руками его шею, выгнулся и расставил ноги. Георгий придержал его за талию и начал выпрямляться. Сержик, игриво улыбаясь, повис на его шее. Выпрямившись, Георгий прижал его к себе и сказал, шутливо хмурясь: - Лентяй какой. Сержик кротко прикрыл глаза и ехидно посмотрел на него сквозь ресницы. За спиной зевнула Лялька. Сержик отстранился. - Я в ванную, - тихо сказал он, кокетливо потупив глаза. Георгий согласно кивнул головой и не пошевелился убрать руки, а вдобавок еще и поцеловал его. Сержик с удовольствием ответил на поцелуй, но все-таки попытался высвободиться. Георгий с неохотой его выпустил и пошел в спальню. Сержик еще раз осмотрелся. Дом был тот. И тетка тоже тут. Вон, и вывеска. Маленькая и неприметная совсем. Симпатичная такая. У него еще пять минут было, а потом нужно звонить, потому что почти двенадцать будет. Сержику было страшно, но он обещал ей и обещал Георгию, и он теперь ждет, что у Сержика все будет в порядке, а тетка сделает его умным. Лучше бы он посидел дома и поучил физику, чем здесь не пойми чем заниматься. Он потянулся к кнопке звонка и задержал пальцы в миллиметре от нее. А еще она может только притворяться доброй и понимающей, как все эти психологи, которые до этого с ним говорили. Вроде такие понимающие, а потом или классной чего-нибудь страшного расскажут, или советов надают, которые они бы сами выполнить не могли. И еще одна. Тоже наверняка притворяется, а потом придумает чего-нибудь умного и обвинит его, что он дурачок. Сержик прочитал все книги, которые он купил по этим самым дефектам, даже пару тестов сделал, которые в одной книжке приводились. Вроде вышло, что ничего особенного, но кто его знает, какие тесты она ему подсунет. Всегда же так, проверочные работы делаются легко, а на контрольных себя полным идиотом чувствуешь. Хотя если быть честным, Сержик сжульничал. Там эту ерунду нужно было по времени делать, а он ее просто делал, времени у него ушло чуть больше, на восемь минут больше, чем полагалось, но результаты хорошие. Может, она ничего такого не придумает? А времени осталось одна минута. Сержик решился и придавил пуговку. - Да? – донесся до него знакомый уже теплый голос. - Здравствуйте, я Сержик, - сбивчиво произнес он. - Ах, Сергей? Здравствуйте, открываю. Сержик заскользнул в подъезд и поплелся наверх. Анастасия выглядывала из-за приоткрытой двери. Увидев его, она бодро улыбнулась и распахнула дверь. - Здравствуйте, Сергей, очень рада познакомиться с вами лично, без посредства всяких телефонов и господ Садовских. Заходите. Сержик послушно зашел и замялся, не зная, что делать дальше. Анастасия закрыла дверь и сказала: - Куртку можно повесить в шкаф. Вы чай выпьете? - У нее был очень теплый и симпатичный голос. Сержик растерянно моргнул, сообразив, что совсем не к месту заслушался, припомнил, что она спросила, и пожал плечами, смущенно глядя на нее. Он робко улыбнулся, надеясь, что она встречалась и не с такой неуклюжестью. - Отлично, - легкомысленно улыбнулась она. – Снимайте куртку и пойдемте. Сержик был изрядно выше ее и смущался. В том же «ОЛ» он был такой же, как все, даже ниже многих. Доминик Данцевич, например, был выше, и много кто еще. Рядом с Георгием он себя тоже очень уютно чувствовал, потому что он был и выше и крупней. Мама была очень высокой, но у нее вообще была такая аура присутствия, что до ее роста никому дела не было. А тут идти за психологиней и смотреть на макушку было очень неудобно. - Ну-с, какой чай вы предпочитаете? – весело спросила она. Сержик растерялся. - Зеленый, - сказал он, смущенно порозовел и виновато пожал плечами. - Или кофе? – беспечно спросила Анастасия. – Я могу даже капучино сделать. Сержик задумался. - Лучше чай, - наконец сказал он. Анастасия улыбнулась и включила чайник. - Как вам погода? Здорово, правда? Метеорологи всю неделю осадки обещали, а тут такое солнышко светит, что душа радуется, - неторопливо говорила Анастасия, беря чашки, расставляя их, время от времени посматривая на Сержика и улыбаясь. Сержик пожал плечами и вежливо улыбнулся. – Я думаю, правда, что апрель будет не очень теплым, но в любом случае он будет отличным весенним месяцем, не так ли? – Сержик согласно кивнул. – Сергей, а вам какая пора года больше всего нравится? Сержик подумал, собрался с духом и сказал: - Не знаю. Они все хороши. - Вы тоже так думаете? – обрадовалась Анастасия. Сержик смущенно пожал плечами. Анастасия села за стол, но не напротив, а рядом с ним, подперла подбородок и посмотрела на него. – Я не слишком много говорю? А то есть у меня такое обыкновение. Сергей, если вам кажется, что я слишком усердствую, одергивайте меня, не стесняйтесь. Сержик отвел глаза. У нее был очень располагающий голос, и с ней было очень приятно просто сидеть, и отлично, что не нужно говорить. Она вообще была уютной. Только очень непривычно, что на «вы». - Меня обычно Сержиком зовут. И можно на «ты», - наконец сказал он. Анастасия посмотрела на него и улыбнулась. - Позволите вопрос? – поинтересовалась она. Дождавшись его утвердительного кивка, она поинтересовалась: - Кто будет платить за консультацию? - Я, - глухо сказал Сержик и настороженно посмотрел на нее. - А деньги откуда? – Анастасия склонила голову к плечу. – Мама дала? - Я работаю, - смутился Сержик и даже порозовел. – Моделью. - То есть вы в свои восемнадцать лет зарабатываете деньги самостоятельно? – Сержик помедлил и кивнул головой, отводя глаза. Тоже мне, работа. – Сергей, именно поэтому я настаиваю, чтобы мы общались на равных. Если хотите, чтобы я обращалась к вам «Сержик» и «ты», без проблем. Но тогда и вы должны говорить мне «ты» и «Настя». Ну так как мне обращаться? Сержик посмотрел на нее большими глазами. Чайник отключился, Анастасия не пошевелилась обратить на него внимание, с интересом глядя на Сержика. Он собрался с духом и сказал: - Сергей.