Терпкий виски, сладкий чай

Не отталкивай меня (Моя любовь жива), Не оставляй меня умирать (Ты выживешь). Ты так крепко меня держишь (Погаси свет). Все это кажется слишком правильным. Savage, «Only you»

Фриц работает, сидя за своим столом. Он пытается сосредоточиться, но с улицы доносится какой-то неумолчный, страшно раздражающий звон. Сперва Теофил игнорирует его, но от секунды к секунде звон становится только громче, и в итоге, не выдержав, он резко отдёргивает занавеску. Внизу медленно тащится фигура, наглухо замотанная в серый балахон – так, что не разберёшь даже, мужчина это или женщина. Правой рукой она достаёт из холщовой сумки у себя на поясе белые бумажки и бросает их себе за спину, в левой зажат большой колокольчик, который и производит этот ужасный шум. Фриц кричит в окно, чтобы прекратили звенеть – раз, другой, третий, но его не слышат, его попросту игнорируют, и он высовывается наружу всё сильнее и сильнее, пока в какой-то момент его лапа не срывается с подоконника. Успев лишь коротко вскрикнуть, Теофил летит вниз… и, смачно поцеловавшись с полом собственной спальни, распахивает глаз. Он ещё не осознаёт, где находится, но автопилот вновь на высоте, так что тело безо всякого участия головы поднимается на ноги и спешит к разрывающемуся от звонка телефону. По пути Фриц кое-как припоминает, что находится в своей квартире, замечает, что уже утро, осознаёт, как сильно отлежал себе левую руку, а также успевает задуматься над тем, куда пропали данные с жёсткого диска его мозга за прошлую ночь, но приходится прервать этот важный мыслительный процесс, поскольку трубка уже поднята. – Теофил. – Мистер Теофил, ну наконец-то. – Будто его ответ сдёрнул покрывало с птичьей клетки – собеседница, точно иная канарейка, расчирикивается незамедлительно, и Фриц больше по тону, нежели по голосу угадывает, что это очередная Гаттовская секретарша. – Мы никак не могли вам дозвониться, и мистер Гатто… – Что, подошёл, наконец? – доносится рёв Джованни откуда-то издали, и Теофил, заранее болезненно сморщившись, слегка отводит трубку от уха. – А ну, дай его сюда! Какого чёрта ты не берёшь трубку?! Где тебя черти носили? Живо ноги в руки и сюда, у меня и без тебя полно дел! Ещё паря в некотором отдалении от жёсткого пола реальности, Фриц мимоходом думает, что для симметрии Гатто нужно было сказать другую фразу в конце. Нечто вроде «Скажи этим чертям, чтобы тащили тебя сюда». Или – «Ты чертовски меня задерживаешь». Или –… одну секунду. – Сюда? – В офис свой, дубина! – разрывается от вопля трубка, и Фриц аккуратно отводит её ещё дальше от своего уха. – Полчаса, или я тебя самолично придушу! Не глядя, Теофил зажимает переключатель и вслепую набирает номер шофёра. Двадцатью двумя минутами позже двери лифта распахиваются перед Фрицем, гостеприимно приглашая его в родной офисный коридор. Ему невероятно повезло – вызов Гатто случился в то самое безлюдное время между двумя часами пик, когда основная масса народа уже разъехалась по офисам, но на ланч собраться ещё не успела. Относится это и к дорожной полиции, так что шофёр выжимает почти максимум, и у Теофила находится целых три минуты, чтобы собраться с духом в коридоре и нанести последние штрихи на маску безразлично-вежливой заинтересованности. За время пути Фриц пытался, как мог, восстановить картину произошедшего, однако не сумел вспомнить даже, вызвал ли в прошлую ночь такси или же шёл пешком. Последней вспышкой был поцелуй, потом Теофил припомнил грохот захлопнувшейся за спиной двери, но за ним – чернота. Это не похоже на результат опьянения, это вообще ни на что не похоже, и Фриц уже думает было, а не навестить ли ему самому врача, но спохватывается и торопливо стучит в дверь. Времени на раздумья больше нет. В кабинете ожидаемо присутствует Гатто. И – неожиданно – Шафранек. Фриц едва было не замирает на пороге при виде напряжённой спины отвернувшегося к окну секретаря, однако умудряется взять себя в руки и войти в кабинет. – Мистер Гатто. – По обыкновению, почтительный кивок. Белый кот косится на него, но ответом не удостаивает. Вместо этого он точно так же косится на Шафранека. – Ну? Он здесь, я жду. Ты сказал, что имеешь доказательства его невиновности. Пока Фриц ловит свою челюсть, Шафранек протягивает Гатто тонкую папку. Тот открывает её, быстро пролистывает. Чуть задержавшись глазами на последнем листе, медленно читает: – Джуд Хеспес. – Он подставил мистера Теофила, – механическим голосом поясняет Шафранек. – Один? – Нет. Ему помогала его невеста, Ирис. Папка летит в угол, и бумаги огромными мотыльками разлетаются по всему кабинету. – Ирис?! – К сожалению, я не знаю её фамилии… – Зато я знаю. Оказывается, Гатто может обладать изрядной выдержкой – если хочет, конечно, – и не проходит и секунды, как из берсерка он становится невозмутимым воином, закованным в латы ледяного гнева. Ох, и не поздоровится кое-кому сегодня. Несмотря на всё произошедшее, Фриц не чувствует удовлетворения от восторжествовавшей справедливости, напротив – ему жаль девчонку и немного Джуда, хотя сообщать он об этом, конечно, не намерен. Возможно, виной тому не в последнюю очередь служит факт, что справедливость восторжествовала без его, Фрица, вмешательства. – Мистер Гатто, – но просто так отпускать Джованни нельзя, и Теофил делает небольшой шаг ему навстречу, когда босс совершает движение в сторону двери. – Забыли, Фриц, – бросает белый кот. – Послезавтра внеочередной Совет. Первый кандидат – ты. Наслаждайся. И Гатто, не прощаясь, уходит, оставляя Теофила и его секретаря наедине друг с другом. Не стоит и говорить, что у Фрица на языке вертится тысяча и один вопрос по поводу происходящего. Но Теофил не может заставить себя разжать зубы и выпустить слова на волю – ему кажется, что стоит ему только открыть рот, как они прорвутся стремительным потоком через рухнувшую плотину, выплеснутся наружу и затопят весь кабинет вместе с находящимися в нём людьми. Слишком много событий за столь короткий срок, слишком много того, что необходимо как следует обдумать, но времени для этого нет. Тишина жадно пожирает драгоценные секунды, пока Фриц тщетно старается выдавить из себя хоть какую-нибудь фразу, которая не прозвучала бы совсем по-идиотски. Но, как ни старается он завести барахлящий мозг, тот, словно иной своенравный автомобиль, решительно этому противится. А в тот момент, когда Шафранек медленно начинает оборачиваться, глохнет окончательно, и в итоге с губ Фрица срывается насквозь нелепое: – Как насчёт кофе? – И тут же, почти без перехода. – Мне кажется, нам стоит обсудить всё… произошедшее, не так ли? Это похоже на заполошные взмахи руками потерявшего равновесие человека – они не имеют ровно никакого смысла, кроме как создать иллюзию надежды на то, что падение вопреки закону гравитации удастся каким-то образом остановить. Однако это неожиданно срабатывает. – Как вам будет угодно, – выдыхает секретарь, глядя в пространство. Его морда удивительно безмятежна для кота в подобной ситуации, но Фриц сейчас может лишь походя отметить данный факт, слишком занятый внезапной результативностью своих слов. Он молча кивает на дверь и выходит следом за Шафранеком, а когда лифт доезжает до первого этажа, и они покидают здание компании, точно так же кивает на заднюю дверь подъехавшего автомобиля. Садится рядом, вглядывается внимательнее – и точно куском льда проводит вдоль его позвоночника. Безмятежность? Ха! Безмятежность покойника, улёгшегося в гроб. На автомате Теофил сообщает шофёру адрес, и лишь несколькими секундами позже понимает, что назвал адрес своего дома, а вовсе не того кафе, куда хотел наведаться изначально – там подавали отменный кофе по-восточному и, кроме того, даже во время ланча можно было с лёгкостью найти свободный столик. Спохватывается было, но после оставляет всё, как есть – везти живого мертвеца даже в относительно людное место определённо не лучшая идея, да и вопросы, что необходимо обсудить, лучше оградить от чужих ушей. Оправдания эти, конечно, условны и весьма сомнительны, но они позволяют Фрицу переключиться на более важные вопросы, а именно – касающиеся его самого, Шафранека, а также их вконец запутавшихся отношений. Вернувшись мыслями к секретарю, Теофил косится на него, сидящего рядом. Тот по-прежнему глядит в пустоту, а голова его на тонкой шее рвано покачивается в такт автомобилю – как у тех игрушек-трясучек, столь любимых водителями. Не совладав с искушением, Фриц протягивает лапу и кончиками пальцев дотрагивается до подбородка секретаря. Быстрый взгляд из-за очков – будто рвётся на миг мутная плёнка, и сквозь неё прыгают на лицо Теофила солнечные зайчики, но стоит только убрать руку, как они тут же меркнут и испуганно прячутся за стремительно опущенными веками. Фриц отворачивается к окну, едва скрывая поспешность. В наэлектризованном до предела воздухе салона бессильно повисает чей-то робкий вздох – не то Шафранека, не то его самого, а не то и вовсе шофёра, ставшего невольным зрителем этой сцены. Весь оставшийся путь проходит в гробовом молчании. Теофил рассчитывал, что сумеет поразмыслить над ситуацией, однако на деле лишь бессмысленно скользит взглядом по проносящемуся мимо городскому пейзажу. И потому к тому моменту, как автомобиль замирает перед подъездом многоквартирного дома, у него как не было плана действий, так и нет, за исключением единственного оставшегося варианта действовать по обстоятельствам. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против визита ко мне домой? – вскользь интересуется Фриц у секретаря, когда тот вслед за ним вылезает из салона. В ответ – единственный быстрый взгляд на дом и едва слышное: – Ну что вы. Это не самая лучшая реакция, но в их ситуации приходится довольствоваться и этим. Фриц заставляет себя разгладить нахмуренные брови и ведёт Шафранека к подъезду. Он выходил из передряг и посерьёзнее – так неужели не справится теперь со своим маленьким секретарём?.. Сутулая спина последнего, маячащая впереди, заставляет сильно в этом усомниться.