Слова немы, мой мальчик

Весна все радикальнее забирала свои права, взрываясь цветами и зеленью чуть ли не в одночасье; птицы сходили с ума, хотя и слышны были только за городом да в относительно отделенных от улиц парках; асфальт высыхал, сначала от талой воды, затем от дождя; солнце взбиралось все выше на небо, и все длиннее становился день. Сержик становился все более и более замкнутым, и все тяжелел его рюкзак. Георгий попытался пару раз расспросить его о том, что с ним творится, но получил в ответ один раз неопределенное пожатие плечами и второй раз – сбивчивчивый рассказ о том, что с математикой проблемы, а русский почти нормально, но ему не хватает времени, нужно еще потренироваться. А так нормально. Ответ этот был сильно похож на оправдание, мол, все в порядке, я неплохой, не надо меня не любить. Времени вместе они проводили по-прежнему немного, но часто Сержик не устраивался рядом и не смотрел телевизор с Георгием, а сбегал на кухню и зарывался в учебники. Георгий как никогда остро чувствовал разницу между ними. Разницу в слишком многих вещах, чтобы ее можно было игнорировать. Сержик мог часами сидеть в тишине, с книгой ли, с планшетом. Георгий должен был заниматься чем-то деятельным, да и телевизор работал постоянно, что Сержика отвлекало. Сержик с огромным удовольствием обитал на задворках жизни, Георгию нравилось быть на переднем фоне. Сержик заканчивал школу. Георгий был два года назад на двадцатилетии их выпуска. Сержик оглядывался вокруг, пытаясь определить, чем он должен заниматься дальше, Георгий никогда не сомневался, что будет заниматься финансами. Сержик был восхитительным юношей, способным скрасить досуг зрелого человека, и зрелый человек Георгий с огромным удовольствием скрашивал с ним свой досуг. Но вопрос: «Что дальше?» - звучал в его голове все чаще. Георгий рассказывал Сержику о своей работе и исподтишка высматривал на его лице признаки непонятно каких эмоций. Но Сержик послушно выслушивал его и даже изображал интерес, то приподнимая брови, то хмуря их и поджимая губы. Георгий решил пойти дальше и начал интересоваться, что он думает по поводу темы разговора. Сержик смущенно пожимал плечами и опускал глаза первые пару раз, но постепенно осмелел и сбивчиво попытался объяснить, что думает. Георгий отошел тогда к стеллажу за журналом и удивился, услышав голос Сержика. Прислушавшись, он удивился еще больше не самым глупым замечаниям его мальчика, которые по большому счету и студентам честь бы сделали. Он повернулся к нему и сказал что-то умилительно-глупое вроде «Умничка какой!», подошел и чмокнул в щеку. Сержик тогда весь вечер отмолчал, а после очередной порции добротно, но совершенно без вдохновения отработанных любовных утех сбежал домой, сославшись на то, что ему вставать рано. В этом не было ничего необычного, но Георгий после утреннего кофе с трудом подавил в себе желание побиться головой об стену, поняв, что он сказал и как это может интерпретировать Сержик. Похвалить – что за замечательная идея, но нужно же было умудриться таким мудаком и снисходительным папиком прозвучать. Понадобилось еще четыре попытки, прежде чем Сержик расщедрился на относительно вменяемый диалог. Он все-таки был очень неглуп, его мальчик. Некоторые вещи не учитывал из-за отсутствия опыта, некоторым придавал излишнее значение по тем же причинам, но как он умел слушать! Смотрел, почти не моргая, склонив голову к плечу и внимательно следил за ним сосредоточенными светло-карими глазами, согласно кивал головой или отрицательно качал ей, изредка хмурился, изредка приподнимал брови, одобрительно улыбался в полном унисоне с его собственными эмоциями. Замечательный слушатель, что ни говори. Георгий по-прежнему определял, что Сержику нравится или не нравится, на интуитивном уровне, но даже его мимика не была в этом плане особо щедрой: видно, маска безмятежного блондинчика слишком плотно прилегала к лицу – морщить лобик такой типаж находил слишком не комильфо. Как бы там ни было, занятия с Анастасией явно давали знать, и он иногда указывал, что бы ему понравилось больше или что не нравилось, сопровождая свои до умиления, а иногда и до раздражения робкие высказывания щенячьими взглядами. Когда у Георгия было отличное настроение, эти взгляды принимались им «на ура», он чувствовал себя колоссом и был готов разорвать пасть льву не хуже Самсона. Но когда настроение было неважным, так и хотелось бросить: кончай мямлить! И Сержик опускал глаза и сбегал к Ляльке с Пушком, которым было исключительно все равно, что Сержик с превеликим трудом артикулировал свое мнение – они все равно на его ласки реагировали, и очень бурно. Георгий чувствовал себя виноватым и пытался неуклюжими глупостями загладить свою вину, но чувствовал, как раздражение становится с каждым разом все больше и больше. Молчаливые вечера, которые в начале их романа были удивительно красноречивыми, становились все более и более выхолощенными. Георгий с огромным удовольствием потрепался бы ни о чем, посплетничал в конце концов, но Сержик слушал и отделывался безразличными междометиями. С другой стороны, затеяв разговор об автопроме, Георгий обнаружил себя чуть ли не спорящим с Сержиком. Его кроткий мальчик сдвинул брови, выпрямился расправил плечи, склонил голову к плечу и, посверкивая глазами из-под суженных век, очень даже страстно начал отстаивать свою позицию. Георгий разбирался в машинах ненамного выше уровня «нравится – не нравится», хотя в младые годы и в авторемонтных мастерских сутками напролет околачивался и моторы разбирал и даже собирал, и разумеется, был у него мотоцикл ИЖ, который попил немало крови. Георгий даже решил подтрунить над Сержиком, чтобы выяснить, что он очень тепло реагирует на шутки, хотя не сразу их опознает. Его мальчику нравились машины. И его мальчик замечательно разбирался в технике. Георгий позволил ему насладиться бенефисом, задавая вопросы и дополнительные вопросы, и еще вопросы... и ближе к полуночи сорвал отличный куш в виде феерического секса. Еще одной почти благодатной темой для разговоров была ветклиника, в которую Сержик периодически бегал. Он с удовольствием про нее рассказывал и с восторгом отзывался о Коле, которого Георгий знал и в принципе неплохо к нему относился. Но Сержик слишком был к нему привязан, неприлично привязан, и разговоры про ветклинику превращались практически в оду способностям Коли. Он сделал то, то и то, а это вообще нельзя, но он сделал и у него получилось, а это вообще здорово, а как он за клинику сражается, и операционная новая, потому что он такой пробивной, и лекарства, и добровольцы хоть копейки, но получают. Георгий улыбался, стоически терпел, но очень сильно хотел нагрянуть в клинику и проверить, отчего этот Коля так проникся участием и не забывает ли он, что у него девушка есть. Мысль эта была отметена как глупая, но Георгий очень сильно заинтересовался, как Сержик относится к другим людям. Так ли хорошо, как к нему? И как вообще относится к нему Сержик? Ягодинский всунул Георгию пригласительный билет на очередную очень проходную вечеринку, которых наличествовало тринадцать на рубль в базарный день, мотивировав, что ему нужно растрясти свои старые кости. Вечеринка была непристойно пристойной, заполнена людьми разной степени одетости и изможденности, из еды были скуднейшие порции и море разливанное шампанского. Донельзя довольный Ягодинский оттащил Георгия к бару, заставил выпить за его здоровье один раз, а затем и еще. - Ягуся, тебе что, третью почку вшивать собираются? – поинтересовался Георгий, безропотно принимавший третью рюмку. – Или уже? - Что бы ты понимал! – напыжился Ягодинский, чокаясь с ним. – Давай, за любовь! - Ага! Тебе вшили живое сердце, Железный Дровосек! – ухмыльнулся Георгий, выпивая водку. – Тогда с удовольствием. Когда свадьба? Повисла пауза. Ягодинский смущенно потянулся за лимоном, участливо подсунутым им барменом. Георий ждал ответа, приподняв брови. - Мы на август планируем, - наконец признался он, улыбнувшись счастливой идиотской улыбкой. – Инна уже заказала ресторан. - Стасик, ты не просто влетел. Ты влетел по самые помидоры, - засмеялся Садовский. – Ты мне, кстати, сто баксов должен, помнишь? Не смог десять лет подождать, придурок, и были бы они твоими на веки вечные. А так вишь ты, женилка зачесалась! - Ты скотина, Жорик, такой момент испортить. Ты вообще не думать о деньгах можешь? – весело огрызнулся Ягодинский, не особо огорчившийся от напоминания о проигрыше в споре, заключенном лет десять назад и в исключительно благодушном состоянии, то есть сильном подпитии. - Могу. А зачем? О деньгах думать приятно. А о больших деньгах думать еще приятней, - ухмыльнулся Садовский. - Корыстная ты душа, Жорик, как только в ростовщика не превратился, а? - Да ладно тебе! Давно уже да. А ты меня спаиваешь, чтобы еще раз похвастаться, но уже по пьяной лавочке, или с какими-то своими грязными намерениями? - Ты пошляк, – скосил на него слишком красноречиво поблескивавшие пьяным блеском глаза Ягодинский. – Какие у меня могут быть в отношении тебя грязные намерения? У меня намерения самые что ни на есть честные. Сам же понимаешь, - понизив голос и оглянувшись, сказал он, - мне голову снесут, если в грязных или даже не совсем чистых заподозрят. После этих слов Ягодинский самодовольно надулся и снова потребовал еще порцию спиртного. Бармен посмотрел на отрицательно покачавшего головой Садовского и счел за лучшее послушать его. - Сделайте лучше два кофе, - сказал Георгий. Бармен кивнул головой и повернулся к машине. Ягодинский обиженно посмотрел на Георгия. - Вечно ты всю радость испортишь, - раздраженно сказал он. - Я жить хочу. А Инесса твоя не только тебе голову снимет. Ягодинский приосанился и скосил на Георгия глаза. - Она классная, - довольно сказал он. – Она суперклассная. А еще она такой борщ готовит! – ни с того ни с сего выпалил Ягодинский. - Закусывать надо, придурок! –развеселился Георгий. – Пошли за столик, что ли. А то навернешься с этих пеньков чего доброго. Давай, вставай. Ягодинский выпрямился около барных стульев и посмотрел на чашки. Георгий оттеснил его и взял обе. - Иди давай, Ягелло-герой, - беззлобно буркнул он. Ягодинский походкой сытого индюка направился к столикам. Плюхнувшись на диванчик, он задумчиво сказал: - Слушай, ты же понимаешь, что хочешь – не хочешь, а на свадьбе ты будешь шафером. - Ну еще бы. У тебя, заразы колченогой, друзей кроме меня-то и нет, - хмыкнул Георгий. - У тебя их до неба, - лениво огрызнулся Ягодинский. – Так что придется тебе не самое пассивное участие принимать во всей этой катавасии. Инна хочет скромно все сделать, но это пока, - скептически заключил он. – До свадьбы время есть, еще изменится все триста раз. Ягодинский потянулся за чашкой кофе. Пригубив его, он с любопытством рассматривал зал. Поодаль, у боковой стены, стояла группа юношей-моделей, и среди них был и Сержик. Волосы его были убраны за ухо, он внимательно слушал, что ему рассказывал коллега, и улыбался, время от времени кивая головой. Ягодинский посмотрел на Георгия и с выражением глубочайшего интереса заглянул ему в лицо. Георгий держал в руке чашку кофе, про которую благополучно забыл, и смотрел на него странными теплыми и грустными глазами. Ягодинский еще раз посмотрел на группу молодых людей. Еще полгода назад он совершенно не замечал Сержика и активно его игнорировал, но последние фотосессии, которые Кузякин делал, все чаще и чаще оказывались удачными. Инна признавалась, что он здорово вырос, и откуда что берется? И цапелья походка исчезла, и был он легконогим и изящным, и фотографы работали с ним со все большим удовольствием. - Кстати, что бы ты с ним не сделал, мы тебе только спасибо сказать должны, - сказал Ягодинский, тщательно выговаривая слова с учетом только что принятого на грудь. Георгий недовольно скосил на него глаза: Ягодинский понял, что его не слышали, и пнул Георгия. – Я говорю, что ты с ним что-то сделал, что он здорово вырос. Прямо хорош. – Ягодинский одобрительно посмотрел на Сержика. - Он с психологом занимается, - сказал Георгий глуховато и немного печально. Ягодинский издал невразумительный встревоженный звук и посмотрел на него. – Он очень сильный интроверт, не любит всех этих знаков внимания и дурил всех этой маской овечки беспомощной, чтобы сильно вперед не выпихивали. Качественно дурил, я скажу. И он не дурак, Стас, совсем не дурак. Георгий отвел глаза и осмотрел зал. - Что с тобой не так? – нахмурился Ягодинский. Георгий пожал плечами и вздохнул. Взглянув на Сержика, сосредоточенно слушавшего собеседника, знакомо склонив голову к плечу, он посмотрел на Ягодинского и глазами указал на группу с Сержиком. - Хорошо смотрится, правда? – немного саркастично спросил он. – А со мной? Ягодинский открыл рот и снова закрыл его. Залпом выпив кофе, он со стуком поставил чашку на блюдце и откинулся на спинку дивана. - Эк ты на него запал, - выдохнул он. – И что теперь? - Может, ты мне скажешь, а, Ягода? – сказал Садовский и отвернулся от него. - Жорка, как сильно он тебе надо? – осторожно спросил Ягодинский. – Потому что если у вас с ним что-то серьезное, то ну подумаешь, разница в возрасте. Вон Инна вообще меня старше. И нормально. Георгий посмотрел на него. - Стас, ты такой придурок, - криво усмехнулся он. – Ты классный друг, но такой придурок. Сержик школу заканчивает. И что дальше? Мне идти к нему на выпускной? С ним документы в вуз подавать? Пять лет ждать, пока он там отучится? Что? Ягодинский молчал. Что-то было неправильным во всех этих рассуждениях, но что, он не мог понять. Сержик посмотрел на него бархатными и грустными глазами, на Георгия, снова на него и, вежливо улыбнувшись и кивнув головой в знак приветствия, отвернулся. Георгий этого не заметил, потому что рассматривал противоположную стену. - Слушай, - осторожно поинтересовался Ягодинский. – А с чего ты взял, что ты все это делать должен? Сержик не такой уж и беспомощный вообще-то. Я так понял, что он класса с пятого уже себе предоставлен был и вынужден был сам о себе заботиться. Ну будет в вузе учиться, и что? Та же работа, считай. Что-то ты передергиваешь, Садовский. Георгий рассматривал зал, прищурив глаза и пожевывая губы. - Пять лет в вузе значат, что он пять лет будет сталкиваться с ровесниками или ребятами постарше. И может однажды влюбиться в одного. Да хоть в девку! – гневно воскликнул Георгий и спокойней продолжил. – Но будет как послушный мальчик возвращаться ко мне и из чувства своей дурацкой благодарности подставлять задницу и делать вид, что все окей. Потому что уйти от меня совести не хватит. Понимаешь? Ягодинский понимал. Слишком хорошо понимал. Потому что если бы не было Доминика и Инесса таки умудрилась зацепиться за мавра, Ягодинский бы не ушел из журнала, потому что не смог бы. И ничего не сказал. Но больно было бы. Он наклонился вперед и оперся локтями о колени. - Еще кофе будешь? – спросил он. – Или коньяка? - Кофе. Ягодинский вернулся через пару минут. Сержик уже куда-то исчез, Георгий что-то читал на экране телефона; Ягодинский сел рядом. - Ваш кофей, мусью, - угоднически сказал он. - Я не слепой, - буркнул Георгий и спрятал телефон. Он взялся за чашку. Ягодинский потянулся за своей. - Ты только не наделай глупостей, Садовский, - вдруг сказал Ягодинский. – Смотри, не наделай глупостей. Георгий только хмыкнул в ответ. Сержик чувствовал, что что-то неладное творится с Георгием, буквально с самого утра. Воскресенье было радостным, солнечным, буйным, но собаки сзади сидели тихо. Лялька, поздоровавшись с Сержиком, легла и положила голову на лапы, печально поблекивая темными глазами. Пушок всегда достаточно успешно игнорировал происходящее вокруг, когда это было ему выгодно, поэтому и сейчас вертелся юлой, выглядывал из окна и радовался жизни. Георгий легко коснулся губами щеки Сержика, пожал его руку и переложил свою руку на рычаг передач. Сержик посмотрел на него и ничего не сказал. Его не самое радужное настроение испортилось окончательно. Он еще раз перебрал все, что сделал или сказал, и не мог найти ни одной причины для недовольства. Все, что он делал, было таким же, как и всегда, даже лучше. Ну ладно, последние недели в школе, а потом экзамены, сложно, ему приходится еще и дополнительно заниматься, чтобы все сдать. Нет у него времени, совсем нет. Но ведь больше этого ничего особенного. Анастасия даже хвалила, говорила, что он очень целеустремленный, и когда все повседневные тактики поведения войдут в привычку, он даже краснеть будет не так сильно, и он будет почти нормальным. Но и это может исправиться. Анастасия с ним еще многое проговаривала, они обсуждали, что в его случае может помочь, а что нет. Сержику повезло, что у него память отменная, и его выручала маленькая хитрость: Анастасия рассказала, что человек речемыслит или говорит не столько словами, сколько блоками слов, поэтому если запоминать не только слова, а смысловые группы с ними, то и воспроизводить можно будет именно их, соответственно устанавливать меньше связей с другими; и это здорово помогало. Только не стоило увлекаться и воспроизводить слишком крупные куски текста. С письмом по-прежнему были проблемы, но тоже меньше, Сержик даже умудрился вытянуть английский на четверку. По русскому осталась тройка. Но тест он делал неплохо. Не на отлично, но и не неудовлетворительно. И в остальном все хорошо. Сержик себя так здорово чувствовал, когда Георгий с ним разговаривал. Это было совершенно потрясающее отношение, когда с ним как со взрослым разговаривали, рассказывали, даже советовались. Только Георгий все-таки нетерпеливый. Сержик не успевал все обдумать, как он менял тему. Хотя можно было бы и еще поговорить. Но и это менялось. Было так здорово, когда Георгий отлучался сделать чай или проверить Ляльку с Пушком, а потом возвращался – получалась передышка для Сержика, чтобы собраться с мыслями, и они дальше говорили. Это было совершенно удивительное ощущение принадлежности, которое он испытывал, доверие и тепло. Ему было хорошо. И хотелось быть лучше, сильнее, открытее, смелее. Сержику иногда казалось, что весь мир может ему подчиниться. Только уже почти месяц что-то было неладным. Что-то тревожило Георгия, что-то не давало ему покоя. Сержик пытался намекнуть ему, что с ним можно про все поговорить, но получал в ответ лишь скупую улыбку и дурацкое поглаживание по голове. Как будто он Пушок. На работе у него было все в порядке. Сержик специально поднял всю информацию в интернете, все его статьи и интервью перечитал. Ну не было оснований для проблем на работе, не больше, чем обычно. Может, у него медицинские проблемы? Но тоже едва ли. Сержик умудрился разговорить его на тему превентивной медицины и окольными путями выяснил, что Георгий это дело очень уважает, регулярно проходит медосмотры и может похвастаться богатырским здоровьем. То есть остается только он, Сержик, что-то натворивший или послуживший причиной чему-то нехорошему. И Георгий упрямо хранит молчание. Георгий остановил машину и посмотрел назад. - Ну что, приехали, господа хорошие, - бодро сказал он счастливым собакам. – Пушок, который раз повторяю: будь добр вести себя прилично, хотя тебе все равно. Он отстегнул ремень безопасности и вышел из машины, как-то упрямо избегая встречаться взглядом с Сержиком. Пушок выпрыгнул из машины сам, разразился радостным лаем и понесся обследовать окрестности, наверняка исключительно радикально изменившиеся с прошлого воскресенья. Лялька милостиво позволила ссадить себя на землю и сделала небольшой круг, чтобы остановиться, посмотреть на Георгия и сделать круг побольше. Сержик обошел машину и стал рядом с Георгием. - Как дела в школе? – поинтересовался Георгий. - Нормально, - пожал плечами Сержик, искоса посмотрев на него. - Как оценки? - На этой неделе выставят, - опустил голову Сержик. Хвалиться там было совсем нечем. Георгий положил руку ему на шею и притянул к себе. Легко коснувшись губами его щеки, он отстранился. - Не переживай, это всего лишь оценки. После вуза про твой школьный аттестат никто не вспомнит, - преувеличенно бодро сказал Георгий, следя за Лялькой и Пушком. Сержик поднял голову и посмотрел на его затылок; ему очень не понравилось, как наигранно эти слова прозвучали. Неужели ему стало стыдно за Сержика? Неужели Георгий действительно его стыдится? Сержик с каким-то содроганием вспомнил, как на той злосчастной вечеринке Георгий избегал встречаться с ним взглядом, а Ягодинский смотрел так сочувствующе. Неужели все так плохо? Сержик оперся о машину и нашел Пушка, радостно носившегося по полю. Георий посмотрел на него и, истолковав его взгляд по-своему, сказал: - Пойдем, прогуляемся? Сержик посмотрел на него, несмело улыбнулся и отлепился от машины. - Лялька, пошли потягаемся, - окликнул Георгий собаку и пошел за Пушком. Сержик проследил взглядом за Лялькой, бодро зарысившей вперед, и пошел за Георгием, остерегаясь держаться слишком близко к нему. Георгий оглянулся на него и сказал: - Не отставай. Сержик плелся рядом с Георгием и ломал голову, пытаясь выдумать тему для разговора. Что-нибудь общее и легкомысленное. Мода? А если ему не нравится, что Сержик модель? Да и что он может рассказать интересного, Георгию ведь нравились классические вещи с легкими авангардными акцентами, а Сержик вообще предпочитал что-нибудь попроще. Можно рассказать, что в дизайне интерьеров интересное творится. А Георгий не подумает, что Сержик на что-то намекает, например, что он захотел бы в его квартире что-то переделать? Очень неловко получится. Политика? Это ни с какой стороны не тема для такого разговора. Погода? - Погода сегодня хорошая, - собравшись с духом, сказал Сержик и сам себя похвалил, как ровно и естественно это прозвучало; и никому не обязательно знать, как запульсировала кровь в висках. Георгий отозвался невнятным междометием. – Дождей как минимум неделю не обещают, - настойчиво продолжил Сержик. - Дожди не помешали бы, - думая о чем-то своем, буркнул Георгий, следя за Лялькой. – Третью неделю сушит. - С ней все в порядке? – насторожился Сержик. - С кем? – Георгий даже остановился и посмотрел на него. - С Лялькой, - терпеливо сказал Сержик, встревоженно глядя на него. Георгий кивнул головой, затем еще раз и еще, отвернулся и пошел дальше. Сержик остался стоять, глядя ему вслед встревоженными прозрачными глазами. Спохватившись, он снова бросился его догонять, но свою оплошность учел и очередной разговор ни о чем начать не пытался, молча идя следом за Георгием. Собаки набегались, послушно снесли обтирание лап, на котором настаивал Сержик, были усажены на заднее сиденье. Георгий сел в машину, дождался Сержика и завел ее. Обратная дорога прошла в тягостном молчании. Георгий пристальнее, чем обычно, следил за дорогой и только изредка поглядывал назад, следя за собаками. Сержик смирно сидел рядом и практически обреченно ждал своей участи, предчувствуя и понимая, что ему все-таки все откроется. Ну что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать. Георгий решил сначала организовать обед. Сержик возился с собаками, сидел на полу и играл с Пушком. Лялька пристроилась у него на бедре и довольно щурилась от ласки его пальцев. Георгий расставлял посуду. - Сережа, идем, - наконец сказал он. Сержик встал, хотел было томно потянуться, как Георгий любил, но увидев, что он смотрит в другую сторону, опустил глаза и пошел в ванную. Обед был неплохим, но съеденное камнем падало в желудок. Сержик послушно съел все и встал, чтобы убрать тарелки. Георгий не возражал. - Сделать тебе кофе? – хрипловатым голосом спросил Сержик, следя за ним. Георгий бросил на него взгляд, кивнул головой и отвернулся к окну. Сержик поставил чашку перед ним, чашку с чаем себе и сел, изучая стол. Георгий повернулся к нему. - Нам поговорить надо, - сказал он, глядя на стену, на потолок, на другую стену и только потом на Сержика. Тот обреченно и совершенно спокойно ждал. – Сереж, тебе восемнадцать лет, мне сорок, - начал Георгий и замолк. Поиграв желваками на скулах и собравшись, он продолжил, стараясь звучать как можно более мягко: - Я не думал, знакомясь с тобой, что мне повезет. Ты замечательный, чуткий, нежный, покладистый. Ты замечательный, Сережа, но эта разница в возрасте... Понимаешь, у меня больше половины жизни за плечами, а у тебя она только начинается. Да и разные мы, черт побери. Я не самый лучший человек. Ты другого достоин. И я не хочу, чтобы из-за меня ты упустил свой шанс быть по-настоящему счастливым. Но только продолжать это я не вижу смысла. Георгий глядел в прозрачные карие глаза, спокойно смотревшие на него, и ждал хотя бы какого знака, что все, что он сейчас говорит, неверно, что Сержик совершенно другого ждет и хочет слышать, что ему нужна не эта дурацкая свобода, а он, но Сержик молчал, глядел на него спокойными сухими глазами и молчал. - Поверь, это очень тяжелое решение. Я привязался к тебе, - глухо признался Георгий, оглядывая его лицо в несчетный раз и запоминая, - я привязался к тебе и желаю всего хорошего, и именно поэтому лучше сделать это сейчас, чем позже, когда...- Георгий неопределенно дернул плечами и замолчал. Сержик опустил глаза в чашку. Пауза затянулась. Георгий сказал все, что мог, и теперь ждал его реакции. - А Пушок? – спросил Сержик. - Он может остаться здесь. Ты можешь приходить и гулять с ним, по-прежнему заботиться, - ровно сказал Георгий. – Лялька тоже будет скучать по тебе. Или ты можешь встречаться с Иришкой, когда она будет их выгуливать. Я не буду против. Если ты решишь забрать Пушка, ты в полном праве. - Нет, пока нет, - помедлив, отозвался Сержик. – Я буду с Иришкой договариваться. Я пойду? - А чай? - Нет, спасибо, - вежливо отозвался Сержик и встал. – Спасибо за все. Это было замечательное время. Георгий смотрел на остывший кофе и слушал, как Сержик собирает вещи. Лялька сидела в коробе и смотрела на него. Сержик заглянул на кухню. - Я очень благодарен тебе за все, - ровно сказал он. – До свидания. Георгий поднял на него безучастные глаза. - И тебе всего хорошего, - сказал он. Сержик сделал шаг назад и вышел из кухни. Звякнули ключи – Сержик положил их на полку. Тихо хлопнула дверь. Лялька лежала в своей корзине. Георгий смотрел на остывший кофе. Сержик не очень хорошо помнил конец учебного года, разрываясь между репетиторствами, фотосессиями, показами и зубрежкой, и был бесконечно благодарен судьбе, что на него столько свалилось – на посторонние мысли времени не оставалось. На последний звонок он почти опоздал, скромно пристроился сзади, радуясь, что как минимум четыре человека были его роста, и равнодушно слушал торжественные слова и следил за действом, вежливо улыбаясь. Единственная мысль, которая его сейчас дергала, была о предстоящих экзаменах. Их он побаивался, хотя и убедился раз пятнадцать, что времени хватает, впритык, но хватает. Он очень успешно следовал общему потоку, делал то, что делали другие, стоически сносил объятья, которыми его решили наградить, и радовался, что осталось совсем немного. Потом были экзамены, после каждого из которых он практически болел, лежа в постели, свернувшись клубком и мелко дрожа. Ночь до них тоже была ужасной. Но и с экзаменами он справился. Результаты были проходными, не более, а по математике даже хорошими, а большего Сержику и не надо было. Накануне дня, когда вручали удостоверения мама пообещала ему присутствовать на нем. Но утром ее вызвали на работу, она извинилась, сказала, что не получается, но Сержик большой мальчик, справится и сам, а вечером они могут пойти в ресторан. Сержик пожал плечами. Было бы удивительно, если бы она все-таки появилась. Здорово, приятно, но неправдоподобно. Следом за ней позвонил отец, поздравил с успешным окончанием школы, пригласил в гости. Сержик даже заинтересовался неожиданной сменой настроения, обещал подумать, но очень ехидно хмыкнул по окончании звонка. Он подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Волосы он начал носить покороче, и это было удобней. И прическу можно изменить, как-нибудь радикальней. Анастасия не особо удивилась, когда Сержик признался, что прячась за челкой, он чувствует себя уверенней. Она предложила провести эксперимент и попробовать очки, но Сержик очень неудобно себя чувствовал, обманывая других, ведь у него было хорошее зрение. Сержик убрал волосы в хвост и начал одеваться. Еще один день. Завтра у него фотосессия, которую заказчикам кровь из носу понадобилось делать. Тоже неплохо, потому что потом может быть месяц, а то и два тишины. Что делать потом, Сержик по прежнему не знал. Вручение этих дурацких бумажек, которые стоили многим столько нервов и сил, было обставлено торжественно, но Сержик по-прежнему не был впечатлен. Он в принципе понимал, почему все в таком восторге прыгают, визжат, ликуют, почему девочки, их родственницы и учительницы глаза так осторожно платочками промокают, но сам вежливо улыбался и старался держаться от всего этого фейерверка эмоций как можно дальше. А затем Сержик вообще позорно сбежал. Он не стал частью класса, и менять что-то не собирался. Проводить лишние часы, заново переживая свою ненужность, он не хотел. А дома можно хоть почитать. Да и Иришка как раз собак выгуливала. Сержик читал, попутно слушая что-то в наушниках, когда мама постучала и вошла. Сев рядом, она поинтересовалась: - Ну как все прошло? Сержик пожал плечами и улыбнулся. - Шумно, - вежливо отозвался он. Мама отчетливо услышала в его голосе неодобрительные нотки. Она усмехнулась: Сержик никогда не любил громкие звуки, пугался их в детстве и, если слушал музыку, то очень тихо и мелодичную. - Ты уже знаешь, что будешь делать дальше? – спросила она. Сержик опустил голову и отрицательно покачал ей. Вздохнув, она сказала: - У меня есть предложение. Не хочешь провести лето в языковой школе где-нибудь в Европе? Сержик поднял голову и посмотрел на нее. Анна положила перед ним проспект и сказала: - Очень неплохая школа в Цюрихе. Изучи проспект. Я оплачу учебу. – Она встала и направилась к двери. Сержик смотрел на проспект, очень сильно не желая даже дотрагиваться до него. У двери она остановилась и спросила: - Ты ведь не против? Сержик поднял голову и внимательно посмотрел на нее. - Мне нужно подумать. Спасибо, мама, - кротко отозвался он. Анна от неожиданности хмыкнула. - Ну подумай, - сказала она недоуменно. – Подумай. Сержик изучил обложку, кончиком указательного пальца приоткрыл проспект и заглянул внутрь. Усмехнулся и закрыл. Через двадцать минут размышлений он встал и пошел к двери комнаты своей матери. Поколебавшись, он собрался с духом и постучал. - Входи, - донеслось до него. Сержик открыл дверь и сделал два шага в комнату. - Ну? – спросила Анна, снимая очки и глядя на него. - Я не против. Но я сам подберу себе школу, хорошо? – спокойно сказал Сержик. - Послушай, я отдам документы своей секретарше, и она отдаст паспорт на оформление, так меньше проблем. - У меня мультивиза, - напомнил ей Сержик. Анна встала. - Но я заплачу за твое там обучение, - сказала она, подходя к нему и глядя как-то по-новому, с интересом. - Если настаиваешь, - вежливо сказал Сержик. - А ты вырос, - неожиданно сказала Анна и подошла к нему ближе. – Я рада. Очень рада. Сержик склонил голову, глядя на нее. - Я могу помочь с билетами, заявлением и прочим, - вдруг скупо улыбнулась Анна, решив для надежности проверить его еще раз. - Спасибо, мама. Но я сам. Анна удовлетворенно улыбнулась и положила руку ему на плечо.