Мой дедушка — не серийный убийца

      Этим утром Кайло собирается на учёбу старательнее, чем Джон Дуглас готовился к своей первой реконструкции преступной личности. Ещё бы — Дугласу предстояло «всего лишь» изложить психологическое досье на никогда не виденного человека перед скептично настроенными полицейскими, а ему — заговорить с Хаксом. И не просто спросить, «как пройти в библиотеку», а заманить ничего не подозревающий объект на свою территорию. Или, если не использовать дедушкин профессиональный жаргон, пригласить Хакса попозировать.       «Используй свою силу, Кайло…Всем людям свойственно тщеславие, даже невыразимо прекрасным и загадочным архитекторам. Как ты не говорил «невыразимо прекрасный»? Ну, значит, это я развил твою мысль…Не придирайся к ерунде, мой несомненно поглупевший под влиянием дофамина внук, а лучше вспомни, что у тебя получается достаточно неплохо…Нет, не доводить родителей до коктейля из валиума и ксанакса, а писать. Мне нравятся твои портреты, потому что они говорят о людском роде что-то правдивое. Не о конкретном человеке, но и о нём тоже. Он это увидит…твой Хакс, а дальше — будем посмотреть…»       Итак, Рену сегодня необходимо: а)выглядеть достаточно пристойно («Если твой избранник придерживается классического стиля, не стоит злоупотреблять отверстиями в одежде, хотя бы в этот раз») б)тщательно отрепетировать ход разговора («Если ты начнёшь мямлить, заикаться или блеять, то он решит, что у тебя — мм..умственный дефект, и будет встречаться с тобой из жалости.») И в)наконец достойно провести всю операцию («Учти, запорешь всё сейчас — потом мне придётся самому выходить в поле. А это с проклятой астмой будет непросто.») Окинув взглядом тщательно подготовленную к визиту гостя студию (она же — библиотека, она же — спальня, и она же — его единственная комната), Кайло делает шаг за порог, повторяя для храбрости:«Со щитом, или на щите…С Хаксом, или…с Хаксом!»       После недолгих размышлений в качестве декорации к грядущему разговору был выбран «Звёздный разрушитель». В конце концов горячий напиток никак не ухудшит ситуацию («Ага, если он не плеснёт кипятком тебе на штаны. Шучу, не на штаны, а в лицо. Да ладно, забавно же? Не будешь вести себя как придурок — обойдешься без обширных ожогов.»)       Едва отсидев бесполезные сегодня пары, Рен занимает стратегически беспроигрышную позицию («Всегда держи вход в поле зрения и прикрывай спину. Спиной к стене сядешь, сталкер-недоучка!») в кафе, берёт два самых чёрных (адски горячих, чернее чёрной черноты бесконечности, спасибо) кофе и старается смотреть на часы максимум раз в тридцать секунд. Лекция Сноука должна закончиться в два сорок, и Кайло надеется, что никакие непредвиденные обстоятельства не помешают Хаксу прийти за своей постоянной порцией чая («Господи, он что — пьёт чай? Добровольно, и в месте, где подают эспрессо? Это самый настораживающий факт о твоём архитекторе!»).       И ничего непредвиденного не происходит: ровно в два сорок семь объект («Да, мне привычнее называть его объектом! Кстати, ты знаешь, почему серийные убийцы предпочитают называть своих жертв «оно»? Ну мог бы и притвориться, что не в курсе!») входит в «Разрушитель» и, привычно повторяя заказ, выбирает столик недалеко от подобравшегося Рена. Пора действовать, и, выждав, пока Хакс сделает первый глоток («Полагаю, чай успокаивает…Но как можно променять божественные зёрна на эти листья!»), Кайло подходит к нему, решительно заправляя волосы за уши: — Можно присесть? («Вежливость никогда не будет лишней. В начале знакомства.») Хакс медленно ставит чашку на блюдце, промакивает губы салфеткой и только после этого поднимает глаза: — За остальными столами сидят невидимые мне посетители? — Хоть ты и только что недвусмысленно намекнул на то, что я галлюцинирую, — не теряя уверенности, отвечает Рен, — я бы хотел с тобой поговорить. Меня зовут Кайло Рен, и я пишу портреты. Ну, формально я только учусь, но люди считают (он решительно объединил под словом «люди» своего дедушку, пару однокурсников и соседку миссис Абрамс), что у меня уже выходит просто фантастически. — И ты подошёл к первому попавшемуся незнакомцу в кафе, чтобы…прорекламировать свои картины? — Усмехается его собеседник. — Нет! — Художник плюёт на вежливость и садится напротив, — Я хочу написать твой портрет! И тут же, пугаясь нездорового фанатизма в собственном голосе, уже спокойнее продолжает: — То есть, буду очень рад, если ты согласишься мне попозировать. Это не займет много времени — пару часов, сегодня и завтра, и я живу недалеко…Мы можем пой... — Подожди…Кайло, — прерывает снова воодушевившегося творца Хакс, — мы никуда ещё не можем пойти. Я не могу понять, зачем тебе рисовать меня? Если это какой-то невероятно забавный студенческий спор, то ты можешь сказать…друзьям, что победил. Поговорил с архитектором-психом, или какое там у тебя было задание? — В смысле — задание? — туповато переспрашивает Кайло и с новым жаром говорит: — Ты — потрясающий! Я имею в виду — твои волосы, они…Их цвет сводит меня с ума! Пожалуйста, ты же тоже учишься, верно? Я могу заплатить тебе за позирование, правда не много, но… — Волосы, значит? — С неопределенной интонацией повторяет «потрясающий». И неожиданно встаёт из-за стола, одновременно выкладывая рядом с чашкой купюру. Кайло подскакивает следом и растерянно смотрит, как его мечта уходит в закат. Но терзания прерывает спокойное: — Итак, мы идём? — Ку-куда? — Как куда, портрет писать. Или тебе нужно время, чтобы настроиться? — Хакс насмешливо поднимает бровь, а Рен, заталкивая поглубже щенячий восторг, поспешно отвечает: — Идём, конечно идём. Я… — Кстати, меня зовут Хакс, если ты не в курсе. Только у меня есть условие — ты отдашь мне то, что напишешь. Ясно? — Уже серьёзно перебивает его модель. — Отдам без вопросов, отдам, — соглашается Кайло, про себя думая: «Сдался мне портрет, если оригинал будет у меня?»       В квартире Рен деловито усаживает Хакса на табурет в центре комнаты, долго вертит его из стороны в сторону, ловя свет, и наконец замирает перед мольбертом. Его натурщик сидит, абсолютно не шевелясь, будто и не моргая. Это немного пугает художника, и он, помявшись, предлагает: — Сегодня я только сделаю набросок углём, общий план там, разбивку. Тебе не обязательно…быть статуей. Можешь разговаривать и…дышать. Я могу нести чушь всё время, пока работаю, и поэтому тебе стоит, не знаю, задавать мне вопросы? Кайло не смотрит на Хаксово лицо после этой неуклюжей попытки завести светскую беседу и прячется за холстом, когда слышит не совсем вопрос в свой адрес: — Кайло Рен — это ведь псевдоним, не так ли? Не имя. — Вообще-то — самое настоящее имя. Я взял его, когда окончательно…ушёл из дома. Звучит по-подростковому трагично, но, наверное, так и было. — Почему ты убежал? Мамочка выбросила твою любимую фигурку человека-паука? — Поднимает бровь Хакс. — У меня не было никакой фигурки паука! — Возмущенно выглядывает Кайло из-за мольберта, — Она выгнала меня из-за рождественской истории! — Крайне любопытно, что это была за история. Поведаешь мне? Рен улыбается и отвечает: — Она довольно короткая. Мы с родителями сидели за рождественским столом, и было довольно уныло. Чтобы разрядить обстановку, я рассказал, как в конце декабря 1981 года Дэвид Баллок зашел в гости к своему приятелю Герберту Моралесу. Тот был чрезвычайно горд своей рождественской елкой, на украшение которой убил уйму сил. Когда появился Баллок, Моралес решил заменить кое-какие украшения. Позднее Баллок объяснял полицейским: «Он начал возиться с рождественской елкой, рассказывая мне, какая она замечательная. И не обращал внимания на меня. Вот я и застрелил его». — Неужели твои родители не оценили этой иронии? — Нет…Отец залепил мне пощёчину, а мать сказала убираться с глаз долой, — доверительно сообщает Рен. И чувствует, как где-то внутри у него распускается что-то хрупко-прекрасное, когда Хакс отвечает на это: — Не знаю…Мне понравилась твоя рождественская история, Кайло.