Слова немы, мой мальчик

Первый относительно вменяемый понедельник на гражданке прошел вполне мирно. Интуитивным методом – проще говоря, случайно – Сержик выяснил, что неподалеку есть автомастерская, владелец и по совместительству главный механик, которой был когда-то контрактником, проникся симпатией к длинному жилистому парню с серьезными глазами и грубыми руками, без лишних разговоров показавшему ему военный билет, взял на испытательный срок и под личную опеку. Сержик буквально сразу был приставлен к не менее колоритному автомеханику, который разговаривал исключительно на ненормативном языке, но при этом доступно и образно, отработал четыре часа, удивился, когда его выпихнули домой и сказали приходить завтра к девяти утра. Он еще немного помедлил, оглядываясь, немного рассеянно улыбаясь и тихо радуясь, что и дальше будет возиться с машинами, только уже другими. Неторопливо идя домой, Сержик неожиданно подумал, что ему опять повезло – вот так, в пятнадцати минутах неспешной прогулки от дома еще и работу найти? Он усмехнулся, даже притормозил, огляделся. На улице было ярко от фонарей, вывесок и витрин; людей было до безобразия много, но они никакого отношения к нему не имели, что тоже было неплохо. Все-таки Сержик так и не привык к неодиночеству. По доброй привычке он рассматривал окна и ни о чем существенном не думал. Разве что о Пушке, который так и не вырос. О Георгии, который не просто принял его, но начал относиться как-то по-другому. Сержик неторопливо шел, прислушивался к неспешному ритму шагов, пытался подстроить свое естество под неторопливые движения и пытался сформулировать, что было другим. Незаметно он нашел тот ритм, который лучше всего настраивал на медитативный лад и, скользя глазами по стенам зданий, фонарным столбам и избегая переносить внимание на уличное движение, снова вернулся к Георгию. Что было другим? Вроде все то же. То же бесконечно нежное, но иногда такое унизительное «мой мальчик». Хотя по сравнению с ним – он еще какой мальчик. Но теперь оно звучало как-то по особому, с уважением, что ли. Сержик еще раз напомнил себе, как оно звучало, сдержал глупую улыбку, посмотрел зачем-то на небо, как будто оно даст ответ, и снова вернулся к Георгию. Все-таки он совершенно по-другому разговаривал с Сержиком, даже смотрел по-другому. Не с удовольствием, а с удовлетворением. Какая разница – Сержик не понимал. Но это было приятно. Потом последовали минуты три бездумной прогулки. Небо было темным. Фонари яркими. Людей много. Все-таки, что было другим? Сержик неторопливо поднимался по лестнице и пытался определить, какая разница. Раньше он был просто красивым игрушком. А теперь Сержик для него тоже был вроде ничего, физиологию не проведешь, Георгий на него реагировал очень даже хорошо. Пусть не блондин, не тонкий-звонкий, руки еще эти загрубевшие, загар дурацкий. Но Георгий на него реагировал. Сержик не сдержался и заулыбался. Все-таки это потрясающее ощущение – принадлежности. Сопричастности. Партнерства. Он даже остановился. А ведь поэтому и с удовлетворением. На игрушка можно смотреть свысока и со сторонним интересом, и с удовольствием. Потому что это сторонний человек. А если по-другому, почти по-равному и принимать это отношение, то когда все получается, то и удовлетворение. Как у Сержика, когда он сдавал листы с заданиями ЕГЭ по математике, зная, что то, что сделал, сделал хорошо. Сержик пошел дальше. Это чувство зарождается глубоко внутри и оказывается более скромным, чем простое сильное и поверхностное удовольствие, но живет дольше и поддерживает сильнее. И оно было там. Сержик нащупал ключи и замер у двери. Его охватила странная сумятица чувств. Ему было и лестно, и страшно. И жутко, потому что их отношения могли стать долгосрочными и стабильными, а он не знал, способен ли он на такие отношения. А с другой стороны, долгосрочность и стабильность, надежность – слова-то какие замечательные! Сержик открыл дверь и вошел в квартиру. Кажется, есть хотелось. Мамы дома еще не было, наверное стоило и на ее долю что-нибудь приготовить. Сержик принялся за банальщину вроде запеченных овощей, к этому решил еще и отбивные зажарить. Время летело незаметно, он почти пропустил приход матери. Она заглянула на кухню, поздоровалась, пристально на него посмотрела, поинтересовалась, как прошел день. Сержик пожал плечами, сказал, что неплохо, насторожившись и внутренне холодея, и сказал, что почти приготовил ужин. Анна Дмитриевна кивнула головой, помедлила почему-то у двери и отозвалась, что сейчас переоденется и присоединится. Сержик сидел за столом и ждал прихода матери, чувствуя при этом, что внутри у него, где-то за солнечным сплетением, собирается комок чего-то склизкого, холодного и шевелящегося. С какой радости – непонятно. Мама такая же, как обычно. Ну, почти. Но почему Сержику так страшно смотреть ей в глаза? Ужин проходил спокойно. Анна Дмитриевна недовольно поморщилась, когда Сержик сказал ей, что устроился на работу в автомастерскую, поинтересовалась, действительно ли ему так сильно хочется вариться в этом котле с полуобразованными хронически матерящимися мужиками, закатила глаза, напоровшись на осуждающий взгляд сына и снова принялась за овощи. Помолчав, съев их, она поинтересовалась, не изменились ли его планы насчет поступления. Сержик угрюмо буркнул, что ни с какой стороны нет. Анна Дмитриевна снова замолчала. - Делать чай? – спросил Сержик, вставая. - Сделай кофе, - лениво отозвалась Анна Дмитриевна, глядя куда-то в сторону. Сержик сглотнул, отвел глаза и встал. Ему становилось очень не по себе. Чае- и кофепитие началось с неприятной тишины; было ощущение, что какой-то странный и неопределенно страшный зверь прятался в буфете за спиной. Анна Дмитриевна, казалось, тоже прониклась моментом и хмурилась все больше. - Так что ты решил с поступлением? - Я же говорил, - тихо и упрямо сказал Сержик, хмуря брови и подозрительно на нее глядя. – Мне же все равно надо заново делать тесты. Время есть. - А почему ты так твердо решил не в «ОЛ» возвращаться? – лениво спросила Анна Дмитриевна. Сержик отделался невразумительным восклицанием и опустил глаза в чашку. - Касьянова очень хорошо отзывалась о твоей работе в последнее время. - Не хочу, - раздраженно сказал Сергей, отворачиваясь. - Почему? – Анна Дмитриевна откинулась на спинку стула и с интересом на него посмотрела. Сержик выпрямился, посмотрел ей в глаза; она заинтересованно начала его разглядывать. Он казался совершенно спокойным, даже не хмурился, только губы были плотно сжаты. И смотрит прямо и твердо. В глазах читалась ровная и твердая готовность противостоять. - Не хочу, - повторил Сергей. – Должно быть «потому что»? Просто не хочу. Никогда не хотел. Чтобы все глазели, как на вешалку. Или мебель. Не хочу. - Ты никогда не говорил. – Анна Дмитриевна тем более успокаивалась и расслаблялась, чем более собирался Сержик. Он опустил глаза, еще сильнее поджал губы, посмотрел на нее и отозвался: - Ты не спрашивала. - А ты бы ответил? Сергей склонил голову к плечу и посмотрел на нее с отстраненным интересом. Затем он отвел глаза и снова поднял их на мать. - Нет, - с ноткой какого-то веселого недоумения отозвался он и попытался улыбнуться. Анна Дмитриевна хмыкнула, усмехнулась и отпила кофе. – Балет был неплохо. Только я выступать не хотел, - подумав, признался Сергей. – До сих пор делаю упражнения. – Он еще подумал. – Спасибо. Анна Дмитриевна не смогла сдержать самодовольной и немного печальной улыбки. - Пожалуйста. А йога? - Хорошо, - не задумывался Сергей. – Лучше плавания. - Ты, кстати, плавать умеешь? – по-девичьи беспечно улыбнулась Анна Дмитриевна. - Не очень. И не люблю. Бегать интереснее, - недовольно поморщился Сергей. – На самом деле не очень. Не нравится. Анна Дмитриевна снова усмехнулась. - Как выходной прошел? – легко поинтересовалась она и словно клещами вцепилась в него цепким и хищным взглядом. Сергей побледнел, задержал дыхание, метнулся взглядом в сторону от нее, в другую, не сдержался и снова на нее посмотрел, выдохнул и снова вздохнул. Он чувствовал, как кровь хлынула к лицу, и кожу закололо тысячами раскаленных иголочек. Перед глазами поплыли разноцветные пятна. - Хорошо, - выдавил он, стараясь унять дрожь, волнами пробегавшую по всему телу. Руки он предусмотрительно убрал под стол. - С кем ты его провел, кстати? – ласково продолжила Анна Дмитриевна. Сержик отвел глаза и к своему стыду и унижению почувствовал, как запылали его уши. – С Пушком? Сергей уставился на нее и приоткрыл рот. - Милейший щен, откуда в нем только энергия берется, - ехидно прищурилась Анна Дмитриевна. Сержик откинулся на спинку стула и уставился на мать. – Ну? Сержик закрыл рот, опустил глаза и странным образом успокоился. Это нужно было сделать. Наверное, давно. Просто, чтобы она иллюзий не питала. Да и честней. Ну выгонит она его, ну запретит матерью называть. Так ведь деньги есть, что-нибудь придумает. А может, все-таки поймет? - Ты его знаешь? – тихо спросил он, исподлобья глянув на нее. - Кого? – хладнокровно поинтересовалась Анна Дмитриевна. - Георгия Садовского, - непослушными губами выговорил Сергей. Само это имя, выговоренное, прозвучавшее в помещении, явно для этого не предназначенном, казалось неуместным, как хорек в курятнике. Но прозвучавшее, оно потребовало от Сергея большего и поддержало его, вселив смелость, которая начала вытеснять тот скользкий и мерзкий комок. - Конечно, - высокомерно сказала Анна Дмитриевна. – Тебе напомнить, где я работаю? Управляющий банком, ни разу ни слышавший о нем? Сергей недовольно поморщился и отвел глаза. Ему этот мамин снобизм... - Я даже с собакой твоей познакомилась. Мы с Георгием Ивановичем провели прекрасное воскресенье. О многом поговорили. Но не обо всем. – Анна Дмитриевна позволила паузе повиснуть в воздухе. Сержик собрался с духом. Духа не хватило. Он сглотнул и попытался еще раз. Наконец, решившись, он сказал: - Мы.., - начал он и осекся. И как это назвать? Они встречаются? А они встречаются? Все эти глупости про «он мой близкий друг, ну вот очень близкий» ему претили. Слюнтяйство разводить он хотел и того меньше. Еще бы и потактичней прозвучать. Сержик почему-то очень сильно не хотел ни опошлять все слишком грубыми словами, ни унижать сентиментальными фразочками. Ничего хорошего в голову не пришло, он выпалил то, что пришло на ум первым. – У нас отношения. Пауза так и висела в воздухе. Сергей опасливо поднял на мать глаза. Она сидела, пристально глядя на него и откровенно чего-то дожидаясь. - И давно? – хладнокровно поинтересовалась она. У Сержика к его собственному удивлению вытянулось лицо. Он чуть ли не обиделся. Он-то думал, что будет скандал, мама начнет требовать, чтобы он не думал глупостей, чтобы перестал пороть чушь, чтобы взялся за голову, да вообще что-нибудь, а она сидит тут и вот так спокойно интересуется, что ее сын – ну, короче, не такой. Он моргнул и отвел глаза. Потом посмотрел на нее еще раз. Анна Дмитриевна все так же сидела и смотрела на него насмешливо поблескивавшими глазами. - Ты не против? – осторожно спросил он. - Это что-то изменит? – в тон ему спросила она. Сержик задумался и посмотрел на нее, явно выпрашивая ответа. Он даже вспомнил, как раньше ловко применял щенячий взгляд, и решил попытать счастья снова. Интересно, получилось? Анна Дмитриевна усмехнулась. – Да в общем-то ничего удивительного. Я умудрилась на свою голову отдавать тебя в такие забавные кружки, то танцы, то рисование, потом эта школа моделей, и никаких чисто мужских секций. И везде тебе было хорошо. Не критерий, но индикатор. Да? Сергей подумал и кивнул головой. Он ведь многих знал из соучеников, кто и не скрывал особо своей ориентации. Что в балетной школе, что среди коллег-моделей. Сам он не особо стремился к исследованию своей сексуальности, находя даже тему неинтересной. Но пара подростковых экспериментов была, чего греха таить. Не особо неприятно, физиологически объяснимо. Но с девушками – нет, увольте. Хотя и Иришка и Анастасия замечательные люди. Сергей вопросительно посмотрел на мать. - Что смотришь? Я ничего такого не думала, пока с Садовским Пушка не выгуляла, - хмыкнула она. – Наверное, думать не хотела. А он так яростно за твое самоопределение сражался, что честно, был бы ты девкой, подумала бы, что этот кобель влюбился. Пришлось присмотреться. Анна Дмитриевна хмыкнула и потянулась за чашкой. Кофе уже остыл, да и было его на донышке. - Свари еще кофе, - приказала она. Сержик послушно встал и пошел к плите. Ему бы облегчение чувствовать, а он даже разочарован был. На сердце было легко, комок вообще исчез – рассосался, не иначе. - Он не кобель, - буркнул Сержик, наливая воду, ставя джезву на плиту и засыпая порошок. Он-то рассчитывал на как минимум битву на Чудском озере, а оказалось, что и воевать не с кем. Разве что с ветряными мельницами. - Да что ты говоришь? – тут же отозвалась Анна Дмитриевна. – Не хочу тебя разочаровывать. Был тем еще. Потом приутих. Кстати, давно у вас... Отношения? – она выговорила это слово с особыми, саркастичными интонациями. Сергей снова задумался. Армию считать? - Почти два года. С перерывами, - задумчиво произнес он. Звучало впечатляюще – два года. Он даже посмаковал эти слова – два года. - И в Европу ты из-за него согласился ехать? –тихо, как бы разговаривая с собой, сказала мать. Сержик снял джезву с плиты, дал отстояться и взял ситечко. Анна Дмитриевна посмотрела на его спину и с каким-то непонятным чувством гордости улыбнулась. По крайней мере, она не пропустит, как мальчик станет мужчиной. Он уже начал трансформацию. Но еще есть время. Сержик поставил перед ней чашку, забрал грязную и отнес к мойке. - Отчасти, - наконец признался он. - Можно здесь было остаться. Анна Дмитриевна чуть ли не взвыла от любопытства, но вовремя прикусила язык. Из своего личного опыта, по себе самой она знала, что стоит чуть надавить, и он не скажет вообще ничего. Тот еще упрямец. Сергей сел напротив нее и посмотрел внимательным и благодарным взглядом. Помявшись, он робко спросил: - Он не кобель? Анна усмехнулась и отпила кофе. - Он исправился, - утешающе сказала она. Сергей довольно улыбнулся и встал, чтобы сделать себе чай. Время не спешило, но и не ленилось. Воздух пах весной, хотя и снег мог пойти, и ветер подняться. Сергей работал в мастерской со все большим удовольствием, сидел над учебниками с похвальным упорством, бегал по репетиторам и с молчаливого разрешения матери пару ночей в неделю оставался у Георгия. Тот находил все большее удовольствие в простом общении, замечая и одобряя и эрудированность Сергея, и странную и при этом убедительную логику, и невероятно притягательную, а подчас и раздражающую дотошность, которая у Георгия упорно ассоциировалась с пословицей о том, что за двумя деревьями не видят леса. Время от времени они устраивали вылазки в свет на разные выставки, концерты и прочие прелести, выглядя вполне политически корректно. В общем, да здравствует стабильность. Очередное воскресенье, которое Георгий по уже который год не менявшейся традиции проводил в их леске, позволяя Пушку как следует выбегаться, а себе насладиться природой, было замечательно солнечным. Как говорится, ничто не предвещало. Пушок носился по полю, Сергей с неменьшим удовольствием носился с ним, с каким-то детским удовольствием запуская фрисби, Георгий снисходительно смотрел на них, следил за Лялькой, которая в силу своего возраста постепенно становилась все менее активной и ненавязчиво требовала все большего внимания и ухода. Она неспешно бродила поблизости, обнюхивая пробивавшуюся траву, время от времени фыркая, чтобы прочистить нос. Звук машины Георгия не насторожил, но заинтересовал. Как-то в этом забытом уголке машины были чудесным образом редки. Чудесным образом машина целеустремленно приближалась. Георгий посмотрел в ту сторону и очень сильно опешил, узнав авто Анны Дмитриевны, которая Михайлова. Что такое бетонная плита, придавливающая несчастную жертву, Георгий не знал и узнавать не собирался, но ощущения могли быть именно такими. Госпожа Михайлова выбралась на свет Божий, поправила кокетливую шапочку и яркий шейный платок, удивленно посмотрела на Ляльку, которая формально, но как бы извиняясь, ее обгавкала и побежала здороваться, погладить не согласилась, но произнесла несколько приветственных слов и направилась к Георгию, оторопело смотревшему на нее и совершенно забывшему про планшет, с которым он только что работал. - Анна Дмитриевна, какими судьбами! – попытался он изобразить радость от встречи – короче, сделать хорошую мину при плохой игре. - Добрый день, Георгий Иванович, - усмехнулась она, с затаенным удовольствием глядя, как у этого высокомерного стервеца на лице написано, куда она должна провалиться. – Если я скажу, что проезжала мимо, поверите? Георгий счел за благо промолчать. Он посмотрел на планшет, обрадовался, что есть чем заняться, и активно начал его выключать, а потом убирать в машину, пытаясь в этой передышке определиться с дальнейшими действиями. Но все время, пока эта стервь тут будет, в машине не проведешь, да и мало ли что, вдруг она Сергея четвертует. Он решительно направился к ней. - Хорошая погода сегодня, не так ли? – вежливо произнес он, щурясь на солнце. - Великолепная, - в тон ему отозвалась Анна Дмитриевна, поправляя предусмотрительно надетые солнечные очки. – Весна не за горами. Лялька села между ними и звучно зевнула. Георгий и Анна посмотрели вниз, затем на Сержика, в какой-то растерянности смотревшего на них издалека и совершенно не обращавшего внимания на Пушка, который возмущенно требовал продолжения развлечения. - Все в порядке, Сергей, я не собираюсь никого есть! – крикнула Михайлова и помахала рукой, на которой игриво выпрямила указательный и средний пальцы в знаменитом жесте Черчилля. Сержик посмотрел на Пушка и запустил фрисби. – Но кровь попью с удовольствием, - добавила она нормальным голосом. - За что бы это? – ровно спросил Георгий, готовясь падать на колени, целовать ноги, бить челом, обещать златые горы, молодильные яблоки, живую воду – в общем вести конструктивную беседу. - Кто кого соблазнил? – лениво спросила Анна Дмитриевна, скосив на него глаза. Георгий оторопел, собрался с духом и постарался звучать как можно менее удивленным: - Сергей был полностью совершеннолетним, отлично отдавал отчет в своих действиях, и вообще, не стыдно вам, Анна Дмитриевна, желать со свечкой стоять? Она только усмехнулась в ответ. - И как оно? – поинтересовалась Анна Дмитриевна, глядя, как Сергей дразнит Пушка, то поднося диск, то снова его отнимая. Георгий решил, что ослышался, осторожно на нее посмотрел, удивился, увидев странную теплую улыбку на ее губах и решил держаться до последнего. - Что оно? – вежливо перевел он стрелки. - Да будет вам, - Анна Дмитриевна с особым удовольствием демонстративно поморщилась. Отказать себе в удовольствии подразнить Георгия она не могла – он здорово ее допекал время от времени. Вел-то себя прилично, зять хренов, но эти его снисходительные фразочки, эти его лобызания со СМИ, этот его прищур – так иногда хотелось приложить его чем-нибудь потяжелее. Самолюбивый Георгий заиграл желваками. – Вы не поверите, мы еще чуть ли не на Новый год с Сергеем усердно за жизнь поговорили. Как вы думаете, он врать способен? Вот я и интересуюсь, как у вас дела в ваших отношениях. Анна Дмитриевна снова произнесла это слово так, что оно прозвучало глупо, претенциозно, издевательски – как угодно, но только не одобряюще. - Это Сергей так сказал? – неожиданно улыбнулся Георгий с каким-то умилением. Анна Дмитриевна посмотрела на него поверх очков. Она явно прикладывала огромные усилия, чтобы не сказать ничего грубого или пошлого. - Седина в голову, бес в ребро? – тем не менее, не преминула подколоть она. - Не стоит, Анна Дмитриевна, не стоит. Это было бы правдой, если бы у меня каждую неделю новый бес в ребро колол, - снисходительно отозвался он. – А так – отнюдь. Отнюдь. Сергей оставался поодаль, вроде бы продолжал играть с Пушком, но совсем без энтузиазма, оглядывался на них и явно нервничал. - И насколько это у вас серьезно? – глухо спросила Анна Дмитриевна, натянуто улыбаясь. - Честно? – задумчиво сказал Георгий. - Ну разумеется, - обреченно протянула она. - Не знаю. Нас двое, - пояснил он на ее недоуменный взгляд, который он скорей угадал, чем увидел за стеклами очков. – Я могу говорить за себя, но не осмелюсь говорить за Сергея. Я однажды решил в порыве самолюбования, что имею право думать и принимать решения за нас обоих. Ничего хорошего это не принесло. Так что я за себя скажу, что с моей стороны все очень серьезно. Готов просить у вас его руки и сердца. Анне Дмитриевне хотелось сказать, чего он у нее просит, а не сердца, ну или не руки, но она не по-мужски мужественно себя сдержала. - Я больше трех месяцев пытаюсь заставить себя вас ненавидеть, - наконец призналась она. – Только ведь отлично понимаю, что если бы Сергей был против, шиш бы вы чего с ним заимели. Георгий задумчиво посмотрел на Сергея, медленно, но неотвратимо приближавшегося к ним. - Это да. Он бы выкрутился, - вынужденно признал Георгий. - Он почти девятнадцать лет меня за нос водить умудрялся, - как бы негодующе, но с почти нескрываемой гордостью призналась Анна. - Сейчас ему это не надо, - подбодрил ее Георгий. – Хотя на нем где сядешь, там и слезешь, - по здравом размышлении признал он. - Молчит, да? – сочувствующе поинтересовалась Анна Дмитриевна. - Хуже, домой уматывает, - недовольно признался Георгий. - Девка бы из него на все сто получилась, - гордо сказала Анна Дмитриевна. - Вот не надо, парень что надо! Анна Дмитриевна хмыкнула и засмеялась. Георгий не выдержал и издал довольный смешок. Сергей подошел к ним и посмотрел на мать долгим пристальным и подозрительным взглядом. - Не поверишь, проезжала мимо, - легкомысленно сказала она, с довольным видом осматривая пейзаж. Сергей стрельнул глазами на невинно рассматривавшего небо Георгия. Что это была ирония, он догадывался, но по поводу чего пир духа? - Как вы смотрите на то, чтобы проехать мимо моего дома и заглянуть на обедо-ужин? – повернул к ней голову Георгий. – Я собирался совершенно по-крестьянски пожарить колбаски с квашеной капустой. Сергей подозрительно посмотрел на него, на мать и снова на него. - Ну ладно, - сказала Анна. – Поеду я машину отгонять, чтобы до вас на такси добраться. Мы же выпьем на радостях, а, Георгий Иванович? За дела семейные, все такое? - С превеликим удовольствием, Анна Дмитриевна, - игриво отозвался Георгий, обнимая Сергея и прижимая к себе. Тот недовольно фыркнул и попытался высвободиться. Анна Дмитриевна усмехнулась и пошла к машине. - До вечера, мальчики, - бросила она на прощание. Сергей растерянно уставился ей вслед и забыл, что сопротивлялся. Анна Дмитриевна неспешно села в машину, завела ее. Георгий прижал Сергея к себе. Ее машина неторопливо удалялась. Сергей прислонился к Георгию. - Я думал, она мне голову снесет, - задумчиво признался Георгий. – А она на пьянку напросилась. - Я думал, она меня из дому выгонит, - буркнул Сергей. – А она даже не ругалась. - Она какие цветы любит? – поинтересовался Георгий и коснулся губами щеки Сергея. - Она жемчуг любит, - отозвался он, обхватывая его. – Цветы – совсем нет. Георгий не выдержал и захохотал. Сержик уткнулся ему в плечо и засмеялся сам. Июнь был дивно жарким; жизнь текла медленней плавящегося битума, люди поголовно походили на вареных улиток. Ягодинский ходил не просто довольным – по степени надутости зоба он мог дать форы альфа-индюку. Как же, знойная Инесса Касьянова пацанов родила, двоих, здоровых, горластых. Георгий присутствовал при выписке счастливой троицы из роддома и до сих про пребывал в культурном шоке от двух кульков, которые по непонятным причинам начали орать так, как будто их пытают. По голосистости они явно пошли в Ягоду, тот тоже глотку драть горазд был. Георгий, на свою беду сидевший за рулем, перепугался до почечных колик, чуть не бросил руль прямо в потоке машин и потянулся было за телефоном, чтобы вызвать реанимацию, а оказалось, эти кульки всего лишь есть хотели. Верней, как пояснила гордая Касьянова идиотски улыбавшемуся Ягодинскому, есть хотел один, а второй орал больше из солидарности. К счастью, это испытание закончилось, кульки и идиоты были доставлены в целости и сохранности, а Георгий потом жаловался Ляльке, что это ужас что такое. Эти кульки какие-то непропорционально звонкие, а еще они и у мамаши, и у папаши остатки ума высосали. Ни Ягодинский на себя не похож, не гад совсем, ни Касьянова не стерва ни разу. У них и разжижение мозгов, и хребты в желе превратились, и косоглазие странное, что они кроме этих кульков никого не видят. Сержик, валявшийся на диване и лениво переключавший каналы телевизора, скосил на него глаза и снова уставился на экран. Что Ягодинский? Что Касьянова? Что эти спиногрызы? Знать бы, что ему делать. Он сдал ЕГЭ, снова средненько, и как ни крутил, на бесплатное не поступал. Зарплаты бы хватило, но полный рабочий день он работать просто не мог, тут чтобы учиться, можно только самую малость подрабатывать, а этих денег не хватит; поэтому либо идти кланяться Доминику Данцевичу, который в настоящий момент был и.о. Касьяновой в «Folly», чтобы тот ему портфолио обеспечил, а может, и работой, и терпеть откровенно высказанное «фе» Георгия, либо... Нажаловавшись и скормив Ляльке в знак признательности радость, Георгий присоединился к Сергею на диване, обнял его и устроил у себя на груди. - Ну, рассказывай, - интимно прошептал он на ухо. Сергей дернул плечом и неопределенно хмыкнул. - А если я маме позвоню и доложу, что мальчик совсем не ест, молчит, грустит и вообще? – Сергей недовольно покосился на него и снова уставился в телевизор. Георгий потянул пульт из рук Сергея, включил канал с классической музыкой и убавил звук. – Что тебя гложет? Сергей погладил его по руке и попытался как можно более беспечно объяснить, что если он хочет учиться там, где он хочет учиться, то ему нужно работать полторы смены, чтобы оплачивать обучение, потому что с его сертификатами он только и может, что мечтать о бесплатном. Но если он хочет учиться, как он хочет учиться, работать он должен максимум полсмены, да и то не каждый день. Вот он и грустит. - Я не раз тебе говорил, что могу тебя поддерживать, - не задумываясь, предложил Георгий. - Нет, - тут же ответил Сергей. - А мама что сказала? – поинтересовался Георгий, коснувшись губами его волос; реакция Сергея особо его не удивила. Сергей отвернулся. - Поставим вопрос по-другому, мама в курсе твоих страданий? – лениво поинтересовался Георгий, заранее зная ответ. - Не хочу на ее шее сидеть, - буркнул Сергей. - Ну ты бы еще и ее спросил, что она по этому поводу думает, - вздохнул Георгий. Сергей качнулся на его груди и тихо сказал, странным образом умиротворенный: - Мне двадцать один год, а я все никак не выберусь никуда. - Мальчик мой, когда все остальные сидели на шее у родителей в школе, ты неслабо зарабатывал и был более чем самостоятельным, - задумчиво произнес Георгий, перебирая пальцы. – Когда все остальные сидели на шее у родителей после школы, ты был в армии, а потом работал. И Анна Дмитриевна и я зарабатываем более чем достаточно, чтобы тебе вообще не надо было работать, а только учиться. Давай не будем гадать и у нее спросим. Сергей издал недовольный звук, но Георгий уже тянулся за телефоном. «Опять придется водку пить», - грустно подумал он, набирая ее номер. Сергей с каким-то детским интересом вслушивался в его пикировки с Михайловой, не особо следя за разговором. Он не сомневался, что ни мама, ни Георгий не откажутся платить за его обучение, и капризничал больше из чувства противоречия, чем всерьез. Он был почти уверен, что потом все образуется, найдутся бесконечные возможности и какие там еще клише можно придумать, но ему не хотелось, чтобы Георгий думал о нем плохо. И мама тоже. - Слышал? Мы делимся поровну. Так что все в твоих руках, - бодро сказал Георгий, откладывая телефон. Сергей сел и посмотрел на него. Осторожно положив руку ему на грудь, он тихо спросил: - Ты не будешь думать обо мне плохо? Я не просто так деньги прошу, и все такое... Георгий взял его руку и поднес к губам. Он только и смог, что покачать головой. - Что деньги, мой мальчик, - прошептал он, глядя на него внезапно повлажневшими глазами. Сергей посмотрел на него и уткнулся в шею. Георгий обнял его. Он хотел сказать что-то яркое, запоминающееся, но благополучно забыл все относительно разумные слова, взамен просто прижимая его к себе. - Спасибо, - тихо прошептал Сергей. Георгий прижал его к себе. «Все для тебя, мой мальчик», - подумал он и не решился произнести это вслух.