Маленький принц

      Одним теплым вечером они сидели на крыше, свесив вниз ноги и любуясь уходящим за горизонт солнцем. По субботам, когда большинство врачей уходили домой пораньше, Нура и Вильям потихоньку забирались на крышу больницы и там проводили целые вечера, болтая часами на пролет. Есть такие люди особенные, с которыми можно поговорить и о серьезных вещах, и о сущих мелочах — таковы были мои оба герои, так что они каждый раз уходили со своего «тайного места» с таким теплым и согревающим чувством, которое еще долго сохранялось в их душе. Нура, допив свое какао, взяла в руки маленькую книгу в белом переплете и продолжила чтение слух:       — Жил да был Маленький принц. Он жил на планете, которая была чуть больше его самого, и ему очень не хватало друга, — внезапно она прервалась и, немного подумав, сказала, — мне кажется, тебе тоже нужен друг.       Вильям посмотрел на нее так, будто бы она попала в его Ахиллесову пяту.       — У тебя нет того, кто бы любил тебя. Оттого ты и стал наркоманом. Ведь все проблемы от недостатка любви. Как писал Лев Николаевич Толстой, мы спим, пока не любим.       Вильям хотел тут же подорваться, прыгнуть с этой крыши или провалиться сквозь землю. Ему нравилось думать, что никто не знает его в полной мере, что он — загадка для окружающих. Тогда какого черта, спрашивал он себя, эта девочка читает его как открытую книгу, подобно той, что лежала у нее на коленях.       Когда мимолетная злость на самого себя прошла, внутри осталось только пустота. Пустота — вот, что чувствовал этот парень уже много лет. А к ней еще прилагались одиночество, эгоизм и гордость. Вильяма никто никогда не любил, оттого он сам не умеет любить, оттого он и несчастен.       В следующее мгновение, когда маленькая слеза скатилась по его щеке, он стал ненавидеть себя еще больше за свою слабость. Ему казалось, что Нура сейчас же начнется смеяться над ним, высмеивать его слезы и то, что он такой гадкий и подлый.       Но девушка лишь посмотрела на него так, будто испытывала все то же самое, что и он. Она взяла его руку и сказала:       — Ничего, это нормально. Я тоже чувствую это, чувствую себя разбитой и опустошенной. Это нормально. Это нормально, — повторяла она, желая скорее уверить в этом не своего друга, а себя.       — Люди не меняются, — сухо ответил Вильям. Его слова были пропитаны страхом того, что вот так, в полном одиночестве и смятении, ему придется прожить всю жизни.       — Я тебя не оставлю, слышишь? Никогда. Людям нужны люди — оттого мы сейчас и проводим время вместе, потому ни у тебя, ни у меня больше никого нет. Нас свела судьба, чтобы научить любить, — и Нура, налив в кружку какао и укрывшись пледом, продолжила читать, — сердце мое невольно сжимается, когда я вспоминаю своего маленького друга, и нелегко мне о нем говорить. Вот уже шесть лет, как мой друг вместе с барашком меня покинул. И я пытаюсь рассказать о нем для того, чтобы не забыть…       Внезапно Вильям перебил:       — Никогда? — переспросил Вильям, боясь отрицательного ответа.       В ответ Нура лишь осторожно приблизилась к лицу парня и, прошептав «никогда», нежно поцеловала его в губы.       И если бы тысяча звезд на небе могли испытать то же удовольствие и радость, какое испытывали эти оба, они бы уже взорвались, и на землю обрушился красивейший звездопад чувств. Вот там полетела звездочка доверия, а вон там — влюбленности, а севернее — звездочка счастья.       Каким бы волшебным не был этот поцелуй, он, по сути, был просто необходимой формальностью. Да, поцелуи прекрасны, но когда ты открываешь человеку свою душу, они вовсе не нужны — вы и так близки настолько, насколько это возможно. И это самое прекрасное чувство — знать, что ты влюблен в душу, а не во внешность, что тебе важен внутренний мир человека, а не его милое личико, что твои духовные потребности стоят выше физиологических. Именно тогда ты понимаешь, что этот человек — твой.