Маленький принц

      Внезапно в коридоре послышался спасительный грохот — Вильям, уставший, с двумя огромными пакетами продуктов пришел домой. Пока он разувался и распаковывал покупки, Нура и мать Вильяма с недоумением смотрели друг на друга.       — Любимая, — послышалось с кухни, — я забыл купить тебе фруктов, — говорил Вильям, как настоящий семьянин.       — У вас гости, дорогие мои дети, — раздался на весь дом прокуренный грубый голос.       Вильям аккуратно зашел в гостиную, надеясь на то, что он все-таки ошибся и это было вовсе не голос его матери, которая за последние несколько лет объявлялась всего три-четыре раза.       — Что ты здесь делаешь? — холодно спросил Магнуссон.       — Разве так встречают родную мать? — начала причитать женщина, — милочка, не пройдешься до магазина, за этими… как их… ах да, фруктами , — съязвила она.       — Никуда она не пойдет.       — Ну, у меня, сынок, было два варианта: либо она служанка, либо твоя очередная подстилка. Раз за покупками она не ходит — значит первый вариант отпадает, — не останавливалась язвить мать Вильяма.       — Да нет, все в порядке, — растерянно согласилась Нура, — вам надо поговорить, — и, собравшись, она вышла на улицу.       Налив себе бокал вина, женщина величаво расположилась на диване, положив свои уставшие жилистые ноги на стол и снова закурив тонкую сигарету.       — А ты неплохо устроился, только баба у тебя какая-то слишком худая.       — Не называй ее так.       Мать Вильяма рассмеялась:       — Дорогой мой, ты еще ничего не понимаешь в этой жизни. Влюбленность приходит, влюбленность уходит. А родители — они твои родители, им отказывать нельзя, — сразу перешла к делу эта настойчивая женщина, — хочешь узнать, зачем я приехала? — Она встала, опустошив бокал, подошла к сыну и положила на его плечи свои морщинистые руки, как будто это прикосновение могло разрушить ту стену между ними, которая выстраивалась около десяти лет, — поехали со мной, в Лондон. Там твой отец, там твой брат, там вся твоя семья. Представь, как мы закатываем шумные вечеринки на яхте Мангуссон, как вы с братом окружены самими крутыми девушками Лондона, как у тебя есть все, что ты пожелаешь, — и, чтобы окончательно убедить в правильности своего предложения, она добавила, — ты здесь один, поэтому пьешь, куришь, употребляешь наркотики и трахаешься с кем попало, — уже грубым тоном прибавила женщина, что, конечно, было лишним.       — А ты не думала, что я одинок от того, что моя родная мать, бросив моего отца, когда мне было десять, укатила черт знает куда с каким-то мажором, который был младше тебя на десять лет. Что? Отец уже надоел, и ты решила вспомнить молодость, попробовав кого-нибудь помоложе? А ты знаешь, что было после того, как ты нас бросила? Он запил и каждый день избивал меня, потом моего брата, затем снова меня, и так на протяжении года, пока тебе не надоело кутить с молоденькими парнями на островах. И потом ты, вернувшись, забрала у меня отца, который, хоть и избивал меня, но был мне одним из самых близких людей, ты увезла моего брата. Ты забрала у меня все, ты даже не смогла мне дать обыкновенной материнской любви. Может быть, я от того трахаюсь с кем попало, пью и употребляю наркотики лишь потому что, ну как сказать помягче-то… Ах, да! Яблоко от яблони не далеко падает, — и в конце своей пронзительной речи, которую он всю жизнь мечтал высказать своим родителям, он ехидно улыбнулся и добавил, — ты мне вовсе не мать, и я с тобой никуда не поеду, — спокойно закончил парень, хотя его всего трясло.       Так как эта женщина привыкла носить холодную маску на своем лице, то ни один ее мускул не дрогнул, пока она выслушивала своего сына. Ее не тронуло это еще потому, что она сама знала, что ни любить, ни сострадать, ни быть любимой она не умела.       — А теперь пошла вон, мама, — налив себе коньяка, ругнулся Вильям, с особым сарказмом выделяя слово «мама».       Вечером, как и всегда, Вильям и Нура, обнявшись, спали вместе. И ничего, казалось, не могло разрушить этот прекрасный союз. Ведь мы все сильны, пока любим и пока любимы.